IV Сатира Буало

Автор: Норов Александр Сергеевич

 

IV Сатира Буало.

(Вольный перевод.)

 

 

Мой друг! мы все глупцы; ты прав, о том ни слова;

Но всякой, думает умнее быть другова.

И тот, кто наделен всех менее умом,

Соседа посадить, готов в безумный дом.

Из школы вырвавшись, педанством упоенный,

Надутый древностью, студент недоученый,

Который проходя по курсу каждый год,

Скопляет в памяти высокопарный сброд —

Сей витязь кафедры кричит, что без Платона

Рассудок здравый слеп и людям нет закона.

Но модный франт, чей ум и чья наука в том,

Чтоб рыскать в городе весь день из дому в дом,

Чтоб с головы до ног разпрыскаться духами

И женщинам скучать пустыми похвалами—

Поносит знания, невежеством своим

Он даже думает взять шаг перед другим,

Вельможе подражать, свое возвысить званье..

И чтить ученого за жалкое созданье. —

Вот Четкин пустосвят личиною своей

Стараясь обмануть и совесть и людей,

Сей тощий суевер во мраке заблужденья,

Без добрых дел, грехам ждет в вечности прощенья.

Но вольнодумец сей, не также ль без ума?

Он больше заблужден и вреден как чума.

Кто, наконец, сочтет безумия людские

И в мире всех умов понятия кривые,

Тот легче во сто раз найдет число людей

Умерших, помощью искусных лекарей,

И перечтет в суде лежалые бумаги.

Но друг мой, не хочу попасть я в  забияки

И рифмы и стихи терять по пустякам.

Ты прав; и не во гнев тем славным дуракам,

Которых Греция назвала мудрецами *)

Скажу, что мудрела не сыщешь между нами.

Все чудаки: пастух, философ и герой,

Один лишь более, иль мене чем другой.

В лесу, где тысячи дорог нас увлекают,

Как часто странники в неведеньи блуждают;

Все врознь скитаются, и в множестве путей,

Всяк выдти думает тропинкою своей:

Так точно в свете сем, водимые мечтами,

Блуждают смертные различными путями;

И часто тот из нас умнее на словах,

Кто более других и первый в дураках.

Но каждый из людей роль умного играет

И глупость сам себе в достоинство вменяет.

Скажи: какой  хитрец глупца уверит в том,

Что от природы, он не награжден умом?

Пусть целый мир — его нелепых дел свидетель;

Другим в порок, себе — их ставит в добродетель.

Мы все хотим блистать; и друг перед другим

Лишь отличаемся — безумием своим.

Нет! я того бы счел за мудреца прямого,

Кто не блестит умом; но видит ум другого;

Кто в ближнем слабости умея прикрывать,

Старается свои — рассудку покорять;

Кто совести своей недремлющий блюститель,

Своим порокам враг и первый их гонитель.

Но всякой для себя к пристрастию готов!..

Скупец — сей жалкой раб ключей и сундуков,

Сей нищий скаредный с бесчисленным именьем —

Свое безумье чтит благим предусмотреньем;

Верх славы, счастия и рай его земной —

Все в слитках золота, сокрытых в кладовой.

Чем больше скопит он, тем меньше расточает.

,,Нет! эту страсть ей, ей, мой ум не постигает!“

Кричит с досадою такой же сумасброд,

Который в бешенстве бросает свой доход

И с нетерпением, наскучив сам собою,

Сорит добро свое безумною рукою —

Кто ж потерял из двух рассудок здравый свой?

,,По мне, с ума сошли как тот, так и другой! “

Подхватит Трантелев, фортуны раб любимый,

По дням и по ночам игрок неутомимый,

Который притупив над картами глаза,

Ждет смерть и жизнь свою… от двойки, иль туза.

Когда же случай злой, играющий тасовкой,

Вдруг — поразит его несчастной понтировкой,

Тогда безумец сей, с косматой головой,

Со взором яростным, дрожащею рукой

Сам будет грудь свою терзать в ожесточеньи

И как беснуемый, клясть Небо в изступленьи.

Но пусть его скуют!… Страшиться я готов,

Чтоб новый сей Титан не грянул на богов.

Вот жертва жалкая туза винновой масти!

Избави Бог врага от этой глупой страсти!

Забудем игрока… Иной опасный чад

Кружит нам головы; но сладкой этот яд

Обворожая ум… невинен и безгрешен.

Клит оду сочинил — и одою помешен.

Он ею убивал здоровье и досуг,

И мучит одою — друзей родных и слуг.

Но несмотря на них, Клит шпоры дав Пегасу,

В безумии парит за Пиндаром к Парнасу.

Ах! если в этот миг, какой нибудь смельчак

Шепнет ему, что он не Пиндар — а дурак,

Что кроме рифмы, строф и знаков восклицанья;

Нет в оде Клитовой ни тени дарованья,

Что лучше если б он стихи писать отвык….

И если б — Клита вдруг луч истины проник?…

О, как бы проклял день, когда сим превращеньем,

Простился навсегда с приятным заблужденьем!

Он прав, он прав мой друг! и скажешь по неволе:

Из всех на свете зол, рассудок — зло всех боле **).

Не он ли строгий к нам, среди мирских отрад,

Упреком совести их превращает в яд.

Бранчивый сей старик придирки вечно ищет,

И точно, как педант, который в уши свищет

Все тоже и одно. Но сколько он ни лих,

А часто проповедь читает для глухих.

Пусть как хотят его поэты наряжают:

То в виде Гения мечтой изображают;

То факел, засветив рассудка над собой,

Пройдут чрез мрачный путь в храм истины самой;

Пусть божеству сему послужит все в природе.

Прекрасно! спору нет — но только в скучной оде.

Как в книгах ни пиши, а скажешь наконец:

Что всех счастливее на свете сем — глупец.

 

 

Москва

А — р   Н — в.

 

 

*) Буало говорит здесь языком невежд. Он часто в сатирах своих берет сторону тех, которых осмеивает.

**) Всякой видит, что предложение сие — ничто иное как ирония.

 

 

Благонамеренный, 1821, январь, № 2