Андрей Степанович Бука, или Кто не плясал по женской дудке.

АНДРЕЙ СТЕПАНОВИЧ БУКА
или
КТО НЕ ПЛЯСАЛ ПО ЖЕНСКОЙ ДУДКЕ.

КОМЕДИЯ-ВОДЕВИЛЬ В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ.

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

АНДРЕЙ СТЕПАНОВИЧ БУКА.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ ПЕРСКИЙ, его племянник.

ЗАХАР ЗАХАРОВИЧ ЧИСТЯКОВ, двоюродный брат Буки.

АННА ЛЬВОВНА ЕЛАГИНСКАЯ, молодая, богатая вдова.

ВАРВАРА АНДРЕЕВНА, жена Чистякова.

ПИСАРЕВ, приехавший из города чиновник.

СЛУГА.

Действие происходит на даче Чистякова.

 

 

ДЕЙСТВИЕ I.

СЛУЖБА — ПРЕЖДЕ ВСЕГО.

1.

Г. и г-жа Чистяковы сидят за чаем; Елагинская, изящно одетая, сидит на маленьком модном диване, перед нею столик, заваленный газетами и журналами,которые она небрежно проглядывает.

 

Чистяков (прихлебывая чай). Эх, голубушка, Варвара Андреевна, ты так приноровилась к моему вкусу, что я нигде не могу пить чаю так аппетитно, как дома! Право! (прихлебывая) Просто сласть! — а как еще чмокну тебя в уста сахарные… (целует жену) так еще слаще! Ха, ха, ха! Что, Анна Львовна, согласитесь, что вам завидно смотреть на наши супружеские нежности!

 

Елагинская (вздыхая). Ах, да! Впрочем, вы стоите, Захар Захарыч, чтобы жена любила вас от души. У вас прелюбезный, преочаровательный характер! Вы всегда добры, веселы, снисходительны к людским слабостям, и ничего не жалеете для удовольствий семейной жизни. Вы просто — муж, каких мало.

 

Чистяков. Неужели? Слышишь, Варя?

 

Г-жа Чистякова. Ах, Анна Львовна, пожалуйста, не очень хвалите его, а то он, пожалуй, заберет в голову, что он во сто раз лучше меня и чего доброго…

 

Чистяков. Ха, ха, ха! как-раз испорчусь? Ах ты дряннушка! как ты смеешь обо мне так думать? да я тебя зацелую до полусмерти! (целует се). Липа Львовна, удержите меня! Я ее съем! Как ты могла подумать, чтобы я был лучше тебя? Нет, дружочек, если пошло на откровенность, так я просто муж очень обыкновенный, а в отношении личности, просто дрянь перед тобою. Не так ли, Анна Львовна?

 

Елагинская. Неправда, Захар Захарыч! вы в десять раз всем лучше вашего двоюродного братца, Андрея Степановича, и помоложе его.

 

Чистяков. Ах, да! мы про брата-то и забыли. Что-то там у него засел наш бедный Володя?… Ох, я уверен, что брат, как философ, только разругает вашего бедного жениха, и все наши надежды лопнут, как мыльный пузырь.

 

Елагинская. Я также полагаю, а потому составляю такой решительный план в голове, который, при вашей помощи, верно приведет наше дело к благополучному концу.

 

Чистяков. О, что до нас, мы с женой рады сделать все, чтобы только устроить вашу свадьбу.

 

Г-жа Чистякова. Да, хорошо, если б теперь Володя выманил сюда Андрея Степановича, так мы бы общими силами напали на этого Тартюфа.

 

Чистяков. И все-таки, я думаю, не заставили бы его любить и уважать женский род. Он на этот счет самый упрямый и отчаянный оригинал.

 

В службе только свет он видит,

Здесь — отшельником живет.

Род весь женский ненавидит,

И пренабожно клянет!

Всем вам страшно достается;

При жене — как лист дрожит,

Скорчит рожу, отвернется,

Или лыжи навострит!

Бедной женщине он гроша

Не подаст, хоть век проси,

Между тем, такой святоша,

Что и Боже упаси!

Про соблазн, пороки трубит

Свято чтит посты весь век…

А чины и деньги любит

Уж как грешный человек!

 

Но, вообразите, Анна Львовна, когда ему было 30 и 35 лет, он ведь был прелюбезный малый: любил всех хорошеньких, со многими даже затевал интрижки, разъезжал по балам, волочился…

 

Елагинская. А! этого я прежде не слыхала! Это важное обстоятельство, я приму его к сведению.

 

Чистяков. А когда ж ним расстался, лет семь тому назад, он даже хлопотал жениться. Теперь же, как вошел в лета и в чины, — чорт знает!— решительно изменился, а что всего досаднее, хочет еще на беду и бедного племянника заразить своей философией. Эх, терпеть я не могу этих ханжей, этих криводушных и надутых философов, которые только хитрят, умничают, а пользы молодому поколению не делают никакой.

 

Г-жа Чистякова. Ах, как бы я желала отомстит ему за всех бедных женщин!

 

Елагинская (вставая). А! так он не всегда был таким эгоистом! Хорошо же! посмотрим, с какими вестями придет от него Владимир Петрович…. Ежели наш общий враг не позволит племяннику жениться на мне — конечно! Я, как обиженная, вооружусь смелостью и докажу философу, что наш пол гораздо лучше, нежели об нем думают.

 

Чистяков. Ха, ха, ха! хорошенько его! Я с женой перехожу на вашу сторону! Что, с самом деле, за дьявольщина такая! ему под 50 лет, так, пожалуй, можно убегать от женщин, но за что же губить молодца-племянника? Жаль, право, что Володя всем обязан моему брату и дал покойной матери клятву не выходить из его воли, а то бы мы, просто, плюнули на почтенного Андрея Степановича.

 

Елагинская. Нет, знаете ли что, друзья мои? Я бы теперь даже желала, чтобы Вольдемар получил отказ, если уж он просил согласия на нашу свадьбу.

 

Чистяков. Ну, вот еще новое! что вы!

 

Г-жа Чистякова. Как отказ? мы вас не понимаем!

 

Елагинская (постепенно одушевляясь). Да, да, я хочу одна иметь удовольствие вступиться за честь всех благородных женщин и отомстить страшно лицемерному святоше! О, погодите! у женщины, с хорошеньким лицом, с умом решительным и смелым, найдутся тысячи средств переделать гордого мужчину на свой лад! Конечно, бывши полгода замужем за хворым стариком, я не имела надобности щеголять ни умом, ни кокетством… но теперь, когда я истинно любима, когда я могу осчастливить своею рукой благородного, прекрасного молодого человека, когда полное счастие так близко от нас… и вдруг, что же? Какой-то жалкий, смешной и устаревший уродец смеет вооружаться на нас?… О, это обидно! я так огорчена! так взволнована… что готова теперь истощить весь свой ум, все таланты… и наперед уверена, что буду с вами торжествовать полную победу.

 

Чистяков. Браво! так! так! уж если женская натура заговорила, так наш брат поневоле крылья опустит, как мокрая курица.

Елагинская. А! да вот идет Вольдемар! Ну, что мой друг, какия вести? (идет к нему на встречу).

 

 

II.

ТЕ ЖЕ и ПЕРСКИЙ (на цыпочках и в страхе, одетый по летнему, очень изысканно и пестро).

 

Перский. О, Господи! ровно никаких! Я, как дурак, совсем растерялся!

 

Все. Так у вас о женитьбе и речи не было?

 

Перский. Помилуйте! я его застал за чтением какой-то великолепной премудрости, о грешной суете мирской; потом смотрю, он начал вздыхать, молиться, а меня заставил читать эту премудрость! Я не знал, что делать! читал, читал, и ровно ничего не понял. Потом он преважно подошел ко мне и спросил: «Что? а? разбери же теперь и скажи мне: из чего мы все бьемся в этой грешной юдоли?» — Я вертелся на стуле, хотел было сказать ему многое… что, конечно, дядюшка, если уж кто чувствует себя способным бежать от света и его соблазнов, это хорошо; однако, зачем же вы сами-то добиваетесь быть действительным статским? и проч. и проч.

 

Елагинская. И что же?

 

Перский. Ну, и ровно ничего этого я не смел сказать!

 

Чистяков. Ах, ты несчастный! Эк он тебя запугал!

 

Перский. Да, смейтесь! а он сегодня как-то особенно страшно настроен к душеспасительным идеям. И я, вот теперь только, перед уходом, решился сказать ему: однако, дядюшка, я полагаю, что человек истинно честный, живя, мол, в свете, может быть христианином, помогать ближним, доставлять счастие окружающим, особливо в добром семейном кругу, с прекрасною женою… и указал на вас, Захар Захарыч…

 

Все. Что же он?

 

Перский. Ох! как он вдруг вскочит, да взглянет на меня таким зверем, что я не знал, как унести ноги! Весь побледнел от злости и начал ворчать, бегая по комнате. «А! вот что! понимаю! братец мой хочет развратить твою слабую душу! втянуть в омут! хорошо! узнает он семейный круг! я ему докажу что с ним сделает его прекрасная жена! Ступай, и скажи, что я хочу с ним объясниться наедине, да смотри, чтобы тут не лезла в глаза его домашняя змея».

 

Г-жа Чистякова. Скажите, пожалуйста! да за что же он меня так бессовестно обижает?

 

Чистяков. Полно, мой друг, успокойся… я его за тебя также отделаю по-своему.

 

Елагинская. Нет, друзья мои! уж предоставьте лучше мне начать войну с нашим злодеем! (смотря налево.) Что это? кажется он! Пойдемте в сад, я вам объясню все мои затеи.

 

Перский. О! из любви к вам, я заранее на все готов, только, пожалуйста, избавьте меня от деспотизма дяди! (уходит с Елагинскою).

 

Чистяков. Ступай и ты, дружочек мой, но теперь нарочно, не говоря ничего, посмотри ему прямо в глаза и поцелуй меня при нем, да хорошенько. (Отходит к стороне).

 

Г-жа Чистякова. Хорошо, хорошо. У! лицемер! (остается на месте и, сложа руки, гордо смотрит).

 

 

III.

ТЕ ЖЕ и АНДРЕЙ СТЕПАНОВИЧ БУКА.

 

(Бледная, отчасти карикатурная фигура, в просторном сюртуке, голова под париком, идет, читая какую-то книгу и неожиданно столкнувшись с г-жею Чистяковой, быстро отворачивается с испугом).

