Послания к кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину

Автор: Жуковский Василий Андреевич

1
 
Милостивый государь Василий Львович и ваше
 сиятельство князь Петр Андреевич!

 Вот прямо одолжили,
Друзья! вы и меня писать стихи взманили.
Посланья ваши - в добрый час сказать,
 В худой же помолчать -
Прекрасные; и вам их грации внушили.
 Но вы желаете херов,
И я хоть тысячу начеркать их готов,
 Но только с тем, чтобы в зоилы
 И самозванцы-судии
 Меня не завели мои
 Перо, бумага и чернилы.
Послушай, Пушкин-друг, твой слог отменно чист;
Грамматика тебя угодником считает,
И никогда твой вкус не ковыляет.
Но кажется, что ты подчас многоречист,
Что стихотворный жар твой мог бы быть живее,
А выражения короче и сильнее;
Еще же есть и то, что ты, мой друг, подчас
 Предмет свой забываешь!
Твое "посланье" в том живой пример для нас.
В начале ты завистникам пеняешь:
 "Зоилы жить нам не дают!-
Так пишешь ты.- При них немеет дарованье,
От их гонения один певцу приют -
 Молчанье!"
Потом ты говоришь: "И я любил писать;
Против нелепости глупцов вооружался;
Но гений мой и гнев напрасно истощался:
 Не мог безумцев я унять!
Скорее бороды их оды вырастают,
И бритву критики лишь только притупляют,
 Итак, пришлось молчать!"
Теперь скажи ж мне, что причиною молчанья
 Должно быть для певца?
Гоненье ль зависти? Или иносказанья,
Иль оды пачкунов без смысла, без конца?..
 Но тут и все погрешности посланья;
 На нем лишь пятнышко одно,
 А не пятно.
Рассказ твой очень мил: он, кстати, легок, ясен!
 Конец прекрасен!
Воображение мое он так кольнул,
Что я, перед собой уж всех вас видя в сборе,
Разинул рот, чтобы в гремящем вашем хоре
Веселию кричать: ура! и протянул
Уж руку, не найду ль волшебного бокала.
 Но, ах! моя рука поймала
Лишь Друга юности и всяких лет!
А вас, моих друзей, вина и счастья, нет!..

