ЗИМНЯЯ ДОРОГА (LICENTIA POETICA)

Автор: Аксаков Иван Сергеевич

ЗИМНЯЯ ДОРОГА (LICENTIA POETICA)

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

Молодые люди, едущие из Москвы на именины одного помещика, родственника Ящерина:

 

Петр Семенович Архипов,

Андрей Владимирович Ящерин.

 

 

Иван —слуга.

 

Действие происходит в повозке, а частию и на станциях.

 

Деревня на большой дороге. Подле станционной избы стоит

повозка, запряженная тройкой. Архипов и Ящерин выходят из избы.

 

Ящерин.

 

Ну что, готово ли?

 

Иван.

Готово — с.

 

Архипов.

Ну, так с Богом… (Подходит Ямщик).

 

Ямщик.

Старому, барин, ямщику на водку…( Архипов дает ему ).

 

Ящерин.

Ведь мы должны будем своротить на проселочную дорогу; нам уже теперь до места не далеко… (Усаживаются в повозку ).

 

Архипов (ямщику).

А сколько до этой станции будет?

 

Ямщик.

Да верст тридцать считают.

 

Ящерин.

Какая скука! А мне еще и спать не хочется, на той станции выспался славно. Выкурить разве сигару… (Подходит другой ямщик).

 

Ямщик.

Старосте, барин, за хлопоты…

 

Ящерин.

Поди ты прочь! довольно и того, что ямщику на водку дают. Какие тут хлопоты?… Да что-ж это наш ямщик копается так долго?— Ну, уселся что-ли, валяй!..

 

Ямщик (трогая лошадей).

Эх вы… (Колокольчик звенит. Иван подпрыгивает на облучке. Повозка выезжает из деревни на большую дорогу.)

 

Архипов.

А ведь не холодно?

 

Ящерин.

Не холодно, конечно,

Да не мешало — б и теплей!

 

Архипов.

Ты, брат Андрей, все зябнешь вечно;

А мне на холодке как будто веселей!

 

Ящерин.

Да знаю я твое веселье!

Прошедшею зимой случилось ехать мне

В Москву, к сестре на новоселье:

Во — первых — от толчков тогда моей спине

Досталось крепко; не забуду

Ухабов зимнего, привольного пути!

Да во — вторых — уж вечно помнить буду,

Что я себя насилу мог спасти

От стужи, — а слуга мой с козел

Во всю дорогу не сходил,—

Так, кажется, себе он ноги отморозил!

Вот как твой холодок над нами подшутил!

 

Архипов.

Ну, кто и говорит про эдакую стужу!

А кстати, что твоя семья?

Твоя сестра на днях поедет к мужу?

Не знаю от кого, но только слышал я..

 

Ящерин.

Да, муж ее живет в деревне постоянно ;

Хозяйством занят он, поверишь, день и ночь,

И умножает беспрестанно

Он годовой доход; однако дочь,

Мою племянницу, в Москву на воспитанье,

Отцовский капитал туда ж на проживанье

Со всей семьей он скоро повезет!..

 

Несколько времени продолжают ехать молча. Наконец ямщик гонит лошадей шибче и они проезжают мимо небольшой деревушки. Мальчишки, игравшие на дороге, с визгом разбегаются. Одна баба останавливается и смотрит. Мужик толкает ее:

 

Ну, что глядишь, чего не видала?

 

Баба.

Эк,— шуб — то, шуб-то на них! вишь как господа-то себя греют!

 

Мужик.

На то они и господа! А ямщик — то никак из Семеновки?…

 

Баба.

Из Семеновки. Он еще давича, ранехонько по утру

провез туды барина, а теперь оттоль домой с попутчиком.

 

Мужик.

Пойдем! Вишь, барин глядит на нас и смеется..

 

(Повозка проезжает далее).

 

Ящерин.

Ну, не красива, нечего сказать:

Какой костюм, какая стать!

 

(Запевает мотив из Нормы.)

 

Архипов.

Фальшивишь, брат. Никак не можешь ты

Пропеть порядочно и верно ни пол-слова!

 

Ящерин.

