К Полине

К ПОЛИНЕ.

Элегия.

(Писано в Таганроге в 1811 году.)

 

 

Ты хочешь знать, мой друг! как дни мои текут?

Благодарю тебя, что ты в стране далёкой

Берешь участие в моей судьбе жестокой;

А в ней участие немногие берут. —

Я чужд всех радостей, всех удовольствий света,

И здешним жителям  таинственным кажусь

За то, что в шумном их собраньи не кружусь.

Чего мне в нем искать без милого предмета?

Любовь, в тоске своей,

Бежит  сообщества людей:

Она свидетелей не любит

И меланхолией питает  лишь себя. —

Мой друг! ничто во мне чувств  сладких не пробудит,

Когда я отдален злым роком от тебя.

Бродить, уединясь, как тусклый призрак ночи,

В палящий летний зной яд воздуха глотать,

Пустынной дикостью печалить томны очи

И мрачны горести безмолвию вверять:

Вот, по трудах  моих, отдохновенье

И для тоскующей души успокоенье!….

 

Но слышен  шум морской

И ропот волн, вздымаемых горой

И ветров пагубных уныло завыванье

В ущельях берегов.

Какой ужасный вопль и жалкое стенанье

С валами ярыми борющихся пловцов!

Не грозная ль миров приближилась кончина!

В огнях весь горний свод, за громом гром гремит,

Трясет  твердынями разгневанна пучина

И вихрь клубящийся все рушит  и дробит. —

Умолкло все— и солнце красно

Глядится в тихий океан;

Лишь на душе моей ненастно,

Непроницаемый туман!

По зыби зеркальной пловцы не зрят  преграды;

На рдяных лицах их веселие блестит:

Одна любовь моя не чувствует  отрады,

И на скале со мной, задумавшись, грустит.

Нет друга, кто б  делил тоску мою со мною!

Я тщетною не льщу надеждою себя:

Кто весел и счастлив, тому не до меня.

Любимец счастия, незнаемый тоскою,

Без горькой примеси блаженство жизни пьет:

Он с другом искренним, к нему любовью страстным,

Встречает радостно златаго Феба свет,

И восхищается его закатом  ясным;

Потом, как за горой уже задремлет день,

Любовь и ночь ему готовят  мирну сень.

Блажен, кто наделен подругой дорогою:

Он мир свой и свой рай имеет под рукою. —

Любовь—могущий чародей!

Она природу всю преображает;

Она чудесной силою своей

Повсюду красоты и прелесть рассыпает,

И я в счастливы дни ее волшебства зрел!

И для меня природа, улыбалась!

Теперь волшебница любовь с тобой осталась,

И я душой осиротел!

Ах! Если б ты, мой друг! сюда переселилась

И Гением моим была:

Природа б мертвая тобою оживилась

И снова б жизнь моя цвела!

Но нет, прелестная! живи в стране прелестной;

Не для тебя сия туманная страна:

Где обитаешь ты, там  чище свод небесной,

Светлее солнца луч и радостней луна.

Ты выглянешь в окно — и тихими струями

Излучис та река сребрится пред тобой;

Ты выдешь — у тебя  под легкими стопами

Ковер, разосланный природою самой.

Там веют ветерки прохладны

И льется из цветов душистый аромат;

В кругу родных стрелой несутся дни отрадны;

Печали гибельны спокойства не мутят.

Счастлив, кто воздухом родным себя питает,

Для радостей встает, для неги засыпает!

Давно ли и мои в весельи дни текли?

Я в полноте души восторгам предавался:

Давно ль я лестною надеждою питался

Вкушать с тобою рай небесной на земли?—

Кого ты не пленишь наружностью, душою?

И сами Грации любуются тобою;

В тебе одной их образ съединен;

Твой ум познанием полезным напоен,

И все мечты твои без горьких ощущений,

В которых  я нашел отраву дней моих;

Твои друзья с тобой, с тобой твой добрый гений —

А я— с одной тоской, без ближних, без родных!

Но если ты по мне взгрустнешь подчас, душою,

Спеши рассеять грусть, на ароматный луг:

Там будет верный друг носиться над тобою

И твой покроить томный дух

В лобзающем Зефира повеваньи.

Услышишь ты его в трелистом  щебетаньи

Попарно здесь и там  порхающих певцов;

Он будет, с листьями шептать свою любовь;

Он будет, милая, тобою любоваться,

Когда в кристальной влаге вод

Ты станешь в жаркий день прохладой освежаться.

Не трудно угадать незримый мой приход

По сладкому души томленью,

Или по страстному сердечному биенью.

Коль бела грудь твоя подымется волной,

Тогда наверное твой дальний друг с тобой.

Когда же утренней, вечернею порою,

Ни в переливах птиц, ни в шепоте листов,

Ни в тихом веяньи прохладных ветерков

Я не беседую с тобою;

Когда безвестная тоска теснит  твой дух

И хлад неведомый по жилам разольется,

В дали туманной отзовется

Последнее: прости! и поразят твой слух

Надгробные стенанья:

Тогда надежд моих прошли очарованья!

Тогда вздохни по мне: меня уж больше нет! —

Но бледна тень моя к тебе не подойдет,

Чтоб не пугать тебя могильным привиденьем.

Бесценный друг мой! ты робка!

Я буду на тебя с душевным восхищеньем

Взирать издалека;

И за пределами могилы

Небесны прелести твои мне будут милы.

Смерть не страшит  меня; но, истомясь тоской,

Быть вживе мертвецом, страшнее всякой муки! —

Ты говоришь: «в любви сердечной нет разлуки;

Кто любит и любим, тот  не один— душой:

Он не разлучен с тем, кто сердцем обладает

И радость и печаль с ним вместе разделяет.»  —

Полина милая! Я слову твоему,

Как истине святой, как Богу самому,

До гроба буду верить:

Ты Ангел— Ангелы не могу т  лицемерить…

А если я в свою чреду

На чуждой стороне паду,

Сраженный горести рукою —

Хоть изредка меня в молитвах  вспоминай,

И отдалённый прах, почтя своей слезою,

Люби меня в другом — другому руку дай.

 

 

Ф. Рындовский.

БЛАГОНАМЕРЕННЫЙ,

Июль 1818. № VII.