Карлик со скрипкою

Карлик со скрипкою.

 

 

Был некогда один мальчик недоросток. Он по летам своим был очень мал и имел совсем кривые ноги; не смотря на это, он всегда был весел и очень любил проказничать.

Родители его померли, не оставя ему совершенно никакого наследства, так что и бедная их бабушка была продана за долги. Филатушка, так звали малорослого мальчика, оставшись без пристанища и без куска хлеба, принужден был наняться в работники к одному крестьянину. Прослужи три года, он пришел к своему хозяину и сказал: — хозяин! я служил тебе целые три года верою и правдою; работал, сколько силы мои позволяли, не получая от тебя никакой платы. Теперь хочу посмотреть свет и поискать своего счастья. Отдай мне заслуженные мною деньги и отпусти меня.

Крестьянин отпер свой сундук, вытащил из него большой мешок с деньгами, долго в них разбирался, наконец достал три полушечки и отдал их карлику, сказав: — вот твои деньги, по полушки на год; для такого маленького мужичка, как ты, и этого достаточно. Если ты их хорошо употребишь, то они доставят тебе счастие. Кто презирает полушку, тот недостоин иметь и рубль. Прощай, будь счастлив.

Филатушка взял свои три полушечки, был ими очень доволен; спрятал их в мошонку, которую сам сшил из мышиной шкурки, и положил мошонку в карман. После этого, простясь с хозяйкою и детьми, пустился в путь.

Но где бы он ни останавливался отдыхать, ложился ли спать под деревом, или в сарае, куда, иногда, впускали его добрые люди; садился ли отдыхать среди чистого поля, он всегда вынимал свою мошонку и пересчитывал полушки, боясь чтобы они не пропали.

Таким образом он провел нисколько дней, не находя случая употребить хорошенько своих полушечек. Наконец, однажды, под вечер, пришел он к превысочайшей горе. В некоторых местах она была так камениста, что не только никакой травы, но даже не росло и моху. Скалы были так круты и так стесняли тропинку, продолженную меж них, что по ней едва можно было пробираться. Но там, где между камнями было хотя немного земли, росли высокие, мрачные сосны и ели, который придавали этой утесистой горе вид самый печальный, ужасный, и увеличивали темноту наступающей ночи. В этом лесу не слышно было ничего, кроме дикого крика ворон, слетающихся на ночлег, и рева шумных горных потоков, стремящихся со скал в глубокие пропасти. Все это, при густеющем сумраке, казалось не только очень неприятно, но даже и страшно.

Но Филатушка не унывал. Он бодро взбирался на крутую гору, насвистывая песенку. Ночь совсем наступила, прежде нежели он успел взобраться на вершину этой горы, и ему было бы невозможно видеть той тропинки, по которой шел, если б месяц не проглядывал сквозь черные сосны и ели, и не освещал путь его. В это время было полнолунию. Взошед на гору, он глядел вдаль, не увидит ли деревни, или мельницы, или какого либо жилья, где бы можно было переночевать; но сколько свет лунный позволял ему видеть, глазам его не представлялось ничего, кроме гор и леса. Итак он решился провести ночь на вершине горы; отыскав местечко, поросшее мохом, он расположился тут ночевать, на этой мягкой постеле. Но, прежде чем лег спать, он достал свою мошонку из мышиной шкурки и начал пересчитывать свои полушечки и радоваться ими.

Он выложил их в горсть и разглядывал их; при лунном свете, он заметил, что на руку его пала какая-то туманная тень. Он поднял голову к верху и увидел перед собою человека, которого лицо было покрыто густою бородой, висящею до самых ног. Одежда его была накинута на голову, откуда падала большими складками до самой земли, так что видно было одно только лицо. Хотя пришлец стоял смирно, но все его одеяние было в каком-то странном движении, оно как бы вертелось вокруг него, или волновалось. Это беспрестанное движете, дымный цвет одежды и седая, столь длинная борода делали его похожим на призрак: казалось, что он поднялся из земли, как дымный столп. И в самом деле, это был не человек. Карлик, смотря на него, не знал, что думать; иногда считал его человеком, а иногда дымным столпом: наконец на него нашел ужас; он спрятал спои полушки и хотел бежать.