Тебе так кажется, — обман твоей мечты..

Не вник ты в пение, а критика готова..

Ты, впрочем, оценить достойно голос мой

Теперь не мог бы и внимая:

Мешает мне вот этот «дар Валдая

Гудит уныло под дугой!»

А стати— спеть: «Вот мчится тройка удалая».

 

(Запевает. Архипов подтягивает сначала тихо, потом мало-помалу громче, и таким образом поют всю песню.)

 

Ящерин (ямщику).

Стой! —Дай зажечь спичку. Да помоги, Петр, от ветра оборониться…

 

Архипов.

Изволь, изволь. ( Останавливаются. Под полой шубы зажигают огонь и закуривают сигары.)

 

Архипов.

Ну, пошел! (едут ).

 

Архипов.

Люблю я зимний, красный день:

Он гонит прочь покой и негу,

Люблю глядеть, когда но девственному снегу,

По ярко-белому слегка ложится тень!

Смотри, как на краю дороги, здесь на правом,

Нас отражает солнца свет,

И наша тень, в размере величавом,

С повозкой, с ямщиком за нами скачет вслед.

Деревья снежною опушены одеждой,

И синева возрачна и ясна,

И воздух чист,— и грудь надеждой

И чувством юных сил полна!

По ровному пути несешься; вместо крылий

Полозья гладкие скользят

Легко, подвижно, без усилий,

И искры снежные по сторонам летят,

Блестя на солнце. Под ногою

Хрустит мороз. А там, недалеко,

Над каждою избой, над каждою трубою,

Синеет дымный столб; сначала высоко,

Все прямо, прямо подымаясь,

Потом меняя стройный ход,

Ложится косвенно и, в облако сливаясь,

Теряется. Роскошный неба свод,

И в белом образе прекрасная природа,

И лица свежие и бодрые народа,

Все веселит меня. Как рад я, Боже мой,

Что от искусственной, условной жизни нашей,

Могу прибежище, свободнее и краше,

Найти в природе Русской и простой!

 

Ящерин.

Ты фантазируешь не худо,

Да я не фантазер. Хоть сам люблю порой

Природу и стихи; но занят я покуда

Все той-же думою одной.

Я далее тебя несусь своей душою.

Скажу тебе здесь кстати вновь, —

Я не с одной хочу сочувствовать страною, —

Во мне пространнее любовь!

Природою Русскою и Русским человеком

Нельзя, поверь, довольным быть

Тому, кто вслед идет за просвещенным веком!

 

Архипов.

Мы любим жить чужим умом,

Свое чужим аршином мерить,

И пировать в пиру чужом,

Кому ненужны мы — о том

И хлопотать и лицемерить!

 

Но если в ком не даром кровь

Волнует пылкое стремленье,

Зовет пространная любовь,

Чтоб угнетаемому — вновь

Воздать все прежнее значенье, —

 

Так чем глядеть по сторонам,

В чужом пиру искать похмелья,

И по проложенным тропам,

Идти во след чужим стопам,

Ковать ненужные изделья, —

 

Пусть пелену с себя сорвет,

Пусть ближе он допустит к сердцу,

Что отзыв в нем родной найдет,

Что чужестранец не поймет,

Что будет дико иноверцу!

 

Пусть он почувствует в себе

Всю святость уз своих к народу….

Но не проложенным следом,

Не по стопам чужим и узким,

Народ, в развитии своем,

Пойдет, поверь, иным путем,

Самостоятельным и Русским!

 

Услышь, Господь, усердный зов:

Чтоб самобытное начало

Своих рассеяло врагов

И иго нравственных оков

С себя, презренное, сорвало!

 

Ящерин.

Смешно твоё негодованье,

Безумны детские мечты!

Уже -ли думать смеешь ты,

Твое свершится ожиданье?

 

Скажи: что делал наш народ,

Когда тяжелыми трудами

Другие собирали плод,

Взращенный долгими веками?

 

Они собою движут мир,

Гордяся опытом и славой;

Богат их жизни, шумен пир,

Их достоянье величаво!