 

Бука. О, Господи! (про себя) Тьфу! тьфу! какая противная встреча! тьфу! ничего нет для меня хуже, как неожиданно повернется перед носом чудовище в юбке! бррр! так даже… мороз проймет! тьфу! не знаешь, что делать… (стоит отвернувшись и как будто дрожит). Где же мой счастливый братец? Что это? она, кажется, стоит, греховодница и все смотрит на меня?… чего ей от меня хочется? не думает ли, что я обращу смиренные очи на ее змеиные прелести? О, Господи! Тьфу! тьфу! (громко) Захар Захарыч, где же вы?

 

Чистяков, (подходя весело). Здесь, братец, здесь! А! Варинька, да ты здесь, мое сокровище! Что ты так засмотрелась на моего братца? Ступай-ка в сад, к нам гости приехали… милая Анна Львовна здесь.

 

Г-жа Чистякова. Иду, мой друг, только позволь еще взглянуть на любезнаго Андрея Степановича! Я так редко имею счастие видеть его, что рада от души…(про себя) век бы не видаться! (вслух) До свидания, мой добрый, мои милый друг (целует его громко несколько раз и убегает).

 

Бука, (про себя) О, Господи! какие предательские поцелуи. Тьфу! разврат! омерзение! О, проклятые женщины! (закрывает лицо книгой) и целуют мужей, и надувают в одно время! а мужья-то радехоньки, болваны!

 

Чистяков. Ну, что братец? здоров ли ты?

 

Бука. А что?

 

Чистяков. Да тебя как будто ломает, или трясет лихорадка…

 

Бука (с досадою). Это пройдет… а над тобой, я бы желал, чтобы отныне тряслось всякое горе, всякая злая немочь… всякая…

 

Чистяков (смеясь). Спасибо! спасибо! вот истинно братское желание! Ха, ха, ха! только я не знаю, за какие грехи ты так христиански клянешь меня? растолкуй…

 

Бука. Гм! несчастный! и ты еще можешь спрашивать?

 

Чистяков. Как же я, братец, всегда спрашиваю, когда не понимаю в чем дело.

 

Бука. Знаешь ли с кем ты теперь так сладко целовался?

 

Чистяков. Как с кем? с моею доброю, милою женою.

 

Бука. Тьфу! Ошибаешься, заблудший, легковерный слепец. Это злейший твой враг! твое наказание! это ходячее вероломство в образе женщины! это демон, гремучая змея, крокодил в юбке!

 

Чистяков. Постой! постой! переведи дух, а то тебя кашель схватит. Ха, ха, ха! что тебе сделала моя добрая Варинька?

 

Бука. Гм! еще смеется, несчастный! Гм! перестань смеяться.

 

Чистяков. Ха, ха, ха! Не могу! Ты, душа моя, такие гримасы корчишь, что, кажется, и мертвый лопнет со смеху. Ха, ха, ха!

 

Бука (топнув ногою). Да перестань же! или я так взбешусь, что забуду наше родство и разругаю тебя на чем свет стоит.

 

Чистяков. А христианское-то смирение?

Бука (опомнясь). О, Господи! прости и помилуй слабого грешника! Тьфу! тьфу! Послушай, бедный брат! неужели ты не понял, что сказало, уходя отсюда, это коварное создание?

 

Чистяков. Кто? моя добрая Варинька?

 

Бука (со злостью). Да кто тебе сказал, несчастный, что она добрая? ведь она женщина!!! а всякая женщина создана именно только на зло и пагубу нашу! Да, она добра, только наружно, а внутренно всегда коварна, как злая фурия! От кого мы страдаем, от кого часто происходят все наши несчастия? От чего мы часто бываем вовсе на себя не похожи? забываем всякое благочестие, утопаем в грехах и разврате? а?— Оттого, что вокруг нас вечно эти женщины, жены, эти девицы, все это адское чудовищное племя, которое нас гнетет коварными, опутывает сетями, влечет от глупости к пороку, разоряет, дурачит, не дает опомниться… (приходя в себя). О, Боже милостивый! как только вспомню о женщинах, так дьявольская злость и кипит в каждой жилке! Тьфу! (сквозь зубы) так бы вот взял, да и передушил всех!!

 

Чистяков. Полно, брат, Андрей Степанович, опомнись! Право, ведь ты грешишь больше нашего! Можно ли так страшно осуждать самое лучшее создание в мире? Да и с чего ты забрал в голову, что сами-то мы лучше и беспорочнее женщин? Полно! во-первых, проклинать без разбору весь нежный пол и грешно, и крайне несправедливо. Во-вторых, ты читаешь душеспасительные книги, а вовсе не следуешь христианскому благочестию. Конечно, есть женщины, не стоящие ни любви, ни уважения; но за то, брат, сколько есть таких, что, просто, во всех отношениях, объеденье! Да вот хоть моя милая Варинька…

 

Бука. Погоди! отделает тебя эта милая. Погоди сделает из тебя такого милого, что после не мило будет и на свет глядеть!

 

Чистяков. Ха, ха, ха! Да ты цены ей не знаешь!

Ведь это чудо, не жена!

 

Бука (про себя).

Нет, это аспид! сатана!

 

Чистяков.

Ее нельзя не полюбить…

 

Бука (также).

А я велел бы задушить!

 

Чистяков.

Со мной приветлива, мила…

 

Бука (ему).

Пока другого не нашла!

 

Чистяков.

А как целуется со мной!

 

Бука (особо).

Лобзает, как Иуда злой!

 

Чистяков.

Что за бесценная душа!

 

Бука (также),

А я бы не дал ни гроша!

 

Чистяков.

Мной дорожит, как на заказ…

 

Бука.

Продаст и выкупит как-раз!

 

Чистяков.

Ни в чем со мною не хитрит.

 

Бука.

А на душе-то чорт сидит!

 

Чистяков.

Мила, прелестна, молода…

 

Бука.

Оне подмазаны всегда!

 

Чистяков.

Хозяйство — страх умно ведет.

 

Бука.

И вечно мужа обочтет!

 

Чистяков.

Итоги верны чудо как!

 

Бука.

А муж в итоге — все дурак!

 

Бука. Но, впрочем, ты можешь верить своей жене, жить и делать в жизни всевозможные глупости, как муж, ты имеешь на это привилегию, и мне все равно. Но вот в чем дело: я требую от тебя отныне навсегда, чтобы ни ты, ни жена твоя, не совращали с пути истинного моего Владимира! Слышишь? Я хочу быть один его наставником.

 

Чистяков. Помилуй! да с чего ж ты это взял? Мы его не совращаем, а напротив, желаем навести молодого человека на путь истинный.

 

Бука. Вы? хе, хе, хе! а чем это? какими благими советами?

 

Чистяков. Желаем ему, чтобы он вполне походил на человека, то есть, чтобы не был таким, как его дядя Андрей Степаныч Бука, чтобы он начал жить так, как все порядочные люди. Он хорошо служит, на отличном счету у высшего начальства, и теперь ему надо только полюбить и жениться.

 

Бука (отскакивая). Жениться! о позор! тьфу! да я и тебя, и его, и всех вас со света сживу, если племянник только подумает о женитьбе! а этой, которая, может быть уж ловит его, я то сделаю, что она у меня…

 

Чистяков. Полно! ничего не сделаешь, не сладишь.

 

Бука. Божусь тебе всем, что сделаю ей всякое несчастие, всякое зло! изуродую своими руками!

 

Чистяков. Полно! какая еще женщина попадется… иная скорей тебя самого изуродует.

 

Бука. Меня? да я одним взглядом уничтожу в прах всякую, которая осмелится только покуситься на мою особу.

 

Чистяков. А!, так ты все-таки очень зол на них?

 

Бука. Как челов… нет! как тигр! как гиена!

 

Чистяков. И племянника хочешь сделать таким же?

 

Бука. Еще хуже!

 

Чистяков. Да ведь это, ей-Богу, грешно! Ну, так ли поступают благонамеренные люди? К чему же ты читаешь духовные книги?

 

Бука. Ну, не тебе, брат, рассуждать об этом. Племянник под моим надзором будет умен, осторожен, и никогда не будет раскаиваться.

 

(Елагинская показывается у входа).

 

Чистяков. А жаль! право жаль! ему предстоит прекрасная партия! он был бы вполне счастлив.

 

Бука. То есть, так, как ты! Есть о чем жалеть: эти прекрасные партии и мне когда-то представлялись, но я на них плюнул.

 

(Елагинская, приближаясь, делает знаки Чистякову).

 

Чистяков. Нет, уж извини! Это, просто, братец, чудная женщина! Умна, мила, добра, богата, просто, прелесть! которая также чрезвычайно и тобой интересуется.

 

Бука. Что?!

 

Чистяков. Она как-то тебя видела, и ты, несмотря на свою суровость, невольно обратил на себя ее внимание. Она преочаровательная особа! И, кажется, горит желанием заслужить твое расположение.

 

Бука. Что? Что? Тьфу! Тьфу!

 

 

IV.

ТЕ ЖЕ и ЕЛАГИНСКАЯ.

 

Елагинская. Прощайте, добрый Захар Захарыч. Я еду в город…

 

(Бука отскакивает назад в испуге и с криком).

 

Елагинская. Ах!!! Я, кажется, вас перепугала? простите, я так тороплюсь… (быстро проходит впереди Буки и берет шляпку со стола).

 

Бука, (про себя, отворачиваясь в другую сторону). О, Господи!

 

Елагинская. Это, кажется, ваш почтенный братец, которого вы мне так хвалили? (кокетливо приседает перед Букой).

 

Чистяков. Точно так, Анна Львовна… прелюбезный, предобрый человек!

 

Елагинская. Ах, я очень буду счастлива, если нам удастся покороче познакомиться… Я так много слышала об вас хорошего.

 

Бука, (растерявшись совершенно). Ммм. гм! Ее… ммм… (в сторону) Тьфу! Тьфу!

 

Елагинская. Очень приятно… но теперь я еду…

 

(Елагинская опять быстро проходит впереди его к Чистякову, даже несколько задевает Буку вуалью, или платьем).

 

Бука (снова отскакивает в противную сторону). О, Господи! Что это?

 

Чистяков. Послушайте: да неужели вы нас оставляете? а мы сейчас только с братом об вас говорили.

 

Бука (про себя). Что он? сума сошел?

 

Елагинская. Благодарю вас за дружбу и ласковый прием; я бы очень рада была побеседовать с вами, но у меня есть священные обязанности… у меня брат очень болен, а я его лучший друг… Впрочем, мы еще увидимся… до свидания. (тихо ему) Уйдите вместе со мною! (ласково Буке) До приятного свидания, любезный Андрей Степанович!

 

Бука (также). Гм!… до сви… до свид… (про себя). О, Владыко! помилуй мя грешнаго!

 

Чистяков. Так позвольте же мне проводить вас, прелестная Анна Львовна! (Уходят в сад).

 

 

V.

БУКА один, потом вскоре ЕЛАГИНСКАЯ.