Но едва переступил он один только шаг, как почувствовал, что кто-то схватил его за волоса и держал крепко, и как ни страшно казалось ему привидение, но он но мог сойти с места. Взглянув на пришельца, он показался ему похожим на старика в сером плаще. Старик заметил его ужас и сказал, ласково улыбаясь: — не бойся, Филатушка! Я не сделаю тебе никакого зла.

У Филатушки отлегло от сердца, когда он услышал эти слова. —Спасибо, дедушка, что ты вымолвил словечко! Мне стало отраднее с тех нор, как услышал человеческий голос! А еще больше спасибо за то, что ты не хочешь мне делать зла. Не правда ли, ты но отнимешь у меня моих полушечек? Я за них служил целые три года.

—Они останутся у тебя, если ты сам не отдашь мне добровольно! отвечал старик.

—           О! если так, то они останутся у меня! воскликнул Филатушка:—а ты, дедушка, ночуй, пожалуйста, здесь со мною! Мне одному как-то жутко!

—           Не хочу я ночевать с тобою! проворчал сердито старик. — Послушай, продолжал он нисколько поласковее:— кончим поскорее наш торг! Мне нынешнею ночью надобно побывать за семь тысяч верст отсюда; скажи скорей, что возьмешь ты за свои три полушки?

Филатушка был догадлив; ему тотчас пришло в голову, что имеет дело не с человеком, а с могучим горным духом, который, вероятно, потому желает иметь его полушки, что они вылиты из меди, вырытой из глубины той горы, на которой они находились. Филатушка был умен и сметлив; а потому и отвечал духу: — хорошо! одну из моих полушек я отдам тебе за духовое ружье, которым бы я мог застрелить всякую птицу, на какую ни прицелюсь.

Филатушка не успел мигнуть, как дух подал ему прекрасное духовое ружье, вдвое длиннее его самого. Но Филатушка сказал: дай прежде попробовать, хорошо ли стреляет! — Он заметил одну еловую шишку, выстрелил по ней и шишки на ели как не бывало! Филатушка с радостью отдал за ружье одну из своих полушек. Старик сказал: — твое требование было очень умеренно! Подумай хорошенько о том, что бы тебе купить на остальные две полушки. Не желай вздору, выбери что нибудь получше, я могу все дать тебе!

— Хорошо! хорошо! отвечал Филатушка, валяясь со смеху: — ты взгляни на меня: я уродлив, кривоног, не могу плясать сам; а чрезвычайно люблю смотреть, как другие пляшут, и вертятся, как сумасшедшие; и потому за другую полушку не хочу от тебя ничего, кроме скрипки, на которой бы я не учась умел играть, и под которую бы всякий плясал по воле, иль неволе.

Дух подал ему такую скрипку, какую он желал, а к ней и смычок. Филатушка опять не видал, откуда взялась эта скрипка. Но, подавая ее, старик сказал: — ах, Филатушка! какое глупое желание! У тебя остается только одна полушка; выдумай что нибудь поумнее, подельнее!

Филатушка отдал другую полушку, и сказал: — теперь я желаю, чтобы никто не мог мне отказать в первой моей просьбе!

— Вот, наконец, хоть одно путное требование, и я с радостью исполняю его! говорил дух: — будь спокоен, Филатушка! оно исполнится; у кого бы ты ни попросил чего в первый раз, тот не в силах будет отказать тебе! — Филатушка отдал ему последнюю полушку. С вершины горы подул легкий ветерок. Филатушке казалось, что он уносит удаляющегося старика, который не уходил от него, а исчезал из глаз его подобно туману, разносимому ветром. Когда ветер дул сильнее, старик быстрее увлекался, и наконец, смешавшись вдали с ночным мраком, исчез совершенно.