 

Они решат задачу нам

Вопросов жизни и стремленья…

А где же ты своим мечтам

Нашел основу? Где спасенье?

 

Нет! обольщаться не спеши

Одной потехою гремучей!

Где те сокровища — могучей

Народа Русского души?

 

И я не чувствую ни мало

В себе пристрастья твоего:

Где, в чем лежит его начало?

Что нам порукой за него?

 

Архипов.

Кто имеет слух — да слышит,

Кто имеет очи — зрит;

В ком живое чувство дыштт,—

В том оно заговорит.

Я не дам тебе ответа,

Возражать не буду я:

Блеском внутреннего света,

Жаром тайного огня,

Вечной истиной согрета

Жизнь народа для меня!

 

Раздаются звуки русской песни: «Вниз по матушке по Волге» Едут большие розвальни, запряженные тройкой, в которых сидят человек до 10-ти мужиков и поют. Поровнявшись, они обмениваются с ямщиком поклонами.

 

Ящерин.

Что за народ, откуда?

 

Ямщик.

Да с работы, из города, к празднику домой торопятся. Эк их там насело! Любо, весело едут.

 

Ящерин.

Ну, ну, пошел!

 

Ямщик (погоняя).

Эй вы, залетные!

 

Архипов.

Какая песня, что?

 

Ящерин.

Ну хороша, конечно,

Готов признаться я. Но разве тут и все?

Позволь теперь чистосердечно

Сказать мне про тебя суждение мое:

Хоть есть в тебе и искреннее чувство,

Но пользы от того не вижу никакой!

Напротив, ты живешь одной своей мечтой,

От дела ты отвык и бредишь про искусство,

Насилие творя душе своей,

Национальное ты ставишь ей кумиром.

Напрасен труд: ей жить привольней с целым миром,

Ей там отрадней и светлей!

Затем-то полон ты вопросов и сомнений,

И поэтическим мечтам

Не хочется, в среду действительных явлений

Сойдя, разрушиться…. ведь правда, знаешь сам!

 

Архипов.

Отчасти, должен я признаться,

Что правда есть в твоих словах:

Еще не мог вполне я с жизнью уравняться.

Быть цельным существом, хоть в молодых годах!

Но я тебе во всем другом противоречу….

 

Ящерин.

Постой, кто это к нам катит теперь на встречу?

 

Едет кибитка: в ней лежит старый отставной офицер и курить трубку.

 

На городничего Беловского похож,

Не правда -ль? Сходство этих рож

Разительно!….

 

Архипов.

Да уж не он ли самый:

Такие же усы, и вид такой упрямый?

 

Ящерин.

О нет! того я знаю коротко…

 

В это время сильный порыв ветра выметываешь несколько искр из трубки офицера и доносить отдаленный отзыв пения мужиков: «уж я в три косы косила». Офицер поспешно накрываешь трубку, ложится опять и запевает в полголоса: «уж я в три косы косила»…

День вечереет. Повозка несется далее. Иван давно уже спит, качаясь на облучке; но по временам, ударяясь о ямщика, кричишь ему: „пошел!» Ящерин лежит долго молча и потом мало — по — малу засыпает. — Архипов впадает в дремотное раздумье. Перед ним, в неопределенных, смутных образах, носятся его собственные, разнообразные думы, и слышится ему их звучный шепот.

 

Голос.

Кто слезы льет, простерши руки,

От скорбной сердца полноты?

Чьи грусть тяжелая разлуки

Печалит нежные черты?

 

Она стоит перед иконой.

На ней дрожит лампады свет,

Ее молитва — обороной

Тебе от горести и бед!

 

То мчится в даль она мечтою,

Покинув спящую семью,

То смотрит с тихою тоскою

На опустевшую скамью, —

 

Где ты всегда сидел, бывало,

Скучал покойною судьбою:

Она с прискорбием внимала

И говорила: Бог с тобой!

 

И силе той молитвы веря,

Ты бодрый дух несешь в себе…

Готов идти, не лицемеря,

На встречу жизни и борьбе…

 

О, что бы ни могло случиться,

Но знать отрадно каждый час,

Что есть кому за нас молиться,

Кому любить и помнить нас!..

