Перст Божий

Перст Божий

 

 

 

ГЛАВА I.

 

 

Давно как лебедь  величавый

 По голубой небес  канве,

Луна всплыла из за дубравы

Красуясь в яркой синеве

Шатра безоблачного свода,

При освещеньи золотом

Очаровательно природа

Забылась тихим, сладким сном.

Ничто вокруг не прерывало

Ея волшебной тишины,

И все наитием дышало

Полудня сладостной весны.

 

У рощи, в домике уютном

У незакрытого окна,

В самозабвении минутном

Стояла Лидия одна:

Бросая тень по белой шеи,

Полу — расплетшихся волос

Вились на плечи ленты, змеи

Ея роскошных, черных кос;

И очи карие девицы

Под смоляной дугой бровей,

Сквозь шелковистым ресницы,

При блеске месячных лучей,

Светились проблеском  зарницы

Вперяясь в даль чужих полей,

И окрылен мечтой мгновенной,

Взор беглый видел пред собой

Приют в отчизне отдаленной

На место зелени чужой,

И вместо рощи длиннотенной

На склоне речки голубой —

Знакомый строй вельможных зданий

Над вольной, царственной Невой;

Не юг — приют очарований,

Далекий север снеговой

Пред ней лежит, необозримый!

Год ровно минул в эту ночь

Как кинув шумный край родимый

Уединились мать и дочь

На юг, в мечтах давно любимый,

Надежд и дум всегдашних цель,

Венец желаний; — но ужель

Грустя душой непостоянной

Стремится Лидия опять

На полночь родины туманной

Роскошный полдень променять

Нет, прихоть мысли перелетной

Ее туда перенесла,

И о минувшем безотчетно

Тоску на душу навела!

Всегда рои воспоминаний

На ум наводит лунный свет,

И грустно — сладостных мечтаний

Кто не знавал в осьмнадцать лет?

Чья грудь впивая воздух юга

Не будет думами полна,

В часы полночного досуга,

Без утешительного сна?

Но, Боже, пыл воображенья

Меня так сладостно завлек, —

Он в незнакомые виднья

Мои мечтания облек!

Живописуют смело думы

Природу южной стоpоны,

Когда снег яркой белизны

В глазах моих лежит, угрюмый!

Ах! огневая голова

Не сладит с сердцем вольнодумцем,

Не даром светская молва

Зовет мечтателя безумцем.

Окно девица заперла;

К стеклу кивота с образами

Скрестивши руки подошла,

И очи полные слезами

На лик пречистой возвела:

«Многострадалица святая!

Молилась Лидия;— » внемли

С высот надоблачного края!

И исполнение пошли

Молитве жаркой и единой:

Меня родимой не лиши!

Она неведомой кручиной

Тревожит мир больной души!

Спаси молитвой чудотворной

От новых бед обоих нас……

Какая тайна думой черной

Темнит лазурь мне милых глаз.»

 

Она легла……… недоуменье

Покоя бедной не дает,

И грустным ей воображенье

Родимой образ создает!

И грустно ей что горесть, милой

Ни чем не может усладить;

— Ужели, думает уныло:

Мне эту скорбь не отмолить?

Нет! благ Господь: мои моленья

Он никогда не отвергал?

Не давно радость исполненья

В желанном крае Он послал;

Еще в младенческие годы

Просилась жить душа моя

Среди полуденной природы,

И наконец — на юге я!

Но смертный часто недоволен

Своею участью, — всегда

Желаний новых жаждой болен,

Неутолимой никогда!

Так грустно мне в долинах юга,

Душа бездействием  больна:

Ах, сердце просит ласки, друга,

А я одна, всегда одна!

Одна — в томительном покое

Душа забылась тяжким сном;

На всей земле нас только двое,

В союзе близком и святом!

Уединение — не мука,

Со мной родимая моя!

Но, Боже! если ждет меня

С ней скоро вечная разлука!

Какая горькая судьба! —

И мучит  Лидию тревожно

Души невольная борьба.

Встает, чуть слышно, осторожно,

Накинув плащ, прокралась в сад,

Остановилась у аллеи

Где изумрудный виноград,

Ее любимые лилеи

И куст заветных белых роз

Лелеет тенью гибких лоз.

Вмиг, о грядущем, о бывалом,

Как смутный сон тоска прошла;

Как при луне она мила

В плаще, под белым покрывалом!

В час ночи, будто горний дух

Привольных рощ гамадриада;

Сошла взглянуть на роскошь сада,

На тихий дол …. вдруг робкий слух Пугает шорох, — пошатнулась

Ночная тень густых ветвей,

Девица в страхе оглянулась —

Старушка-няня перед ней:

«Гулять в саду в такую пору;

Невесть зачем — людей страшить!

Да только лешему да вору

В полночь приходится бродить ….

Тьфу! Господи, прости! с испугу

Чего не впутаешь в слова!

Вот вздумала дразнить старуху,

И без того я чуть жива.

Ей, Богу! стыдно! — Я проснулась, —

Глядь на постель — пустая; хвать,

В гостиной нет! я ужаснулась,

Давай Бог ноги в сад бежать!

Мечтает! все романы эти,

От них какого ждать добра,

Их встарь не читывали дети

И спали крепко до утра!»

— Послушай, няня, полно вздорить

Об книгах  я не стану спорить;

А только выслушай меня:

С зарей иду молиться я

В часовню слободы подгорной,

С версту от нашего села

К иконе Спаса чудотворной,

Я рвать венки для ней пришла,

Они бы с вечера завяли. —

«Ну дело! Богу одному

Все наши жертвы да печали,

Прости ворчанью моему!»

 

Где рощи занавес зеленый

Спустился тенью над рекой,

Сияет крест раззолоченый

На кровле храмины святой,

И за решеткой деревянной

Часовни, в темной глубине,

Символ молитв обетованный,

Икона вделана в стене.