Теперь ты, Вяземский, бесценный мой поэт,
Перед судилище явись с твоим "посланьем".
Мой друг, твои стихи блистают дарованьем,
 Как дневный свет.
Характер в слоге твой есть точность выраженья,
Искусство - простоту с убранством соглашать,
Что должно в двух словах, то в двух словах сказать
 И красками воображенья
 Простую мысль для чувства рисовать!
К чему ж тебя твой дар влечет, еще не знаю,
 Но уверяю,
Что Фебова печать на всех твоих стихах!
Ты в песне с легкостью порхаешь на цветах,
Ты Рифмина убить способен эпиграммой,
Но и высокое тебе не высоко,
Воображение с тобою не упрямо,
 И для тебя летать за ним легко
 По высотам и по лугам Парнаса.
Пиши! тогда скажу точней, какой твой род;
Но сомневаюся, чтоб лень, хромой урод,
Которая живет не для веков, для часа,
Тебе за "песенку" перелететь дала,
 А много, много за "посланье".
 Но кстати о посланье;
О нем ведь, помнится, вначале речь была.
Послание твое - малютка, но прекрасно,
 И все в нем коротко, да ясно.
"У каждого свой вкус, свой суд и голос свой!"-
 Прелестный стих и точно твой.
 "Язык их - брань; искусство -
Пристрастьем заглушать священной правды чувство;
А демон зависти - их мрачный Аполлон!"
Вот сила с точностью и скромной простотою!
Последний стих - огонь; над трепетной толпою
Глупцов, как метеор, ужасно светит он!
Но, друг, не правда ли, что здесь твое потомство
Не к смыслу привело, а к рифме вероломство!
Скажи, кто этому словцу отец и мать?
 Известно: девственная вера
 И буйственный глагол - ломать.
Смотри же, ни в одних стихах твоих примера
 Такой ошибки нет. Вопрос:
 О ком ты говоришь в посланье?
О глупых судиях, которых толкованье
Лишь косо потому, что их рассудок кос.
Где ж вероломство тут? Оно лишь там бывает,
Где на доверенность прекрасныя души
Предательством злодей коварный отвечает.
Хоть тысячу зоил пасквилей напиши,
Не вероломным свет хулителя признает,
Но злым завистником иль попросту глупцом.
 Позволь же заклеймить хером
 Твое мне вероломство.
"Не трогай! (ты кричишь) я вижу, ты хитрец;
Ты в этой тяжбе сам судья и сам истец;
 Ты из моих стихов потомство
 В свои стихи отмежевал,
А в утверждение из Фебова закона
Еще и добрую статейку приискал!
Не тронь! иль к самому престолу Аполлона
 Я с апелляцией пойду
И вмиг с тобой процесс за рифму заведу!"
Мой друг, не горячись, отдай мне вероломство;
 Грабитель ты, не я;
 И ум - правдивый судия,
 Не на твое, а на мое потомство
 Ему быть рифмой дал приказ,
А Феб уж подписал и именной указ.
 Поверь, я стою не укора,
  А похвалы.
Вот доказательство: "Как волны от скалы,
Оно несется вспять!"- такой стишок умора.
А следующий стих, блистательный на взгляд:
"Что век зоила - день! век гения - потомство!"
Есть лишь бессмыслицы обманчивый наряд,
Есть настоящее рассудка вероломство!
Сначала обольстил и мой рассудок он;
 Но... с нами буди Аполлон!
 И словом, как глупец надменный,
На высоту честей Фортуной вознесенный,
 Забыв свой низкий род,
Дивит других глупцов богатством и чинами,
 Так точно этот стих-урод
Дивит невежество парадными словами;
Но мигом может вкус обманщика сразить,
 Сказав рассудку в подтвержденье:
 "Нельзя потомству веком быть!"
Но станется и то, что и мое решенье
 Своим "быть по сему"
 Скрепить бог Пинда не решится;
Да, признаюсь, и сам я рад бы ошибиться:
Люблю я этот стих наперекор уму.
 Еще одно пустое замечанье:
"Укрывшихся веков"- нам укрываться страх
 Велит; а страха нет в веках.
 Итак, "укрывшихся"- в изгнанье;
"Не ведает врагов"- не знает о врагах -
Так точность строгая писать повелевает,
И муза точности закон принять должна,
Но лучше самого спроси Карамзина:
Кого не ведает или о ком не знает,
То самой точности точней он должен знать.
 Вот все, что о твоем посланье,
Прелестный мой поэт, я мог тебе сказать.
 Чур, не пенять на доброе желанье;
Когда ж ошибся я, беды в ошибке нет;
При этой критике есть и ответ:
 Прочти и сделай замечанье.
А в заключение обоим вам совет:
"Когда завистников свести с ума хотите
И вытащить глупцов из тьмы на белый свет -
  Пишите!"

13-16 октября 1814

Источник: Прислал читатель


ПЕСНЬ БАРДА НАД ГРОБОМ СЛАВЯН-ПОБЕДИТЕЛЕЙ

"Ударь во звонкий щит! стекитесь, ополченны!
Умолкла брань - враги утихли расточенны!
 Лишь пар над пеплом сел густой;
 Лишь волк, сокрытый нощи мглой,
Очами блещущий, бежит на лов обильный;
Зажжем костер дубов; изройте ров могильный;
Сложите на щиты поверженных во прах:
Да холм вещает здесь векам о бранных днях,
Да камень здесь хранит могущих след
     священной!"