 

Другой голос (перебивая).

Жизнь общественная мчится,

И без устали, всегда,

Колесо ее вертится

Без заметного следа!

И одно другим сменяя,

Жизни каждый миг, она,

Непрерывно отживая,

Новой жизнию полна!

 

Отъезжающему странно

Воротиться будет к ней:

Все, что он носил сохранно

В глубине души своей,

Все, что он живым оставил,

Все вопросы, всякий спор,

Что любил, на что направил

Любопытства полный взор;

 

Все, что в нем в определенность,

В образ твердый перешло,

Вся былая современность —

Все забыто, все прошло!

Все звучит воспоминаньем

Неуместным и глухим,

Уступив мечтам, желаньям

И событиям другим!

 

 

Будет-ли так и с тобою?

Грустью душа облеклась,

Думою волнуясь простою,

Что ты найдешь, воротясь?

Все начатое — свершится,

Многого след пропадет,

Много должно измениться,

Много воды утечет!…

 

Над Архиповым пролетают и несколько раз повторяются звуки стихов:

 

«Тебе; но голос музы томной

«Коснется-ль слуха твоего,

«Поймешь-ли ты душою скромной

«Стремленье сердца моего?»… (перестают).

 

Еще раз:

«Тебе; но голос музы томной»… (умолкают на время).

 

Опять:

«Тебе; но голос музы томной

«Коснется-ль слуха твоего»…

 

Зачем, откуда, безотвязно,

Без умолку звучите вы,

Так упоительно, несвязно,

Былые пробуждая сны?

«Поймешь ли ты душою скромной»…

 

Как сладко, в час успокоенья.

Когда вся жизнь кругом уныла и тиха,

Внимать гармонии стиха,

Иль слышать издали несущееся пенье!

 

«Для берегов отчизны дальной»

 

Блажен, кто мог здесь вдохновенья

Святой поэзии узнать,

Всю бесконечность упоенья

И всю восторгов благодать!

Тот много жизни дней ненастных

И гроз и бурь простить готов

Затем, что столько есть прекрасных

Волшебных звуков и стихов!

Что многое стихом открыться

Нам лучше всяких может книг,

Что есть с чем в мире позабыться,

Хоть на единый только миг!

 

Хор невидимых.

Нет, напрасно, погоди!

Жизнь повсюду, впереди,

И кругом тебя несется;

Впечатленьями сполна

Наделит тебя она,

И нередко содрогнется

Все в тебе… но погоди!

Кто-то едет впереди!

 

Едет старый тарантас, поставленный на полозья и запряженный 6-ю лошадьми, с форейтором.

 

Тарантас (поет).

Все живу я в службе, да в ответе,

На своем помаялся веку;

Скольких я возил на этом свете,

Видел Волгу — матушку реку!

 

Помню день, как вышел я впервые

Из родной просторной мастерской;

Братья были у меня родные,

Все они рассеяны ездой!

 

Лето был я всякое в дороге,

А зимой по праву отдыхал;

Но увы! мои хозяин дроги

На полозья сдвинуть приказал!

 

И моих встревожили пенатов,

Беззаконно снарядили в путь!

И теперь тащуся я в Саратов:

Стар уж я, пора мне отдохнуть.

 

Мне житье давно уже постыло;

Все на смерть здесь осудил Творец!

Я скриплю, скриплю теперь уныло,

Скоро я разрушуся в конец!

 

Тарантас подъезжает ближе. В нем сидит подле старой помещицы молодая девушка прекрасной наружности и дремлет. Перед нею также носятся разнообразные видения и звуки.

 

Голос (напевая Архипову).

Жаль мне и грустно, что ты, молодая,

Будешь томиться в глуши;

Жаль, что исчезнет в тебе, увядая,

Свежесть прекрасной души!

 

Будешь под гнетом пустой и бесплодной

Мелких забот суеты,

Будешь подавлена жизнью холодной, —

Бедная девушка, ты!

 

Другой голос (напевая молодой девушке).

В замен разлуки и печали,

Что впереди тебе дано,

Что в безотрадно-грустной дали

Тебе судьбой обречено?