Филатушка восхищался своим драгоценным приобретением; хохотал, прыгал на одной ножке, держа в одной руке ружье, а в другой скрипку, и восклицал: — Ай да молодец! Молодец, ты, горный дух, в серой туманной одежде! Спасибо тебе! От радости он не мог заснуть, да также и от страха. Он боялся, чтобы кто не украл его богатства, или чтоб проснувшись все случившееся с ним не исчезло как сон. Однако же ему очень нужно было отдохнуть; прошатавшись целый день, он крепко устал; итак он не пошел далее, но сел тут же на землю и дожидался рассвета.

Заметя, что ветерок свежеет, звезды потухают и на востоке загорается заря, наш Филатушка встал с своего места и пошел далее, к некоторому городу, находившемуся по ту сторону горы, в долине. Он радовался, воображая, как народ запляшет под его скрипку.

Он сошел с горы и прошел уж довольно далеко, когда нагнал его Дервиш, шедший из ближней деревни, в которой он собирал подаяние для своей общины. Он нес на плечах мешок, наполненный яйцами, плодами, сыром и другими разными и съестными припасами, данными ему добрыми людьми. Сошедшись с Дервишем, Филатушка поклонился и спросил: — откуда идешь так рано, честный отец?

—           Из ближнего селения, чадо, отвечал Дервиш. Я собирал там подаяние на нашу общину; теперь иду в город; хочу попробовать своего счастия: не пособят ли и там чем нибудь правоверные нашей бедной общине!

—           Ну, так пойдем вместе, сказал Филатушка, и я иду туда же! Ведь ты не станешь гнушаться тем, что я не магометанин?

—           Чего гнушаться! Может статься, я еще и обращу тебя в магометанство моими речами и святым примером! И оглядев Филатушку с ног до головы, Дервиш продолжал: нынче в городе ярмарка; там будет много всякого народу—и мусульман, и христиан, и жидов. Ты, конечно, хочешь заработать нисколько денег своею скрипкою?

—           А почему бы и не так, отвечал Филатушка. — Он шел рядом с Дервишем и все думал, как бы ему что спроказничать над этим турком, который собирался обратить его в свою веру. Прошед несколько, Дервиш увидел дикого голубя, сидящего на дереве, и указал  его Филатушке, говоря: сын мой, посмотри-ка, что за жирный голубь.

—           Да, прекрасный голубок! отвечал Филатушка: — я очень люблю голубей; это такое кроткое творенье!

—           И я очень люблю голубей, сказал, Дервиш: — эта такая вкусная птичка! — Он остановился и с жадностью смотрел на голубя. О, какой жирный! продолжал он: — вот лакомый кусочек! как бы хорошо было его зажарить!

Ах, сын мой! у тебя такое длинное духовое ружье; попробуй, не застрелишь ли ты его?

—           Пожалуй, изволь! отвечать Филатушка: — только с уговором: если мне удастся застрелить его, чтоб ты сам потрудился достать голубя; посмотри, он сидит над частым терновым кустарником, до которого мне с моими коротенькими, кривыми ногами очень неловко добираться, через все эти пни и кочки; да я же боюсь исколоться терновыми иглами!

—           Ты только застрели, а я уж берусь достать его! сказал Дервиш: — на мне одежда толстая; сквозь нее терновые иглы меня не уколят!

—           Но, прервал Филатушка: — мне кажется, что в ваших общинах, также, как и в наших монастырях, запрещено кушать мясное; оставим лучше в покое бедного голубка!

—           И! сын мой! да кто же нас здесь увидит? возразил Дервиш: — я надеюсь, что ты на меня не выведешь! Ну, подумай сам: какой тут грех есть  мясное? Лишь бы никто этого не видал, чтобы не приводить в соблазн правоверных, а то греха в этом нет никакого.

—           Честный отец! сказал Филатушка: — мне так приятно слушать твои поучения! Следственно, если никто не видит, не грешно нарушить свои обеты, и под час, вопреки Магомету и его Корану, выпить и вина?

—           Нет, сын мой, не грешно! лишь бы никто не знал про то! отвечал Дервиш.

