Прощение

Автор: Барыкова Анна Павловна

Франсуа Коппэ.

Прощение («Le Pater»)

   Издание: «Стихотворения и прозаические произведения А.П.Барыковой«, СПб., 1897

   OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)

   Date: 5-9 ноября 2009

  

Прощение.
(«Le Pater»).
Драма в одном действии, в стихах.

——

Действующие лица:

  

   Роза (сестра священника, старая девушка).

   Отец благочинный (кюрэ).

   Жак Леру (член коммуны).

   Офицер (версальских войск).

   Няня (старая служанка Розы).

   Соседка (молодая мещанка).

   Солдаты.

  

Действие в Бельвиле, близ Парижа, в мае 1871 года.

  

   (Комната в нижнем этаже, с дверями и окнами в глубине сцены, отворенными в сад, освещенный солнцем, полный цветущими розами. За садом, огражденным низкою стеной, отворенная калитка, видев переулок предместья; вдали высокие трубы заводов. Меблировка комнаты простая, почти крестьянская: простой шкаф, круглый стол и несколько плетеных стульев и кресел. Налево над камином статуэтка Мадонны из расписанного гипса; направо письменный стол и полки с книгами. На стенах большое распятие слоновой кости и картины духовного содержания. Двери направо и налево).

  

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Няня и соседка.

(При поднятии занавеса няня, старая женщина в крестьянском костюме, сидит на стуле, по-видимому, убитая горем; соседка — молодая мещаночка парижского предместья, простоволосая, с корзинкой в руках, стоит с нею рядом).

Соседка.

   Так это достоверно, няня? Расстреляли

   Разбойники его?

(Няня утвердительно кивает головой).

   Да верно ли?

  

Няня

   Ну, да…

   Ведь говорю же я… Третьего дня, когда

   Еще босовики кварталом заправляли…

   Тут, близко, за углом…

   И бедный наш аббат

   Высоко, этак, поднял руку, говорят, —

   Благословить хотел злодеев, умирая;

   А после — зашатался и, как сноп, упал…

   Убит он, наш родной, убит, я верно знаю.

   Нам с барышней сосед один все рассказал;

   Сам видел, — сам…

   А мы-то?.. Вовсе не боялись,

   Когда его в заложники забрали вдруг…

   Он всеми был любим, он был всем нищим — друг…

   «Вернется» — думали!.. Мы с ним и не прощались…

   И вот… Он — милосердый, кроткий, он — святой,

   Он — благодетель их… Мерзавцы!..

(Издали слышен ружейный залп).

  

Соседка (вздрагивая)

   Боже мой!..

  

Няня (вставая, злорадно).

   Ага! Расправа наших!. Любо! Так и надо,

   Ребятушки-версальцы! Всех, скорей, гуртом

   Душите, бейте их, каналий, без пощады!

   Отмстите им за нас!.. Все, все им по делом!

Соседка.

  

   Ох, няня, милая… Положим, что вы правы,

   Мерзавцы все они, пропащий все народ…

   Да все-таки их жаль. Ведь нынче кровь-то льет

   Ручьями… Просто — бойня! Полные канавы

   В двадцатом округе вчера всю ночь текли…

   И многие из них — невинные легли…

  

Н я н я.

   Невинные? — Да кто ж невинней был аббата

   Мореля — бедного? И вот убили же его!…

   Он всех людей любил, он всякого за брата

   Считал, и не жалел для бедных ничего;

   Он «пастырь добрый» был, — каких на свете мало;

   Бессребренник, — не нажил в жизни ни гроша —

   Все раздавал, — святая Божие душа!

   И вдруг его убить?.. Я женщина простая,

   Я из деревни… Ну, и я не понимаю,

   Что в городе у вас творится тут теперь?

   Здесь каторжный народ, — здесь не народ, а зверь…

   Из-за какой-то там «коммуны» — из-за слова

   Пустого, глупого — друг друга съесть готовы

   Как тигры лютые; на части рвут людей,

   Берут заложников, — не плоше дикарей —

   Или разбойников — воров с большой дороги!

   Убили наконец того, кто их спасал,

   Кто им последнюю рубашку отдавал!..

   Жалеть их?.. Нет, соседка, — как ни будут строги

   Им наказания, — а мне всю эту шваль,

   Ораву кровопийц безжалостных, не жаль!

  

Соседка.