 

Зачем возможность понимала

Ты жизни лучшей и другой;

Зачем ты душу воспитала,

Зачем стремилась в мир иной?

 

И знай: должна уединенно

Твоя поблекнуть красота,

Промчаться юность постепенно,

Разбиться светлая мечта!

 

Но заживет с годами рана,

С своим ты свыкнешься житьем!

И все мы, поздно, или рано,

Себя самих переживем!..

 

Экипажи разъезжаются. Перед Архиповым возникает образ Беловского городничего.

 

Городничий.

Прочесть я должен паспорт ваш;

Не то другим повадка.

Законов аккуратный страж,

Блюститель я порядка.

Давно служить имею честь,

Так у меня, поверьте, есть

Проворная приглядка!..

Своею властью мог бы я

Вам способ дать уехать,

Но… (Исчезает.)

 

Повозка проезжает мимо обширного, старого барского дома, который видится издали Архипову, даже сквозь дремоту.

 

Голос.

Глядит он, мрачен и угрюм,

Пустой, холодный и старинный!

Как много, много грустных дум

Встают во мне чредою длинной!

 

Была здесь некогда семья,

Знавала счастие и радость;

Под сенью тихого житья

Росла, воспитывалась младость!

 

И был в кругу домашнем их

Свой мир отдельный, мир заветный;

Отвсюду веяло на них

Знакомством, дружбою приветной!

 

И этот парк, и этот сад,

Для птиц узорчатая клетка,

Столов, скамей зеленых ряд

И отдаленная беседка,

 

И сход к тенистым берегам

Реки излучистой, плотина,

И пруд, и мельница, а там

За рощей скрытая равнина…

 

Чего свидетелями вы

В былое время не бывали?

Каких забав, какой игры,

Каких тревог, какой печали?..

 

Когда -ж для всех наступит сон,

Одна, быть может, оставалась,

С тебя, возвышенный балкон,

Безмолвьем ночи любовалась…

 

О чем тогда ее мечты,

О ком была ее забота?..

Зачем так поздно с высоты

Стремилась в даль, ждала кого-то?..И все промчалось…

 

(Дом скрывается из глаз.)

 

Другой голос.

С юных лет в тебе бывало

Все раздумью отдано,

Беззаботному мешало

Наслаждению оно!

Все везде тогда носило

Для тебя в себе вопрос…

Развилась младая сила,

Возмужал ты и возрос!..

Но и ныне среди шумной

Разговорной суеты,

Легкомысленной, иль умной,

Погружаться любишь ты

В те немые созерцанья

Лиц, явлений, — каждый час

Без следа и замечанья

Проходящих мимо нас!

Все иначе представало

Взорам внутренним твоим,

В образ новый возрастало,

Миром веяло своим!

Все отдельные явленья

Обретали, расширясь,

В хоре царственном творенья

Гармоническую связь!

 

Но неопытной душою

Возмущался сильно ты,

Видя наглою бедою

Погубленные цветы!

Видя много зол напрасных,

Много горестей немых,

Слыша жалобы несчастных

И тщету молений их!

Как развитию, движенью

В человеческой семье

Служат первою ступенью

Плач и слезы па земле!

И пока затихнуть может

Бесполезная борьба,

Сколько жертв она положит!

Как безжалостна судьба,

По законам властелинским

Непреложности своей,

Давит ходом исполинским

Жизнь отдельную людей!..

 

Так в немые созерцанья

Погружаться любишь ты,

Пробуждать в себе желанья

И высокие мечты!

И носиться в мире сложном

Чувства грусти и любви,

И в участии тревожном

Проводить младые дни!

 

Другой голос.

Окрепни дух! воскресни сила!

Гони бездействие мечты!

Все то, что грудь в себе носила,

Осуществить не можешь ты!

 

Откинь же ложное стремленье

И чувств восторженных порыв:

Они приносят расслабленье,

Все силы духа умертвив!

 

Твои бесплодные страданья,

Лишь даром возмущая кровь,

Твои бесцельные исканья

И бесполезная любовь

 

Не разрешат тебе задачи,

Не изменят земли суда:

Все также горести и плачи,

Как были, будут и всегда!