 

Бука (стоя на одном месте). О! Бо… Бо… Боже милостивый!… что… это? что это?… Я совсем оторопел… ст…с…странно, чего я так испугался? Впрочем, она вдруг влетела, так, фу! как бес какой!… Тьфу! тьфу! даже задела меня своим раздушенным платьем… Тьфу!

 

Елагинская (бистро пробегая мимо Буки к столу, берет зонтик). Ах, я не знаю, что со мной сделалось сегодня?.. Извините, милый Андрей Степанович.

 

Бука (когда она пробегает мимо, опять сильно пугается, вскрикнув). О, о, Господи!

 

Елагинская. Бегу, бегу! друзья мои! (скрывается)

 

 

VI.

БУКА один, но вскоре ЕЛАГИНСКАЯ снова показывается в дверях.

 

Бука. Ой! ой! ой! опять она меня задела!.. Я… не знаю… что это со мной? У меня как будто ноги отнялись! боюсь тронуться с места… Го-го-господи, Боже мой! неужели Ты караешь меня искушением? Сколько раз она мимо меня шмыгнула. да так, перед самым носом, скоро, Фу! фу! ох, я чувствую, что это… дьявол в фалборках! (задумывается). Впрочем, сколько я заметил… она… того… (улыбаясь самодовольно) дьявол этакой… ммм… ма! даже, может быть… дьявол и не настоящий, а… пополам с женщиной! (опомнясь) Ох! что я! Тьфу, тьфу! согрешил, окаянный!

 

Елагинская (громко говорит, показываясь в дверях). Ах! это ужасно! Я совсем потеряла голову!

 

Бука (вспрыгнув на месте). Опять!!!

 

Елагинская. Милый Андрей Степанович, будьте так добры, потрудитесь подать мой платок и перчатки.

 

Бука. Но… но… сударыня… я не знаю…

Елагинская. Вон там, на столе, ради Бога, поскорей!…

 

Бука (бросаясь с неловкостию и подает ей перчатки). Во-во-вот-с… вот-с… извольте…

 

Елагинская. Ах, как вы милы! Благодарю!— А где же платок?

 

Бука (снова бросаясь к столу за платком). А! сейчас… сейчас… О, Господи! что я творю! прости меня! Вот-с… (подает).

 

Елагинская. О! да вы преобязательный кавалер! И так, до радостнаго свидания! Да, не правда ли: мы еще увидимся?

 

Бука. О! ко…ко…конечно… я… я…

 

Елагинская (кокетливо жмет ею руку). Так ждите меня! (скрывается).

 

 

VII.

 

Бука (один, бросаясь на колени). О, Творец! согрешил я, подлый раб! Избавь меня от мрака искушения? (закрывает лицо обеими руками, и потом начинает их обнюхивать). Что это? А, я держал ее платок… ммм! Как приятно пахнет!… А если она нечистый дух? (вскакивая) Нет! мне бы этого не хотелось, потому что она… Как видно… она… Я еще не знаю… что она, но, по крайней мере, брат… Как она… то есть, как он говорит… что она… то есть, в ней того… Нет этого… А она просто того… Как мне кажется…

(На мотив Венецианскаго Карнавала.)

Мила и добродушна!…

Чуть-чуть не обняла!

Быстра, легка, воздушна…

Чорт знает, как мила!

Да что ж это за мука?

Стою и жду всех зол…

Андрей Степаныч Бука,

Вас леший обошел!

 

 

VIII

БУКА и ЧИСТЯКОВ (входит веселый).

 

Чистяков (за кулисами). Это ангел!

 

Бука (испугавшись). Ай! опять!… Нет, это брат Захар. (Начинает важно ходит по комнате).

 

Чистяков. Ну, Андрей Степаныч, милая Анна Львовна от тебя в восхищении! Не правда ли: чудная женщина, а?

 

Бука (сердито сам с собою). Чорт!!!

 

Чистяков. Обворожительна, как…

 

Бука. Дьявол!

 

Чистяков. А уж добра как!…

 

Бука. Сатана!

 

Чистяков. На кого взглянет, так просто…

 

Бука. В омут тянет!

 

Чистяков. Ты ей чрезвычайно понравился.

 

Бука (оплевываясь). Тьфу! тьфу! тьфу!

 

Чистяков (про себя). Она велела мне его подготовить, чтобы ловчее было начать мщение. (Ему). Она говорит, что ты на ее глаза очень интересен.

 

Бука. Тьфу! тьфу! перестань! Я ничего не слышу.

 

Чистяков. Что у тебя на лице и в глазах есть, по мнению ее, что-то такое… приятное…

 

Бука (затыкая уши). Захар! перестань, говорят тебе!

 

Чистяков. Только она жалеет, что ты, кажется, очень опустился, мало говоришь, небрежно одеваешься…

 

Бука. Ей-Богу, я ничего не слышу! Господи! избавь меня от всякого совета коварного, мужа лукавого…

 

Чистяков. Но я сказал ей, что ты у нас философ, который на все смотрит сентябрем и проклинает всех женщин.

 

Бука (обидясь). А кто тебя просил? то есть, есть ли в тебе Бог, хотел я сказать? Что тебе за дело до меня?

 

Чистяков. А что? ведь я сказал правду.

 

Бука. Правду! Да провалитесь вы, пожалуйста, сквозь землю! Кто вас просит беспокоиться обо мне? Какое вам дело болтать, описывать всем, что я говорю, что делаю? Вы, кажется, хотите, чтобы на меня всякий чепчик указывал пальцами! Ведь я вас не трогаю! Оставьте же меня в покое и убирайтесь ко всем чертям!

 

Чистяков. Э! нет, братец, как не трогаешь? а ты про мою бедную жену что говоришь? но я, ты видишь, не сержусь нисколько.

 

Бука. Эх, да ведь и я не сержусь… только мне досадно, что вы, как нарочно, всем рекомендуете меня с самой черной стороны! это… это грешно, это очень грешно. Конечно, я презираю женщин, и буду их презирать всегда, потому что они меня всегда обманывали, дурачили… но все-таки я… чорт возьми! и в службе… и у знакомых поневоле сталкиваюсь… не в лесу же мне жить! а из этого следует, что… что мой образ мыслей и… ваша болтовня… (про себя, с досадою топнув ногой) сам не знаю, что я вру ему! (смотрит на часы) Ах, Боже мой! пора мне в город, надо непременно быть в департаменте… Скажи, пожалуйста, Владимиру, что я пошел одеваться, чтобы сейчас и он был готов ехать со мною. (Про себя) Проклятые глаза, шляпка и зонтик этой вдовушки так меня расстроили, что я сегодня в департаменте ни за что переругаю всех чиновников! (Уходит).

 

 

IX.

Чистяков (один). Ха, ха, ха! погоди же, любезный братец, мы тебя, наконец, возьмем в руки и отделаем на славу! Кажется, что уж прелестная вдовушка его несколько озадачила, заинтересовала, тем лучше. Теперь надо ее попросить, чтобы она его не пустила в департамент: это было бы чудесно! А, вот и наши все.

 

 

X.

ЧИСТЯКОВ, ЕЛАГИНСКАЯ, Г-жа ЧИСТЯКОВА и ПЕРСКИЙ.

 

Елагинская. Что Захар Захарыч, где наш злодей?

 

Чистяков. Ушел одеваться. Ну, Анна Львовна, теперь вам предстоит показать всю силу вашего ума и ловкости.

 

Елагинская. Постараюсь, сколько возможно. Что, как вы его нашли?

 

Чистяков. Как будто не в своей тарелке. Хоть и злится по прежнему, но уж больше за то, что мы его вам дурно рекомендуем.

 

Елагинская. А! так это доброе начало. Теперь я знаю, как принятая за этого Буку.

 

Чистяков. Но, вот беда: он сейчас едет в город торопится в департамент, вместе с тобой, Володя.

 

Невский. Вот тебе раз!— Анна Львовна! что вы на это скажете?

 

Елагинская. Не бойтесь, если у вас только нет необходимых дел по службе…

 

Перский. О, у меня сегодня нет ничего важного; но ему как начальнику, необходимо ехать,— а если уж он едет, так и я должен…

Г-жа Чистякова. Анна Львовна! душечка! удержите его нарочно…

 

Чистяков. Да и я уже прошу вас… Хотя, кажется, это невозможно вам сделать, потому что он самый строгий служака.

 

Елагинская (подумав). Вы думаете? (Решительно). Так он не поедет!

 

Все. Неужели?.. вы надеетесь?

 

Елагинская. Не поедет! Только уж вы, Вольдемар, если хотите быть моим мужем, то позвольте на время изменить вам.

 

Перский. О, Боже мой! Мы так хорошо знаем друг друга, что на этот счет я совершенно спокоен.

 

Чистяков (смотря на лево). Э! уж он, кажется, готов. Смотрите поймает нас.

 

Все (кроме Елагинской). Ай! ай! что ж нам делать?

 

Елагинская. Ступайте опять в сад, и будьте готовы на помощь по первому моему знаку, из этого окна.

 

Все. Хорошо, хорошо! Пожалуйста, хорошенько его!

 

Сражайтесь с ним и не щадите!

И как у вас талантов тьма,

Так вы нам нынче докажите

Всю силу женского ума!

Чистяков.

Да, мы вам поле оставляем.

Мы силой хвалимся подчас,

Вас слабым полом называем.

А, право, сила-то вся в вас.

(Уходят).

 

 

XI.

ЕЛАГИНСКАЯ одна, потом БУКА, переодетый в форму важного чиновника.

 

Елагинская (в волнении). Да, он прав. Теперь мне точно надо вооружиться всею твердостию и не забывать, что я веду интригу против такого человека, который из ненависти к женщинам, мешает даже счастию своего племянника. О, негодный старичишка! посмотрим, так ли ты тверд и благочестив, как всем кажешься?… А! вот он! (Идет к нему навстречу непринужденно).

 

Бука (неожиданно сталкиваясь с нею). Фу!! (про себя). Го-Го-Господи! опять она подвернулась!

 

Елагинская (с притворным смущением). Ах!… это вы… милый Андрей Степанович… право, мне кажется, сама судьба старается сблизить нас.

 

Бука (про себя). Сблизить!… ой, какое греховное начало!

 

Елагинская (продолжая). Впрочем, это мне очень приятно… я так много слышала о ваших редких, отличных достоинствах… (как будто вспоминая) Ах, да! позвольте мне еще раз поблагодарить вас, Андрей Степанович…

 

Бука (переминаясь). За-за что-с?

 

Елагинская. Как за что? вы давича так мило, с такою любезностью услужили мне… а я, как сумасшедшая, убежала, и вы верно обо мне подумали…

 

Бука (не глядя на нее). ничего-с!… (про себя) О, Господи! Тьфу! тьфу!

