ИДИЛЛИЯ XXIII. Сыновняя любовь

Автор: Панаев Владимир Иванович

ИДИЛЛИЯ XXIII.

Сыновняя любовь.

 

 

Наскучив водной глубиной

И рыб беседой молчаливой,

Наяда юная полдневною порой

От сонной матери укралась торопливо,

И вышла из реки. О прелесть! по плечам

Белолилейным, полным,

По девственным грудям

Струилися густых власов златые волны;

Уста, достойные лобзания богов;

Ланиты розами алели;

Глаза, как небо голубели:

Стан гибкой…. где найду я слов

К приличному всего изображенью?

Так у Цитерских берегов,

Олимпа звездного и смертных к удивленью,

Из пены некогда морской

Явилась Зевса дщерь. — Весенне время года,

День ясный, тихая погода,

Всему давали вид иной,

Великолепнейший. Наяда засмотрелась:

Здесь зелен, там цветы ее пленяли взор;

Сюда, в лесок, манил согласный птичек хор;

Там живописная цепь холмиков виднелась —

И любопытная уж далеко от вод.

Куда ты, милое, невинное творенье,

Краса красот?

Помедли хоть одно мгновенье

Дай наглядеться — на себя!

Ах! в чаще этого кустарника густова,

Где скрыться ты из глаз готова,

Сатир влюбленный ждет тебя!

Он видел раз, как ты в струях реки плескалась,

И страсть в мохнату грудь закралась,

Но тщетно здесь его свирелью изливалась

Ты не хотела понимать;

Могла ли ж, презренна, теперь она дремать?

Постой, беспечная! коварный притаился;

Он ждет тебя…. Увы! Наяда уж в кустах,

И мигом перед ней, о страх!

Рогатый очутился.

Как лань, гонима стаей псов,

Летит, не примечая

Ни рытвин, ни бугров,

Так Нимфа, до земли почти не досягая,

Окрестноcть воплем наполняя,

Пустилась к берегу. Сатир за нею вслед;

Уже он догонял, уже ее касался,

И от преступного восторга задыхался;

Спасения, казалось, нет;

Как вдруг, откуда тут ни взялся,

Пастух на помощь к ней:

В лес бросился Сатир, в струях сокрылась дева;

Но где укроется родительского гнева? —

Печально юный Мелибей

(Так избавитель назывался)

Вблизи тех мест скипался,

(Искал целебных прав для хворого отца,

По наставлению жреца. —

Еще взор юноши, за Нимфой устремленный,

Мнил образ зреть ее, волнами поглощенный,

Как некий дивный глас раздался в глубине:

„Спаситель дочери преслушной,

„Пастух великодушной!

„Скажи, вещал он, мне,

„Что требуешь в награду?

„Умножить ли твоих овец?

„Обильное ли дать плодотворенье саду?

„Вручишь ли хитрый тот резец,

„Которым лишь Тирсис и Демофонт владели?

„Вдохнуть ли дар играть, как Дафнис, на свирели,

„Иль все сие иметь желаешь вдруг?

„Не медли, отвещай!“ — О божество благое!

Воскликнул, с трепетом повергшийся Пастух,

Чем заслужил даяние такое?

Я сделал то, что сделал бы другой;

Но если ты ко мне столь милостиво ныне,

То пусть родитель добрый мой

Возстанет от одра: он страждет, при кончине!

Спаси его, молю! — „Да будет!“ — Голос рек;

И старец изнуренный, хилый,

Стоявший на краю могилы,

Вновь ощутил в себе здоровье, прежни силы —

Еще его продлился век.