Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты «День» (1863)
О секвестрѣ польскихъ имѣній.
Москва, 18-го мая 1863 г.
Нельзя безъ глубокаго, сильнаго негодованія читать сужденія иностранныхъ газетъ, особенно Французскихъ и особенно принадлежащихъ къ разряду «благоразумныхъ и умѣренныхъ» о затѣваемомъ будто бы Европейскомъ конгрессѣ для рѣшенія нашей внутренней Польско-Русской тяжбы. Отзывы о насъ Англійскихъ журналовъ большею частью презрительны и грубы; они безцеремонно радуются нашему трудному положенію и въ своихъ доводахъ даже и не хлопочутъ о логикѣ, но мы имѣемъ дѣло съ открытымъ недоброжелательствомъ, и это при настоящихъ обстоятельствахъ для насъ не безвыгодно. Газеты, служащія Органомъ крайнихъ партій во Франціи, демократической, ультрамонтанской и Польской, дышатъ такою чистосердечною къ намъ ненавистью и злобой, что не даютъ и мѣста какому-либо недоумѣнію насчетъ своихъ стремленій и цѣли: мы по крайней мѣрѣ видимъ предъ собою явнаго врага и знаемъ, съ кѣмъ имѣемъ дѣло. Несравненно возмутительнѣе для насъ Французская вѣжливость Парижскихъ полуоффиціальныхъ газетъ, и этотъ тонъ великодушія, съ которымъ онѣ такъ прилично и какъ будто въ видѣ милости — наносятъ оскорбленія нашей народной чести,— не забывая при этомъ расшаркаться самымъ любезнымъ образомъ предъ Русскимъ правительствомъ! Этотъ пріемъ, конечно, имъ не удастся. Несмотря на всю нашу чувствительность къ Европейскимъ похвальнымъ отзывамъ, на нашу признательность за всякое ласковое съ нами обращеніе иностранцевъ, особенно же «стоящихъ во главѣ цивилизаціи», едвали найдется теперь такая слабая голова въ Россіи, которую бы могли одурманить эти благовонные «Французскіе духи» Парижской прессы и дипломатіи.— Иностранныя газеты, возвѣщая, будто бы всѣ Западныя державы согласились въ необходимости конгресса,— позволяютъ себѣ при этомъ выражать надежду, что Россія не отринетъ такого гуманнаго предложенія гуманной Европы! Подобное предположеніе Европейскихъ публицистовъ о Россіи обличаетъ только ихъ легкомысліе и невѣжество. Неужели они могутъ думать, что послѣ всѣхъ этихъ адресовъ и писемъ, которые понеслись и несутся къ Государю со всѣхъ концовъ Русской земли, вызванные еще только слухами о Европейскомъ дипломатическомъ вмѣшательствѣ,— послѣ такихъ гласныхъ заявленій народной мысли и чувства, можно еще ожидать отъ Россіи согласія на конгрессъ? Или же въ Европѣ считаютъ всѣ эти адресы пустою демонстраціей, вызванной и допущенной самимъ правительствомъ съ единственною цѣлью задать страха Европѣ,— демонстраціей, которой мѣру и цѣль опредѣляетъ, по своему усмотрѣнію, само правительство, нисколько будто бы не стѣсняясь народнымъ мнѣніемъ?! Но развѣ не видятъ иностранные публицисты, что это значило бы играть народными чувствами, а такая игра была бы не только недостойна правительства, но и опасна,— да въ настоящее время въ Россіи даже и немыслима… Иностранные публицисты, впрочемъ, можетъ быть и не знаютъ, но мы всѣ хорошо