 

Елагинская (про себя). Настоящий Бука! даже и не взглянет на меня хорошенько. (Ему) Впрочем, когда вы узнаете меня покороче, то вероятно…

 

Бука (про себя). Какой у нее голос! так и язвит, как пиявка!

 

Елагинская. Конечно, я немножко ветрена, как все молодые женщины, но за то, поверьте, умею ценить дружбу и расположение таких людей, как вы.

 

Бука (про себя). То есть, просто грешно слушать, что она глаголет! (Ей) Гм!… су-да-ры-ня… я, конечно… гм… но я… в департамент…

 

Елагинская. Как?… что такое?… в какой департамент? Я вас не понимаю…

 

Бука. А — то есть — если для вас что угодно… я здесь не занимаюсь… пожалуйте для свидания прямо в департамент…

 

Елагинская. Ха, ха, ха!… вот это мило! Да вы, кажется, думаете…

 

Бука. Да-с!… Там я, там я рассмотрю… что вы… то есть, как вы намерены на счет этого… и прочее… и прочее… На деле будет виднее…

 

Елагинская. Помилуйте, Андрей Степанович! мы, кажется, не поняли друг друга. Я говорю, что я весьма буду рада, если найду в вас истинного, доброго друга, потому что я теперь в одиночестве грущу и страдаю… Ах, пожалейте меня!— Конечно, дружба Захара Захарыча и его доброй жены несколько утешают меня… но, они не вполне понимают мое положение… они больше заняты своим семейным счастием… а я… если бы вы знали, как иногда я страдаю!…

 

Бука. Гм!… Сударыня, чтобы понять вас вполне, т. е. обнять, как следует, то… во всяком случае, пожалуйте в департамент…

 

Елагинская. Какой вы странный! у вас, как кажется, все служба в голове?

 

Бука. Да-с!… служба, служба и — больше ничего!

 

Наш брат всегда трудится, тужит,

Без службы пагубен наш век!

А кто живет здесь — и не служит,

Тот язва, нуль,— не человек!

На службе я — вполне мужчина:

Безмолвен, холоден и строг,

Трудолюбивая машина…

Чиновник — с головы до ног!

 

Елагинская. Ах, Боже мой! да вы после этого ужасный человек!

 

Бука. Гм! я ничего больше, как только Андрей Степаныч Бука. (Особо). Ох! она меня пугает… (Ей, не смотря и пятясь назад). За сим, с совершенным почтением, и проч. и проч…

 

Елагинская. Как! вы уезжаете? Куда же? Пожалуйста, останьтесь…

Бука. Ни… ни для отца родного! Служба святое дело.

 

Елагинская. Помилуйте, вы давича обещали мне вашу приятную беседу, я торопилась, была в полной уверенности, а вы…

 

Бука. Я… я… ничего… я не гожусь… ей Богу! я даже трепещу взглянуть на вас…

 

Елагинская. Почему же?… разве я так страшна?

 

Бука. Не знаю-с… я не справлялся… я даже удивляюсь, как мог позволить себе такие отношения? Впрочем, вероятно здесь действует сила преисподняя!… искушение по грехам моим..

 

Елагинская (нежно). По крайней мере, хоть взгляните на меня поласковее — и вы увидите, что я самое доброе и простое существо, которое не способно изменить ваши правила и мысли. (Еще нежнее) Андрей Степаныч!…

 

Бука (про себя). Ммм!… Голос!… голос!… точно у моего зяблика! Если я взгляну на нее… может произойти страшное грехопадение…

 

Елагинская (еще нежнее). Послушайте: я сирота в этом мире, я надеялась найти в вас истинного друга, который бы своей откровенной, душеспасительной беседой просветил мой ум, остерег от заблуждений… одним словом, указал бы мне прямой путь в этой жизни, а вы… о, Боже мой!…

 

Бука (растроганный). Ах! она не лжет! я, кажется, слышу голос святой истины… (Решительно). Да, уж так и быть! (при взгляде на нее дрожит невольно).Господи! что это? Ай, глаза! глаза! у вас в глазах… бррр!… огонь ада!… Позвольте уехать в департамент… (хочет уйти).

 

Елагинская (удерживает ею). Полноте! вы, кажется, смеетесь, надо мною. Пожалуйста, будьте снисходительны! Сядьте здесь, подле меня, и побеседуем откровенно (садится на кривой диван). Вот я здесь, чтобы не конфузить вас своими страшными взорами, а вы вот сядете здесь. Неправда ли? Ну, что же?… я вас жду.

 

Бука. Как вам угодно, не могу: служба ждет…

 

Елагинская. Ах! да бросьте, пожалуйста, вашу службу!

 

Бука. Не могу! ей-Богу! служба — прежде всего!

 

Елагинская. Ну, ну, хорошо, я вас не задержу. Я так рада, так довольна, что познакомилась с вами, и прошу у вас только десять минут, больше ни секунды! много ли это? (томным голосом и протягивая руку, приглашает сесть) Андрей Степанович! только десять минут…

 

Бука (про себя, начинает понемногу подходить). Боже милостивый! чувствую… сознаю свои прегрешения… впрочем десять минут! что это значит перед вечностью?… особливо при моем смирении! (ей, продолжая подвигаться). Но, сударыня, если меня увидит брат, или племянник… я прокляну и себя… даже не пощажу и вас!

 

Елагинская. О, не бойтесь! они все отправились гулять на соседнюю дачу, а притом десять минут так мало времени, что…

 

Бука. Гм!… Конечно… пожертвовать можно… Бог меня простит… (оглядываясь во все стороны и посматривая на часы) Но, как вам угодно, а я замечу,— и через десять минут, прощайте на век! Теперь четверть одиннадцатого, помните! (садится к ней спиною). Уф!… (роняет шляпу и портфель на пол).Чувствую, как я глубоко упал… Как будто погрузился в бездну греховную! (сидит вытянувшись).

 

Елагинская. Ну вот так! Благодарю вас… Ах! мне нужно с вами о многом поговорить…

 

Бука (про себя). Господи! Какая, подумаешь, человек слабая тварь! О, женщины! в вас сидит демонская сила!

 

Елагинская. Что такое? Однако… Позвольте: ловко ли вам сидеть?

 

Бука. Гм! чрезвычайно неловко, но за то, как кажется, это совершенно не моде. Для женатых людей это придумано, понимаете… по моде: муж в сторону, жена в другую.

 

Елагинская. Андрей Степанович! Правда ли, я слышала, что вы презираете весь наш пол? Я что-то этому не совсем верю (кладет руку на его плечо).

 

Бука (в сторону, с трепетом). Батюшки! она уж за меня уцепилась! Ох! давно, давно я не чувствовал такого блаженства!…

 

Елагинская. Андрей Степанович! да отвечайте же мне! Неужели правда, что мне говорил про вас Захар Захарыч?

 

Бука (разнеживаясь). Ах, да, да. Когда я увижу женщину… чувствую какое-то отвращение… я… я враг всех женщин (поворотив голову, целует руку, которая у него на плече, Кончено! (про себя) Не утерпел! согрешил я, слабая тварь!

 

Елагинская (продолжая кокетливо бить его по плечу). Враг всех женщин!… возможно ли?… Да за что же вы нас презираете?

 

Бука. За то… что вы все… коварны… соблазнительны! (опять покосившись на ее руку, целует) Еще согрешил!… (Eй, продолжая), что вы от одного греха влечете нас к другому и так далее (целует еще). У! какая ручка!

 

Елагинская (взяв книгу). Ах, Боже мой! так неужели и я в ваших глазах также достойна презрения! разве я вам сделала что-нибудь злое? (дотрагивается книгой до его плеча).

 

Бука. О нет! вы совсем другое… ваш нежный голос, мягкая ручка… (целует книгу) Ой! я попал на что-то жесткое… (продолжая сердито). Впрочем, я и за вас не ручаюсь,— вы также, как и все женщины, в состоянии пуститься на всякое зло…

 

Елагинская. О, нет! поверьте, я не похожа на других, и вот вам в доказательство моя рука! (протягивает к нему руку).

 

Бука (схватывает ее с жаром) А! ну… это другое дело! Как человек вполне благочестивый, я принимаю ваше оправдание… (целует ее руку) Ммм!!!

 

Елагинская. Ах! как вы крепко жмете руку! Позвольте, ведь это больно!… посмотрите, это ужас!

 

Бука (быстро поворачивается к ней лицом). Ангел мой! А каково же мне-то, мне! разве нам иногда не крепко достается от вас?… Ах! не глядите так сладко, ей-Богу, грешно!— Впрочем, так уж и быть, Бог простит! глядите! глядите…

 

Елагинская. Полноте шутить… однако, знаете что: сыщите, пожалуйста, там где-то есть, на столе, альбом и карандаш, я обещала Варваре Андреевне кончить маленький рисунок.. (Бука вскакивает и с любезностью отправляется искать альбом. Елагинская про себя) А! попался, негодный старичишка! Надо уведомить наших, как они должны теперь атаковать его.

 

Бука (недослышав). Что такое вы (сказали, прелесть моя (отыскав, подаст ей вещи, стараясь молодиться).

 

Елагинская. Ничего… я удивляюсь вашей ловкости. О, да вы хоть и в летах, но все еще премилый, преинтересный мужчина! (Пишет несколько строк на листочке альбома, отрывает незаметно скидывает, потом несколько раз смотрит в окно).

 

Бука (самодовольно). А! так я вам нравлюсь?— О! некогда я был злодейски обворожителен! (садится) Впрочем, когда вы тоже узнаете меня покороче, то сознаетесь, что я еще не устарел (хочет взят ее за руку).

 

Елагинская. Ах! подвиньте мне, пожалуйста, вот ту скамеечку, мне неловко…

 

Бука. Сейчас!

 

Ах! с вами я в компании

Не то, что прежде был!

О службе, воздержании

И о грехах забыл.

 

Елагинская (почти с криком). Скамеечку!

 

Бука. Бегу! (Пока он ей подает скамеечку, Елагинская делает знаки в окно и бросает записку).

 

Елагинская, (бросая нежный взор) Ах, благодарю!

 

Бука (хватаясь за сердце). Ах, какой взгляд! так сердце и загорелось! (С большим чувством)

 

Зажгли глаза коварные

Так эту часть, ей-ей!

Что не зальют пожарные

Тринадцати частей!!!

 

Елагинская. О, да вы, как я вижу, только притворялись строгим и холодным, а? зачем это вы надевали на себя такую маску?

 

Бука (быстро). Ах! за тем, что с людьми, которые меня окружают, не стоит быть никогда откровенным! Но, за то, перед вами, перед вашими прелестями, я снимаю маску притворства! я весь на лицо — смотрите: я в восторге! в жару молодости (дотрагиваясь слегка до ее плеча). Ах, как это у вас обворожительно! Господи! какая дивная натура!