Неугасимою лампадой

От богомольцев освящен,

Душе спасительной отрадой

Лик светлый Спаса озарен;

Вокруг чела венец из терний,

Во взорах легкой скорби тень;

Молельня эта целый день

Почти полна бывает черни:

Из дальних даже деревень,

Приходят пестрыми толпами

Чудесный образ убирать

Благоуханными цветами,

И пол травою усыпать.

Но только в час зари восходной,

Безмолвен, тих святой приют,

Одни, тропинкою свободной,

Молиться девушки придут

О тайнах сердца, о желанном …

И в день тот, чуть заря взошла

На небе из-синя румяном,

В часовню Лидия пришла

Украсить образ чудодейный,

Взамен завялых, чьих-то-роз

Гирляндой свежею лилейной,

И след чужих вчерашних слез

Смыть с лика собственной слезою,

И помолиться об родной

Томимой: скрытою тоскою;

Как сладко было ей одной

С отрадной мыслью упованья

Об милой слезы проливать,

Души заветные желанья

Перед незримым изливать!

И мнилось, свыше Милосердный

Как голубице чистой внял

Молитве пламенной, усердной,

Так ясный взор ее сиял

Благословенным упованьем

Души утишенной мольбой ….

Но Лида с легким содроганьем

Вдруг слышит шорох за собой;

Глядит — девица молодая

У входа молится; — черты

Прекрасны — как у ликов рая

Чистейшей светлой красоты!

Как небо юга — тихо ясен,

Очаровательно — прекрасен

Взор томный светлой синевой; —

Роскошен свежестью живой,

Над золотистыми кудрями,

У бледно розовых ланит,

Венок с простыми васильками

На голове у ней лежит……

Вглядясь внимательно узнала

В ней друга юности она,

И — как стрелой поражена,

На грудь к молящейся припала….

Бог внял молитвам двум подруг:

Ты ль это, ангел-Зораида?

Вглядись, узнай меня, мой друг!

«—О, Боже!: ты-ль со мною, Лида?

Мы-ль, снова, милая, сошлись … !»

И крепко, крепко обнялись.

«Разлука-смерть, и смерть-разлука,»

Поэт прославленный сказал;

Но кто б волшебной силой звука

Подробно нам живописал

Миг райский сладкого свиданья?

Ах! в выражениях скользя,

Тех чувств в юдоли испытанья

Достойно выразить нельзя!

В благословенные мгновенья

Немеет скованный язык,

Небесны эти упоенья

А смертный — к ропоту привык.

Залетной радостью взволновать,

Не раз обманутый в судьбе,

Вполне внезапно очарован

Еще не верит сам себе!

Объемлет сердце сладкий трепет,

Нежданной радости испуг,

Невыразим взаимный лепет:

«Ты-ль, милый друг, найденный друг?»

Но ах! блаженные минуты

Короче горестных минут:

Для счастья — в сердце нет приюта,

А горю — целый мир приют!

Вмиг сердце выплакать готово

Судьям — убийственный вопрос:

«Надолго ль?» тягостное слово,

Залог разлуки новых слез!

«Надолго ль? вымолвила Лида,

Нашла я, милая, тебя?»

«— Бог весть! сказала Зораида,

Кто поручится за себя?

Мой друг! в смиренной, нашей доле

Нельзя о будущем мечтать!

Я повинуюсь чуждой воле:

Отец  мой — Бог; чужая — мать!»

— Давно-ль же ты осиротела? —

«Уж года два: меня призрела

Как дочь помещица одна;

Я многим ей одолжена:

Благодеяния чужие

Меня заставили забыть

Все детства радости былые,

И глубоко всегда ценить

Ее заботы неземные!

Но грустно по-стране родной,

И что-то мне на юге душно!»

—Ты будешь жить теперь со мной!

Тебя родная прямодушно

Перезовет, друг милый, к нам:

Ты примешь дружние услуги,

И мы разделим пополам

Хлеб-соль, занятья и досуги! —

«Помилуй! нет, душа моя,

Неблагодарных Бог карает!

Теперь мне Мечины — родня; —

Моя защитница скучает

И часом лишним без меня!

Она, в глуши уединенной,

Боится скуки как чумы:

Дочь замужем, а сын военный,—

Пробудет только до зимы;

Он из полку, на той неделе

Приехал к нам…….. »— Ах, Боже мой!

Военный … Мечин …. в самом деле!

А молод он, каков собой?.

«Нас старше десятью годами.

Развязен, ловок как черкес,

И сыплет острыми словами!

В столице он имеет вес ;……»

«—Так! точно он! вот это мило…..

Он был нам коротко знаком,

Еще на севере родном … —

И — вдруг задумалась уныло.

«— А как ты, Лида, хороша!

В твоих глазах ночь — полдень ясный,

В них блещет разум твой прекрасный

И вечно пылкая душа!

В тебе вся Прелесть Итальянки!»

— А ты мила как херувим,

С воздушным станом северянки,

С очами — небом голубым!

Какая томность в них и нега!

Так роза майская нежна;

Как ты лицом, белее снега! —

«—Да полно, прервала она.

Еще что лесть твоя наскажет?

Мне так тебя не очертить?

Вернее зеркало покажет

Как стоит Лидиньку хвалить;

Иль предалась ты вдохновеньям

Всегда поэзию любя?»

— Нет …. иногда по воскресеньям».

Слагаю песни для себя;

А в будни некогда — заботы,

Под-вечер книги и работы

Ждут время: муза так добра

Что стережет мои досуги!

Но, друг мой, радость! нам пора.. Прости! —

И верные подруги

Вновь до разлуки, всякой день

Друг друга видеть обещались,

И у ручья того расстались,

Где по струям бросая тень,

Роскошно лавры зеленеют,

И розы дикие вокруг

Над пестрым сборищем подруг

Благоухая пышно рдеют,

Где так красив широкий луг.