   Пожалуй, что и так… Разбойники — конечно!..

   Ах, бедненький аббат… Бывало, он, сердечный,

   В дни безработицы, зимой, идет в обход

   По чердакам, подвалам; всем-то подает,

   Для всех есть у него и мелкие монеты,

   И утешения, и ласки, и советы…

   Расстрелян… Это ужас!.. Умер. Нет его…

   А барышня-то как же?.. Ей-то каково?..

   Скажите: что с ней? Я давно спросить хотела?

  

Няня.

   Соседка, этакое горе рассказать

   Никак нельзя словами; надо увидать…

   Она сначала смолкла, словно онемела;

   И я подумала: она с ума сойдет, —

   Такое это было страшное молчанье;

   А после разразились слезы, и рыданья,

   И вопль, и крик, проклятья на народ

   Безжалостный и злой, на город кровожадный;

   Потом она затихла в грусти безотрадной

   И все шептала: «Подлость! Низость!..» Страх берет,

   Как взглянешь на нее. А ночь всю напролет

   Глаз не сомкнула; так на кресле до рассвета

   И просидела… Только-что уснула. Спит теперь.

   Устала, истерзалась. Сон ужасный это…

   Зубами, слышно, все скрежещет, словно зверь…

   Должно быть и во сне ей нет успокоенья, —

   Страдает и во сне… Ох, жду я пробужденья…

  

Соседка.

   Бедняжка барышня!..

  

Няня.

   Пятнадцать слишком лет,

   Как я у них; живем мы с нею как родные;

   Ее родителей давно на свете нет, —

   Они мещане были, так себе, простые;

   Аббат в двенадцать лет остался сиротой,

   А Розе шел тогда всего годок двадцатый;

   Но уж в ее душе, любовию богатой,

   Давно проснулись чувства матери родной

   Для брата младшего… Я помню, как бывало

   Она его, сиротку, в школу снаряжала;

   Как он бежал домой, к сестренке, весел — рад,

   И приносил охапку целую наград

   Всегда!.. А ласковый какой, послушный, милый!..

   Не даром барышня, гордясь им, говорила:

   «Совсем особенный ребенок он у нас!»

   И в семинарии он шел из класса в класс,

   Всегда с наградами, все первым…

   Выходила

   Для барышни судьба: жених был, богатей

   Из деревенских, фермер. Как ухаживал за ней!

   Нет, — не пошла, сказала: «Жить для брата

   Я буду. Нужно, чтобы в доме у аббата

   Была хозяйка.» Так и прожила

   В девицах… Жизнь, пойми ты, жизнь всю отдала.

   И он ее любил. Такой любви святой

   На свете поискать — и не найдешь другой!..

   Вот — разлучили… Умер смертию напрасной.

   А все усобица, кровавый грех, ужасный, —

   Она, одна она, несчастью всех виной…

   Свои своих же бьют, на брата брат войной…

(Задумывается).

   Когда его сюда назначили викарным —

   В квартал босовиков, к скотам неблагодарным, —

   Я словно чуяла беду, — я за него

   Боялась… Барышня тут мне сказала строго: —

   «Тем лучше. Добрых дел он может сделать много

   В таком приходе, няня; это ничего,

   Что темный там народ!..»

   Тогда она не знала,

   Что брата бедного на смерть благословляла.

(Рыдает).

   Ох, Матерь Пресвятая!.. Грех-то, грех какой…

   Что будет с ней теперь?.. Иисусе, Спасе мой!..

Соседка.

  

   Да, няня… Эта смерть — несчастие большое

   Для всех нас…

  

Роза (из своей комнаты слабым голосом).

   Няня!. .

  

Няня.

   Слышишь… слышишь?..

  

Соседка.

   Что такое?..

  

Няня (торопливо уходя).

   Никак она зовет?.. Соседка, ты ступай,

   Голубушка, домой… Прости… Она проснулась…

   Еще сюда войдет, пожалуй, невзначай,

   Заговорит о нем… Боюсь, чтоб не рехнулась

   Она у нас совсем…

  

Соседка.

   Прощайте, я зайду!..

   (Уходит).

——

СЦЕНА ВТОРАЯ.

(Роза выходит из комнаты налево, еле держась на ногах. Няня ее поддерживает).

  

Н я н я.

   Получше ль вам?..

— 131 —

Роза.