 

Ты уносился в мир нездешний,

Ты отдал юности почет:

Пусть мир действительный и внешний

Всего теперь тебя займет!

 

Его дела пробудят в теле

И бодрый дух и силы вновь;..

Но на одном высоком деле

Сосредоточь свою любовь!

 

Первый голос (прерывая).

Кто из нас в былое время,

Полон скорби, не хотел

Облегчить чужое бремя,

Усладить чужой удел!

И беду и грусть лихую

Отогнать далеко прочь,

Утолить печаль чужую,

Горю всякому помочь!

 

И хоть знаешь: скорбь и муки

Все равно должны мы несть,

Знаешь ты, что здесь разлуки

Неминуемые есть!

Что для всех таятся в жизни

Неизбежные труды,

Что печаль и укоризны

Не защита от беды!

 

Но для мертвого воззренья

Ты себя не воспитал;

Чувств живых ограниченья

Ты душе не налагал!

Пусть живут в тебе достойно

Заблужденья и мечты…

Но законность жертв спокойно

Признавать не можешь ты!

 

Другой голос.

Зачем же чувства в вас, прекрасные, всегда

Работа действительных боятся?

Вам, видно, легче жить без всякого труда,

Да в отвлеченности скитаться!

Тот эгоист холодный и пустой…

 

Спадет твоих сомнений шелуха

Сильней восторжествует чувство

И смело ты…

 

(Попадают в ухаб. Ящерин и Архипов привскакиваю т оба с своих мест и смеются ).

 

Ящерин.

Вот ровный зимний путь! он разбудил меня!

Ну, кстати выкурить! Иван, подай огня!

Не нужно, нет: заснуть попробую я снова!

Да ты что? спал, иль нет, не скажешь мне ни слова!

 

Архипов.

Но знаю, спал ли я, дремал,

Но много, много, мне казалось,

Я видел образов, яснее нонимал,

Что прежде мне неясным представлялось!

Вопросы разные, сужденья зрелых лет,

И чувства юности, внутри противоречья,

Желание найти себе ответ,

Везде всегда со мной. Их от себя отвлечь я,

Как ты, не силах; твоего

Я б не хотел холодного покоя:

Он разрушает то, что для меня всего

Святее: чувство гонит он родное!

 

Ящерин.

Желаю я тебе найти

Себе по нраву разрешенье;

А я уже давно нашел успокоенье!

Приятных снов тебе, прости!…

 

 

ПЕРЕМЕНА ДЕКОРАЦИИ.

 

Черная, бедная изба, освещенная двумя горящими лучинами. Под образами, за столом сидит человек пять мужиков-извощиков, подле них хозяин — старик. Две бабы: одна старуха, сидит в углу; другая, молодая с добрым и приятным выражением лица, сидит подле огня, прядет и беспрестранно вставляет новые лучинки в светец. Ребятишки всех возрастов, в изорванных и грязных рубашенках, лежат частию на полатях, частию на печке, частию сидят на полу. За перегородкой слышатся хрюканье свиней, мычанье телят и т. п. Месяц светит сквозь замерзшее окно.

 

Один из извощиков.

Дай квасу, бабушка!

Старуха (подавая квас).

На, родимый, пей!

 

Другой извощик.

Эх, месяц светит! теперь бы и быть в дороге!

А мы заплошали, ночку должны переждать…

 

Хозяин.

А как дорога-то, ухабиста?…

 

Извощик.

Всяко случалось; где ухабиста, где как шаром покати. ( Слышен колокольчик; подъезжает повозка.) Да что, никак к вам проезжие?

 

Отворяется дверь: холодный воздух клубами врывается в избу, входят Архипов, Ящерин и Иван, с замерзшим мехом на воротниках.

 

Архипов.

Ух, холодно! Дай нам местечко, хозяин. Да принеси, Иван, из повозки погребец и все нужное.

 

(Иван уходит).

 

Ящерин.

Пф! Что, хозяин, нет у тебя другой избы, — по просторнее, по… чище?

