ИДИЛЛИЯ III. Мечтатель Миртил

Автор: Панаев Владимир Иванович

ИДИЛЛИЯ III.

Мечтатель  Миртил.

 

 

Полдневные лучи с высот небес лилися;

Зефир не шевелил листов;

Овечки берегом Ладона улеглися;

И уклонившийся в прохладну сень дерёв

Миртил, в тот самый день с Филлидой обрученный,

Счастливейший из пастухов,

Пел, в сладкие мечты и думы погруженный:

„Ах! верить ли тому, что сбудется со мной?

Уже ли в самом деле

Чрез две иль три недели,

Я мужем назовусь Филлиде дорогой?….

О, проходи же время срока!

Повей, блесни скорее от востока

То утро радостного дня,

Когда пред олтарем Гимена

С Филлидой преклонив колена,

И тайные мольбы сердец соединя,

Мы повторим обет священный,

Который утвердит союз на веки наш! —

С каким восторгом я, жрецом благословленный,

Из храма поведу ее к себе в шалаш!

С какими чувствами, вступив под кров смиренный,

И милую обняв, скажу ей: я убог,

Вот все мое: шалаш укромный и полстада;

Но если наградил меня тобою Бог —

То я уже богат, мне ничего не надо!

Но если ты со мной,

То эта хижина мне будет рай земной!

Скажу, и слезы умиленья

Блеснут y милой на глазах;

Я сам на грудь ее паду тогда в слезах. —

Сей первый день соединенья,

Пройдет о будущем в мечтах.

А завтра, раннею проснувшися порою,

Лишь чушь забрежжет свет над ближнею горою

Собрав овец своих, взяв шляпы, посошки,

Пойдем на паству мы. Там, на долинах злачных,

Толпой сберутся к нам пастушки, пастушки;

С улыбкой встретят нас, супругов новобрачных;

И утро в дружеской беседе, ласках их,

В трудах, столь легких для двоих,

Невидимо идет, минутой пролетает.

Вот полдень наступает;

Зной солнечный велит убежища искать,

И мы спешим в лесок, под тению древесной

Укрыться от него, в прохладе отдыхать.

Журчанье ручейка, из под скалы навесной

Текущего лениво меж цветов,

Шептание листов,

И тихия моей свирели

Трели —

Все, все невольно призовет

Пастушку к сладкому покою:

Она разнежится, склонится головою

В колена мне, заснет…

Что ж буду делать я? — Я буду наслаждаться

Ее спокойствием, я буду любоваться

Филлидиной красой:

Лилейной груди белизной,

И черными, с плеча упавшими кудрями,

И алыми устами,

И свежим, розовым румянцем полных щёк,

Который каждый мотылёк

Сочтет наверно за цветок.

Но я и мотылька к Филлиде приревную!

И, чтоб ему не дать

Ее поцеловать,

Сам милую мою скорее поцелую. —

Но вот уж солнце за горой;

Уж вечер наступает

И тени длинные по лугу расстилает;

Все с пастбищ и полей домой;

«Пора и нам идти; и мы, рука с рукою,

Гоня перед собою

Резвящихся овец,

За ними же домой приходим наконец.

Теперь, когда уж солнце сядет,

И месяц молодой из облаков проглянет,

Как соберутся все в кружок

Среди селенья на лужок,

Мы будем петь, плясать, мешаться в хороводы,

Или — кто нас лишил свободы? —

Пойдем вдвоем, она да я,

К реке, за шалаши, послушать соловья;

Смотреть, как тусклые в тиши струятся воды,

Как станет потухать вечерняя заря. —

В таком-то счастии, годов не примечая,

Не только этот день, вся наша жизнь пройдет!

Ах! если к этому Зевес нам ниспошлет

Еще детей, то, даже увядая,

При старости самой,

Не позавидуем чете мы молодой:

Все с юными останемся сердцами!» —

Так пел он и не знал, что тут же, за кустами,

В двух от него шагах,

Филлида, с сладкими слезами на глазах,

Расстроганна стояла,

И жребий свой в душе благословляла.