   Мне?.. Получше?.. Отчего же?..

   Ах, да!.. Ведь я спала… Мерещилась в бреду

   Опять стена… И ружья… Все одно и то же…

   И кровь… Повсюду кровь…

   И это сном зовут?

   Как горло пересохло! Давит что-то тут…

   Я пить хочу…

(Садится. Няня подает ей стакан воды; она жадно пьет).

   Как тихо!.. Пушки замолчали…

   А мне все чудилось… Уж не дерутся?..

  

Няня.

   Нет, —

   Последних. говорят, у кладбища забрали…

   Победа полная.

  

Роза (уныло).

   И после всех побед

   Все успокоится… Дом, как всегда — в порядке.

   Хорошая погода. На небе светло.

   Май, как июнь, цветет — так ясно, так тепло;

   Прелестен сад. Благоухают грядки

   Под свежею росой… Я слышу запах роз…

   Какое дело им, вещам, до наших слез?!..

   Да, все попрежнему… Несносными лучами

   Сияет то же солнце в синей пустоте;

   Кругом торчат цветы в бездушной красоте;

   Бессмысленные птицы вьются над кустами

   И песни скучные трещат на старый лад…

   Им — горя мало, глупым, что убит мой брат!..

(Рыдает).

   Мой брат!.. Его лишь нет… Мой добрый, чудный, милый!..

(Старается успокоиться; вытирает глаза. Обращаясь к няне).

   Никто не приходил?

Няня.

   Соседка заходила,

   Вдова…

Роза.

   Да, знаю… Там, направо, старый дом.

   Брат навещал их… Помнишь, хлопотал о том,

   Чтоб деда в богадельню приняли скорее?..

  

Няня (перебивая).

   Был утром батюшка. Хотел вас повидать.

  

Роза (быстро).

   Не надо!.. Не хочу… Его — не принимать!

Няня.

   Как можно, барышня? Старик пришел, жалея…

   Кому же в этом горе вас и утешать,

   Как не ему? Ведь он, отец наш благочинный,

   Был бедному аббату первый друг, — старинный,

   Ценил его, любил… Он успокоит вас…

  

Роза.

   Чтож? Он придет еще?..

  

Няня.

   Сказал: зайду сейчас.

Роза.

   Ну, пусть придет. Пред ним была я виновата.

   Да, это правда, что любил он брата…

   Но если проповедь он мне начнет читать

   О всепокорности?.. Не в силах я смолчать,

   Пусть не прогневается… я.на все способна…

   Пожалуй. дерзостью отвечу я ему…

   Да нет! Священнику неловко самому

   Тут проповедывать… Со мною — неудобно

   Теперь о Милосердном Боге говорить,

   О том, Кто это зло дозволил совершить…

   (Няне). Ступай, пожалуйста… Оставь меня в покое.

   (Няня уходит).

——

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Роза (одна).

  

   Чтож дальше-то еще?.. Неужто надо жить?

   Вот, ведь, жива!.. И долго-долго надо мною

   Здесь старые часы тихонько будут бить

   Минуты дней, ночей… От этого страданья

   Не умирают вдруг… Еще я не стара

   И долго не придет желанная пора,

   Когда пробьет час смерти, — пытки окончанья…

   Ждать надо… Ждать, быть-может, двадцать лет…

   А боль несносная, которой меры нет,

   Все будет разрастаться, сердцу на мученье,

   Как ядовитое, ужасное растенье,

   И будет душу мне на части разрывать

   Ветвями страшными…

   Зачем не добивать

   Таких калек, как я, — истерзанных, несчастных,

   Как бьют по деревням негодный старый скот?..

   Зачем мне жить еще в терзаниях напрасных,

   Когда мой брат убит?..

(Молчание).

   Неужтож не придет

   Хотя один из них — злодеев кровожадных —

   Разбойников, — ко мне, его сестре, — сюда?..

   О, как бы он в руках холодных. беспощадных

   Затрепетал и бился!.. Как бы я тогда

   Нож повернула в сердце подлом и топтала

   Ногами труп его, и на него плевала!..

   Их победили… Бьют… Закон к ним очень строг…

   Да всех ли их?.. Уйдут они от наказанья…

   Им будут помогать… Спасут, из состраданья

   Убежище дадут… Допустит это Бог?..

   К ним?.. Состраданье?..