знаемъ, что ни одинъ адресъ не былъ бы присланъ, еслибъ подписавшіе адресъ могли предполагать, что Польское дѣло будетъ отдано на судъ Европейскаго конгресса! Какъ бы ни были эти адресы разнообразны по формѣ и достоинству изложенія, какъ бы ни казались иностранцамъ нѣкоторые изъ нихъ неискренни по внѣшнимъ пріемамъ рѣчи,— но они всѣ выражаютъ одну задушевную мысль, одно всеобщее искреннее, серьезное желаніе — чтобы на угрозы иностранныхъ державъ Россія отвѣчала полною готовностью принять вызовъ и отстоять во что бы ни стало цѣлость и честь Русскаго народа и государства. Эти слова сказаны не на вѣтеръ, и иностранные журналисты должны же сообразить, что еслибъ послѣ всѣхъ такихъ рѣчей могъ состояться и состоялся бы Европейскій конгрессъ, то это значило бы, что вся великодушная, строгая рѣшимость Русскаго народа проявилась по пустому!.. За кого же принимаютъ Европейцы наше правительство, если считаютъ его способнымъ къ такому неуваженію Русскаго народнаго мнѣнія, если рѣшаются предложить Россіи — подвергнуть Польскій вопросъ обсужденію конгресса,— другими словами: рѣшаются предложить намъ — пойти судиться съ Поляками предъ чужими державами, признать за Европой право вмѣшательства въ наше внутреннее управленіе и связать себя новыми обязательствами, съ отвѣтственностью предъ всѣмъ Европейскимъ сонмомъ съ Турціей включительно?! Но, повторяемъ, конгрессъ немыслимъ, да и самое предложеніе о конгрессѣ не только еще не было сдѣлано Русскому правительству (которое, конечно» не замедлило бы объ этомъ объявить въ Русскихъ газетахъ), но едвали и состоится. Въ твердости Русскаго правительства сомнѣваться мы не имѣемъ права. Польско-Русское дѣло можемъ уладить только мы сами, и никто другой. Польскія притязанія простираются не на одно Царство Польское, но и на всю Западную Россію,— и проявляются не на словахъ только, но и на дѣлѣ. Нѣтъ такихъ новыхъ комбинацій, откровеніе которыхъ даровано было бы единственно конгрессу,— которыя бы не были намъ извѣстны заранѣе и давнымъ-давно, и осуществить которыя не было бы въ нашемъ правѣ и власти… А между тѣмъ редакторъ одной Петербургской газеты очень серьезно утѣшаетъ Русскую публику, что «опасности на самомъ дѣлѣ вовсе не существуетъ я мѣръ предосторожности принимать не зачѣмъ: дипломатическое вмѣшательство Европы касается только Царства Польскаго, а не Западнаго края, и вооруженное вмѣшательство, если только ему суждено состояться, также едвали выйдетъ изъ этой рамки!…» Такія утѣшенія могутъ приходить въ голову только Петербургскому публицисту! Какъ будто Россія можетъ допустить вооруженное вмѣшательство въ какую бы то ни было область, покуда эта область составляетъ часть Русской Имперіи! Какъ будто вторженіе иностранныхъ войскъ въ Царство Польское не есть оскорбленіе нашей народной и государственной чести! Конечно, всего лучше не оскорбляться: это было бы вовсе не свирѣпо и не кровожадно… Вотъ чѣмъ думаютъ въ С.-Петербургѣ утѣшить наше Русское общество!