 

 

 

ГЛАВА II.

 

 

 

О чем прекрасные подруги

В саду, в беседке, при луне,

Деля вечерню досуги,

В тиши беседуют одне?

И отчего так жарко пышет

В щеках румянец у одной,

И пыл участья дружбы дышит

Во взоре кротком у другой?

 

— Вот там, в каштановой аллее

Он говорил вчера со мной,

Мои любимые лилеи

Хвалил и поливал водой,

Желая цвесть им, негой взора

Моих внимательных очей….

О! как завидую я, Зора,

Тупой холодности твоей!

Мечтам не веря, в свете шумном,

Ты лживость вызнала похвал,

В воображении безумном

Твой ум жизнь благом не считал!

Давно он в радужные краски

Любви и дружбы не рядил,

Он знал их близко, без повязки

И «сердце опыт остудил!»

А я? в столице как в пустыне,

Я прозябала как цветок;

Я верю слепо чувств святыне,

Еще неведом мне порок,

Коварство льстивого обмана,

И вся бесчувственность друзей!

Но — я ручаюсь за Избрана —

Он право лучший из людей!

Меня наставила родная

Всегда достойное ценить,

А добродетель уважая

Нельзя Избрана не любить!

Всегда так пылко — благороден

Он рад за правду — хоть на казнь

Во всем он с маменькою сходен

Да вот — и к нам его приязнь

Его уважить заставляет;

Что в нас ему? хорош, богат,

Умом счасливым обладает,

Он важен в свете: все хотят

Иметь такого сына, брата….

«—О, как ты мало знаешь свет!

Тяжка спокойствия утрата!

Прими ж мой искренний совет:

Я мало с Мечиным знакома,

Со мной он редко говорить

И часто не бывает дома:

Или с террасы план чертит,

Иль занимается охотой

Я с матушкой его одна

Сижу в гостиной за работой

У неоткрытого окна;

И потому неверных мнений

Об нем не смею выводить,

Но правом опытных суждений

Хочу тебя предупредить:

С твоей доверчивой душою,

С умом мечтательным твоим,

Ты, увлекаясь добротою,

Так веришь хитростям людским;

Зовешь коварство благородством

И вольнодумство правотой!

Он мог подложным в мыслях сходством

Пленя, смеяться над тобой!

Дай Бог чтоб твой рассудок здравый

Над сердцем пламенным владел,

И никогда бы льстец лукавый

Тобою хвастать не посмел!

Лелея чувство как святыню,

Цвети, не тронута молвой,

И сердца мирную пустыню

Не населяй мечтой живой!

Блаженна девичья свобода,

Без романических побед;

Одна лишь дружба да природа

Счастливят жизнь в юдоли бед —

Тебе-ль быть ими не довольной?»

О! да, ответ подруги был:

Счастлива я … но вздох невольно

Ей в беглом слове изменил;

Ах! Зора, я Избрана знаю,

Он совершенства идеал!

Скажи-ж полуденному краю

Чтоб солнца он не обожал…  —

«—Тс! Лида, шорох за кустами….

А! Мечин, верно уж за мной?»

Да, угадали! я за вами:

Вас просит маменька домой……….

«— Пойдем! — ах, прелесть ночи юга!

Что ж, Лида, ты проводишь друга?

Так мы за нянею зайдем….»

 

Как отказать? И вчетвером

Они идут по роще темной

На высоте лесистых гор,

Красноречивый Мечин скромно

Одушевляет разговор.

 

Души достоинство прямое

И просвещенный, смелый ум,

Тревожат сердце молодое

Святым слияньем чувств и дум;

Всем впечатленьям в эти лета

Оно доступней — и добрей,

Желая презреть без ответа,

Обеты слушает скорей!

Но ах! доверие опасно,

И — недоверчивость горька,

Покоен разум наш бесстрастно,

А сердцу пылкому тоска!

 

Там, у знакомого нам луга,

В благоухающей тени,

Рассталась с Лидией подруга;

Втроем назад идут они:

Про прихоть барышни бормочет

Старушка-няня позади,

А та и вслушаться не хочет:

Ей грустно; камнем на груди

Легло разумное сужденье

Подруги жизни первых дней;

И тяжко, страшно ей волненье

Души встревоженной своей.

 

Еще на севере далеком

Ласкался Мечин к ней давно,

Но видно им на юге — роком

Соединиться суждено.

На лоне родины желанной

Он снова жизнью полной жил;

Достойной верен постоянно

Он горячее полюбил,

Но как-то медлил изъясненьем;

Наедине был с нею дик;

Пред сильным сердца улеченьем

Всегда упорствует язык.

 

Краса волшебная природы,

Роскошной ночи полу- тень

И чувство полное свободы,

И благовонных лавров сень,

И неба яркое светило,

И нега сладостной тиши, —

Все упоительно манило

Излить смятение души;

И Мечин ловит миг счастливый

Не ловок в первый жизни раз,

Под шепот няни говорливый,

Начать любви своей рассказ.

Живей, звучней стихов поэта

В час с ним беседующих муз,

Он пылко требует ответа

На страсть его, на их союз!

Безмолвно, робко, дева внемлет:

Ей новы сладкие слова;

И стыд и страх ее объемлет,

У ней кружится голова;

От чуть скрываемых волнений

Дрожат и клонятся колени;

Стыдясь поднять смущенный взгляд,

Избрану с трепетом шепнула:

«До завтра!» — И в соседний сад

Одна, как ласточка впорхнула!

 

Давно уж мать ее ждала,

В укромной спальне, на диване,

И наконец она вошла:

«Как долгое с кем же шла ты, с няней

«— Да, с ней…. да Мечин проводил …

Дочь, запинаясь, прошептала,

И — зарыдав, почти без сил,

На грудь родимую упала.

