Разговоры

Автор: Измайлов Александр Ефимович

Измайлов А. Е.

Разговоры

Славянофилы.

Диалог.

Дядя и племянник.

   Племянник

   Почтенный дядюшка, наставник мой и друг,

   Нельзя ль мне как попасть в твой любословный круг?

   Любитель ревностный «Российского» я «Слова»

   Хочу и я писать, бумага уж готова,

   Есть скляница чернил и перьев пук велик.

   Что надобно ещё?

  

   Дядя

                                  Знать надобно язык.

   Племянник

   Какой?

  

   Дядя

   Свой собственный: российский иль славянский.

   Читай ты Библию да Патерик Печерский,

   Минеи Четии; церковную печать

   Всего нужнее нам, словесникам читать.

  

   Племянник

   Но для чего, скажи, такое нужно чтенье?

  

   Дядя

   Что б старые слова вводить в употребленье.

  

   Племянник

   Каких употреблять не должно вовсе слов?

  

   Дядя

   Чужих, иль проклят будь ты во веки веков.

  

   Племянник

   А позволительны бывают солецизмы?

  

   Дядя

   Всё это ничего, и даже галлицизмы.

   Простителен тому французский оборот,

   Кто с тщанием слова родные подберёт.

   Противны языку слова чужеязычны,

   А обороты все ему весьма приличны.

  

   Племянник

   Что нужно для стихов?

  

   Дядя

                                             Здесь тайна лишь одна —

   Что б рифма кончилась всегда на имена;

   Для прозы же нужна краса иного рода.

  

   Племянник

   Какая?

  

   Дядя

                Что б глагол в конце был периода.

  

   Племянник

   Что ж должен я писать? Подай ты мне совет.

   Не можно ль о любви?

  

   Дядя

                                             Коль ты о плотской, нет.

   И в прозе, и в стихах хвали язык и веру,

   Любовь к Отечеству и ставь нам для примеру

   Пожарских, Мининых: всех предков тормоши.

   Хоть проза и стихи не будут хороши,

   Но цель хорошая, а этого довольно!

  

   Племянник

   Признаться, дядюшка, немножко будет больно,

   В народных коль листах иль в дневнике каком

   Пожалуют меня печатным дураком.

  

   Дядя

   Ты будешь мученик. Мужайся и крепись!

   В броню лукавости поспешно облекись;

   Возьми бесстыдства щит и на своих врагов

   Сыпь сотни, тысячи странных бранных слов;

   Кричи: «Анафема! Злодеи! Изуверы;

   Враги Отечества и православной веры!

   Влеките их на казнь! Влеките на костёр»!

   Мы подтолкнём тебя и скажем: «Как остёр»!

  

   Племянник

   А если на моё такое возраженье

   Последует ещё другое пораженье

   И нечего уж мне вдруг будет отвечать,

   Что делать мне тогда?

  

   Дядя

                                             Что делать?.. Замолчать!

   1807 г.

  

Князь Ш<аховской> и актриса Ежова.

   Ежова

   Ну, что, князь, какова была у вас «Беседа»?

  

   Князь

   Победа, Катенька, преславная победа!

   Вторую песнь своей поэмы я читал,

   Злодею Пушкину себя уж показал.

   Пустился в бегство он от моего удара.

  

   Ежова

   Что аплодировать ты не послал Макара?

  

   Князь

   «Беседа», дурочка, не то ведь, что партер.

   Смеяться подавал собою я пример.

   Когда б ты видела как Кикин Петр смеялся!

   Шихматов-целочка и тот расхохотался.

   Многострадальный сам игумен наш Шишков

   Забыл как с братией ругал его Дашков.

   Торжествовала вся Беседа Русска слова:

   Не сыпался табак на ленту у Хвостова;

   Другой Хвостов глаза лукаво искосил,

   Как я исподтишка за … укусил…

  

   Ежова

   Кого?

  

   Князь

              Карамзина.

  

   Ежова

                                    Не уж-то, князь?

  

   Князь

                                                                      Да, право,

   Спроси Потемкина.

  

   Ежова

                                             За …? Браво! Браво!

   Как ты прославился! Ай! Князь! Ай! Молодец!

   Надел ты на себя бессмертия венец.

   Уж нечего сказать, что у тебя за зубы!

  

   Князь

   Век будут помнить все «Расхищенные шубы»

   И не осмелятся сажать меня в бордель.

  

   Ежова

   Прими ж награду, князь, и ляжем на постель.

  

   1812 г.

  

  

   Стихотворение датировано в рукописи 1812 годом. У нас, однако, есть основания для существенно более точной датировки. «Разговор», центральные персонажи которого легко узнаются за титульными инициалами (это драматург и поэт князь А. А. Шаховской и актриса Е. И. Ежова; последняя, впрочем, названа в тексте своим полным именем), связан с новой стадией полемики между «архаистами» и карамзинистами. «Князь Ш. и актриса Е.» — отклик на чтение Шаховским 2-й песни ироикомической поэмы «Расхищенные шубы», состоявшееся в публичном собрании «Беседы любителей русского слова» февраля 1812 года.