Мы же съ своей стороны не можемъ сообщить нашимъ читателямъ ничего особенно утѣшительнаго и ободрительнаго о ходѣ Польскаго дѣла за эту недѣлю. Нѣсколько крупныхъ шаекъ разбито; нѣсколько крупныхъ шаекъ появилось вновь, и если обѣ стороны останутся вѣрными своей настоящей системѣ дѣйствій, то мятежъ Польскій можетъ протянуться еще долго,— именно столько времени, сколько нужно нашимъ Западнымъ державнымъ недоброжелателямъ. Скорое подавленіе возстанія отняло бы у иностранныхъ кабинетовъ всякій поводъ къ вмѣшательству, развязало бы руки Россіи и дало бы ей возможность располагать значительною частью войскъ, сосредоточенныхъ теперь въ Польшѣ и въ Западныхъ нашихъ губерніяхъ. Все это не соотвѣтствуетъ видамъ ни Англіи, ни Франціи: обѣ онѣ стараются втянуть Россію въ дипломатическіе переговоры и, парализируя этимъ способомъ напряженіе нашихъ силъ, удержать Русское правительство, «до окончанія переговоровъ», отъ принятія какихъ-либо рѣшительныхъ мѣръ для усмиренія мятежа. Между тѣмъ терроръ, господствующій въ Варшавѣ, сильнѣе чѣмъ когда-либо; власть потаеннаго революціоннаго комитета или «національнаго правительства», какъ онъ отнынѣ вздумалъ себя чествовать, съ каждымъ днемъ становится могущественнѣе, съ каждымъ днемъ съуживаетъ предѣлы мѣстной законной власти. Людей, вѣрныхъ Русскому правительству и исполняющихъ его приказанія, «давятъ какъ мухъ», пишетъ Варшавскій корреспондентъ «Петербургскихъ Вѣдомостей», и люди, не видя со стороны Русскаго мѣстнаго начальства энергической защиты противъ угрозъ и приговоровъ революціонной партіи,— уступая инстинкту самосохраненія, не смѣютъ ослушаться приказаній мнимаго національнаго правительства! Весьма вѣроятно, въ Варшавѣ и принимаются какія-нибудь мѣры, и существуетъ административная дѣятельность, но она ничѣмъ виднымъ не проявляется, и Россія не имѣетъ объ ней никакихъ свѣдѣній, которыя бы могли успокоить встревоженное общественное мнѣніе. Намъ болѣе извѣстно теперь положеніе дѣлъ въ Пекинѣ или Нангасаки, чѣмъ въ Варшавѣ, и не будь писемъ г. Берга въ вышеупомянутой газетѣ, мы могли бы и не подозрѣвать въ Варшавѣ присутствія, кромѣ революціонной (которая даетъ знать себя ежедневно), еще центральной мѣстной законной власти!! Правда, мы прочли недавно въ газетахъ объ учрежденіи въ Царствѣ Польскомъ военныхъ начальниковъ по уѣздамъ и пожалѣли, что эта мѣра не была принята раньше, но желательно, чтобы дѣятельности военныхъ начальниковъ соотвѣтствовала въ равной мѣрѣ дѣятельность Варшавскаго гражданскаго и полицейскаго управленія…
Послѣ манифеста 31 Марта объ амнистіи для всѣхъ, кто положитъ оружіе до 1 Мая, Россія съ напряженнымъ вниманіемъ выжидала этого завѣтнаго срока, но срокъ насталъ и уже три недѣли прошло послѣ 1 Мая, а Россія все еще не знаетъ — въ какимъ послѣдствіямъ привело возвѣщенное милосердіе, много ли Поляковъ воспользовалось амнистіей, и что предпринято правительствомъ послѣ того, какъ мѣры кротости оказались недѣйствительными? Россія вѣдаетъ только то, что дерзость Поляковъ усиливается съ каждымъ часомъ и что Польскія шайки грабятъ и жгутъ не только около Кіева, но и около Смоленска. Конечно, эти шайки не могутъ тамъ утвердиться и укрѣпиться, это хорошо понимаютъ и сами Поляки, но цѣль ихъ достигается уже тѣмъ, что они получаютъ возможность заявить предъ Европой о силѣ и энергіи полонизма въ мѣстностяхъ, нѣкогда принадлежавшихъ Польшѣ, о своей собственной отвагѣ и дерзости. Кромѣ того, эти шайки производятъ нѣкоторую диверсію Русскихъ военныхъ силъ и наносятъ значительный вредъ Русскому сельскому населенію, поджигая деревни, отвлекая крестьянъ отъ обсѣмененія полей, отъ необходимыхъ въ настоящую пору земледѣльческихъ работъ. Но несомнѣнно, что вмѣстѣ съ этимъ Поляки возбуждаютъ именно то, чего должны были бы избѣгать, т. е. такую международную ненависть, которая, вспыхнувъ однажды, уляжется, конечно, не скоро… Пусть знаютъ это Поляки, пусть берегутся Русскаго народнаго гнѣва!