 

Елагинская (отодвигаясь от него). А уж десять минут, я думаю, прошло?

 

Бука. Не знаю, (любуясь ею). Как счастлив этот розанчик невольно позавидуешь, как посмотришь…

 

Елагинская. Однако, вот что: вы лучше посмотрите-ка на часы.

 

Бука. Зачем! «счастливые часов не наблюдают!»

 

Елагинская. Конечно… но ведь вы сами строго назначили для нашей беседы только — десять минут. Посмотрите-ка!

 

Бука (любуясь ею). Ах! отныне я, кроме вас, ни на что смотреть не хочу! все это вздор и суета!

 

Елагинская. Нет, помилуйте! для вас служба — прежде всего…

 

Бука. Нет! уж отныне вы для меня — прежде всего! а служба сама по себе… на службе никогда не найдешь вот этих прелестей!… (Опять трогает ее за плечо).

 

Елагинская. Андрей Степанович! это не хорошо.

 

Бука (заигрывая). Напротив, так хорошо, что можно сума сойти! можно так одуреть, что хоть ложись да умирай!

 

Елагинская. О, да вам верно совсем не надо идти на службу.

 

Бука (скороговоркой). Необходимо надо подписывать серьезные бумаги. (Взяв ее за руку, с жаром). Ах! какая белая, бархатная кожица! какие тоненькие пальчики! какая форма! (целует). Анна Львовна, знаете ли что?

 

Елагинская (очень нежно). Что такое, мой друг?

 

Бука (ее голосом). Мой друг! Батюшки! в каком это вы тоне сказали? так вот все грешное сердце и обдало!… Анна Львовна!

 

Елагинская. Боже мой! да что же?

 

Бука. Да уж что вы хотите, а я от вас превращаюсь в отпетого дурака!

 

 

XII.

ТО ЖЕ и Г-жа ЧИСТЯКОВА (в дверях).

 

Чистякова. Андрей Степанович!

 

Бука (опрометью отскакивает в другую сторону). Батюшки! осрамился…

 

Чистякова. Что ж вы не едете в должность? лошадь давно подана и Владимир Петрович вас ждет.

 

Бука (строго). Я… я… сейчас!… оставьте меня!… я… сам знаю без вас! вы вечно только путаете меня!

 

Чистякова. Да я только так… прибежала вам напомнить… Впрочем, извините… мы опять идем гулять.

 

Елагинская. Останься, Варинька, побеседуй с нами.

 

Чистякова. Нет, мой друг, погода так хороша, что грешно сидеть в комнате. Пойдем с нами. (Уходит.)

 

 

XIII.

ТЕ ЖЕ, кроме ЧИСТЯКОВОЙ.

 

Бука (снова бросается к дивану и садится). Ушла!… Какое счастие!…

 

Елагинская (томно). Ну, так вы едете, мой друг?

 

Бука. Боже мой! да можно ли от вас уехать? и куда же? в департаментскую атмосферу! Да что я там забыл? Нет! божество мое! ваша дружба, ваше расположение перевернули вверх дном все мои правила и мысли! Уж я в департаменте буду теперь, кажется, не на своем месте! я перехожу — и хочу вечно остаться на этом месте.

 

 

XIV.

ТЕ ЖЕ и ПЕРСКИЙ.

(в виц-мундире, в шляпе с бумагами).

 

Перский (громко). Дядюшка!

 

Бука (снова вскакивает и принимает строгий вид). Ай! ай! Опять!

 

Невский. Дядюшка, я совсем готов: поедемте.

 

Бука. Пошел вон! Поезжай один, я приеду после, на извощике!… Завтра!… ужо!… пошел!

 

Невский. Да ведь вы опоздаете – уж 11-ть часов.

 

Бука. Не твое дело! я знаю свои обязанности лучше тебя. Пошел! вели там все бумаги приготовить к подписанию. Пошел!

 

Невский. Очень хорошо-с!… Не извольте сердиться, дядюшка, я поеду один. До свиданья, Анна Львовна! (тихо) Браво! браво! (Уходит).

 

Елагинская. Adieu, Вольдемар!

 

 

XV.

ТЕ ЖЕ, потом вскоре незаметно подходит ЧИСТЯКОВ.

 

Бука. Слава Богу! теперь уж нам никто не помешает.

 

Елагинская. Ах, Андрей Степаныч, хоть мне и очень будет скучно без вас, однако, право, поезжайте; вы же знаете свои обязанности лучше всех… служба прежде всего… служба дело святое — поезжайте!

Бука (с энергией). Ах, Анна Львовна! да из каких доходов я буду мучиться на службе! да при вашем упоительном взгляде какая служба не выскочит из головы?… да для меня теперь пропадай все на свете, ей-богу! да на какой службе я обрету такое блаженство? Анна Львовна! Ангел, не в службу, а в дружбу — один поцелуй, только один! (Бросается на колена; Чистяков входит, крадучись).

 

Елагинская. Ах, Андрей Степаныч, что вы!… побойтесь Бога!…

 

Бука. Бог милостив, прелесть моя! будьте только вы добры и милостивы.

 

Елагинская. Ну, ну, перестаньте, успокойтесь! Подите на свое место и сидите смирно, а не то я рассержусь.

 

Бука (отбегая от нее, садится на прежнее место). Сижу, сижу,— и буду сидеть до тех пор, пока вы сжалитесь надо мною и скажите: друг мой! хорошо! поди сюда ты стоишь этого поцелуя.

 

Елагинская (говорит его голосом, перемигиваясь с Чистяковым). О, мужчины, мужчины! Друг мой, хорошо! ты стоишь…

 

Чистяков (в это время сел на ее место и наклонился к уху Буки).

 

Бука (в восторге). Что я слышу!… согласна!… ангел мой… (забывшись, целует Чистякова и ужасается. Елагинская переходит сцену).

 

Чистяков. Брат, что за нежности?… Андрей Степанович Бука! ведь это грех! служба прежде всего! пора в департамент. Ха, ха, ха!…

 

Бука (вытянув лицо, смотрит на брата, потом отчаянно произносит). Не-по-еду!!! Пошел вон! вон! (почти силой выталкивает из комнаты Чистякова, потом опрометью бежит к Елагинской, схватывает ее руку и кричит). Женщина ты, или демон? Смотри… и торжествуй! (Бросается перед нею на оба колена).

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Из одной крайности в другую.

 

Театр представляет сад. Посредине — красивый летний одноэтажный дом, с мезонином, перилами и терассою, на которую выходят из дома. Перед домом кусты с разными цветами. Направо красивыя качели в роде колесницы; веревки обтянуты красным сукном. Налево разбросаны воланы, кольца, веревочки для игры и проч.; в разных местах дачная легкая мебель.

 

I.

ЕЛАГИНСКАЯ (сидит перед столиком и связывает букет цветов), ЧИСТЯКОВ, ЧИСТЯКОВА и ПЕРСКИЙ (выбегая из дома, хохочут и аплодируют ей).

 

Все. Ха, ха, ха!… браво, Анна Львовна! браво! чудесно! превосходно!

 

Чистяков. Ну, вы то сделали с братом, что он теперь забыл обо всем и ничего знать не хочет, кроме вас!

 

Елагинская. О, постойте! я из него не то еще сделаю! я его заставлю уважать всех женщин, отниму у него всю власть, отучу умничать, браниться, повелевать окружающими и принужу нехотя согласиться на нашу свадьбу.

 

Перский. О! да уж если вы не пустили его на службу, так теперь он готов, я думаю, для вас на всякие жертвы. А главное: он ужасно старается, чтобы вы его поцеловали. Я давича помешал ему.

 

Чистякова. Пожалуйста, мой друг, заставь его извиниться передо мною,— это меня потешит.

 

Елагинская. Изволь, душа моя, изволь! Даже, если Захар Захарыч позволит, заставлю этого Буку и в тебя также влюбиться.

 

Чистяков. Ну, нет, уж это будет лишнее. (Перскому). Однако, Володя, я думаю, ведь его до сих пор ждут в департаменте.

 

Невский. Как же, непременно! Там, я уверен, все удивляются его неаккуратности; он даже больной иногда, а все-таки приезжает непременно.

 

Елагинская. А вот сегодня и не поехал!

 

Чистяков. Да куда же он скрылся?

 

Перский. Ах, и не спрашивайте! смешно сказать!

 

Все. Нет, нет! пожалуйста, не скрывайте ничего.

 

Перский. Представьте: он у меня в комнате, роется в моем гардеробе: помада, щетки, духи так и прыгают по столам.

 

Все. Неужели?… ха, ха, ха!…

 

Невский. Бесчеловечно, варварски тормошит все! Я тайком хохотал, как дурак!… То наденет мой модный фрак, то сюртук, то схватит пальто… а теперь нарядился в мой летний костюм, который я нынче поутру надевал, и перед зеркалом такие стал делать гримасы, что я убежал скорей.

 

(Все хохочут).

 

Чистяков. Браво, Анна Львовна! это он добивается вашего поцелуя.

Елагинская. О! он ему не дешево достанется…

 

 

II.

ТЕ ЖЕ и ПИСАРЕВ (с портфелем, оглядываясь боязливо).

 

Чистякова (мужу). Мой друг, посмотри, кто-то приехал.

 

Чистяков. К нам? очень рад.

 

Перский. Ах, Боже мой, точно… это Писарев из департамента.

 

Чистяков. Вот тебе раз!

 

Писарев (униженно и робко кланяясь). С истинных почтением честь имею кланяться… прошу прощения…

 

Перский. Здравствуйте, Ксенофонт Ермолаич! За чем вы? к дядюшке?

 

Писарев. Точно так-с. Прошу прощения… я, ей-Богу, не виноват, но, его сиятельство ждут Андрея Степаныча… и в таком, знаете, недоумении… и удивляются, и как-то особенно сердятся, всем сделалось страшно так… но я прошу прощения, я не виноват. Надо сегодня подписать многие бумаги… Здоровы ли? живы ли Андрей Степаныч?

 

Чистяков. Жив, только не совсем здоров, и уж сегодня, кажется, не поедет в должность.

 

Писарев. Ах. Господи! да как же его-то сиятельство? Прошу прощения, но я, ей-Богу, не виноват!

 

Перский. Да пойдемте к нему, Ксенофонт Ермолаич, он у меня.

Чистякова. Нет, постойте, постойте!… кажется, он сам сюда идет.

Елагинская (взяв букет), А я уж покуда уйду и спрячусь где-нибудь, пусть он меня поищет немножко. Уходит.

 

 

III.