 

Хозяин.

Нет, нету. Да место-то мы вот сейчас опростаем. Ну, ребята, поужинали, что ли?

 

Извощики встают и крестятся на образа. Ящерин и Архипов, скинув шубы и меховые сапоги, располагаются в углу. Иван приносит погребец, складной самовар и ставить на стол чайный прибор, ложки и пр.

 

Ящерин.

Да у тебя там были восковые огарки. Зажги их. (Иван исполняет приказание.) С этими лучинками ничего не видать! Да поставь самовар!

 

Один из ямщиков (другому).

Господа-то запасливы.

 

Другой.

Не малого и стоит…

 

Ящерин (Архипову).

Какая скверная изба! Ну есть-ли возможность жить в таком хлеву?

 

Архипов (тихо).

Полно! услышат!

 

Ящерин.

Diable! voila unе tristt existence! On aurait peine a se faire idee d’une pareille miserе!

 

Подают самовар. Пар бьет вверх и распространяется по избе. Ящерин и Архипов приготовляют чай. Мужики, все вместе стоять в углублении молча и смотрят.

 

Ящерин.

Voyez comme ces droles-la nous regardent! je n’ai rien vu de plus niais! Xa, xa, xa, (смеется ). (Архипов пожимает плечьми).

 

Один из извощиков (другому тихо).

Это про нас!

 

Ящерин.

А сливок нет у вас!

 

Старуха.

Нет, батюшка, все на сметану к разговенью пошло. Ведь вот уже посту 6-я неделя идет.

 

Ящерин.

Да, биш, я и забыл! Что нам лошадей…?

 

Хозяин.

Сей час запрягут. Дорога проселочная; лошадей мало; мужички все в город поехали, а оттоль еще не возвращались…

 

Молодая баба.

Мужу-то пора бы быть домой…

 

Ящерин (Архипову шепотом).

Посмотри, ведь очень недурна!… Как странно видеть такие лица и в этом классе, да еще в добавок с грустным выражением?

 

Архипов (также).

Да, доброе лицо! и вести такую бедную, скучную жизнь!

 

В это время раздается плач ребенка. Молодая женщина кладет веретено и качает люльку. Маленькая девочка подходит к столу и смотрит.

 

Архипов.

Ты что, девочка, так на нас уставилась? Хочешь чаю, что ли?

 

Старуха (отводя ее).

Пошла, глупая, прочь! Вы, батюшка, не взыщите! Ей в диковинку, вот что свечки горят…. Мы все лучину жжем.

 

Архипов.

А зачем же?

 

Старуха.

Куда нам, батюшка! И с хворостом — то, слава те Господи, еще справляемся.

 

Другой ребенок, возясь на лавке, стукается об стену и ревет.

 

Ящерин.

Ну!….

 

Молодая женщина (прибегая к ребенку).

Что, убился? Ничего, ничего, не плачь, родимый, не плачь, поди ко мне….

 

Берет ребенка на руки, он перестает плакать. —Мужики садятся молча на лавку.

 

Ящерин.

Чорт знает,как мы долго едем! А завтра именины у Чечиных! Пожалуй, не поспеем. Надоело… Какой -ты, брат, Архипов, скучный нынче! — Иван! допивай чай, а потом прибери все хорошенько, да

оботри стаканы и серебро.

 

Иван прибирает чай, садится в угол и пьет, говоря сидящему подле него извощику.

Экой глупый мужик, где уселся, на барском сапогу… пошел прочь, болван! (Мужик сходит).

 

Архипов.

Что вы, господские?

 

(Входит ямщик ).

 

Ямщик.

Старому, барин, ямщику на водку.

 

Ящерин.

Плохо ехал…. на! (Дает ему денег).

 

Ямщик ( кланяется и подходит к мужикам).

Э, замерз совсем! Дайте, ребята, погреться у печки.

(Мужики дают ему место ). Вы отколь едете?

 

Один из мужиков.

А из-под Саратова. Еще с Миколина дня…

 

Ямщик.

С своим товаром, аль с чужим?

 

Мужик.

С чужим, купцовским.

 

Ямщик.