Читателямъ «Дня» извѣстно наше мнѣніе о томъ, какъ было бы полезно и даже необходимо для разрѣшенія Польско-Русскаго вопроса услышать голосъ всей Польской націи, вызвать самихъ Поляковъ къ свободному категорическому заявленію своихъ требованій и желаній. Но именно для осуществленія этой мѣры и необходимо скорѣйшее упраздненіе революціоннаго деспотизма, тяготѣющаго надъ Польшею. Никакое свободное выраженіе мнѣній невозможно тамъ, гдѣ разномысліе съ «Комитетомъ» казнится немедленно изъ-за угла, гдѣ надъ всѣмъ населеніемъ виситъ какъ Дамокловъ мечъ, кинжалъ потаеннаго убійцы! Для избавленія страны отъ этого позорнаго и растлѣвающаго состоянія, нужно немедленное энергическое подавленіе революціонной тиранніи. Конечно, нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что всякія рѣшительныя мѣры въ Польшѣ поднимутъ въ Европѣ цѣлую бурю клеветъ и ругательствъ,— но не слишкомъ ли мы легко конфузимся предъ Европейскимъ общественнымъ мнѣніемъ? Такъ мы поспѣшили отказаться отъ Прусской конвенціи и ничего для себя не выиграли отъ такой уступки! Такъ и теперь, едвали не та же печальная наша способность конфузиться и краснѣть отъ Европейскихъ высокомѣрныхъ упрековъ и насмѣшекъ — парализируетъ дѣйствіе одной изъ самыхъ лучшихъ и законнѣйшихъ мѣръ, предпринятыхъ Русскимъ правительствомъ, предпринятыхъ даже не въ Царствѣ Польскомъ, а въ Западно-Русскомъ краѣ.
Эта мѣра» которую даже газета «Le Nord» не осмѣлилась одобрить и которую мы» напротивъ» осмѣливаемся громко» во всеуслышаніе» признать самою разумною и справедливою» — есть секвестръ. Читателямъ, вѣроятно» вѣдомо постановленіе правительства (состоявшееся 15 прошлаго марта) о наложеніи секвестра на всѣ имѣнія въ Западномъ краѣ» которыхъ владѣльцы принимаютъ непосредственное участіе въ возстаніи. Но была ли приведена эта мѣра неукоснительно въ исполненіе?… Едвали. По крайней мѣрѣ мы ничего о томъ не знаемъ, и сказать по правдѣ, опасаемся, чтобы излишняя деликатность и снисхожденіе не ослабили силу этого распоряженія, отъ котораго всякій знакомый съ краемъ въ правѣ былъ бы ожидать самаго могучаго дѣйствія… Наложенъ ли, напримѣръ, секвестръ на обширныя имѣнія Витебскихъ помѣщиковъ, графовъ Платеровъ и Моль, поднявшихъ Польское знамя, составившихъ и вооружившихъ шайку въ Витебской губерніи, и вызвавшихъ такое справедливое мщеніе Русскихъ крестьянъ? Отобраны ли и переданы ли въ завѣдываніе палаты государственныхъ имуществъ имѣнія гг. дворянъ Могилевской губерніи, напавшихъ на г. Горки, ограбившихъ казначейство, истребившихъ огнемъ до 50 домовъ и убившихъ человѣкъ 10 инвалидной команды? И неужели Русскіе крестьяне (напримѣръ въ Могилевской губерніи) будутъ понуждаемы платить оброкъ и отбывать за землю повинности тѣмъ Полякамъ-помѣщикамъ (а не правительству), которые неволятъ жечь крестьянскія села и города, и открыто, съ оружіемъ въ рукахъ, возстаютъ на Русское правительство и Русскую народность? Если это такъ (въ чемъ мы однако сомнѣваемся), то это было бы новымъ доказательствомъ той безсмыслицы, до которой можетъ довести строгая послѣдовательность юридическаго принципа, отрѣшеннаго отъ живаго смысла дѣйствительности и требованій высшей, не формальной правды. Это было бы въ полномъ значеніи слова: summum jus — summa injuria — (высшее формальное право — высшая несправедливость). Не согласнѣе ли съ началомъ истинной справедливости было бы освобожденіе Русскихъ крестьянъ, поселенныхъ на землѣ возмутившагося Поляка, отъ всякой издѣльной и оброчной повинности за землю въ пользу помѣщика, и надѣленіе ихъ этою землею въ собственность съ платежомъ выкупной суммы въ пользу казны, но не землевладѣльца?