Филатушке очень досадно стало на бессовестного Дервиша. — Постой же негодный лицемер, я проучу тебя! подумал он. Потом, обернувшись к нему, сказал: — Ну, если ты непременно того желаешь, изволь: я застрелю голубя. — Он выстрелил и голубь упал в самую средину терновника. Дервиш побежал за ним, пробрался сквозь терновник, и достал голубя. Между тем Филатушка изготовил свою скрипку, и сказал: дай, посмотрю: стройна ли моя скрипка? Заиграл на ней плясовую песню, и так хорошо, как самый лучший музыкант, хотя до сего времени он никогда не брал в руки ни скрипки, ни смычка.

Дервиш, услыша веселые звуки Филатушкиной скрипки, начал прыгать в средине терновника. Это сильное движете совсем ему не нравилось, потому что он был очень толст; но, по неволе, он плясал, коверкался, и так усердно, что перебил все яйца, лежавшие в его мешке; желтки текли но его одежде, пот лился ручьями по толстому, широкому лицу его; он насилу переводил дыхание, а все прыгал и вертелся. — Чадо! любезное чадо! кричал он, задыхаясь: перестань,  не то я запляшусь до смерти.

— Нет, нет! отвечал Филатушка: —  еще немножко! Вот другая песенка веселее первой, послушай ее! И проказник продолжал играть на своей скрипке; Дервиш плясал, прыгал и вертелся; а иглы терновника и сучья кустарников, цепляясь за его одежду, терзали ее— и клочья летали во все стороны.

— Я отдам тебе все деньги, которые собрал для нашего братства! вскричал Дервиш: — только именем Аллаха умоляю тебя, перестань играть, ты уморишь меня!

Наконец Филатушка унялся и дал время Дервишу перевести дыхание. Он обтер катящийся градом с лица пот: выпутал свою одежду из терновника и вышел на дорогу. Но когда Филатушка стал требовать обещанных денег, то он не хотел отдать их, и бранил его за то, что он, вместо того, чтобы оказывать ему должное почтет, как мусульманину и Дервишу, заставил его плясать под звуки околдованной скрипки.

Филатушка не испугался его гнева и грозил заиграть опять на скрипке, если он не отдаст ему денег; но Дервиш испугался Филатушкиной угрозы и отдал бы ему все на свете, лишь бы только он не прикасался к своей скрипке. Он развязал мешок и, увидя перебитые яйца, горестно вздохнув, сказал: — ах! пропало все мое добро! сколько бы кушанья из этого можно было приготовить, теперь все это хоть брось!

—           Не тужи о своем запасе, честной отец! сказал Филатушка: — за то, подумай, как славно ты наплясался! Ну достань же из этой яичницы мои трудовым денежки!

—           Попался я в твои руки, плут окаянный! говорит Дервиш, вздыхая. Он достал из своего мешка кошелек. Филатушка подставил шапку, и Дервиш высыпал в нее свои деньги. Филатушка спрягал их в карман и сказал: благодарю тебя, святой человек, что ты заплатил мне, бедняку, так щедро за ничтожный мой труд! — Да! отвечал Дервиш, уж я об этом постараюсь, чтоб ты получил достойную награду за дела твои!

Филатушка не отвечал ни слова, но смеялся от всего сердца, и весело пошел в город; а Дервиш шел за ним печально, повеся нос. В городе, проходя мимо караван-сарая, Филатушка сказал: — теперь простимся, святой человек! Желаю тебе скушать за обедом, на здоровье жирного голубя; ты его усердно выплясал! Желаю тебе также собрать в городе побольше денег, взамен тех, которыми ты меня так великодушно наградил; а я пойду вот в этот караван-сарай; может статься, там понадобится кому-нибудь моя скрипка. — Дервиш пошел далее, а Филатушка пошел в отворенную дверь и потом в комнату; сел на диван и спросил себе чего- нибудь поесть. Утолив голод и расплатясь честно с хозяином, он заиграл на скрипке. Все присутствующие принялись плясать очень охотно, и гостинник также плясал, вместе с своими посетителями, пока Филатушка играл на скрипке.

