Избранные стихотворения

Автор: Айбулат Константин Михайлович

Константин Айбулат

Избранные стихотворения

                   Она

  

   И тихо преклоняясь, в таинственной печали,

   Она молилася Творцу,

   И кудри чёрные сбегали

   По бледному её лицу.

   И встретился я вновь с той девой незабвенной

   В садах Алгамбры. Перед ней

   Переливался вдохновенный

   Фонтан певучею струей.

   Она, спустив с себя мантилью,

   Покоилась небрежно средь цветов,

   И любовался я её летучей пылью

   Как изваянная, недвижима… без слов…

   Потом в Венеции во время карнавала,

   Беспечному веселью предана,

   Толпе восторженной она

   Богиней праздника предстала,

   И улыбалася она на громкий плеск,

   И промелькнув, как звёздочка в эфире,

   В гондолу бросилась: раздался всплеск.

   И скрылася близ Ponte dei Sospiri.

   Потом в горах Кавказа, на коне,

   Кремнистою тропой, воздушной амазонкой

   Неслась она, и в мёртвой тишине

   Лихого скакуна был слышен топот звонкий.

   Потом в стране возвышенных искусств

   В отчизне тассовой… но что за нужды…

   Бог с нею! Ныне чужды

   Мне впечатленья юных чувств.

   Равно пора зажить сердечным ранам;

   Венеция, Алгамбра и Кавказ,

   Уж благодетельным туманом

   Подёрнуло забвенье вас.

   Но для чего же мне в завет воспоминаний

   Оставил бог единый прошлый сон?

   В минуты радостей, в часы страданий

   Передо мной летает он:

   Как, тихо преклоняясь в таинственной печали,

   Она молилася Творцу,

   И кудри чёрные сбегали

   По бледному её лицу.

  

   «Литературная газета», 1840 г.

  

  

                   Смерть

  

   Она придёт неслышно и незримо,

   И станет, светлая, у моего одра,

   И скажет мне с тоской неизъяснимой:

   «Пора!»

   И буду я молить таинственную гостью:

   «Я жить хочу!.. оставь мне здешний свет»,

   И буду я молить с слезами и со злостью,

   И — нет.

   Она дохнёт в лицо прохладной вечной ночи,

   Прозрачною рукой мою придавит грудь,

   Закроет навсегда мои тихонько очи

   И — в путь.

   И в жизни той она меня пробудит,

   Где, может быть, неведома печаль;

   Но дней земных, печальных жаль мне будет,

   Да, жаль!

  

   Литературное прибавление к «Русскому инвалиду», 1838 г.

  

  

                   И ещё жалоба

  

   И боль души, и ропот сердца,

   Мои беды, кто их поймет?

   Мне в мире нет единоверца,

   Единомученика нет.

   Зову друзей — мольбы напрасны;

   Зову чужих — но для чужих,

   Мои рыдания ужасны,

   А мне ужасны ласки их!

  

   «Литературная газета», 1840 г.

  

  

                   Паркетным друзьям

  

   Разочарован, други, я

   Смешною модой и пирами,

   И вероломными очами,

   И вами, добрые друзья.

   Нет, прочь от вас, забавы света,

   Где всё притворством лишь одето,

   Где всё пленяет только глаз,

   Где мир снаружи только молод,

   В пылу страстей где вечный холод, —

   Простите; еду на Кавказ,

   Под небо диких наслаждений,

   Под небо неги и тревоги,

   Где нет по моде заблуждений,

   Где есть любовь, природа, Бог!..

   Туда свободой насладиться

   И своевольной простотой,

   В кругу друзей воспламениться

   Шираза светлою струёй;

   Или с ватагою избранной

   На горском пламенном коне

   Срывать венки в губительном огне;

   Иль полуночною порою

   Грузинку юную лобзать,

   Обвившися рука с рукою

   «Люблю» ей пламенно шептать,

   Ея дыханием упиться

   И на груди её забыться —

   И наслаждений розы рвать…

   Кавказ угрюмый, величавый,

   Страна воинственных сынов,

   Среди твоей ненастной славы

   Под блеском царственных снегов

   Родился я. Дитя природы,

   На лоне бурной я свободы

   Улыбку первую узнал;

   Средь поэтических ущелий

   О битвах мне так чудно пели —

   И я под песни засыпал.