 

Полвека зная смутный свет,

И вызнав дочь осьмнадцать лет,

Мать той поры боялась вечно,

Когда уму на перекор

Стремится молодость беспечно

На огневой с страстями спор,

О встрече друга сердце страждет,

Утрат, обманов не боясь,

И чувство с мыслью просит, жаждет

Скрепить таинственную связь.

И наконец пора настала,

Но счастья этого она

Сама для дочери  желала,

И в нем была убеждена.

Благоразумный Мечин прежде

Еще советовался с ней,

Тогда уж сбыточной надежде

Он вверил жизнь души своей.

Нежданно Лидии мечтанья

Вдруг оправдались не во сне,

А больше нет у ней желанья

Сбылось последнее вполне!

 

Дитятей к матери ласкаясь

И на коленях перед ней,

Денницы розовой алей,

Девица шепчет, улыбаясь:

«— Судьбою нашей наконец

Теперь довольна-ль ты, родная?

Ты не заплачешь снаряжая

Свою надежду под венец?

Довольна мной и в жизни новой,

Ты не тоскуй, по старине, Развеселиться дай мне слово:

Я буду счастлива вполне!» —

Но, побледнев, затрепетала

Как бы испуганная мать .. .

«О, Боже! что она сказала!

О, Боже! смею-ль умолчать?

Во всем Твоя да будет воля, —

Но подкрепи обоих нас,

Молить о твердости дозволя!»

Обильно канув вдруг из глаз,

Бежали матерние слезы

На прядь густых дочерних кос,

На щечки алые как розы….

«Предупреждаю твой вопрос;

Вооружи рассудок твердый

Противу сердца твоего,

Смирись пред волею Того

Кому противен смертный гордый!

Для мрачных тайн ты — молода,

Но — незабвенные печали

Твое младенчество венчали;

Ты верой в бедствиях тверда,

Твоя опора — Бог и совесть!

Готова будь, ты от меня

Услышать горестную повесть!

Таиться вновь не в силах я:

Ты знаешь смелый  ум и твердость

Души покойного отца,

И самых предков ваших гордость

Противу благости Творца;

Когда нередко им светлели

Безслезной радостью дни,

Лелеять свято не умели

Души сокровище они,

Его, тщеславясь, расточали

По прихоти, в глазах людей,

И — безпризнательно скучали

Молиться в блеске лучших дней!

Карает дерзость Провиденье,

И приговор его жесток:

Господне праведное мщенье

Казнит наследственный порок!

Потомство жизнью искупает

Прощенье дедовских грехов,

И в казнь им — Бог у их сынов

Жизнь — в блеске счастья — отнимает!

В надежной радости вполне

Никто из них не смел признаться

Чтоб скоро с миром не расстаться

Вздохнув по первом светлом дне!

Так твой отец самолюбиво,

Устроясь на закате дней,

Мечтал об участи счастливой

Жены, возлюбленных детей,

Освобожденный от несчастий,

Вполне утешенный судьбой,

Он умер, волей Вышней власти

Сражен болезнью роковой……

За ним сестра и брат женатый, —

Один — блистательный, богатый,

Любимец светской суеты;

Другая — в блеске красоты,

В пылу надежд, очарований; —

Потом — венец земных желаний,

Сестра за-мужняя твоя…….

Ах! не гордись, душа моя,

Благих небес благословеньем,

И от людей его скрывай!

Но с благодарным умиленьем

От Бога милость принимай…..

«—О! не грусти, моя родная!

Мне наша тайна не страшна;

Я знаю с детства: жизнь земная

Так редко в счастии длинна!

Всегда должны мы быть готовы

На неизбежный перелет —

Из жизни в жизнь, из света в новый —

Душа века переживет!»

 

Ее спокойствие смягчило

Смятенье любящей души,

И скоро сон смежил в тиши

Глаза мечтательницы милой;

Уснула мать с слезой в очах

С тоской о будущем мечтая,

А дочь-невеста молодая

С полу-улыбкой на устах.

 

 

 

 

ГЛАВА III.

 

 

 

Благотворительность святая,

Светило бедственной судьбе,

В краю обещанного рая

Венец бессмертия тебе!

Блажен в блистательном чертоге

О бедных мыслящий богач,

Чья милость, первая по Боге,

Смирить отчаянье и плач

Толпы молящей на пороге

Его разубранных палат!

Блажен высокий покровитель,

Приветный ближнему как брат,

Благий как ангел-утешитель,

Пред миром за-живо он свят!

На нем печать благословений

Ему возлюбленных сирот;

Их исполнительных молений

От горя дольнаго оплот!

 

Так мать Избранова ласкала

Как друга Зору-сироту;

Ее, любуясь, называла

За кудри, ум и красоту

Шутя, головкой золоченой!

Но не советовала ей

Казаться барышней ученой

И ненавистницей людей,

Питая тайное желанье

Ее с Избраном сочетать,

Чтоб за дочернее вниманье

Ей вечным счастием воздать,

Когда ж он, полный восхищенья,

В пылу надежд счастливых дней,

Просил у ней благословенья

На брак с возлюбленной своей

Родная тайно огорчилась,

В любимых замыслах тверда,

В душе на сына разсердилась,

И — отказала навсегда.

Хотя достоинствами Лиды

Сама восторжена была

Да участь томной Зораиды

Ее сердечно заняла;

Она устроить Зоры счастье

Клялась — сыновнею рукой,

Ее сердечное безстрастье

Считая скромностью пустой.

Великодушная не знала

Что не согласием своим

Родного сына убивала,

На жертву радостям чужим!

Как мог он Лидией любимый

Иного счастия искать?