Это всем очень полюбилось, потому что в этот караван-сарай, или гостиницу, собрались тогда одни весельчаки, которые щедро заплатили музыканту. Едва переставал он играть один танец, как просили его играть другой. Люди, шедшие по улице, проходя мимо караван-сарая, также плясали, во все время пока звуки скрипки доходили до их слуха.

Но Дервиш быль сердит не на шутку на Филатушку, — не столько за пляску, как за то, что он отнял у него деньги. Он пошел прямо к Пашеи жаловался ему на колдуна. — Если б я знал, где отыскать этого проказника, то я наказал бы его за все эти плутни, сказал Паша.

— Пошли свою стражу, могущественный Наша, в ту гостиницу, которая недалеко от въезда в город, с полночной стороны, отвечал Дервиш:  —  этот колдун должен быть там; найти его не трудно; пускай поищет только кривоногого карлу со скрипкою и духовым ружьем.

Паша послал за Филатушкой свою стражу. Воины, вошед в назначенную гостиницу, нашли там ужаснейший шум. На улице перед домом, на дворе, в переходах, в тех горницах, куда доходили звуки скрипки, и в большой зале, везде народ плясал; а Филатушка,  стоя на столе, играл на скрипке, и забавлялся, глядя на эту пляску. Стража, вошед в зал, чуть-чуть не заплясала туда же; но, к ее счастию, Филатушке понадобилось отдохнуть, и пляска прекратилась.

—           Начальник стражи, подошед к  проказнику, схватил его за ворот и сказал: — ага! неверная собака! попался ты мне! Пойдем-ка со мною! Филатушке очень хотелось знать, что бы это значило; он пошел добровольно с начальником стражи и дорогою думал: что нужды, я всегда успею отделаться от беды и попросить, чтобы меня выпустили; ведь, никто не может отказать мне в первой моей просьбе!

Представь пред Пашу, он увидел сидящего возле него знакомца своего — Дервиша, и тотчас догадался, что был схвачен под караул по его жалобе.

—           Признавайся, говорил Паша: — правда ли все то, в чем обвиняет тебя этот почтенный Дервиш? Правда ли, что ты  измучил его пляскою и отнял у него все деньги?

—              Правда, отвечал Филатушка; — я не могу в этом запереться!

—           Ах ты собака, гиаур! воскликнул гневно Паша: — как мог ты ругаться над святым Дервишем и обирать его! Но подожди, ты получишь достойное по делам твоим! Ты будешь наказан, не отсечением головы, потому что я не хочу, чтобы мусульманская сабля была осквернена кровью неверного; но, в пример всем ворам и мошенникам, тебя повесят, как собаку! — Он приказал позвать палача и велел ему немедленно повесить бедного карлика.

Палач обвязал Филатушку веревкою и повлек его за собою; Паша также пошел, желая видеть эту казнь над колдуном; Дервиш пошел с Пашею, радуясь внутренно своему мщении, а между тем притворясь, будто перед смертью хочет обратить преступника и сделать его мусульманином; стража окружила осужденного со всех сторон, и народ бежал толпами, чтобы видеть казнь.

Выслушав длинное Дервишево наставление, наполненное ругательств, Филатушка сказал: — ах, святый человек! вижу, что заслуживаю смерть, хотя я и не имел злого умысла. Мне всегда было приятно видеть, как люди веселятся, и я не знал, что тебе грешно плясать! Я думал, что если, в противность вашего устава, тебе можно есть мясо, и, не смотря на запрещение вашего пророка Магомета, можно пить вино; то почему бы тебе и не поплясать.

Эти слова взбесили Дервиша пуще прежнего, и он с нетерпением желал насладиться казнью бедного карлика. Между тем подошли к виселице. Народ обступил ее кругом; подставили лестницу; палач надел петлю на шею бедного Филатушки; взошел ступеньки две на лестницу, и оборотясь сказал обреченной жертве: иди же за мною, гиаур! — Филатушка взошел также на две ступеньки, и подумал: —теперь мне пора обратиться с просьбою к Паше; когда взойду еще выше, то уж поздно будет! — Итак, обратясь к Паше, который стоял впереди, он воскликнул: Могущественный Паша! Праведен твой суд! Но я имею до тебя одну, последнюю просьбу: позволь мне объявить ее, прежде нежели меня повесят!