   Нет, теперь уж я другая, —

   Я — тоже из народа: хищная и злая!

   Нет у меня в душе любви и всепрощенья,

   Нет христианских чувств, нет к ближним сожаленья!..

   Я отравилася слезами. Это яд

   Мучительный, — но он мне дал сознанье.

   Все стало ясно мне. Пускай не говорят

   Для утешения в печали, в назиданье

   Со мной о Боге. Знаю: если Он и есть —

   Ваш Бог, — то Он злодей, коварный и ужасный

   Или — ничтожный трус, беспомощный, безвластный…

   Он — мне велит прощать?.. Он — запрещает месть —

   А Самъ — невинность, правду губит ежечасно,

   И заодно со злом, с нечистым заодно —

   Идет на праведных?!..

   Я верила когда-то.

   Не верю больше я… Зачем убили брата!..

   Пускай приходит поп!.. Теперь мне все равно…

  

——

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

   (В то время, как она произвосит эти слова, в комнату входит отец благочинный, седой старик. Он останавливается в дверях комнаты).

  

Отец благочинный.

   Дитя мое!..

  

Роза (прерывающимся голосом).

  

   Ах, батюшка!.. Мое почтенье!..

   Я благодарна вам за ваше посещенье…

   Но извините… Право, я больна…

   Я так измучена и ожесточена…

   В таком отчаяньи… Пожалуйста, простите…

   Вы лучше в другой раз со мной поговорите,

   А не сейчас… Мне легче, если я одна…

   Как я невежлива!.. Я к вам зайду, — я знаю,

   Что вы его любили… Но я в бред впадаю,

   Когда заговорят об этом… Дайте мне

   Наплакаться в углу моем, наедине…

  

Отец благочинный.

   Не стану утруждать… Уйду, — коли мешаю…

   Но брат ваш мучеником умер; я желаю

   Напомнить вам сейчас о главном — в двух словах:

   Утешься, женщина! Твой брат — на небесах!

  

Роза.

   Ах, он на небесах!.. Ну, вот, я так и знала!

   Я этих слов пустых и пошлых ожидала…

   На небесах — мой брат?.. Пусть так!.. Но он и там,

   На дне вонючей ямы, где они зарыты,

   Лежит — кровавый, бледный, ранами покрытый,

   Обезображенный!.. Земным моим глазам

   Отсюда не видать селений светлых рая,

   Где он, по-вашему ликуя и сияя,

   Живет… А смерть и труп, и кровь из страшных ран —

   Вот это — истина, вот это не обман…

   И те, кто этот труп несчастный забросали

   Каменьями и грязью, знайте, закопали

   С ним вместе мою веру в ваши небеса…

   В Содоме и Гоморре — были чудеса,

   А нынче — мы чудес, должно быть, недостойны:

   Когда убили брата — солнце преспокойно,

   Превесело сияло в небесах благих…

   Вот — ваши небеса!.. Взгляните же на них:

   Они — вон и сейчас смеются, голубые,

   А город весь в огне, его родной рукой

   Свои же люди жгут, и льется кровь рекой

   По мостовым его… Теперь в дела земные

   Давно бы, кажется, вмешаться им пора,

   Благим-то вашим!.. Я, — священника сестра,

   Я ненавижу их, и презираю, — знайте,

   И не боюсь их гнева!..

   Вот вам!.. Проклинайте!

  

Отец благочинный.

   Не проклинать тебя, а плакать над тобой

   Я буду, дочь моя… Твои богохуленья

   Господь простит тебе; и я без удивленья

   Услышал их… Но радость и покой

   Того, кто отошел от нас в жилище Света,

   Нарушить может скорбь отчаянная эта;

   В селеньях праведных, блаженством окружен,

   Из-за сестры своей еще страдает он!

  

Роза (рыдая).

   Ах, батюшка, простите… но я так несчастна…

   Что говорю — не помню… Горе так ужасно

   Меня пришибло… Верю, знаю; он — в раю…

   Но я-то как же, я?.. Войдите в жизнь мою…

   Зачем теперь мне жить? Я умереть бы рада

   Сейчас!.. Ну, что же делать, покориться надо!

   Я покорюсь… Но вы не можете понять,

   Как беспредельно, страстно брата я любила.