Гремит... раздался гул в дубраве пробужденной!
 Стеклись; вождей и ратных сонм;
 Глухой полнощи тьма кругом;
Пред ними вещий бард, венчанный сединою,
И падших страшный ряд, простертых на щитах.
Объяты думою, с поникнутой главою;
 На грозных лицах кровь и прах;
На копья оперлись; средь них костер пылает,
И с свистом горный ветр их кудри воздымает.
И се! воздвигся холм, и камень водружен;
И дуб, краса полей, воспитанный веками,
Склонил главу на дерн, потоком орошен;
 И се! могущими перстами
 Певец ударил по струнам -
 Одушевленны забряцали!
 Воспел - дубравы застенали,
 И гул помчался по горам:

"О сладких песней мать, певица битв священна,
 О бардов лира вдохновенна!
Проснись - да оживет хвала в твоих струнах!
Да тени бранные низринутых во прах,
Скитаясь при луне по тучам златорунным,
Сойдут на мрачный дол, где мир над пеплом их,
Обвороженные бряцаньем тихоструйным.
Как пали сильные? Как сильных гром утих?
Где вы, сыны побед? Где славных воев сила?
Ответствуй, мрачная бестрепетных могила!..
Как орлий со скалы пустившийся птенец,
Впервые восшумев отважными крылами,
Близ солнца зря трудов и поприща конец,
Парит, превыспренний, и вдруг, небес громами
Сожженный посреди стремленья к высотам,
 В гремящих тучах исчезает...
Так пал с победой росс! паденье - страх врагам.

О битвы грозный вид! смотри! перун сверкает!
Се мчатся! грудь на грудь! дружин сомкнутых
      сонм!
 Средь дымных вихрей бой и гром;
По шлемам звук мечей; коней пронзенных
     ржанье
И труб стозвучный треск. От топота копыт,
От прения бойцов, от кликов и стенанья
Смятенный воет бор и дол, гремя, дрожит.
 О страшный вид попранных боем!
Тот зыблется в крови, с глухим кончаясь воем!
Тот, вихрем мчась, погиб бесстрашных впереди;
Тот, шуйцей рану сжав, десной изнеможенной
Оторванну хоругвь скрывает на груди:
Тот страшно восстенал, на копья восхищенной,
И, сверженный во прах, дымясь, оцепенел...
О мужество славян! о витязей предел!

 Хвала на жертву принесенным
 За родших, братии и супруг;
Хвала отечества хранителям священным!
Хвала, хвала тебе, о падший славы друг!
 Пускай безвестный погибает,
 Сей житель праха - червь душой;
Пусть в дольном мраке жизнь годами исчисляет...
Бессмертья сын, твой рок громовой течь стезей;
 Пари, блистай, превознесенный;
Погибнешь в высоте - весь мир твой мавзолей;
Бесславный ждет, томясь, кончины вялых дней,
До времени во мгле могилы погребенный;
 Равны концом и час и век;
Разлука с жизнью миг, заутра или ныне;
Перуном ли угас, незримый ли протек;
 Царем или рабом судьбине.

 Блажен почивший на громах
 В виду отчизны благодарной,
 И в гробе супротивным страх,
И в гробе озарен денницей лучезарной;
 Блажен погибший в цвете лет...
О юноша, о ты, бессмертью приобщенный!
Коль быстро совершен твой выспренний полет;
Вот он, низринутый на щит окровавленный,
 Поник геройскою главой;
Над ним кончины час; уж взор недвижный
     тмится...
Но к кровным, но к друзьям, но к родине
     святой
Еще с лучом любви, еще с тоской стремится;
Не сетуй, славы сын; оставь сей жизни брег;
Ты смерть предупредил, на одр честей возлег;
 Ты спутник в гроб неустрашимых.
Увы! завидна ль часть веригой лет томимых?
 Герой, одряхший под венком,
Приникший к костылю израненным челом,
Могущих пережив, оставленный друзьями,
Отвсюду окружен возлюбленных гробами,
Усталый ждет конца - и смерть ему покой:
Блажен, кто славный путь со славой довершает;
Когда венки и честь берет во прах с собой
И, в лаврах поседев, на лаврах угасает!