ТЕ ЖЕ, кроме Елагинской, и АНДРЕЙ СТЕПАНОВИЧ БУКА (входит торопливо, оде;тый совершенно по дачному в платье племянника. На голове феска, во рту папироска, страшно молодится, и все поет).

 

Чистяков (смеется). Браво! Каким козырем разоделся!…

 

Чистякова. Умора, да и только!

 

Писарев (к Перскому, тихо). Батюшка! Владимир Петрович! кто это-с?

 

Перский. Дядюшка Андрей Степаныч, ваш начальник.

 

Писарев. Что вы! Нет-с, прошу прощения,— я не виноват… но это совсем другая особа.

 

Бука (не замечая окружающих, ищет глазами кого-то и поет про себя).

«Она моя! она моя!

«Мне сердце говорит!…»

 

Чистяков (подойдя). А! здравствуй, брат!

 

Бука (рассеяно и отрывисто). Здравствуй! (Оттолкнув Чистякова, ходит по сцене). Где Анна Львовна? а? где? где она?

 

Перский (подойдя). Дядюшка, я к вам…

 

Бука (также). Хорошо, здравствуй! (Оглядываясь во все стороны). Что, хорошо все это сидит на мне, а? красиво? ловко, а?

 

Перский. Отлично!

 

Бука (отходя от него). Где Анна Львовна, а?

 

Перский. Дядюшка! к вам с бумагами…

 

Бука. Хорошо… после… завтра!… Где Анна Львовна?

 

Чистякова (подходя). Здравствуйте, Андрей Степаныч!… Фу! какой вы bel homme!

 

Бука (также). Здравствуйте! А где Анна Львовна? (идет и натыкается на Писарева). Тьфу! что это за урод?

 

Писарев (про себя). Он! он и есть! (Ему) Прошу прощения… но я, ей-Богу, не виноват, Андрей Степаныч…

 

Бука. Хорошо, хорошо, прощаю!… Пошел! ничего!… (поет про себя) «Прости, что я тобой сгораю!…»

 

Писарев. Его сиятельство сами изволили…

 

Бука. Ну, хорошо, я и его прощаю. А где Анна Львовна, а?

 

Писарев. Анна Львовна-с?… я, право, не виноват, но его сиятельство сами велели, чтобы я…

 

Бука. Что? что? а разве ты знаешь ее?

 

Писарев. Да с, могу сказать, что службу знаю и повинуюсь…

 

Бука. А?… что ты братец, врешь?… Фу! как ты глуп!

 

Писарев. Я, право, не виноват…

 

Бука. Знаю… хорошо… убирайся к чорту! Странно! где же это Анна Львовна?… (ищет по сцене и все поет) «Где ты, о рай моих очей?…»

 

Писарев. Как же это, Владимир Петрович?… что я буду делать с бумагами-то?

 

Пирский. Видите, он теперь совершенно расстроен. Пойдемте в дом, подождите, мы уговорим его заняться.

 

Писарев. Помилуйте, да я не смею ждать, ведь беда будет!

 

Чистяков. Да что же делать, уж он сам будет отвечать за все. Ступайте! (Перский и Писарев уходят в дом).

 

Чистякова (снова подходя). Андрей Степаныч! да вы сегодня чудо как интересны!

 

Бука (не смотря на нее). Ха! да я это и без вас знаю. Где же Анна Львовна?

 

Чистякова. Ах, Боже мой! да ищите — она здесь. (Особо). Какой уморительный! совсем помешался!… (Уходит в дом).

 

 

IV.

ЧИСТЯКОВ и БУКА.

 

Чистяков. Брат! да полно тебе шмыгать из угла в угол! ступай, подпиши бумаги. Ты, кажется, совсем забыл и разлюбил службу.

 

Бука (схватив его крепко за руку). Ее забыть? разлюбить? Нет! (поет)

 

«Я ль виноват, что ее, черноокую,

«Больше, чем душу, люблю!…»

 

Чистяков. Что?… черноокую службу?…

 

Бука (посмотрев ему в глаза). Что?… Убирайся ты с своей службой! Подайте вы мне Анну Львовну! (ищет в кустах, ломает цветы и кличет) Анна Львовна! где вы, мой ангел? Анна Львовна! да полноте прятаться…

 

Чистяков (свиснув). Совсем одурел, бедняга! вот уж именно: из одной крайности, да в другую! Фанфаронит, поет, мечется, как угорелый! (Увидя, что Бука забрался в куртину). Да полно, братец! ты переломаешь у нас все цветы!… Куда ты это залез?

 

Бука (спрятанный в куртине, поет):

 

«Мой друг! хранитель, ангел мой!

«О ты, с которой нет сравненья!…» и проч.

 

Анна Львовна! где вы?… ой!… оцарапал нос… (Вылезая, смотрит на лево за кулисы). Ах! вон она кажется… там! там! (Напевает из Волшебного Стрелка):

 

«Спешим приветствовать тебя,

«Любезная подруга!…» (убегает, приплясывая).

 

Чистяков. Ха, ха, ха!… (Увидя Елагинскую, выходящую украдкой из дома). Подите сюда, пожалуйста!

 

 

1. ЧИСТЯКОВ и ЕЛАГИНСКАЯ.

 

Чистяков. Ну, Анна Львовна, посмотрите, как он уродски нарядился!… и везде ищет вас, как сумасшедший.

 

Елагинская. И все видела из окна и хохотала от души. Между тем, научила Вольдемара, как и когда просить согласия на женитьбу: надо теперь пользоваться обстоятельствами. Жаль только этого бедного господина, который приехал с бумагами; он все просит прощения и — чуть не плачет!

 

Чистяков. Что мудреного, человек маленький. Я пойду его успокоить, а вы, однако ж, хоть как-нибудь заставьте брата подписать бумаги! (Уходит).

 

 

1. Елагинская садится на качели, потом вбегаетБука.

 

Елагинская. Посмотрим. Андрей Степаныч, посмотрим, как-то вы не позволите племяннику жениться?… Нет, теперь вы в моих руках!… (Кличет)Андрей Степанович! где вы?… Андрей Степанович!

 

Бука (за кулисами) Ау! (вбегая) Творец мой! да вы здесь. Фу! измучился!… (подбегая и стараясь скорчить молодца).

 

Ах, Аннета!

Что же это?

Я устал искать!

А вы сели

На качели!…

Дайте покачать!

(Начинает осторожно качать и нежничать).

Ангел! душка!

Вы игрушка!

Право, не шутя…

Я же прямо,

Точно мама,

Нянчаю дитя!

 

Спи родная,

Золотая.

Ангел над тобой!

Мой амурчик,

Мой огурчик,

Персик дорогой!

 

Спи, жизненок!

Мой ребенок…

Песню я спою.

Покачаю,

Баю, баю…

Баюшки баю!

(Во время куплета, другие действующие смотрят в окна и смеются над Букой, но Писарев в отчаянии).

Елагинская. Хорошо, Бука, очень хорошо! Однако, надо сказать, оставя все ваши шутки, что уж, кажется, я вышла из детей, а вы, мои почтенный друг, и подавно!

 

Бука. Ах, нет, напротив: с вами я час от часу все молодею, перехожу в тот счастливый, беззаботный возраст, когда человек вечно весел, доволен, проказит напропалую любит, ждет поцелуя и готов для него на всевозможные глупости.

 

Елагинская. Это я вижу. Как вы нынче изящно, фантастически одеты! чудо!

 

Бука (самодовольно). А! вы заметили?… я этого ожидал! О! как я примусь дурачиться, так бываю чудовищно хорош, зверски обольстителен! Впрочем, узнавши вас, нельзя не сделаться львом первого разряда!

 

Елагинская (сходя с качель). Вы ошибаетесь! Во-первых: я вас уверяю, что Варинька ничем не хуже меня во всех отношениях; и если вы хотите всегда пользоваться моей дружбой, то отныне не должны оскорблять ее ни желчной вашей бранью, ни насмешками, одним словом: уважать ее также, как меня, потому что она премилая женщина, добрая, прекрасная хозяйка и редкая жена!

 

Бука. Что я слышу!… да вы, я не знаю, что-то сверхъестественное! вы меня поражаете! Молодая женщина защищает и хвалит себе подобную!… Анна Львовна! да в вас душа совсем не ХIX-го века!

 

Можно ль слушать хладнокровно?

Как не верить чудесам!

Да вы, просто, Анна Львовна,

Родились не здесь, а там!

Вам грешно водиться с нами,

Ведь теперь, как посравнишь:

Что же я-то перед вами?

В человечьем платье — мышь!

 

Елагинская. Вот и это неправда! Я думаю об вас гораздо лучше, и хочу, чтобы вы были только по фамилии Бука, а жили бы и вели себя, как все порядочные люди. Хотите играть в кольца?… или в волан?

 

Бука. О! во что вам угодно! я уж вижу, что я теперь пропащая, отпетая душа! (Берет кольцо и палку).

 

Елагинская. Так будем играть в троем. Позовите Варвару Андреевну, помиритесь с нею торжественно, попросите прощения и начнем!

 

Бука. Ах, не могу! она будет смеяться надо мною…

 

Елагинская (с сердцем). А! так хорошо же! я уеду отсюда, вы не получите поцалуя и больше меня не увидите никогда.

 

Бука (передразнивая, шутя). Ти-ти-ти!… разсердились! Боже правосудный! она и сердится-то упоительно!… (видя ея движение), Ню, ню, ню, все сделаю, только останьтесь. (Декламируя):

 

«Возьми все лавры и трофеи

«3а свой отрадной поцелуй!…»

(Кричит решительно, обращаясь к дому).

Варвара Андреевна! madame! Veut-elle faire une partie? Je vous en prie!

 

 

XII.
ТЕ ЖЕ и ВАРВАРА Андреевна ЧИСТЯКОВА (в окне).

 

Чистякова. Сейчас! сейчас! бегу!

 

Елагинская. Смотрите же, помиритесь совершенно с нею, это и вашему брату будет приятно.

 

Бука. Готов на все!

 

Чистякова (вбегая). Что такое? вы хотите играть вместе со мною?

Бука (расшаркиваясь). Хочу-с!… Варвара Андреевна… гм!.. сделавшись человеком, на себя не похожим, я извиняюсь перед вами. (Показывая на Елагинскую) Эта прелестная дама сделала из моей философской головы такую огромную пустышь, что вы не должны ничему удивляться. Мир и дружба! (Елагинской тихо). Что еще прикажете?

 

Елагинская (тихо). Возьмите за руку и обнимитесь, как друзья.

 

Бука (Чистяковой). Дайте вашу руку и… обнимите Буку!

 

Чистякова. О, с удовольствием! (Даст руку и обнимает ею).