   Когда он был ребенком, я его, как мать

   Родная, холила лелеяла, взрастила…

   Он стал священником; его духовный сан

   К моей любви еще прибавил уваженье…

   Ведь он был праведник. живое воплощенье

   Всех чувств святых, всех правил высших христиан;

   И я душе великой этой на служенье

   Себя, всю жизнь свою навеки обрекла

   И брату дочерью покорною была…

   Он о мирском не знал, и как ребенок малый

   Во мне нуждался; я его оберегала

   От всех забот и дрязг…

   И плачу я по нем

   Теперь, как по отце святом, высокочтимом

   И как по милом сыне… маленьком… любимом…

   Поймите, батюшка, я дважды сирота…

   И что за жизнь была с ним прожита

   Здесь, в мирном уголке, в тиши уединенья!

   Как было нам тепло!.. Какое наслажденье!..

   Бывало, он любил читать тут вечерком

   В свободные часы… А я, с моим шитьем,

   Сидела рядом, тут же… Говорили мало…

   Я и без слов его все мысли понимала…

   Не разлучались мы; не проходило дня,

   Чтоб он своей любовью не согрел меня;

   Душа моя его повсюду провожала

   И мысль о нем, мне кажется, жила

   И в петельках чулок, что я ему вязала

   В его отсутствие!.. И эта жизнь прошла…

   Все похоронено…

   Нет!.. Памятью былого,

   Святым воспоминаньем брата дорогого

   Могу еще я жить!.. Пусть мне не говорят

   Слов утешенья!.. Я рада, милый брат,

   Что за былое счастье, за очарованье

   Невозвратимых дней, с тобою прожитых,

   Я расплачусь теперь с тобой ценой страданья,

   Тоски мучительной и горьких слез моих!..

   Я рада, что твоею смертью умираю,

   Что жизнь моя уйдет, слезами вытекая,

   Что лишь с последним вздохом, в мой последний час

   Заплачу по тебе, мой брат, в последний раз!..

  

Отец благочинный.

   Плачь, бедная моя! Живительной росою

   Да будут слезы эти для души больной,

   Да облегчат они тебя в борьбе с судьбою

   И воскресят твой светлый дух к любви живой,

   Как воскрешает дождь обильный и прохладный

   Цветы, увядшие в пустыне безотрадной!

   Плачь, говори о нем… И как ни велика,

   Как ни мучительна теперь твоя тоска,

   Она затихнет, смолкнет; все твои страданья

   Пройдут; лишь не утрать святого упованья,

   Что жив любимый брат, хотя и разлучен

   С тобой на время; верь, что видит, слышит он,

   Как ты терзаешься, в каком ты исступленьи;

   Не оскорбляй его: твои богохуленья

   Его тревожат там…

   Не поп, не духовник

   С тобою говорит сегодня, а старик

   Простой и любящий… Я чувствую, я знаю,

   Что с нами здесь, сейчас, его душа живая;

   Ее я голос слышу: «Бедная сестра,

   Не мучайся, я жив, и я благословляю

   Тебя на жизнь! Крепись, — пришла пора

   По-христиански крест нести, любя, с терпеньем!

   Я помогу тебе. Читай с благоговеньем

   Святую книгу нашу. В ней ты голос мой

   Опять услышишь чуткой любящей душой;

   Склоняйся каждый день перед святым распятьем

   В молитве пламенной, и буду я с тобой

   Молиться рядом. К нищим нашим братьям

   Ступай скорей, там ждут, там новая семья,

   Там сироты мои; их завещаю я

   Твоей любви! И знай, когда ты подаянье

   И ласку, и привет снесешь им, беднякам.

   В жилища темные, я, брат твой, буду там!

   Живи! Я жду тебя на небе! До свиданья!..»

  

Роза (слушавшая его в глубоком раздумьи).

  

   Что если это правда?.. Если б верно знать,

   Что видит, слышит все мой бедный брат любимый.

   Я стала бы бороться с болью нестерпимой,

   Я постаралась бы его не огорчать…

(Уныло).

   Наверно знать нельзя!.. Зачем я жить осталась?..

   Зачем не умерла?!..

(Издали слышны ружейные залпы).

Отец благочинный (про себя).

   О, Господи!..

   Опять Расстреливают их…

  

Роза (вскакивая).

   Пальба?.. Мне показалось:

   Пальба, там вдалеке?..

(Радостно).

   Ты слышиипь, слышишь, брат,

   Злодеям наконец за смерть твою отмстят!

