ИДИЛЛИЯ XXIV. Ревность

ИДИЛЛИЯ XXIV.

Ревность.

 

 

День летний вечером прекраснейшим сменялся,

Вдруг неожиданно оп севера промчался

Суровый ветр по деревам,

По тихим, зеркальным водам;

Пруд посинел и всколыхался;

Взвилась дорогой пыль столбом;

Блеснула молния, и отдаленный гром

В глухих по небесам отзывах прокатился.

 

Пастушки, пастухи, встревоженны грозой,

Бежали по полю со всех сторон домой;

Один Филет не шевелился,

Печально опершись на обгорелый пень. —

Увы! он в этот самый день,

Любовник слишком страстный,

Всю муку ревности на опыте узнал. —

Ах! кто любил и не страдал?

„Пускай они бегут — так говорил несчастный

Хочу остаться здесь. Сей грозный неба вид,

С жестокой бурею души моей согласный,

Меня теперь не устрашит.

Мне весело смотреть на ужасы природы,

На этот яркий молний блеск,

На хлещущие в берег воды,

Внимать их шум и грома треск!“….

 

„Вот до чего меня ты, Сильвия, доводишь!

Неблагодарная! скажи, что сделал я?

Кого из пастухов находишь,

Кто б так умел любить тебя?

Предупреждaть твои, угадывать желанья,

Малейшей ласкою твоею дорожить,

И не хотеть за все иного воздаянья,

Как разве поцелуй украдкой получить?

Меж тем, когда другой….. Ах, что и говорить!

Ты это видишь, знаешь,

И будто как на смех,

На зло любви моей, с приятностью от всех

Услуги разные, подарки принимаешь!

С Дамоном пляшешь до утра,

С Тимeтасом поешь, с Аристасом играешь!

А помешай тебе, напомни, что пора

Идти домой из хоровода —

Другая, новая невзгода!

Ты тотчас — слова нет — плясать перестаешь,

Но уходя, с таким упреком

Своими черными глазами поведешь,

Что даже в самом сне глубоком

Они, мечтаясь мне, смущают мой покой! —

Пусть этому мученью злому,

Как уверяешь ты, я более виной,

Ревнуя по пустому —

Чем оправдаешься, когда сего дня сам,

Случайно подходя к ореховым кустам,

Нашел тебя…. почти в объятиях другова,

«Прекрасного и молодова,

Но незнакомого мне вовсе пастуха?

Ты на плечо к нему склонялась головою,

В твоей руке была его рука!

Сокрытый листьев густотою,

Я пристально смотрел на вас, и трепетал;

Хотел изобличить внезапным появленьем,

Но пощадил тебя, смирил души движенье,

И, как безумной, вглубь дубравы побежал.

Чем оправдаешься?…. Ах! что мне в оправданьи!

Я больше сделаю: я скрою твой позор,

Измену лютую перенесу в молчаньи;

Но знай, что с этих пор

Мне все в тебе противно стало!

С тобою опостылел свет

И сердце для любви увяло!

Тоска, как змей, его сосет;

Она везде за мной пойдет,

В дремучие леса, в бесплодные пустыни,

Где — новой Тиман нелюдим (3) —

Я буду жизнь влачишь отныне!

Так, удалимся, убежим! —

Но прежде, нежели изменницей гонимый,

Навек покину край родимый,

Хочу (и завтра же, покуда спит она)

Украсть с ее окна

Подарок мой, узорчатую кружку,

Разбить ее на мелкие куски,

И с корнем выдергать цветки,

Которые, когда еще любил Пастушку,

Я сам развел в ее саду:

Пускай, когда отсель уйду,

Когда меня не станет,

Ей обо мне ничто не напомянет!“ —

 

Едва заря другого дня

Струей пурпуровой небесного огня

По омраченному востоку пробежала,

И отразилася по горным высотам,

Филет уж был в саду. Но что увидел там?

Увидел Сильвию, которая стояла,

Склонивши взор к его цветам;

Услышал, как она сказала:

„О боги! целого ни одного почти!

„Все бурею вчерашней поломало!

„Так, им уж больше не цвести,

„Не утешать меня!… Я по часам бывало

„Смотрю, любуюся на них,

„И думаю всегда об этом:

„Они посажены для Сильвии Филетом,

„А он… он милый мой, и, может быть, жених!

„Теперь-зачем приду в свой садик опустелый?“ —

Филет не верил сам себе,

Стоял в кустах окаменелый,

Дивился Сильвии и собственной судьбе. —

„Ах! повтори еще, что ты сей час сказала!

Вскричал он наконец-дай мне услышать вновь,

Что дорога тебе Филетова любовь,

Что ты ему не изменяла!“

 

Сильвия.

Ах! это ты, Филет? как бледен и смущен!…

Какой вопрос!… Еще ли мне не веришь?

 

Филет.

О! если ты не лицемеришь,

То я…. иль видел сон, иль был обворожен!

Скажи, с кем ты сидела

Вчера в ореховых кустах?

Но ты, мне кажется, краснеешь, обомлела?

 

Сильвия.

» Ах, успокойся, не сердись!

Пастух, которого вчера со мною видел,

Был старший братец мой, Тирсис.

Филет! ты Сильвию обидел!

 

Филит.

Тирсис? но десять уже лет,

Как о Тирсисе слуха нет?

 

Сильвия.

Да; он похищен был разбойниками злыми,

И вскоре варварам каким-то продан ими;

В неволе тяжкой жил; там вырос, возмужал,

Ждал случая уйти, нашел — и убежал

Пойдем, пойдем к нему! теперь он верно встал.

 

Филет.

Возможно ли!…. как глуп я с ревностью моею!

Стыжусь, и на тебя взглянуть почти не смею.

Прости меня, прости!

 

Сильвия.

Прощаю от души!

Я с живостью моей не меньше виновата.

Но посмотри: уже дымятся шалаши;

Пойдем; узнаешь ли ты брата?

Тут обнялись они,

Сто раз поцеловались:

Когда ж желания сердец их увенчались —

Чета примерная — вели такие дни,

Что их согласием другие любовались,