 

Чистяков (кричит из окна дома). Брат! что ты! сума сошел!

 

Бука. Молчи! не твое дело! О! я теперь, право, похож на Синдика в Эсмеральде, и скажу также, как он: «Слабая горлица, ты в когтях у коршуна!» Ну, теперь давайте играть в кольца!

 

Елагинская. Да, да, теперь можно.

 

Бука (подбегая). Ах! а поцелуй-то ваш?

 

Елагинская. После игры.

 

Бука. Смотрите же! (Начинают играть в кольца, стоя в трех углах сцены).

 

Чистякова (играя). Анна Львовна, вы, просто, чудеса делаете.

 

Елагинская (бросая кольцо). О, надеюсь! Ловите Андрей Степанович!

 

Бука (прыгая). Ля-ля-ля!… (Поет) «Лови, лови

«Часы любви!…»

 

Писарев (громко из дому, показывая бумаги). Батюшки! что ж мне делать с бумагами-то?… Скажите! меня выгонят из службы! а я, ей-Богу, не виноват!

 

Перский (ему оттуда же). Да вы видите, что он и без того очень занят.

 

Чистяков (из другого окна). Да, да, теперь уж ему не до бумаг! (Кричит играющим): Господа! а что ж вы нас не пригласите?

 

Бука (занимаясь игрой). Пошел ты! Тут надо иметь ловкость, грациозность… Надо, братец, так сказать, хватать, ловить на лету… Эх, не попал!… Да вы слишком высоко подбрасываете, надо вот так, понимаете? (Бросает кольцо) Вот!

 

Елагинская. Хорошо; уж вы нас не учите. Однако, Андреи Степаныч, скажите: вы ведь все еще на службе? не в отставке?…

 

Бука (также). Ля-ля-ля!… Как-же, на службе!…

 

Чистякова. И, кажется, большой оклад получаете?

 

Бука (также). Да… таки довольно… Но за то у меня и работы пропасть!… Поверите ли: минуты нет свободной… (бросает кольцо). Ловите! Ловите! Служба меня измучила!.. без меня ничего не делается… Ля-ля-ля!..

 

Писарев (оттуда же, умоляющим голосом). Андрей Степанович! Батюшка!

 

Перский. Дядюшка!

 

Бука (не оборачиваясь). Что такое?… Отстаньте, пожалуйста!

 

Писарев. Ради Бога, отпустите меня!

 

Перский. Дядюшка, да вы хоть только подпишите бумаги.

 

Бука. Убирайтесь вы, пожалуйста! Ля-ля-ля!… есть мне время заниматься такими-то пустяками… Ля-ля-ля!…

 

Чистяков (насмешливо). В самом деле, господа, не мешайте! У человека и без того дела по горло, сами видите.

 

Бука (вслушавшись в последние его слова, продолжает). Да, много, они видят!… Им все мало… Они там в департаменте думают, что у меня десять рук и… две головы… Ловите! ловите!

 

Елагинская. Уж не довольно ли? Я начинаю уставать.

 

Бука. Нет, нет! займемтесь еще немножко… Я набил руку, размахался… Ля-ля-ля!… Преприятное занятие!

 

Елагинская. Нет, нет, довольно! Я устала, в самом деле.

 

Чистякова. Да и я немножко устала.

 

Бука. Устали!… О, слабыя создания! То ли дело мы, молодежь! Хоть всю ночь проиграем — ничего! все ни почем!

 

«Юность, юность, веселися!

«Веселись, пока цветешь…»

 

Елагинская. Где же нам за вами гоняться! Ах, милая Варинька, пожалуйста, пока мы будем отдыхать, прикажите нам приготовить мороженого.

 

Бука. Ах, да! Это хорошо! Сегодня что-то особенно жарко.

 

Чистякова. Изволь, извольте, сколько угодно. (Уходит в дом).

 

Елагипская. Благодарю. Да не уходите на долго.

 

Бука (хватая ее за руку). Merci!

 

 

VIII.

ЕЛАГИНСКАЯ и БУКА.

 

Бука (Елагинской). А она, в самом деле, порядочная бабочка.

 

Елагинская. Да ведь я вам говорила! Ну, теперь вы займетесь покуда делами.

 

Бука. Ни за что на свете! Я жду от вас обещанного поцелуя.

 

Елагинская. Нет, погодите еще.

 

Бука. Ангел мой! Да ведь вы сами обещали после игры.

 

Елагинская. Да, но игра еще не кончена.

 

Бука. А! так мы, значит, весь вечер будем играть и дурачиться?… Очень рад! Мне нужно развлечение… Я так завален работой… Во что же мы будем играть?

 

Елагинская. Но, послушайте: можно два дела делать вдруг, на это, я думаю, вас достанет. Вот, попрыгайте через веревочку, но не забывайте, что вас давно там ждут, видите?

 

Бука. Ах, Боже мой, да я сегодня отдыхаю. Я, просто, не хочу ничего делать! У меня праздник?… Так вам угодно посмотреть на мою легкость?

 

Елагинская. Да, да, пожалуйста! Но, не забывайте и службы.

 

Бука (прыгая через веревку). Ах! сегодня служба — сама по себе, и я — сам по себе… А? посмотрите, как я легок.

 

 

XI

ТЕ ЖЕ, ПИСАРЕВ и ПЕРСКИЙ.

 

Писарев (Перскому, с отчаянием). Нет! Владимир Петрович, пусть они хоть прибьют меня, а ждать больше нельзя! Посмотрите: они забыли и думать о делах. У меня вся душа изныла от страха, а они себе — прыгают?

 

Перский. Ну, хорошо, атакуем его вместе. Я ведь тоже имею до него очень важное дело. Дядюшка!

 

Бука (продолжая). Я? Зачем ты пришел, повеса? Что ты у меня ничем не занимаешься?… Володя, смотри! Этак, брат, здесь нынче ничего не выслужишь.

 

Перский. Дядюшка… Я вам давно сбираюсь объявить… Выслушайте только.

 

Бука (продолжая). Убирайся к чорту! (Ей) Я вам очень нравится эта забава?

 

Елагинская. Чрезвычайно! Только вы хорошенько!… Прыгайте выше, выше!

 

Бука. Извольте, мой ангел! не смею ослушаться.

 

Елагинская. Еще бы! Иначе я могу так рассердиться, что беда вам!

 

Бука. О нет! Все сделаю, только не сердитесь.

 

Хоть будьте вдвое вы капризней,

Для вас мне жизнь не дорога!

Я не слуга моей отчизне,

А ваш покорнейший слуга!

И всем скажу, оставя шутки,

Что род мужской — пред вами пас!

И что у нас по женской дудке

Так пляшут многие под-час!

 

Писарев. Да что же это? (Ему) Батюшка! Андрей Степаныч! Спасите хоть мою голову!

 

Перский в это время мигает Елагинской, чтобы она ушла.

 

Бука. А? Кто там еще меня безпокоит? Убирайтесь к чорту! (Ей) Что? ловко? хорошо? а?

 

Елагинская. Прелесть! (Незаметно скрывается в дом).

 

Перский. Дядюшка! Да ведь он с делами.

 

Бука. Бот большое мне дело! зачем навязывать на шею

 

«Дела давно минувших дней,

«Преданья старины глубокой!»

 

Мало у меня без того дела! завтра приди!.. Скажи, что я болен… не могу пошевелиться…

 

Писарев. Да чем же вы нездоровы? его сиятельство требует, чтобы сегодня же бумаги были отосланы… Да вы же и сами после зададите мне гонку…

 

Бука. Ах! подле милой Анны Львовны я ничего не хочу знать! (не видя ее) Ах, она ушла!.. Анна Львовна!.. Где Анна Львовна?.. Анна Львовна!.. (Скрывается в глубину сада, продолжая скакать через веревочку).

 

Писарев (бежит вслед за ним и кричит). Батюшка, Андрей Степаныч! отпустите меня!.. я не виноват.

 

Перский. Дядюшка! постойте, ради Бога! дядюшка! выслушайте хоть меня… (также уходит за ним).

 

(За кулисами слышен громкий крик Буки: где Анна Львовна?)

 

 

X.

ЧИСТЯКОВ (выходя из дома, хохочет во все горло) и ЕЛАГИНСКАЯ (выходит за ним же).

 

Чистяков (ей). Ха, ха, ха!.. Посмотрите! посмотрите! пустился прыгать, как старый козел!.. Ну, Анна Львовна, мщение ваше доведет брата до того, что он завтра не шутя сляжет в постель. (Смотря в глубину). Посмотрите, ведь те оба и догнать не могут!.. Ах, батюшки! бедный Писарев запнулся и покатился вверх ногами!.. ха, ха, ха!..

 

Елагинская. Ах, как мне жаль его! а пуще бедного Вольдемара, если он сегодня не осмелится решительно обясниться с стариком и обявить о нашей свадьбе.

 

Чистяков. Нет, видно, что уж он теперь не боится его и ловит удобную минуту… однако, вы прячтесь всячески от стараго сумасброда, особливо, если он будет упрямиться.

 

Елагинская. О! да уж не безпокоитесь! я знаю, что старик с нетерпением добивается моего поцалуя: но он его не получит, пока Вольдемар не выпросит позволения жениться; только вы, пожалуйста, поддержите Вольдемара, если он струсит. (Смотря в глубину) Ах! вот они опять сюда!.. старик все еще меня ищет. Хорошо же, пусть его! (Прячется за куртину. За кулисами, перед выходом Буки, слышны голоса: «Дядюшка, Андрей Степаныч!..»)

 

 

XI.

ЧИСТЯКОВ, БУКА (продолжает скакать через веревочку), ПЕРСКИЙ и ПИСАРЕВ (догоняют его), г-жа ЧИСТЯКОВА (смотрит из дома и смеется).

 

Бука. Анна Львовна! Где Анна Львовна?

 

Чистяков. Брат! постой!

 

Писарев и Перский. Постойте, ради Бога!

 

Бука. Подайте мне Анну Львовну! (Бежит в дом, Писарев за ним). Варвара Андреевна, куда скрылась Анна Львовна?

 

Перский. Нет, с ним сегодня не сладишь, он ничего слушать не хочет!.. А бедный Писарев, бежавши за ним, так шлепнулся, что чуть не вывихнул ноги. Однако, в самом деле, где Анна Львовна?..

 

Чистяков. Молчи! она спряталась, чтобы дать тебе время объясниться с дядей. Смотри же, не робей! покажи свой характер!

Завтра, может быть, он опять переменится — тогда все пропало!

 

Перский. Да, я уж решился, я знаю, что надо ему сказать, только надо, чтоб он хоть устал, по крайней мере, и уселся на месте.

Чистяков. А вот погоди, я его так озадачу, что он у меня перестанет бегать.