Как от души боготворимой

Живую душу оторватье

Обворожить могла ли Зора

Своей неясной красотой,

И здравым смыслом разговора,

С холодной сердца чистотой,

Его, Тавриды уроженца?

Когда все такт, манило к ней,

Любовь, доверчивость младенца,

И пламень сердца и очей?

Когда о ней одной мечталось

Ему и в яве и во сне,

И ей в сердечной глубине

Давно так свято отозвалось!

Хоть не красавица она,

Он любит: пусть она земная,

Ее душа ему родная,

Она любви посвящена.

 

Теперь тоскуя, он день целый

Нейдет в заветное село:

Его души осиротелой

Ничто б рассеять не могло;

И как нежданно поразила

Судьба блаженные мечты,

Едва дала и изсушила

Надежды лучшие цветы.

Как мог предвидеть сын любимый

Чтоб ангел в благе отказал?

Чтоб так приемыш предпочтимый

Над ним в любви торжествовал

Но истомясь тоской безплодной,

Он, вверя скорбь души своей

Участью Зоры благородной —

Нашел спасительницу в ней.

 

Под вечер, Мечина лежала

В огромных креслах, у окна,

И о вчерашнем размышляла,

Душой тосклива и больна;

Вдруг Зораида к ней подходит,

У ног садится, и слегка

Про грусть Избрана речь заводит,

На подвиг дружбы не робка:

« — Да! ты большая философка,

Душой скорбишь за целый свет;

Нет, золоченная головка!

Я вспышку юношеских лет

Не назову прямой любовью!

Забыл он первый выбор свой —

А мстить хотел измене кровью,

Да вот опять шалит, живой!

Уедет в полк, — в шуму столицы

Замрет вторичная любовь,

И мною избранной девицы

Он красоту полюбит вновь!

А плакать Лидия не будет,

Ей деньги милого найдут,

Не влюблена ж она — забудет!

Тебе же даст ли кто приют?

Когда меня с тобой не станет,

Под чуждым кровом, без отрад,

Заране молодость увянет;

Никто бездомному не рад;

Всем грусть свою рассеять нужно;

Да и тебе какая честь

В одной учтивости наружной?

Не то когда свой угол есть…..

Клянусь, Избран тебя оценит,

И шалость сердца навсегда

Любовью истинной заменит….

— Мой ангел кроткий! никогда!

Я не приму и не желаю

Судьбы запретной и чужой

Я на коленях умоляю

Вас о подруге молодой!

Когда б вы знали душу эту,

Как любит, плачется она!

Я — для любви не рождена,

Принадлежать не буду свету!

Вы — жизнь и слава сироты;

Мне ваши ласки — ласки счастья….

Ах! не отриньте без участья

Молитв признательной четы.

« — Так он любим? и я разрушу

Союз скрепленный до меня?

Бог с ними! пусть же эту душу

Благословят  они как я!

Ты, Зора, сердцем победила

Упорство чуждого ума,

Иль дружба чистая сама

Твоею речью говорила?» —

А Зора, будто за себя,

Ей с жаром целовала руки;

И друга искренно любя,

Дрожа за лишний час разлуки,

К родимой сына призвала,

И после кратких объяснений,

Восторгов, слез, благодарений,

К ногам невесты привела….

 

И скоро меяц величавый,

В пространстве темно-голубом,

Зазолотясь из за дубравы,

На сад посыпал серебром —

И тихо всплыл над той аллеей

Где роза пышная с лилеей,

И виноград роскошно рос;

Где насладиться на свободе,

Взаимно преданных природе,

Счастливцев трое собралось….

И будто с сада месяц ясный

Лучей сводить не захотел,

Так он медлительно, прекрасный

Над головами их светлел.

Все сладкой негою дышало,

И жизнь святую затая,

Земному говору внимало,—

Вдруг звонкий голос  соловья

Разлился трелью переливной,

И речь людская замерла,

Так сладость звуков песни  дивной

Обворожительна была.

Как у мечтательницы милой

Кипела в юном сердце кровь —

Ей все о счастии твердило

Природа, дружба и любовь!

Еще их негою впервые

В душе младенческой полна,

Все жизни радости живые

В тот день изведала она!

Воображенье раскрывало

Блаженства вечного начало:

Небесной радости залог

Была сердечная поэма,

Любимый сад — страна эдема,

Любви возвышенный  чертог!

Теперь возможность слез и горя,

Была несбыточна для ней,

И бури жизненного моря

Безсильны в ярости своей!

Склонясь, к плечу безмолвной Зоры,

Головкой, милое дитя,

Свои сияющие взоры

Стыдливо в землю опустя,

Качала стебель розы гибкой,

И друга речи огневой

Внимала с сладкою улыбкой,

Под звуки трели заливной

Певца любви и дней блаженных

Полудня пламенной весны,

Под тенью тополей надменных

Благословенной стороны.

Радушно Зоринька делила

Восторги Лидии своей,

И, улыбаясь, не сводила

С нее лазоревых очей, —

Любуясь свелым выраженьем,

Лица невесты молодой,

Красноречивым оживленьем,

Веселой сердца простотой. —

В тот миг, художник вдохновенный

Пред ними долго б размышлял,

Кого-б из них глазам вселенной

Он смелой кистью передал?

Одну — с кудрями золотыми,

С спокойной томностью в очах,

С очами ясно-голубыми

С полу-улыбкой на устах, —

Или невесты ненаглядной

Земные, милые черты,

С улыбкой счастия отрадной,

Возможной смертным красоты?

Художник, нет! ее, земную,

Волшебной кисти удостой,

Пусть мир хранит красу родную

Не тронь святого несвятой!

 

Но вот на церкви сельской внятно

Полночи тихий час пробил,

И прозвуча им неприятно

Друзей до утра разлучил.

 

 

 

ГЛАВА IV.

 

 

Денница Лидию застала

Перед растворенным окном;

Она за письменным столом

Песнь сердца в звуках излагала.