Впрочемъ мы не станемъ здѣсь вдаватьса въ юридическую оцѣнку «конфискаціи имуществъ», какъ наказанія за государственную измѣну. Мы напомнимъ только противникамъ мѣры, принятой правительствомъ въ Западномъ краѣ, что секвестръ еще не есть конфискація, а только наложеніе на имѣніе запрещенія и взятіе его въ казенное управленіе, и что наконецъ это распоряженіе должно имѣть силу только въ предѣлахъ Западныхъ губерній, а не въ Царствѣ Польскомъ. Мы съ своей стороны спѣшимъ перейти къ изложенію тѣхъ особыхъ основаній, которыми, по нашему мнѣнію, обусловливается всякое право поземельной собственности и владѣнія. Это основаніе — есть принципъ народности, неразлучно связанный съ понятіемъ о землѣ..Подробное, научное развитіе этого взгляда принялъ на себя нашъ многоуважаемый ученый, В. Н. Лешковъ, котораго статью читатели найдутъ ниже, въ этомъ же No,— а мы ограничимся здѣсь слѣдующими, менѣе общими, менѣе абстрактными замѣчаніями.
Народъ не есть собраніе единицъ, а живой цѣльный организмъ, въ которомъ каждая человѣческая единица составляетъ органическую часть цѣлаго. Бытіе этого организма немыслимо безъ извѣстнаго пространства земли, въ предѣлахъ и подъ условіями котораго возникъ и образовался народъ, сложился въ гражданское общество, получилъ свое личное опредѣленіе и въ свою очередь наложилъ на это пространство земли — печать своей личности. Тѣсная органическая связь этой земли съ народнымъ бытіемъ такова, что названіе земли и самое слово земля равнозначительно и тождественно съ названіемъ и понятіемъ обитающаго на ней и усвоившаго ее себѣ народа. Говоря Франція, мы разумѣемъ Французскій народъ, Германія — Германскій народъ, Русь — Русскій народъ, и на оборотъ слова: Французскій, Германскій, Русскій народъ — предполагаютъ землю, на которой возникло и съ которою органически связалось народное гражданское бытіе. На Русскомъ языкѣ, въ особенности, это выражается ярко въ словахъ: земля, земщина, земство. Можетъ ли быть вопросъ о томъ: кому принадлежитъ Франція Англія, Германія? Разумѣется — Франція принадлежитъ Франціи, т. е. Француза скопу народу, Англія — Англіи, т. е. Англійскому народу, и т. д. Съ этимъ, думаемъ, никто и спорить не станетъ. Если бы Франція, Французская земля не принадлежала Франціи, Французскому народу, она не была бы и не могла бы называться Франціей. Кажется, ясно? Кто, стало быть, хозяинъ во Французской землѣ? Разумѣется, Французскій народъ, иначе земля не была бы Французскою, или же народъ не именовался бы Французскимъ.
