ИДИЛЛИЯ III. Мечтатель Миртил
Автор: Панаев Владимир Иванович
ИДИЛЛИЯ III.
Мечтатель Миртил.
Полдневные лучи с высот небес лилися;
Зефир не шевелил листов;
Овечки берегом Ладона улеглися;
И уклонившийся в прохладну сень дерёв
Миртил, в тот самый день с Филлидой обрученный,
Счастливейший из пастухов,
Пел, в сладкие мечты и думы погруженный:
„Ах! верить ли тому, что сбудется со мной?
Уже ли в самом деле
Чрез две иль три недели,
Я мужем назовусь Филлиде дорогой?….
О, проходи же время срока!
Повей, блесни скорее от востока
То утро радостного дня,
Когда пред олтарем Гимена
С Филлидой преклонив колена,
И тайные мольбы сердец соединя,
Мы повторим обет священный,
Который утвердит союз на веки наш! —
С каким восторгом я, жрецом благословленный,
Из храма поведу ее к себе в шалаш!
С какими чувствами, вступив под кров смиренный,
И милую обняв, скажу ей: я убог,
Вот все мое: шалаш укромный и полстада;
Но если наградил меня тобою Бог —
То я уже богат, мне ничего не надо!
Но если ты со мной,
То эта хижина мне будет рай земной!
Скажу, и слезы умиленья
Блеснут y милой на глазах;
Я сам на грудь ее паду тогда в слезах. —
Сей первый день соединенья,
Пройдет о будущем в мечтах.
А завтра, раннею проснувшися порою,
Лишь чушь забрежжет свет над ближнею горою
Собрав овец своих, взяв шляпы, посошки,
Пойдем на паству мы. Там, на долинах злачных,
Толпой сберутся к нам пастушки, пастушки;
С улыбкой встретят нас, супругов новобрачных;
И утро в дружеской беседе, ласках их,
В трудах, столь легких для двоих,
Невидимо идет, минутой пролетает.
Вот полдень наступает;
Зной солнечный велит убежища искать,
И мы спешим в лесок, под тению древесной
Укрыться от него, в прохладе отдыхать.
Журчанье ручейка, из под скалы навесной
Текущего лениво меж цветов,
Шептание листов,
И тихия моей свирели
Трели —
Все, все невольно призовет
Пастушку к сладкому покою:
Она разнежится, склонится головою
В колена мне, заснет…
Что ж буду делать я? — Я буду наслаждаться
Ее спокойствием, я буду любоваться
Филлидиной красой:
Лилейной груди белизной,
И черными, с плеча упавшими кудрями,
И алыми устами,
И свежим, розовым румянцем полных щёк,
Который каждый мотылёк
Сочтет наверно за цветок.
Но я и мотылька к Филлиде приревную!
И, чтоб ему не дать
Ее поцеловать,
Сам милую мою скорее поцелую. —
Но вот уж солнце за горой;
Уж вечер наступает
И тени длинные по лугу расстилает;
Все с пастбищ и полей домой;
«Пора и нам идти; и мы, рука с рукою,
Гоня перед собою
Резвящихся овец,
За ними же домой приходим наконец.
Теперь, когда уж солнце сядет,
И месяц молодой из облаков проглянет,
Как соберутся все в кружок
Среди селенья на лужок,
Мы будем петь, плясать, мешаться в хороводы,
Или — кто нас лишил свободы? —
Пойдем вдвоем, она да я,
К реке, за шалаши, послушать соловья;
Смотреть, как тусклые в тиши струятся воды,
Как станет потухать вечерняя заря. —
В таком-то счастии, годов не примечая,
Не только этот день, вся наша жизнь пройдет!
Ах! если к этому Зевес нам ниспошлет
Еще детей, то, даже увядая,
При старости самой,
Не позавидуем чете мы молодой:
Все с юными останемся сердцами!» —
Так пел он и не знал, что тут же, за кустами,
В двух от него шагах,
Филлида, с сладкими слезами на глазах,
Расстроганна стояла,
И жребий свой в душе благословляла.