  

Отец благочинный (взволнованный).

  

   Ужасно это все!.. И может быть невинный…

   Как знать?..

  

Роза (перебивая злорадно).

  

   Ах, кажется, отец наш благочинный

   Еще жалеть их вздумал, этих палачей,

   Убийц отъявленных?.. А я их не жалею!

   И не хочу жалеть разбойников, зверей!..

   Сочтите, сколько бед наделали злодеи,

   И сколько жертв… А впрочем, пусть они творят

   Что им угодно! Мне до этого нет дела.

   Я знаю лишь одно: что был убит мой брат…

   Мой брат, поймите вы, мой брат!..

   Я бы хотела,

   Чтобы их всех за это, всех, до одного,

   Скорей без всякого разбору расстреляли

   При мне!.. И я не пожалею никого!

   Я рада залпам этим!.. Если бы позвали

   Меня туда сейчас солдатам помогать

   На самом месте казни, ружья заряжать,

   Я счастлива была бы… Я итти готова…

  

Отец благочинный.

   И это — женщина!.. Жестоко ваше слово!

  

Роза.

   Вам их прощать легко! Вам, видно, ничего,

   Что эти подлецы, и жены их, и дети,

   Все были живы лишь заботами его;

   Он их кормил, поил, всю жизнь он всем на свете

   Им жертвовал; их навещал, лечил больных,

   Не досыпал ночей у логовищей их;

   И вот теперь они ж, — за все благодеянья, —

   Передались коммуне; первыми идут

   На все ее злодейства: рубят, режут, жгут…

   Как их любил мой брат!.. Нет, я без содроганья

   Об этих извергах подумать не могу…

   Он отдавал им, мерзким, право, я не лгу,

   Последний грош, и вещи, — все, — какие были;

   Все, — каждый Божий день, — и платье, и белье,

   И хлеб он им носил, — последнее свое…

   И вот они… да, да, они! — его схватили

   И, как паршивую собаку, пристрелили!..

   Могу ли я простить, жалеть такой народ?..

   Смотрите, батюшка. — я покажу вам…

(Достает из шкафа старую рясу и шляпу).

   Вот, —

   Я берегу на память эту рясу брата,

   И шляпу старую… Все дыры и заплаты.

   Как видите, отрёпки… Ну, я как-то раз

   Сказала брату: «Милый, право, просто стыдно

   Смотреть, как ты одет. Ведь деньги есть у нас;

   Я платье новое тебе куплю; обидно,

   Что ты, как нищий, ходишь!»

   Он сказал в ответ: —

   «Вот — кстати!.. У Дювалей — бедных гроша нет;

   Семья — пять душ; на-днях родит шестого;

   И описали их за долг — из-за пустого, —

   Ты знаешь?.. Так уж лучше деньги им отдать.

   А нам — священникам — позорно щеголять,

   Когда есть нищие… заштопать рясу надо…

   А шляпа — хоть куда!.. — промолвил он шутя: —

   Меня переживет!..

   Четыре дня спустя

   Он, — этот праведник, — расстрелян!..

   Вот награда

   Тому, кто жертвовал собою для людей,

   Кто молодости, жизни не жалел своей

   За подвиги любви, за самоотверженье!..

   И эти все его любимцы — бедняки

   Служить — за тридцать су — в мятежные полки

   Ушли… И были там, на месте преступленья,

   Быть-может!..

   Нет! Довольно!.. Как ни хороша

   Та сказка, что сейчас вы мило рассказали

   Про брата, — будто с нами здесь его душа. —

   Я не могу ей верить! Вздор все! Вы солгали,

   Чтоб убаюкать горе музыкой речей.

   Как песнью колыбельной!..

   Но в душе моей

   Под звук пальбы проснулся вновь инстинкт животный,

   И я на казнь врагов пошла б смотреть охотно!

   Пусть расстреляют и невинных, не беда!..

   Они убили брата. И я рада мщенью!

  

Отец благочиннный.

   Мне следует уйти отсюда навсегда,

   Сейчас, не подвергая больше оскорбленью

   Мой сан. И я уйду. Но мне душевно жаль

   Желающую мстить, чтоб утолить печаль, —

   Тебя, — несчастную!.. И я с тобою строго

   Еще поговорю: твой брат — служитель Бога,

   Того, Кто на кресте простил Своим врагам,

   Кто проповедывал нам, людям, всепрощенье

   И завещал любовь Своим ученикам, —

   Твой брат простил своим убийцам, — без сомненья, —

   И холодеющей рукой благословенье

   Послал в последний час жестоким палачам.