И такъ кому принадлежитъ Русская земля?— Русскому народу (мы разумѣемъ здѣсь народъ вообще, а не одинъ простой народъ). Кто природный я законный хозяинъ въ Русской землѣ? Русскій народъ. Какая же народность есть основная, типическая, давшая названіе и гражданское историческое бытіе Русской землѣ? Разумѣется, Русская народность, отвѣчаетъ съ нѣкоторою досадой нетерпѣливый читатель. Но да не сѣтуетъ онъ на насъ за то, что мы разъясняемъ такія, повидимому, простыя истины. Пойдемъ дальше. Можетъ ли Русская земля, принадлежащая всему Русскому народу, быть предметомъ права личной неотъемлемой собственности? Строго говоря, конечно не можетъ,— и то, что называется у насъ «собственностью», есть юридическая фикція, юридическое представленіе, подъ видомъ «права собственности», права владѣнія, пользованія землею, лично или потомственно, съ передачею своего отношенія къ землѣ другому или безъ передачи: но это отношеніе къ землѣ не безусловно, а ограничено. Можетъ ли отдѣльный Французъ — часть Французской земли, т. е. земли принадлежащей Французскому народу,— иначе: часть Франти — передать въ собственность Англіи, Англійскому народу? Разумѣется не можетъ: Франціей распоряжаться имѣетъ право только Франція, весь Французскій народъ. Можетъ ли земля принадлежать въ собственность Англійскому? Конечно, нѣтъ: она тогда перестала бы быть Французской. Мы нарочно приводимъ примѣръ Англіи и Франціи, потому что — увы! на большинство Русской публики этотъ способъ доказательства самыхъ простыхъ истинъ дѣйствуетъ убѣдительнѣе всякихъ доводовъ, основанныхъ на правахъ Русскаго народа и Русской народности.— Можетъ ли Русская земля принадлежать не Русскому народу? Отвѣтъ мы уже знаемъ: не можетъ. Но если земля не можетъ бытъ отчуждаема въ собственность кіи во владѣніе чужому народу, то неужели отдѣльные индивидуумы изъ народа не могутъ пріобрѣтать земли въ чужомъ государствѣ? На это мы отвѣтимъ слѣдующее.
По нашему мнѣнію, во 1-хъ, право допустить или не допустить иностранцевъ пріобрѣтать землю принадлежитъ хозяину земли, самому народу, и зависитъ отъ его усмотрѣнія. Никакими абстрактными теоріями не можетъ быть отнято у народа это священное право, пока народъ существуетъ какъ народъ, не отрекся отъ своей народности, не пересталъ сознавать себя народомъ; выше народа можетъ быть только идея человѣчества,— но человѣчество вообще не существуетъ, а обособляется въ отдѣльныхъ народныхъ личностяхъ. Мы же говоримъ здѣсь объ иностранцахъ, слѣдовательно не о человѣкахъ вообще, а о людяхъ, принадлежащихъ къ чужой народности и являющихся таковыми. Во 2-хъ — народъ можетъ, конечно, допустить иностранца къ отдѣльному владѣнію участками народной земли, но только ко владѣнію, къ пользованію, хотя бы и безсрочному, и не иначе, какъ подъ условіемъ, что этотъ иностранецъ признаетъ законы и народность той земли, среди которой онъ поселился, частью которой онъ пользуется. Представьте себѣ такой случай, что предусмотрительные Французы скупили бы земли около Лондона и вдругъ, въ одно прекрасное утро, объявили бы Лондонъ Французскимъ городомъ, а себя хозяевами Лондонскаго графства, потребовали бы представительства въ парламентѣ — не въ качествѣ колонистовъ, поселенныхъ на Англійской землѣ и подчиняющихся верховной власти Англійскаго народа, а въ качествѣ Французовъ, не признающихъ надъ собою господства Англійской стихіи и требующихъ признанія правъ своей Французской народности — какъ лично для себя, такъ и для своихъ поземельныхъ владѣній. Нужно ли спрашивать, какъ бы и что бы отвѣтили Англичане на такія дикія притязанія? Подобный случай вовсе и неприложимъ въ Европѣ, но мы этимъ примѣромъ хотѣли только указать на несообразность, непримѣнимость къ землѣ юридическаго принципа безусловной собственности, и на элементъ народности, нераздѣльный съ землею.
Если въ Англійской землѣ не можетъ имѣть части иностранецъ, отвергающій право Англійскаго народа на Англійскую землю или, что то же, на Англію, не признающій Англійскихъ законовъ и присутствія въ Англійской землѣ національнаго Англійскаго элемента, то пусть скажутъ намъ читатели: могутъ ли въ Русской землѣ имѣть часть иностранцы, или люди, не только причисляющіе себя къ не-Русской національности, но и отвергающіе право Русскаго народа на Русь, на Русскую землю, не признающіе Русскихъ законовъ и правъ Русской народности?!!
