Послание к Русскому Бавию об истинном поете

Послание к Русскому Бавию (*) об истинном поете.

 

О ты, дерзающий, судьбе на перекор,

До старости писать стихами сущий вздор,

Ковач нелепых слов и оборотов странных,

За деньги славимый в газетах иностранных,

Наш Бавий! за перо берусь я для тебя!

Опомнись! пощади и ближних и себя,

Познай, что все твои посланья, притчи, оды,

Сатиры, мелочи, и даже переводы,

С тех пор как рифмачи здесь стали не в чести,

Лишь могут на тебя безславье навести,

Лишь могут на весах правдивыя Фемиды

Поставить на равне с отцем Телемахиды!

 

Тот жалкой человек, кто ссорится с судьбой!

Так! истинный Поет не сходствует с тобой;

Он просто, без хлопот, собою нас пленяет,

На нем с рождения печать небес сияет;

Ему наставник! — Бог, природа — образец;

Он Мудр и всемогущ: он сам другой творец.

 

Как сладостно внимать его восторгам лирным,

Когда он, пред Царем преклоньшася всемирным,

Приносит от души чистейший фимиам,

Дивится благостям, дивится чудесам,

И вновь о благостях ко смертным умоляет…

Тогда он Божество в самом себе являет!

Иль взоры обратив на сей подлунный свет,

Поет природу нам, — он всюду зрит предмет,

Воспламеняющий его ко песнопенью;

 

Все силы придает восторгу, вдохновенью,—

Вид гор, полей, лесов, небесная лазурь,

Треск грома, молний блеск, свист ветров, ужас бури!

Он мыслью возносясь, тогда ефиром дышет,

И видимое здесь небесной кистью пишет.

Но мир сей мал ему! превыше он парит;

Он в сонме Ангелов себя мгновенно зрит;

Ему открыто все, он все проникнул тайны,

Постиг деяния для смертных чрезвычайны;

Узнал протекшее с рождения Времен

И что назначено для будущих племен.

Тогда, познаньем дел Творца обогращенный,

Возвысив громкий глас — пророческий, священный —

Вливает в души огнь, божественный восторг!

Иль вдруг — преносит нас в волшебный свой чертог,

Куда сопутствует ему воображенье,

Творений выспренних душа и украшенье.

Там вымысл царствует, там произвол — закон,

Здесь в действиях своих Поет-не зрит премен,

Ему возможно все. По сей обширной власти

Он вид и существо дает пороку, страсти,

И добродетели дает приличный вид,

Он фурий и богов и милых нимф творит

И управляет их деяньями всевластно.

 

Ты, Бавий, не таков! ты мучишься напрасно,

Желая заменить трудом небесный дар,

Приходишь не в восторг, в какой-то жалкой жар,

И в нем беснуяся, уродов пораждаешь,

Которых с радостью на белый свет пускаешь.

Несчастный мученик! ты сколько ни пиши,

Стихи без гения — как тело без души:

Один нахлебников твоих они пленяют;

И те перед тобой украдкою зевают,

Смеются за глаза; а в лавках….. твой портрет

Наслушался, какой дают тебе совет,

О Бавий!— Но позволь теперь с тобой проститься

И к настоящему Поету обратиться,

 

Сей благодатный сын благих к нему Небес,

Что мыслью запредел вещей себя вознес,

И с нами в дружеском быть хочет сообщенья,

Печется иногда о нашем просвещеньи.

То философии храня святой закон,

Поет нам как Орфей, и мыслит как Платон?

Ему покорены душа и ум и чувства!

То правила дает науки, иль искусства,

И тут приятности стараясь не лишать,

Цветами терние он любит украшать;

Он знает — лишь тебе урок сей неизвестен,

Что с мудростью одной не может быть прелестен,

Что страшен и смешон угрюмый педагог

И что важней всего приятный, плавный слог.

Иль свиток древности очами пробегая,

Отличных доблестью героев избирая,

Потомству их дела со славой предает,

И слава их его к безсмертию ведет!

Виргилий меньше ли теперь Енея славен?

В сих повестях Поет всегда предмету равен.

О битвах ли гласит,— тогда от громких струн,

Оружий слышен звук и медных жерл перун!

Любовь ли воспоет,— сердец очарованье, —

Нам слышатся тогда и вздохи и стенанья!

 

Вот свойства главныя, вот истинный Поет,

Котораго читать и славить будет свет!

 

Ты, Бавий, смолода на все статьи пустился?

Отважился, дерзнул, запел и — осрамился (**)

О жалкой человек! Имел ли ты друзей,

Могущих объявить о странности твоей,

Могущих ласкою, угрозой, иль советом,

Не дать тебе прослыть за шута, перед светом?

Нет, верно не имел! Но ум тебе был дан;

Ты мог бы сделаться почтен от сограждан

Без притчей и без од!— Взманил, тебя лукавой!

Ты ими захотел знакомиться со славой —-

И тотчас все тесней и полки в кладовых,

Скрыпя, погнулися под тяжестию их;

Все лавки, лавочки, прилавки и окошки,

Мешки разнощиков, на площадях рогожки,

Твоей прилежности наполнились плодом,

Который стал покрыт и пылью и стыдом,

 

Ты скажешь, может быть; какия в том напасти,

Что так я предаюсь моей стиховной страсти,

И отдавать люблю в печать мои труды?—

Конечно, Бавий, нет великой в том беды,

Закон, правительство не терпят потрясенья,

Но посрамляется век вкуса, просвещенья,

К тому ж, какой пример поетам молодым!

Иной нечаянно пойдет путем твоим,

Не об изящности захочет он стараться,

Захочет книг числом с тобою поравняться,

Прибегнет наконец к издателям газет —

В минуту аксиос — и новой наш Поет,

Дивяся легонькой к безсмертию дороге,

С Державиным себя встречает в каталоге

И мыслит не шутя, что равен стал ему!

Он будет, целой век негоден ни к чему,

И кто же, как не ты, причиною разврата?

Не ты ли нас лишил полезнаго собрата?

Ужель невреден ты? — Но мой напрасен труд!

Потомство даст тебе нелицемерный суд;

Потомства не купить ни завтраком, ни балом!

Услышишь приговор перед его зерцалом,

И знаешь ли какой ужасной приговор?

Ты, Бавий, и тобой произведенный вздор,

Святой Поезии служащий к поношенью?

Во веки преданы не будете забвенью:

Чтоб именем твоим именовать других,

Похожих на тебя товарищей твоих,

Чтобы стихи в пример галиматьи ходили

И все бы наизусть для смеха их твердили.

Вот слава, чем тебя желает увенчать!

Пиши еще, пиши — и отдавай в печать!

 

 

Остолопов.

 

 

(*) Признаюсь пред целым светом, что Русский Бавий есть лицо совершенно вымышленное; служащее только поводом к обращениям при описании свойств истиннаго Поета, и потому надеюсь, что никто, даже из худых наших стихотворцев, не примет сего послания; на свой счет: — Впрочем весьма бы приятно было видеть и слышать; кому покажется оно на его счет писанным. Соч.

(**) Известный стих Сумарокова; кстати пришел на память. — О.

 

 

«Вестник Европы», No 16, 1815