Дмитрий Самозванец (сцена из драматической поэмы)

Автор: Шишков Александр Ардалионович

Сцена из драматической поэмы: Дмитрий Самозванец.

 

Галич. Бедная Хижина.

 

 

Анна (прядёт). Петр.

 

 

Петр.

Родная, тяжкое пришло нам время,

Все дорого, а денег нет как нет!

В дому все пусто, а за домом страшно:

Войти не хочется и выйти тож!

 

Анна.

Не сетуй, не грусти, мой друг; поможет

Господь в нужде: он не покинет нас; —

Лишь был бы хлеб насущный, а гроза —

Убогого не тронет шалаша.

 

Петр (поправляя дрова в печи).

Все так; но сам себе не дам отчета

В том, что я чувствую в душе моей.

Какое-то предчувствие тревожит,

Какая-то печаль меня грызет.

Вчера, окончивши работу, я

Пошел на площадь; много там толпилось

Народа разного, и разных было

Речей и толков. Говорили все

Что Русскому беда грозит народу;

Что Царь наш — Господи меня прости! —

Не Царь законный, но убийца злобный;

Что жив Димитрий, Иоаннов Сын;

Что пламенник войны междуусобной

Горит в полках Борисовых дружин; —

И много говорили; вспомнить страшно!

Да если б были то одни слова!

А то и лавки заперли; и войско

Готовится в поход; и брат на брата,

И на детей своих возстал отец;

Везде раздор, все дышит бранью лютой;

Все говорят: погибнет Годунов,

От хищника Димитрий нас избавит.

 

Анна.

Димитрий ли, Борис ли нами правит,

Нам все равно! Высок небесный свод,

Далек престол Царей от низких хижин;

Как вечный Бог для смертных непостижен!

 

Петр.

Так: но в войне народной все должны

Готовы быть иль к славе иль к несчастью;

По мне так — или нож медведю в пасть,

Иль он тебя своей раздавит пастью!

 

Анна.

Раздуй огонь, голубчик: день сырой,

По небу черные гуляют тучи; —

Милей всего на старости; покой,

Любовь детей и огонек трескучий.

 

Петр.

Да, Бог лишь ведает, что будет впредь!

За честное, за праведное дело

Кто не готов бесстрашно умереть?

Я сам, хоть и не воин, стану смело

За родину и Белаго Царя!

Но как постичь нам, слабым, сильных виды?

Орудие в могучих их руках,

Мы сами на себя куем оковы,

Их замыслов обширных не обняв.

 

Анна.

Ах дети! Я стара, и всю надежду

На вас одних я в жизни положила!

Вас только двое у меня; а трепий,

Меньшой ваш брат, давно меня покинул —

И вот прошло почти уж двадцать лет,

Об нем ни весточки, ни слуха нет!

 

Петр.

Не плачь, родимая! Быть может счастлив

Григорий наш! Обширен белый свет,

И не везде небесный свод ненастлив.

 

Анна.

Боюсь, мой друг! Он с буйной головой,

Так рано брошен в треволненье света:

Соблазнов много в нем; и в ваши лета

Упасть легко; а путник молодой

Без опыта, без дружняго совета,

Легко собьется со стези прямой,

Когда соблазн глаза ему завяжет,

Я каждый день Создателя молю;

Да честному Григорию укажет

Обратный путь на родину свою;

Преступный же да не придет, но ляжет

В чужбине дальней, в мать сырую землю!—

В дни бурные, хоть ты мой сын любимый,

Не покидай на старости, родимой!

(слышен стук в двери). Стучат! …

 

(отворяется дверь; входит Василий).

 

Василий.

Брат! Матушка!

 

Анна.

Постой! Постой!

Дай поглядеть, натешиться тобой!

Как ты измок! Погрейся, дай мне руку,

Садись к огню! Ах, сын мой, милый сын!

Мне без тебя был годом каждый день,

И горько я оплакала разлуку!

Полгода, шутка ли? — Нет, нет, вперед,

Не отпущу тебя, мой друг, далеко;

Бог с нею, с прибылью! — Лишь будьте вы,

Здесь, все со мной, близ сердца моего! —

Ты чай устал? Измучился дорогой?

 

Василий.

Нет, матушка — душа устала! — Много

Я на пути моем видал чудес! —

Но что недавно видел в Туле,

Того язык не выскажет никак,

И описать перо того не может!

 

Анна.

Что ж? Златоверхие бояр палаты?

 

Василий.

Родная, нет — не то! —

 

Анна.

Их пир богатый,

Где серебро, да золото одно?

Где, как вода, гостям рекою льется

Душистое, заморское вино? —

Да — я сама, с покойным вашим дедом

Лет за тридцать пред сим была в Москве,

И привелось мне видеть пир боярский,

И не забыть по гроб! —

 

Василий.

Ох нет, родная!

Уж я к концу привел мои дела,

И радостной, отрадной мысли полный,

Что дни твои под старость успокоил,

Сбирался весело в обратный путь.

Вдруг слышу вопль; смотрю — народ толпится,

Все улицы наполнились людьми,

И — я за ними! — Прихожу на площадь,

И вижу там: доспехами покрыт,

Величествен, приветлив, сановит,

Боярин с граматой в руках стоит.

Вокруг него, сем отроков с мечами,

И с белыми знаменами в руках.

Народ умолк, и начал так боярин:

— «Внемлите, граждане! вещаю вам:

На вас идет России Царь законный!

Димитрий казнь несет врагам,

И огнь и меч крамоле непокорной;

Кто ж, каяся, падет к его стопам

И прежнее оплачет заблужденье,

Тому дарует милость и прощенье!

Усердием к Димитрию горя,

И осудив на гибель Годунова,

Россия в нем приветствует Царя,

Ему врата Москва отверзть готова. —

Средины нет! прощение иль казнь!

С несметными бесстрашными полками,

Димитрий ждет ответа за вратами.»

— И на народ повеяла боязнь.

Толпы к вратам; ворота с скрытом пали,

И панцыри в долине засверкали. . .

 

Петр.

Что ж далее?

 

Василий.

И вот: одна дружина

Прошла врата; явился строй за ней;

Под всадниками пышущих коней,

Еще, еще, и Иоанна Сыпа

Повеяла хоругвь! — Среди бояр,

Блестящими мечами огражденный,

Явился Царь: на нем горел, как жар,

Его шелом и панцырь драгоценный —

И перешла в глаза моя душа! —

Не двигаясь, и медленно дыша,

Трепещущий, безмолвный, удивленный,

Смотрю — и что ж?–Небесный Властелин!

Димитрий Царь. Григорий брат — твой сын! —

 

Петр.

Брат так шутить бесчестно и безбожно!

Взгляни на мать; она без чувств! — Стыдись!

 

Василий.

Нет! Надо мной гром Божий разразись,

Когда хоть слово произнес я ложно!

Я видел брата, видел! Слышал глас,

Знакомый, братний глас, когда народу,

Приветствуя, он обещал свободу!

Я видел, слышал! — Свет бежал из глаз,

Без памяти из города я вышел!…

 

 

А. Шишков 2-й.

 

Телескоп 1832г., часть VII