Коса блистая как атлас,

Широко над челом чернела,

Власть вдохновения горела

Во взоре ясном карих глаз:

В лице всегда одушевленном,

Румянец пламенный играл,

И думу в блеске вдохиовенном

Красноречиво обличал;

Любви восторженность послала

Ей эти думы после сна,

И Муза мне пересказала

Мечту невесты; — вот она:

 

Поля Тавриды, юг Прекрасный,

Вторая родина моя!

Надолго север мой ненастный

В тебе чужой забуду я!

 

Mне только памятны утраты

В отчизне сумрачной моей,

Судьбой оставлена без платы

Моя любовь слепая к ней!

 

Дыханье ветра ледяное,

Дожди и грязь по мостовой,

И небо вечнооблачное

Над окаймленною Невой —

Едва холодностью привета

Не заморозили меня,

Но я спаслась, мечтой согрета,

До жизни радостного дня!

 

Красавец — юг, приволье взгляду,

Тебе мой пламенный привет!

Ты возродить в душе отраду

Надежды юношеских лет!

 

Я все прекрасное узнала

В твоей прижизненной тиши

И, обновленная, признала

Земное счастие души!

 

Еще в былые дни печали,

Всегда три чувства, три мечты,

Меня заманчиво смущали, —

И вот украсил ими ты

Путь жизни мне — быть может краткой,

Пусть смерть грозит!

Заплачу ль вновь?

Меня приветствовали сладко

Природа, дружба и любовь!

 

Давно над садом в галлерее

Сошлась знакомая семья;

Избран в каштанновой аллее

Стоял задумчив: соловья

Разливу раннему внимая,

И взором по саду блуждал;

За столик утреннего чая

Прийти он с милой ожидал.

И вдруг она ему предстала

Мила, воздушна как мечта,

Прозрачной тканью покрывала

До ног с головки обвита,

Как бы приветствуя отрадно

Счастливца друга своего,

Смотря с улыбкой ненаглядной

На восхищенного его!

« — Нет, ангел! я тебя не стою!

Ты выше страсти; райский цвет!

В твоих чертах земного нет!»

— О! мне ль назваться неземною!

Любя как смертную меня,

Цени высоко Зораиду,

Вот это сердце — ярче дня!

Но, милый ветренницу-Лиду

С мечтолюбивцем-женихом

Ждут верно к чаю, за столом—

Из сада быстро за собою

Резвушка друга увлекла,

И дружной, радостной четою

На галлерею с ним взошла.

Жива семейная картинка,

Прямого счастья черты.

Мать—весела восторгом сына,

Хранитель -ангел сироты,

Чьи очи негой повитые

Глядя приватно на друзей

Как небо чисто голубые,

Чаруют кротостью своей;

Счастливой Лидии родная,

Юнее прежнего сама,

Беседу тихо оживляя,

Пленяет роскошью ума,

А перл семьи, без  покрывала,

С венком на черных волосах,

Душистый чай им разливала,

С улыбкой прежней на устах;

Ее следил самолюбиво

Огонь знакомый черных глаз,

И только в нем красноречиво

Светился пыл души счастливой;

Безмолвен с нею первый раз,

При ней задумался не-вольно

Как заколдованный жених,

О жизни с милой, сельской, вольной,

О близких радостях своих.

Бывают странные мгновенья

С душой привыкшею к бедам,

Когда к ней радость исполненья

Теснится с грустью пополам.

Когда в приветных ласках счастья

Уже вполнее убеждена,

Возможность нового ненастья

Вдруг вспомнит, светлая она:

Ее томленье непонятно,

На устремленные глаза

К лазури неба необъятной

Найдет невольная слеза

От всех пролитая украдкой;

То чувство голову кружит

И нежит сердце грустью сладкой,

И душу в родину манит.

 

« — Скажи, что значит, вид угрюмый,

Противный нраву твоему;

Спросила мать; « — открой мие думы!» —

Шепнула милая ему:

Послушный сладостному звуку,

К устам и к сердцу он прижал

Ее младенческую руку —

И что-то тихо ей сказал …

Вся вспыхнув: « завтра обрученье;

Невеста вслух произнесла,

«А свадьба в это воскресенье…

И в сад подругу позвала.

И Зоре там она открыла

Семейной тайны приговор,

И так ей с жаром говорила

Потупя в землю ясный взор:

« — Пусть будет что судьба судила

Семье за страсть к мечте земной,

Последней отрасли могила

Искупит грех заповедной!

Судьбе, быть может, неугодно

Связать святыней брачных уз

Меня с семьею благородной, —

Но неразрывен наш союз!

Друг чует сердцем близость горя, —

Нет! что не сбудется со мной,

Решусь — и жребий переспоря,

Я лягу в гроб его женой! «—

Остановить ее не смея

В тоске немой, почти-мертва,

Подруга слушала бледнея

Ее последние слова!

И слезы брызнули невольно

Из-под опущенных ресниц

Взаимно тронутых девиц:

Одна — душою богомольной

Страшилась тайны роковой

Подруги гордой пред судьбой,

А та — слезами за участье

Достойной Зоре заплатя,

Заговоря опять про счастье,

Развеселилась как дитя

Весь день, безпечная, живая,

Так неподдельно весела,

Игрой ума обворожая

Еще милей она была.

Избран, блаженством упоенный

Не нагляделся на нее,

При ней изведав, ослепленный

Как бы иное бытие.

И разсудительная Зора,

Считая тайну за мечты,

Дарила блеску разговора

Живой любезности цветы.

 

Решили с общего сужденья

Обряд священный обрученья

На завтра в полдень совершить

В часовне слободы подгорной;

Чтоб той иконе Чудотворной

Обрученицу поручить.

Прощаясь Лидия с друзьями

Просила Зору раньше встать,

Чтоб с нею свежими цветами

Прийти часовню убирать.