   Не пробудил их голос громкий

   Моих младенческих страстей; —

   Казбек, увенчанный снегами,

   Увижу я твоё чело,

   Где небо светлое легло

   С луной и с мирными звездами, —

   И там, задумчивый певец,

   Твоей пленённый красотою,

   Помчуся отдохнуть мечтою

   На твой блистательный венец.

  

   Литературное прибавление к «Русскому инвалиду», 1838 г.

  

  

                   Русский штык

  

   Стоит властительно трёхгранный часовой

   На рубеже двух граней мира;

   Он Божий ангел в годы мира,

   Он Божий меч в године боевой.

   Всегда, везде он царь! И на снегах Балканов,

   У Сенских берегов и у Евфратских вод,

   В игре за Тереком и в битве великанов

   Ему достойнейший почёт.

   Он любит нас, он наш! Не твёрдостью булата-

   Славянским духом он могуч:

   В нём русская душа; он русского солдата,

   Бессмертья луч!

   Но чу! Я слышу вас, завистливые дети,

   Ораторы в боях, герои в кабинете.

   Что? Плохо помнится вчера?

   Что? Видно, зажили борьбы последней раны?

   Так их напомнит троегранный

   Под Бородинское «ура!».

   Постыдный ваш побег осветит вновь пожаром;

   Не сломится, небось — Сам Бог его сковал,

   И русскому вручил, и, кажется, недаром

   Судьбой земли его назвал.

  

   «Современник», 1841 г.

  

  

                   Галей-Мирза

  

   Галей-Мирза не знает страха;

   Его рука верна, сильна:

   Он рубит с одного размаха

   От головы и до седла.

   Всегда его стрела доходит,

   Куда назначил верный глаз;

   Кинжал раздора не заводит,

   Но мстит всегда один лишь раз.

   Галей отрёкся Магомета,

   Хулит, смеётся над Аллой;

   В стенах священных минарета

   Не очищается мольбой.

   Галей с гяуром дружбу водит,

   Пьёт с жадностью вино и кровь —

   И, презирая бурю, бродит

   Угрюм и дик среди лесов.

   Но в битве той, когда явился

   Буонаберди* перед ним,

   Галей дрожал, Галей склонился —

   И был во прахе недвижим!

  

   «Современник», 1841 г.

   ___________
*Наполеон.

  

                   Памяти М. Ю. Л.

  

   Ещё столь полная и слёз и содроганья

   Над урной славного поэта моего,

   Россия тёплою улыбкою вниманья

   Почтила юного преемника его.

   Он поднял сладкие в народе песнопенья,

   Наитием божественным горя,

   И каждый стих его был гордою ступенью

   Любимого бессмертьем алтаря.

   А ты свершил подлейшего убийства

   Свой святотатственный удар;

   И жажды адской кровопийства,

   Как демон злой, со смехом залил жар,

   Не пощадив певца, ни струны золотые,

   Ни русского ума надежды дорогие.

   И что ж, доволен ли злодейством наконец?

   Позорнейшим проклятием Отчизны?

   Перед тобой блистательный мертвец

   С рукою на груди, с улыбкой укоризны,

   Облитый кровью, поверженный в пыли

   И завещающий в наследье роковое

   Тебе смертельных мук отчаянье немое,

   С названьем каина, по всем концам земли.

   Но вечный мир певцу, под снеговым Кавказом

   У пятигорских струй! Пусть вечный ропот их

   Тебя там усладит отрадным пересказом

   О грустной памяти родных, друзей твоих!

   И, может быть, твоих высоких вдохновений

   Немногие следы пройдут из века в век,

   И тихо опершись о сумрачный Казбек,

   Утешен будет твой осиротелый гений.

   А ты, отверженец людей!

   Где б ни был ты, во всей вселенной

   Предстанет пред твоих очей

   Поэта труп окровавленный.

   И вспомнишь ты убийства страшный миг,

   И станет день и ночь испуганная совесть

   Сплетать тебе ужасных дел твоих

   Неумолкающую повесть.

  

   1841 г. (впервые опубликовано в журнале «Литературный критик», 1839 г.).