Да уж не на ярманку ли, что в селе Ростове?

 

Мужик.

Нету, мы на Боронеж….

 

Ямщик

А у нас-то мужички все на ярманку собираются.

 

Мужик.

А далече отсель?

 

Ямщик.

Верст двадцать будет. А и у вас ярманка водится?

 

Мужик.

Бывает и у нас. Вот и в Михайлов день было, товаров навезли и не весть что изо всех земель… такая, народная была…. ( Продолжают разговаривать между собою).

 

Ящерин.

Хозяин, сколько тебе?

 

Хозяин.

Что пожалуете.

 

Ящерин.

Ну, добро, говори… Мы у тебя ничего не брали…

 

Хозяин.

Да хоть пятиалтынный с вашей милости…

 

Ящерин.

На! (Бросает ему деньги на стол, потом насвистывая, ходит по избе). Чье это село мы проезжали, здесь не далеко, по проселочной дороге, с домом?

 

Хозяин.

Помещичье…

 

Ящерин.

Что, богатое село?..

 

Хозяин.

Да, прежде крестьяне жили изрядочно, а тепереча жаловаться стали… управитель из Немцев и не весть что творит!..

 

Ящерин.

А господа-то где?

 

Хозяин.

А Бог знает, уж они в отчине давно не бывали, годов с десяток…

 

Ящерин.

Да где они живут-то, в Москве что-ли?

 

Хозяин.

Нет, не на Москве, а сказывал мне намеднясь мужик оттоль, что, говорит, должны быть, или в Питере или в чужих сторонах… Денег, говорит, и Бог весть что посылают. Господа-то далеко, говорит, так на Немца и управы нет!

 

Иван (который между тем, прибрав все, выходил к повозке, возвращается).

Готово-с.

 

Ящерин.

А! одеваться. ( Оба одеваются).

 

Ящерин.

На той станции я все спал, теперь напился чаю и верно спать не буду, что мне очень досадно…

 

Архипов.

Это всегда так кажется… Поедешь, подремлешь и заснешь! Особенно ты…

 

Ящерин.

Ну, а ваша милость что? Будете опять разным видениям, думам и мечтам предаваться?…

 

Архипов.

Нет, уж теперь не разным, а одной. Ты помнишь, что я тебе говорил в начале той станции?

 

Ящерин.

Что это, о народе?

 

Архипов.

Да, и я еще живее убеждаюсь в этом. Как в эту минуту, перед действительностию все остальные и отвлеченные думы бледнеют!…

 

Ящерин.

Смотри брат, ты, кажется, на ложном пути. Nous parlons en enigmes et je crois que ces gens la ne nous comprennent pas….

 

Архипов.

Пусть и понимают…

 

Ящерин.

Какой ты сердитый! Пойдем…

 

В это время входит Петр, сын хозяина, мужик лет 25, молится на образа, потом кланяется всем присутствующим.

 

Хозяин.

Здорово, Петруша! Ну, что? какие вести?

 

Петр.

Да плохо-ста!

 

Хозяин.

Ну?

 

Петр (вешая кушак и тулуп на перекладину ).

Да не хорошо дело. Был я в городе и ходил с гостинцем, как ты приказывал. Вот он и сказал мне; ладно, говорит, это ты хорошо сделал, что принес, а вот пришла из Петербурга весть верная: через месяц, говорит, по пяти душ с тысячи, набор! (Все мужики приподнимаются с мест.)

 

Бабы.

С нами крестая сила!

Царица Небесная!

 

Ящерин (схватывая Архипова за руку).

Partons, partons!

 

(Уходят и садятся в повозку. В избе слышен женский вопль ).

 

 

Архипов (Ящерину ).

Слышал? видел, а?

 

Ящерин.

Да, брат видел; ну, что говорить! (Машет рукой) Едем.(Усаживаются).

 

Иван (скороговоркой ).

Ну, валяй скорее, господа не скупые, едут на праздник, будет тебе и водка.

 

Ямщик (трогая лошадей).

Ну вы, голубчики, с Богом!…

Колокольчик звенит; они едут. Месяц освещает дорогу.