 

Не вышел месяц золотистый

Из — за нависших облаков,

И грозно -темен лес  тенистый,

И воет ветр между дубов.

Не спится нежной Зораиде:

Трепещет сердце, ноет грудь;

Она раздумалась об Лиде —

И страшно ей в окно взглянуть —

Но безотчетною тоскою

В тиши ночной утомлена,

Спустила занавес окна;

И успокоилась мольбою.

Давно, безпечна как дитя,

На грудь головку опустя,

Невеста в креслах сном почила,

Любовь мечты возобновила.

И в обаяньи смутных грез,

Ей мнится, будто у налоя,

В руке с свечей зажженой стоя,

Она, в венке из белых роз,

К венцу любимца ожидает;

Вблизи нарядный полу — круг

Все незнакомых ей подрут;

Ей взоры ярко ослепляет

Разлитый в храме чудный блеск;

Но вдруг над ней раздался треск

Земля церковная шатнулась,

Она упала — и проснулась.

 

Светало, в сонные глаза

Сверкнула бледная гроза,

Полнеба туча обхватила,

Огня небесного полна;

И воздух утра дышит знойно,

И глухо гром вдали гремит,—

Но смелый взор ее спокойно

На небо грозное глядит.

Она, безстрашная, в моленьи

Твердит заветное одно,

О неотменном обрученьи.

Закрыв рассеянно окно,

Обвившись тканью покрывала

Тихонько в сад она сошла,

Цветов гирлянды навязала,

И скоро в слободу пошла.

 

В покоях Мечиных все спало,

Грозы не слыша роковой,

Но вдруг все в доме задрожало

Удар раздался громовой ….

И вмиг испуг необъяснимый

С постели всех троих поднял,

И ужас им непостижимый

Со сна встревоженных объял:

В минуту все сошлись в гостинной

Спеша в испуге на балкон; —

Но прояснялся небосклон:

Удар губительной единой:

Грозу последнюю венчал,

Гром отдалялся и стихал.

Лазурь свободная блеснула,

И лента радуги живой

Полнеба ярко обогнула

Дугой волшебно-огневой.

« — Удар далек! испуг напрасен;

Сказала Зоринька друзьям;

« И будет верно день прекрасен!

К родным полуденным грозам

Пора привыкнуть, слава Богу!

И так! невеста ждет меня:

На сборы праздничного дня.» —

Простилась, вышла на дорогу;

Цветов нарвала полевых,

Гвоздик, фиалок голубых,

Да диких роз с родного луга;

И с ними Лидии спеша

Неизменимая подруга

Нейдет — бежит едва дыша:

Вот речка, вот и лавр зеленый,

За ним и храмина стоит….

Но … Боже! крест позолоченый

В траве, низвергнутый, лежит,

И в роковой стихий тревоге

Полу-разрушена стена,

И — без дыханья на пороге,

Невозвратимая она!

 

Ей в ноги Зоринька упала,

Мертвей безжизненной caмa,

И так мучительно рыдала

Без слез, без чувств и без ума!

Свершился жребий! нет спасенья

Венец надет — без жениха;

Не встанет жертва искупленья

Давно казнимого греха!

Так Бог безумной первой страстью

Ее мечты осуществил,

И, к расцветающему счастью,

Невесту смертью подарил.

Печален дом осиротелый,

Рыдают все; — без слез стоит

Избран у ног ее день целый,

Он дико, сумрачно глядит

На милый лик, как мрамор белый,

На неподвижные черты

Уже бездушной красоты:

В одежде радостной, венчальной,

Вся в померанцовых цветах,

И на груди и в волосах,

С полу-улыбкой безпечальной

На бледнорозовых устах, —

Лежит невеста молодая

К венчанью будто убрана,

Покойна жертва гробовая

Как в забытьи живого сна.

Мать на коленях перед нею,

Почти спокойнее друзей,

Глядит на свядшую лилею,

Крепка молитвою своей.

Для ней исчезла жизнь земная,

Почти безчуственно тверда,

Она проникла где родная —

На небо светлое, туда!

Ее сердечные страданья

Живит надежда — над землей

Отрадой скорого свиданья

С ее утраченной семьей!

Удар последний совершила

Судьбы разгневанной рука,

Теперь желанная могила

К несчастной матери близка!

 

С рассветом жданным воскресенья

Земля родное приняла:.

Невесте служба погребенья

Обрядом свадебным была.

 

Но спустим занавес забвенья

На грустных несколько недель;

Нам гроб — вторая колыбель;

Смерть — близя с жизнию святою

Живых души не веселит; —

Под белой, мраморной плитою

В часовне новой дева спит;

Неугасим огонь лампады

Перед иконой золотой,

Скорбящих душ немой отрады,

В безмолвьи храмины святой.

И в тихий час как месяц всходит,

Над светло-зеркальной рекой,

Молиться Зоринька приходит

Туда, с утишенной тоской,

В мечтах по ней невозвратимой!

О бедной матери, хранимой

Творцом в тиши монастыря,

В краю отчизны отдаленной,

О искуплении греха,

О скорби тихой, потаенной

Небесной девы жениха.

И часто сходятся случайно

У гроба Лидии они;

Подруга радуется тайно

Когда ему былые дни

Души убитой не тревожат;

И неотступные мечты

Тоски взаимной не умножат;

Но чаще, ангел чистоты,

На друга милой негодует —

И, вдохновенная, перстом

Ему на образ указует,

В благоговении святом.

А он, послушен ей невольно,

Бсз слез, колена преклоня,

Покоя просит богомольно

До жизни радостного дня……

 

Но день взойдет благоприятный

Давно сыновняя тоска

По милой деве невозвратной,

Для доброй матери тяжка;

Мечта любимая запала

На сердце праведное вновь

Мать из души его желала

Изгнать вторичную любовь.