   «Разговор», судя по его содержанию, был написан явно по горячим следам этого события и поэтому смело может быть датирован концом февраля 1812 года.

   Что же произошло 23 февраля? Прочитанная в «Беседе» первоначальная редакция 2-й песни «Шуб» Шаховского существенно отличалась от печатного текста, увидевшего свет в 7-м томе «Чтений в Беседе любителей русского слова». Она содержала выпады в адрес Карамзина, Блудова и, видимо, некоторых других карамзинистов, исключенные при публикации. Сведения о первоначальном содержании этой песни и о вызванном ею резонансе дошли до нас в чрезвычайно скудном количестве.

   Стихотворение Измайлова верифицирует сообщение Батюшкова о том, что в первоначальном варианте 2-й песни содержались выпады в адрес Карамзина — и, по всей вероятности, достаточно злые. Однако полемическим ядром поэмы, судя по тексту Измайлова, и в первой редакции были стихи, направленные против В. Л. Пушкина. Эти стихи сохранились и в печатной версии.

   Первый выпад — в начале песни:

  

       Меж тем заря взошла и солнце осветило

       Журнальной тягостью разбитое окно,

       Которо не было еще заклеено

       Посланьем дружеским творца стихов различных,

       К употребленьям сим особенно приличных…

  

   «Посланье дружеское», пригодное только на заклейку окон, — это, конечно, намек на послания В. Л. Пушкина «К В. А. Жуковскому» и «К Д. В. Дашкову». Далее один из персонажей «Расхищенных шуб», нотариус Спондей, произносит гневную речь, направленную против главного героя поэмы, Гашпара, и представляющую собой пародический коллаж из стихов послания В. Л. Пушкина к Жуковскому:

  

       Нам нужны не слова, нам нужно просвещенье;

       Слов много затвердить не есть еще ученье.

       Витийство без идей мою волнует кровь;

       Ношу в душе моей к изящному любовь

       И празднословие всем сердцем ненавижу.

       Я слышу много слов, но толка в них не вижу…

  

   Вот подлинные стихи В. Л. Пушкина, использованные Шаховским:

  

       В славянском языке и сам я пользу вижу,

       Но вкус я варварский гоню и ненавижу.

       В душе своей ношу к изящному любовь;

       Творенье без идей мою волнует кровь.

       Слов много затвердить не есть еще ученье;

       Нам нужны не слова — нам нужно просвещенье.

  

   Шаховской, как видим, произвел самые минимальные изменения в тексте Пушкина. Главное — он разместил стихи послания в обратной последовательности, так сказать — задом наперед, и тем самым постарался показать, что толку и смысла в сочинении Василия Львовича от этой операции ни прибавляется ни убавляется.

   «Разговор» Измайлова имеет, помимо прочего, и своеобразную ценность свидетельского показания. Как уже говорилось, о публичном чтении поэмы Шаховского мы знаем очень немного. И если в письме Батюшкова отразилось негодование карамзиниста, то Измайлов (несомненно, также присутствовавший на чтении), видимо, довольно точно зафиксировал реакцию на поэму со стороны беседчиков. Реакция слушателей в общем соответствует их репутации. Заразительно смеявшийся П. А. Кикин, «новообращенный славенофил» (хранивший у себя «Рассуждение о старом и новом слоге» Шишкова с надписью Mon Evangile), прежде «считался блестящим остряком, французолюбцем и светским модным человеком». Он и после «обращения» «продолжал считаться остряком, и язык его называли бритвою».

   «Князь Ш. и актриса Е.» своими жанрово-стилевыми. особенностями, впрочем, существенно отличается от измайловских «сказок». Сказки — жанр, в принципе рассчитанный на публикацию и потому выводящий реальных лиц и реальные события под условными масками. «Разговор» для печати явно не предназначался. Двупланность образа как структурный принцип здесь исчезает: о литературных событиях говорится уже не иносказательно, а прямо. С другой стороны, исчезают и авторские оценки, и пуантирующая мораль (в измайловских сказках под такую мораль обычно маскировалась заключающая текст эпиграмма): перед нами своеобразный нравоописательный очерк в стихах, герои которого должны сами за себя свидетельствовать. Наконец, отсутствие оглядки на цензуру и вообще на печатные конвенционально обусловило введение в «Разговор» достаточно рискованной сексуальной тематики и невозможной в тогдашней печати, но естественной в быту лексики.

  

Богатый и бедный.

Диалог.

Бедный и богатый входят.

   Бедный

   Я бедный человек, без места пять уж лет;

   Старуху-мать, жену, двоих детей имею,

   Работать не могу, одной руки вот нет,

   Да и другою я едва, едва владею.

   Трудами рук своих кормила нас жена —

   И та вот при смерти лежит теперь больна.

   Мы просим облегчить гнетущее нас бремя…

   Из милосердия нельзя ль дать что-нибудь

   Голодным сим птенцам?..

  

   Богатый

                                                  Пришёл ты не во время:

   Вот видишь: я поел, мне надобно уснуть.

   (Уходит).

  

   1813 г.

  

   Источник текста: Измайлов А. Е. «Избранные сочинения», М., «Объединенное Гуманитарное Издательство», 2009 г.