   А ты, — пожалуй, — мсти! Злорадствуй казни этой!

   Душой отравленной, любовью не согретой,

   Кощунствуй, ненавидь, но помни, что твой брат, —

   Подвижник о Христе Иван Морель — аббат, —

   Когда б его сейчас в военный суд призвали,

   Чтоб он судил убийц и участь их решил —

   Наверно б пожалел безумцев и простил!..

   Я ухожу. Прощай!

  

Роза (взволнованная, удерживая его).

  

   Опять вы растерзали

   Мне душу всю… Я знаю… брат мой был святой…

   Я — злая!.. Да, он умер с поднятой рукой,

   Он их благословлял в последнее мгновенье,

   Там, у стены, когда они взялись

   За ружья… Батюшка, чтож делать мне?

Отец благочинный (уходя).

  

   Молись!

  

——

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Роза (одна).

  

   Молиться?.. Я всю ночь в бреду и в исступленьи

   Старалась помолиться… Но я не могла

   Молитву кончить… Столько горечи, и зла,

   И ненависти жгучей в сердце бушевало…

   Попробую теперь… Опять начну с начала…

  

(Берет чётки и читает):

   «Отче наш, Иже еси на небесех, да святится

   Имя Твое; да приидет Царствие Твое, да будет

   воля Твоя… яко на небеси… и на…»

  

(Прерывает молитву в сильном волнении).

   Вся кровь кипит… Кружится голова,

   И сердце замерло от нестерпимой боли…

   Могу ли я сказать жестокие слова:

   Мой брат убит… Отец! Да будет Твоя воля!..

(Опять перебирая машинально чётки, читает).

   «Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави

   нам долги наша, яко же и мы оставляем…

   должником… нашим…»

   Как это?.. «Оставляем нашим должникам?»

   Кто «должники» мои? Они — убийцы эти!?..

   О, Господи, нельзя, нельзя, Ты видишь Сам…

   Я не могу простить им ни за что на свете!..

   Не верь мне, Господи… Я это солгала ..

   Ты знаешь: этих слов сказать я не могла!..

(Швыряет чётки на стол. Молчание).

   И батюшка сказал: ваш брат бы, без сомненья,

   Простил своих убийц и пожалел бы их…

   А я?.. Я — не могу, нет! Выше сил моих!..

   Молиться разучилась… Вот еще мученье!..

   Мое последнее пропало утешенье?..

   Давно ль молилась я… И верила в Отца?..

   А нынче «Отче наш» — остался без конца…

   Я, видно, никогда его не дочитаю…

——

СЦЕНА ШЕСТАЯ.

(В калитку сада быстро вбегает Жак Леру, с непокрытою головой, растерзанный, в мундирной куртке мятежных войск. Он озирается по сторонам и, уверившись, что никто его не видал, вбегает в комнату).

  

Жак Леру (задыхающимся голосом).

   Спасите!..

  

Роза (вскрикивает в испуге).

   Ах!..

  

Жак Леру.

   Спасите, спрячьте, умоляю…

   Я вырвался от них… Им не найти следа…

   И не видал никто, как я вбежал сюда…

   Вы спрячете меня?.. Не будьте беспощадны…

  

Роза (в ужасе, про себя).

   Здесь… здесь… Один из них!..

  

Жак Леру.

   Я — пленный, я — беглец…

   Меня версальцы травят сворой кровожадной,

   Как зверя дикого… Поймают — мне конец.

   Увидят только эту куртку с галунами —

   Сейчас к стене, к расстрелу… Там со всеми нами

   Расправа коротка… Вы — добрая ведь?.. Да?..

   Вы в доме уголок какой-нибудь найдете

   Мне — на день, на один?.. И вы меня сласете?..

(Роза молчит и дрожит, смотря на него).

   Вы испугались… Нет, я — смирный… Никогда

   Не убивал, не грабил… Ваши опасенья

   Напрасны… Верьте мне, все эти преступленья

   Вчерашние… Я, право, в них не виноват…

   Я не расстреливал! Нет, — честью уверяю,

   Клянусь вам!.. Если есть у вас отец, иль брат,

   Муж или сын любимый, — я вас умоляю, —

   Вот, — на коленях, — сжальтесь, спрячьте, ради них, —

   Во имя всех людей вам близких, дорогих, —

   Меня, — несчастного…

(Становится на колени).