Дает обет, ночной порою

В часовню Спассову сходить,

И уповательной душою

Чудотворящую молить

О исцелении спокойном

Души сыновней от скорбей,

И устроении достойном

Судьбы любимицы своей.

Вот ночь желанная настала,

Тиха, прохладна и светла,

Избрана мать с постели встала,

И мимо Зориньки прошла.

 

В часовне, с час, Избран уныло

На плиту взоры опустя,

И руки бледные скрестя

Стоял один перед могилой;

Он думой был на небесах…..

Вдруг шепот слышит за собою —

И видит мать свою в слезах,

Перед иконою святою.

Его смутил внезапный страх:

Он вдруг признал себя виновным

Пред этим ангелом земным

В своем унынии греховном!

И — движим промыслом святым,

Дал клятву мысленно, родимой

Внимать божественным словам —

И, вдруг в тоске необъяснимой

Как тень упал к ее ногам,

Моля: спаси от грешной муки!

Она молилась, опустя

Благословляющие руки

На сердцу милое дитя.

Потом сказала: « — Бог свидетель!

По мертвым скорбь — для них тяжка!

Венчай любовью добродетель

И — сгинет грешная тоска!

Избран! сам Бог к тебе взывает—

Предай не наше небесам!

Мой сын! Невесты  тень внимает

Моим молитвенным словам:

Дай клятву ей,— назвать супругой

Усопшей друга — сироту,

Клянись — последнею услугой

Почтить почившую мечту!» —

Проникнуть верой чудотворной,

Как возрожденный, Мечин встал

И ей с любовью непритворной

Ответ желанный прошептал.

 

 

 

ЭПИЛОГ.

 

 

Как благо к смертным провиденье!

Оно душе в усладу бед

Дарует тихое забвенье!

Скорбей тяжелых — легкий след

Порой одно воспоминанье

Былую грусть возобновит,

Но часто прежнее страданье

Нам радость новую дарит.

 

Всегда чиста душой спокойной,

Без пыла юности в крови,

Превозносимая достойно

Не знала Зоринька любви;

Ее задумчивые взоры

Огонь страстей не оживлял;

Еще томиться бледной Зоры

Никто, в мечтах, не заставлял,

Чуждалась суетного мира,

Она, довольствуясь судьбой,

И власти — юности кумира

Не признавала над собой;

Страшась обидного обмана

Мечты забвенью предала;

Но руку пылкого Избрана

Она без думы приняла.

Хотя в ней сердце трепетало

Произнося святой обет:

Невесту в Мечине пугало

Безумство юношеских лет, —

Да благодетельницы слово

Ей было свято,—и она

Теперь заботам жизни новой

Неизменимо предана.

Когда достоинства супруга

Она глубоко поняла,

Навек, без страха, в руки друга

Жизнь, волю, сердце предала.

И мать Избрана упросила

Оставить южные края

И снова север посетила

Благословенная семья.

Там, по неволе, с  Зораидой

Муж должен был знакомить свет,

И прозвал невскою сильфидой

Столичных юношей совет

Его прекрасную супругу; —

Любя семейный быт простой,

Она пожертвовала другу

Своей любимою мечтой:

Балы, спектакли и собранья

Пестрили жизнь ее; — она

Была чертой очарованья

От дам других окружена.

Всегда казалась в бальном шуме

Непринужденна весела,

И мужу в страсти к мирной думе

И подозренья не дала.

Когда же в тишь уединенья

Избран семейство отдалял —

Разгул ее воображенья

Беседу ярко оживлял,

Потом, игрою музыкальной

Умела, слух обворожа,

Рассеять тень мечты печальной,

Минутой счастья дорожа.

Без пыла, Зора, непритворно

Семью счастливила, любя

Самоотвержено, покорно,

Без лишней мысли для себя.

Так, за прямую добродетель,

Любящей матери мольбой —

И сирота и благодетель

Награждены вполне судьбой.

А память Лидии достойно

Святилась избранной семьей;

Как будто дух ее спокойно

Еще носился над землей.

В лучах святого возрожденья,

Она являлась иногда

Друзьям, в тумане сновиденья,

Как полуночная звезда….

 

А одинокая могила

Травой пустынной заросла;

Ее однажды посетила

Вдова — наследница села,

Да богомольцы-поселяне

Как идут к образу Христа,

Заходят к ней, да к старой няне,

Под сенью медного креста

Похороненной ими вокоре

По смерти барышни своей, —

А то бывало, на просторе,

Старушка плакала по ней,

Лежа на мраморе могилы;

И завываньем да тоской

Утратя жизненные силы,

Вкусила в вечности покой.

С тех пор, никем не посетимый,

Господский домик опустел,

И так покойницей любимый

Заглохший сад осиротел.

Мертва пустынная обитель

Несчастной Лидии моей;

Живя на-против, управитель,

В уютной хижине своей,

Не смел проникнуть дерзновенно

В заветный домик под замком,

И тишины его священной

Нарушить в обществе людском.

В ее уютном кабинете

На белом мраморе стола,

С последней мыслию о свете —

Листок оставлен, без числа;

На нем начертанные звуки

Плоды полночного труда,

Никто из смертных, ради скуки,

Читать не будет никогда, —

Их жребий — вечное забвенье ….

Быть можете также и тебе

Мое любимое творенье,

Не будет лучшего в судьбе!

Перелистают, без вниманья,

Листки заветные мои; —

Мои любезные созданья

Незанимательной семьи,

Скользнут ненадолго, как тени,

По беглой памяти людей,

Да купят грозный суд и пени

Родной поэзии моей!

Ах! грустно встретить неудачу

В мечте лелеемой давно —

Но я покойна; я не плачу:

Терпенье женщинам   дано!

 

 

 

 

Конец.