(В доме слышен голос Буки: «Отстань, дурак! сиди, жди — у меня теперь свое дело»).

 

 

XII.

 

ТЕ ЖЕ и БУКА (вбегая усталый и расстроенный).

 

Бука. Анна Львовна! куда скрылась Анна Львовна?.. брат! племянник! что случилось с Анной Львовной?.. мне надо бы того… сказать Анне Львовне…

 

Чистяков. Да не ищи ее, она, брат, уехала… (уходит за Елагинской, мигая племяннику, чтоб он начал говорит).

 

Бука. Что?.. как?.. Анна Львовна уехала? неправда! ты шутишь — она здесь! ей Богу, здесь! (садится) Отдохну немножко — и опять побегу искать…

 

Перский (про себя). А! уходился! хорошо же, теперь надо ему показать в настоящем виде, до чего может довести его такое сумасбродное поведение.(Подходя) Дядюшка!

 

Бука. Ну, что ты опять?.. Что тебе?..

Перский (говорит почтительно). Вам… очень нравится Анна Львовна?

Бука. Ах, братец, чрезвычайно! дивная, обворожительная женщина!.. обещала меня поцеловать… ах!.. я, просто околдован ею!..

 

Перский. Я тоже-с.

 

Бука. Что?! ты тоже?

 

Невский. Тоже, дядюшка!.. да мне это и простительно.

 

Бука. Простительно!.. ах ты молокосос! а служба?.. служба?..

 

Невский (с намерением). Да служба, дядюшка, сама по себе, а Анна Львовна сама по себе.

 

Бука. Гм!.. вот что! это мои слова… понимаю… Но так что же мой друг?.. Ну? ну?

 

Перский. Да больше ничего, дядюшка, как то, что я так же влюблен страстно в Анну Львовну; полагая, что когда вы это узнаете, то…

 

Бука. Да… да… так чего же ты надеешься?.. (Особо) Вот от нее еще один сумасшедший! (Ему) Ну? ну?

 

Перский. Да; я в полной надежде, что любим ею взаимно, и что вы, как истинный благодетель мой, окажете мне милость…

 

Бука. Какую милость…

 

Перский (с достоинством). То есть, не станете сами за нею ухаживать: видите ли, дядюшка, это мне чрезвычайно не нравится! это поведение вам… извините, кажется, не к лицу. Она прекрасная женщина, но не для вас! вам надо думать о другом.

 

Бука. Ну, братец, мне жаль тебя, а уж это невозможно! уж извини! уж видно твое несчастие такое!

 

Перский (серьезно и холодно). Да вы, дяденька, обо мне не беспокоитесь, я-то собственно тут нисколько не страдаю… но мне больно за вас! Видите ли, вы теперь дошли до такого состояния, что я, как благородный человек, считаю долгом спасти вас от большой опасности. Послушайте: до сих пор и я, и все наши знакомые, почитали вас примерным и строгим человеком на службе, все другие — благочестивым христианином; так, каково мне будет слышать, если вдруг начнут теперь все говорить, что мой дядюшка только прикидывался благочестивым, что это все ложь и обман, что напротив, он и ханжа, и самый отчаянный волокита! что он, для своей прихоти, даже отбивает теперь у племянника невесту и проч.— Понимаете ли, как это не хорошо будет! мне как молодому человеку, это так будет больно, стыдно слышать, что я буду краснеть и за вас, и за себя. Нет, дядюшка, бывши в ваших летах и звании, я бы не стал бросаться из одной крайности в другую для того, чтобы сделаться предметом всеобщих насмешек! Во всяком случае, что бы вы теперь ни делали, но я однажды и навсегда скажу вам: что если вы будете так продолжать, то я оставлю вас навсегда я потеряю к вам всякое уважение. Извините!

 

Я стал служить под вашим руководством,

Чрез вас вполне долг службы я узнал,

И что достал трудом и благородством,

То не отдам за весь ваш капитал!

Скорей лишусь невесты и именья.

Скорей готов я жизнь свою отдать,

Но не хочу лишиться уваженья

И честь свою пред светом замарать!

 

Бука (вслушавшись, крепко задумывается; потом начинает понемногу снимать с себя феску, платочек, даже хочет снять куртку). Гм!… да… да… оно… ко-неч-но… Анна Львов… т. е. департам… т. е. проповедыв… Володя! друг мой! вели подать мое старое платье!…

 

Перский (обрадовавшись). Что я слышу!… Ах, нет, дядюшка! зачем же вы раздеваетесь?… Это не нужно!

 

Бука (слабым, кротким голосом). Нет, ведь, это все твое… я, пожалуй, еще истаскаю, замараю… зачем быть вороной в чужих перьях?.. Во-ло-дя, поцелуй меня грешного!.. Знаешь ли что?

 

Перский. Что, дядюшка? что с вами?

 

Бука. Так… что-то… как будто вот тут… (показав на сердце) вдруг оборвалось!.. Но ты не бойся, я еще успею представить тебя к награде.

 

Перский. Помилуйте, дядюшка, я совсем не для этого…

 

Бука. Нет, нет, ты все-таки стоишь! у тебя точно благородное сердце. Ты любишь меня, я вижу: ты в прекрасных, благородных формах закатил мне такую нравственную оплеуху…

 

Перский. Ах, дядюшка, извините… поверьте, что я…

 

Бука (перебивая его): Ничего, братец! спасибо!.. мне это полезно. Да, я точно, как дурак забылся!.. Спасибо, что ты во время остановил. О! я вижу теперь, что и в молодом поколении есть кое-что истинно доброе. Да! я крайне глупо повел себя! это все вышло оттого, что я молодость-то свою провел немножко того… подленько! так это во мне и вспыхнули, уж знаешь, остатки глупой молодости. Впрочем, ты не бойся: я твоей Анне Львовне не сделал еще зла ли сколько! ей-Богу, я еще не цаловал ее, только ручку, Володя, ручку…

 

Перский. Да ничего, дядюшка; если вы позволите мне жениться на ней, так целуйте, сколько угодно!

 

Бука (быстро]. Нет! нет! женись скорее и уж лучше не подпускай меня к ней! Я ведь слабая, испорченная тварь; ты сам видишь, что я в состоянии отважиться на всякое волокитство. Ох! стыдно на людей смотреть! Пожалуйста стащи с меня все это фанфаронство, дай мне влезть опять в свой достопочтенный виц-мундир. Ох! я думаю, как брат и его жена хохочут над Букой!..

 

Перский. Помилуйте, Захар Захарыч вам все простил, как вы помирились с его супругой.

 

Бука (жалобным тоном). И, это еще слава Богу… Ох!.. Володинька, так провели меня дурака как-нибудь незаметно на мою половину, я переоденусь, помолюсь Богу и поеду с Писаревым в город кончить дела. Ох! стыдно! (Уходит в дом).

 

 

XIII.

ЧИСТЯКОВ и ЕЛАГИНСКАЯ (выходят осторожно, смотрят на уходящего Буку. Перский, провожая дядю, оборачивается к Елагинской с торжествующим лицом, и как только Бука скрывается за двери, Перский возвращается на аван-сцену).

 

Чистяков. Браво, Владимир! молодец! ты довершил победу и разбил врага на голову!

 

Перский. Анна Львовна! теперь я смело могу сказать, что вы — моя!

 

Елагинская (дает ему руку). Да, да, мой друг. Я слышала все и от души радовалась, что вы умели воспользоваться обстоятельствами.

 

Чистяков. А все-гаки мы больше всего обязаны вам, Анна Львовна!— Бедный брат! Как он присмирел!… Умора, да и только!…

 

 

XIV.

ТЕ ЖЕ, ЧИСТЯКОВА (и потом) БУКА.

 

Чистякова. Ну, господа, Андрей Степаныч теперь опять кажется в своем виде, переодевается, бранит вслух сам себя, торопится в город на службу, извиняется перед Писаревым, что задержал его, а Писарев от радости у него просит прощения… Чуть не целуются!… Что все это значит?

 

Чистяков. А то, что он, наконец, образумился и дал свое согласие на их свадьбу.

 

Чистякова. Неужели? Слава Богу! И очень рада!…

 

Перский. Ах! если б вы видели, как ему совестно стало! даже стал просить, чтоб я не давал ему ни разу целовать мою невесту…

 

Елагинская. Что за вздор! Да я теперь обязана сама поцеловать его.

 

Перский. Позвольте, вот и он с Писаревым едет в город! Ого! как живо переоделся!

 

Бука (в виц-мундире, застегнутом наглухо; на голове шляпа, в руках портфель и палка. Идет, опустив глаза; за нам идет Писарев). Скорей, скорей, Писарев, я там лучше сам объяснюсь и поправлю все дело.

 

Елагинская. Андрей Степаныч! Теперь я, как ваша добрая родственница, при всех должна сама поцеловать вас, в знак дружбы и примирения.(Бросается к нему на шею и целует).

 

Бука (с криком роняя портфель и палку). Батюшки, сама поцеловала! Сама! О, искушение! Друзья мои! Чем я это заслужил?

 

Елагинская. А этот поцелуй, за ваше согласие!

 

Бука (обняв Елагинскую, сквозь слезы). Еще!!— Володька! я тебе не отдам ее!

 

Все. Как, Андрей Степаныч! так вы опять за старое?…

 

Бука (с отчаянием). Нет, не за старое, я ухватился за молодое! Господи! какая талия! какие формы! Володька! ведь я говорил тебе, что я слабая тварь!

 

Чистяков. Брат! опомнись!

 

Бука (громко). Не в состоянии!!

 

Елагинская. Андрей Степаныч! что вы? а благоразумие?…

 

Перский. Дядюшка! а служба?

 

Чистякова. А г. Писарев.

 

Чистяков. Ведь он все видел и пожалуй всему департаменту расскажет.

 

Бука (опомнившись). Ах, я старый урод! виноват, виноват,— опять забылся. О, Господи!.. грозя строго Писареву). Смей ты у меня рассказывать, я тебя съем!

 

Писарев (кланяясь). Да я, ей Богу, не виноват!

 

Бука. Ну-ну! ни гу-гу! Поедем! прощайте друзья! служба — святое дело! (Елагинской) Благодарю за два поцалуйчика!… Но только пожалуйста, если хотите, чтобы я вас любил, то говорите всем, что Андрей Степаныч самая безгрешная душа.

 

Все. Хорошо! хорошо!

 

Бука (к публике).

 

Чуть не выкинул я штуку,

Но опомнился опять;

Так прошу покорно Буку

За грехи не осуждать.

В суд и автор дело вносит,

Просит кстати доложить…

И Андрей Степаныч просит

В пользу автора решить.

 

 

 

 

 

Пантеон и репертуар, 1848г., Книжка 2