 Здесь, братья, вечно мирны вы!
 Почийте сладко, незабвенны!
О вы - ловца пожрав, в сетях погибши львы!
О спутники побед, коварством низложенны!
 Бесстрашных персть - потомству дар.
О вас сей будет холм беседовать с веками:
Он сильным возвестит, как пали вы с громами;
Он в чадах ваших чад родит ко славе жар.

Здесь бард грядущих лет, объят глубокой думой,
В тот час, как всюду мрак полунощи угрюмой,
Когда безмолвен дол, и месяц из-за туч
Повременно свой лик задумчивый являет,
И серна, прискакав на шумный в камнях ключ,
Недвижно, робкая, журчанью струй внимает,-
 К протекшим воспарит векам,
Пробудит звоном струн насупленну дубраву
И, мыслию стремясь великих по следам,
Из персти воззовет давно почивших славу.
 Здесь, в сумраке воссев,
 Пришед из края дальна,
 Краса славянских дев,
 Задумчива, печальна,
 Тоску прольет в слезах
 И, грудью воспаленной
 Припав на хладный прах,
 Могилы мир священной
 Рыданьем возмутит.
 Увы! здесь в сонме падших
 Герой прелестный спит;
 Здесь радостей увядших
 Ее последний след.
 Воскреснут вспоминанья
 О благах прежних лет,
 О днях очарованья,
 О днях любви святой;
 Воскреснет час разлуки,
 Когда, летящий в бой,
 Приемля громы в руки,
 Друг сердца, сильным страх,
 Красою образ Дида,
 С унынием в очах,
 С блистаньем Световида,
 Сказал: прости навек!
 Шелом надвинул бранный,
 Вздохнул, как вихрь потек,
И с сонмом ратных сил исчез в дали туманной.
 Сюда придет отчизны сын,
 Героев племя, славянин,
 Делами предков распаленный;
Обымет падших гроб и вонмет глас священный,
К нему из глубины рекущий: будь велик!
Предстанут пред него протекших ратей бои
И в молнийных браздах вождей победы лик!
Почийте! мирный сон, о братья, о герои!.."

Умолк... и струн исчез в пустынном небе звон,
И отзыв по горам и дебри усыпились;
 Сонм бранных скорбью осенен:
Их взоры на курган недвижные вперились;
 Безгласны, в грозной тишине;
На лицах мщенья жар - их груди гнев спирает,
И ярости немой в зеницах огнь пылает.
Молчат - окрест покой,- над ними в вышине,
 Из туч, влекущихся грядою,
Бросая тихий блеск на дебрь, и дол, и лес,
 Луна невидимой стезею
 Среди полунощных небес
Свершает, мирная, свой ток уединенный.
Но се! таинственным видением во мгле
 Певец воспрянул пораженный;
 Седины дыбом на челе;
Смятение в очах и в членах трепетанье;
Как вихорь на курган он с лирой возлетел...
 Волшебной раздалось бряцанье...
И снова мощный глас пророка загремел:
"Не вы ль, низверженных полунощные лики,
Не вы ли, призраки могущих, предо мной?
Они! средь бурных туч! сплелись рука с рукой!
 О страшный сонм! о страшны клики!
Куда их строгий взор столь грозно устремлен?
 Над кем воздушный меч вождя их вознесен?
 Над кем гремят цепями?
Внимай! внимай! горе песнь гибели поют.
 Отмщенья! крови!- вопиют,
Сверкая из-за туч ужасными очами.
Отмщенья, витязи, отмщенья! гром во длань!
Воздвигнись, дух славян! воздвигнись,
    месть и брань!
Се ярый исполин, победами надменный!
Постигну! поражу! рассыплю их полки!
 Им рабство - дар моей руки!-
 Гремит, на гибель ополченный!
Друзья! се час побед! славяне, возгремим!
Прострите взор окрест: лишь дебри запустелы.
Где пышный вид полей? где радостные селы?
И где тевтонов мощь, низринувшая Рим?
Там матерь гладная иссякшими сосцами,
Простертая на прах, в младенца кровь лиет;
Там к пеплу хижины приникший сединами,
Недугом изнурен, кончины старец ждет;
Там чада нищеты - убийство и хищенье;
Там рабства первенец, неистовый разврат.
О ясный мир семей! о нравов оскверненье!
О доблесть прежних лет! Лишь цепи там звучат;
Лишь хищников бичи подъяты над рабами;
Сокрылись Германа последние сыны;
Сокрылись сил вожди, парившие орлами;
В пустынях, очеса к земле преклонены,
Над прахом падшего отечества рыдают.