Кому принадлежитъ Украйна, Малороссія, Малороссійская земли? Украинскому, т. е. Малороссійскому народу. Бѣлоруссія, Бѣлорусская земля? Бѣлорусскому народу. И Малороссійскій и Бѣлорусскій народъ — двѣ вѣтви одного народа Русскаго, и потому мы въ правѣ назвать ихъ тѣмъ названіемъ, которое даже и въ Польскихъ оффиціальныхъ актахъ удерживается за ними: т. е. народомъ Русскимъ, а землю Русскою.— Въ этой Русской землѣ, вслѣдствіе разныхъ историческихъ превратностей, значительная часть земли находится во владѣніи чужестранцевъ (настоящихъ чужестранцевъ или ополячившихся туземцевъ, это все равно), однимъ словомъ людей, принадлежащихъ и причисляющихъ себя къ чужой, Польской народности, отрицающихъ всякое право Русской національности въ Русской землѣ, право Русскаго народа на Русскую землю, отметающихъ Русскіе законы, претендующихъ на званіе представителей Русской земли не въ качествѣ Русскихъ, а въ качествѣ, и наконецъ возстающихъ противъ Русскаго правительства, объявляющихъ себя открытыми врагами Русской народности!
Спрашиваемъ, могутъ ли такіе люди, такіе явные враги Русской народности и приверженцы чужой народности, имѣть часть въ Русской землѣ? Конечно нѣтъ: они могутъ имѣть владѣнія въ Украйнѣ и Бѣлоруссіи, но не какъ Поляки, а только какъ Русскіе подданные, подчиняющіеся Русскимъ законамъ, признающіе верховное право Русской народности и право Русскаго народа на Русскую землю,— къ какой бы сами національности ни принадлежали.
Если же они этого не хотятъ, и предъявляютъ притязанія, въ силу своихъ поземельныхъ владѣній, на господство и преобладаніе въ Русской землѣ — какъ Поляки, то Русскій народъ имѣлъ бы полное право всѣхъ такихъ землевладѣльцевъ-Поляковъ, особенно же посягающихъ на его гражданское и государственное бытіе вооруженною рукою, всѣхъ этихъ Платеровъ и Молей изгнать изъ Русской земли, безъ дальнѣйшихъ справокъ,— какъ сдѣлали бы непремѣнно и Англичане съ своими Французскими колонистами въ приведенномъ нами примѣрѣ. Но собственно говоря — это право народа, или власти — представительницы народа, точнѣе опредѣляется такимъ образомъ.
Народу принадлежитъ земля, но не имущество, не капиталъ землевладѣльца. Народу нужно только, чтобы земля не выходила изъ Русскаго народа, не отчуждалась во власть чужой, Польской народности. Поэтому мы желали бы вовсе не конфискаціи имуществъ, а только лишенія возставшихъ Поляковъ всякой части въ Русской, т. е. права владѣть Русскою землею. Мы идемъ дальше. Мы готовы были бы, еслибъ это зависѣло отъ насъ, предложить всѣмъ землевладѣльцамъ, признающимъ себя Поляками и Русскій край Польскимъ, всѣмъ — дѣйствіемъ или словомъ отвергающимъ права Русской народности и Русскій національный элементъ въ Русской землѣ,— мы готовы были бы предложить имъ: продать свои поземельныя владѣнія въ извѣстный срокъ, постороннимъ лицамъ (во не Полякамъ и не Евреямъ, или же въ казну,— съ тѣмъ, чтобы денежная выручка, равно какъ и все прочее движимое имущество было освобождено отъ секвестра и конфискаціи и отдано въ полное распоряженіе имъ самимъ или ихъ наслѣдникамъ. Такая мѣра была бы, по нашему мнѣнію, не только вполнѣ справедлива, но и совершенно гуманна: страхъ потерять поземельное владѣніе дѣйствовалъ бы могущественнѣе страха казни и навѣрное усмирилъ бы кичливую заносчивость ополячившихся туземцевъ Западно-Русскаго края. Мы предоставляетъ себѣ возвратиться еще разъ къ разсмотрѣнію этой предлагаемой нами мѣры, а теперь, не желая утомлять читателя, ограничиваемся покуда сдѣланнымъ нами очеркомъ.
Скачать