—           Говори, отвечал Паша: — посмотрю, можно ли исполнить твою просьбу.

—           Ах, сказал Филатушка: — я так люблю мою скрипку, что не могу с нею расстаться! Прикажи меня повесить вместе с нею; но прежде дозволь мне, перед смертию, на прощание слышать ее звуки!

—           Великий Паша! воскликнул испуганный Дервиш: — не позволяй этому мошеннику играть на своей заколдованной скрипке! Мы все запляшемся до упаду! Всем нам беда будет!  — Но Паша отвечал: — в такой безделице не должно огорчать отказом человека, приговоренного к смерти! Чего ты боишься, Дервиш? Он стоит уже на виселице! Петля уже на его шее! Одно движение руки палача, и его нет, и скрипка его умолкнет навеки! — Потом, оборотясь к страже, приказал подать Филатушке скрипку и развязать ему руки.

Филатушка, с восторгом, схватил свою скрипку и начал играть. Услышав эти звуки, сперва заплясали стоявшие тут ребятишки; потом палач сказал: давно уж я не плясал, теперь захотелось вспомнить старину! Сошел с лестницы, — и ну плясать. Заплясала стража с своим Агою; заплясал и Паша, и Дервиш, и весь присутствовавший народ. Но Дервиш, наплясавшийся еще утром до упаду, усталь прежде всех и, едва передвигая ноги, кричал: — Великий Паша! прикажи ему перестать играть на скрипке! Нам стыдно плясать перед всем собравшимся народом! Я остерегал тебя; но ты не уважил слов моих!

Но развеселившийся Паша отвечал:— какая нам нужда до народа! Пляши себе, честной отец, не смотря ни на кого! Мне самому там весело плясать, что и перестать не хочется!

— Пляшите! пляшите, мои детушки! воскликнул карла: — теперь я сыграю вам казачка, это веселый танец; благочестивый Дервиш уж плясал под него, нынче утром! — Он заиграл казачка, а Паша, Дервиш, Ага с своею стражей, палач, мужчины, женщины и дети еще усерднее плясали вокруг виселицы; многие восклицали: еще никогда не было так весело во время казни!

Между тем Филатушка снял петлю с своей шеи, сошел с лестницы; взял свое духовое ружье, брошенное Агою, в жару пляски, и продолжал играть, а народ продолжал плясать. Играя таким образом, он продрался сквозь толпу и побежал, не переставая играть; народ бежал за ним, не переставая плясать; наконец веселое собрание до того наплясалось, что один по одному начали падать от усталости. Прежде всех повалился толстый Дервиш, потом упал и Паша, за ним попадали и палач, и Ага, и вся стража, гнавшиеся за Филатушкою; также и народ салился попарно, и поодиночке, на дорогу; а карлик все бежал вперед, играя на скрипка, до тех пор, пока от усталости никто уж не в силах был за ним гнаться.

Избавившись таким образом от виселицы, Филатушка смеялся от всего сердца. Он пошел, с ружьем своим и скрипкою, в другие города, в христианские  земли, где нет лицемеров, злобных Дервишей, и где нет самовластных Пашей, которые могут вешать людей без суда и расправы. Он везде доставал своею скрипкою много денег; не делал никому никакого зла; но куда ни появлялся, не мог удержаться, чтобы не наделать каких-либо проказ, так что все говорили о кривоногом карле со скрипкою. Таким образом он весело провел свой век и дожил до глубокой старости. Когда же он умер, то струны на скрипке его оборвались, испустя последний жалобный звук с его последним дыханием. Навесили новые струны, но эта скрипка сделалась обыкновенной скрипкой, не лучше прочих; на ней мог играть только тот, кто умел, а плясали под нее только те, которые хотели плясать. Духовое ружье также раскололось и более ни на что не годилось, как только растопить печку.