О братья, о сыны возвышенных славян,
Воспрянем! вам перун для мщенья свыше дан.
Отмщенья!- под ярмом народы восклицают,-
Да в прах, да в прах падут погибели творцы!..
 Воззрите вспять... там сонм священный,
Там счастья наших дней залоги драгоценны,
Там матери в слезах, там чада и отцы,
Там лавроносная отчизна в ожиданье.
 О витязи! за вами вслед
Славянских дев любовь, возлюбленных желанье:
Да боги их души с трофеями побед
По бранях притекут, отметив, непосрамленны.
За вами их мольбы летят воспламененны.
Вонмите и супруг, и чад, и юных дев,
 Вонмите, воины, моленье;
Воззрите на отцев коленопреклоненье;
Во славе, посреди могущих поседев,
Подъемлют к небесам трепещущие длани
И молят: царь судеб, за них, за них во брани!
О, сколь возвышенны спасающие нас!
 (В восторге сердца восклицают
Возлюбленны, узрев на бой текущих вас.)
Какие молнии во взоре их блистают!
 Коль грозен ополченных сонм!
О, сколь пленительны, неся во дланях гром!
Они ль не полетят на крыльях мести к бою,
Они ль, оставивши все блага за собою?
О незабвенные, о слава наших дней,
Грядите - благодать самих небес над вами;
 Враги да будут снедь мечей;
 Да вскоре бранными венками
Священные главы отметивших обовьем,
 О час блаженнейший свиданья!
Летят - в крови, в пыли, теснятся в отчий дои!
 Благословенья, лобызанья!
 Восторг души, лишенной слов!
Супруги, в Божий храм; встречайте женихов
 В одежде брачной, обрученны;
Да льется слез бальзам на раны их священны;
 Отрем с ланит геройских прах;
Да видом не страшат, ни грозными бронями
Отцы, на колыбель склоненны над сынами.
А вы, недвижные пред нами на щитах,
Безгласные среди молитв и ликований,
О падшие друзья, о прах полубогов,
Примите скорбный дар я стонов и лобзаний
От жен рыдающих, от родших и сынов.
Могущественный глас, мы ль хладны пред тобою?
 Копье во длань! воздвигни щит!
Вперед на огнь и меч громовою стеною!
Уж горний наш орел перунами гремит;
Уж гордо распростер крыла перед полками.
Внимайте... Супостат с погибелью течет;
 Земля трясется под конями:
 "Попру стопою!"- вопиет.
Ударим! упредим! не россу посрамленье!
Кто смерти предпочесть дерзнет порабощенье?
 Кто сограждан и стыд и плен?
От родины святой беглец отриновен;
 Страшись он отческия сени;
Ему ли осязать родителя колени?
Ему ли старца грудь священную лобзать?
Он враг своих друзей; он низкий жизни тать.
 Нет! нет! всей мощью пораженье
 Низринем, россы, на врагов!
Не нам, не нам стенать под бременем оков!
Не нам предать и жен и чад на развращенье!
Отчизне ль нашей быть добычей их когтей?
 Иль диво нам карать надменных?
 О росс, о ужас дерзновенных!
Пусть смеют испытать, где мощь руки твоей,
 Уснули ль полчища орлины,
Которых гром возжег эвксинские пучины
И скандинавского на прах повергнул льва?
Явись, сразившая сарматов булава!"

 Умолк... и сонмы всколебались...
Щитами грянули... чрез холм, сквозь дебрь
     и лес,
 Воспламененные помчались...
И праха черный вихрь вознесся до небес.

Между 28 сентября и 15 ноября 1806