Роза (с злорадною насмешкой).

   Брат?.. Спрятать ради «брата»

   Ты просишь?.. Встань! Довольно!

   Слушай мой ответ

   На болтовню твою: был у меня когда-то

   Любимый, добрый брат. Теперь его уж нет.

   И, хочешь, я скажу тебе, как брата звали,

   Разбойник?.. Хочешь ты узнать, куда попал?..

   Мой брат — аббат Морель. Его вы расстреляли

   Третьего дня!..

  

Жак Леру (вздрагивает, хочет бежать).

   Бежать отсюда! Я — пропал!..

  

Роза (загораживает ему дорогу).

   Да, — ты пропал!.. Ни с места!.. Всюду за тобою

   Я следом побегу и выдам головою

   Тебя версальцам!.. Ну, убей меня, уйди…

   И, полумертвая с твоим ножом в груди,

   На улицу ползком я выползу, скликая

   Народ, и крикну: «вот убийца!» умирая…

  

Жак Леру.

   Вы ошибаетесь… Я вовсе не из тех…

   Я был на баррикадах только… И нас всех

   Забрали… Я невинен. Сжальтесь!..

  

Роза.

   Нет прощенья,

   Пощады нет убийцам! Лучше не теряй

   Напрасно жалких слов!.. Хоть плачь, хоть умоляй

   С кровавыми слезами, — нет вам сожаленья,

   Злодеи, палачи!.. Судить тебя, — казнить —

   И чем скорей, тем лучше…

   Ты? Ты хочешь жить?

   Ты у меня — пощады просишь?.. Здесь о мщеньи

   За брата бедного все, все мне говорит:

(Показывает ему старую рясу).

   Вот, посмотри, — ветошка старая лежит…

   Она — улика вам! Она — воспоминанье

   О том, как он вам — нищим, подлым — вам служил…

   А как вы отплатили за благодеянья?..

   Спасти тебя?.. Вот вздор!..

  

Жак Леру.

   Довольно я просил.

   Довольно унижений! Выдайте скорее —

   И все тут! Я — не трус. Я умереть сумею.

   Не жаль вам человека? Ладно. Я умру.

   Угодно ль знать, кто я? Скажу вам на прощанье —

   Возрадуйтесь: я — член коммуны — Жак Леру.

  

Роза.

   Вы?..

Жак Леру.

   Я не виноват нисколько в расстреляньи

   Попов-заложников. Не я их осудил.

   С версальцами я дрался; рядовым служил,

   Вот вся моя вина… Но, что я презираю

   Давно поповское отродье н ханжей —

   Святош таких, как вы, я это не скрываю.

   Вы доказали мне бездушностью своей,

   Насколько лицемерна доброта людей,

   Молящихся в церквах своих перед распятьем,

   Христа считающих за Бога своего,

   И не умеющих прощать несчастным братьям,

   И предающих их на казнь!..

  

Роза (про себя).

   Слова его…

   Не странно ли?.. Слова его напоминают

   Что батюшка сказал мне…

——

СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

(Няня вбегает, запыхавшись, из сада).

  

Няня (не замечая Леру).

   Барышня!.. Наш дом,

   Наш сад со всех сторон солдаты окружают,

   Обыскивают…

(Увидев Леру, вскрикивает).

   Ах!..

  

Роза.

   Ступай… Молчи о нем!..

(Няня уходит налево).

   Да… да, батюшка был прав… Я чувствую душой:

   Брат бы простил его…

Жак Леру.

   Ну, вот и смерть пришла.

   Прощай, жена! Прощайте, детки!.. Знать, была

   Такая мне судьба!

  

Роза (быстро решившись, дает ему в руки рясу и шляпу и ведет к двери налево).

   Скорей… Сюда… Я скрою

   Вас в этой комнате… Вот, вот спасенье вам!..

   Наденьте рясу!.-

  

Жак Леру (изумленный).

   Я?..

  

Роза.

   Переоденьтесь там

   Живее!..

(Леру скрывается в комнате налево, унося рясу и шляпу).

——

СЦЕНА ВОСЬМАЯ.

  

Роза (одна).

  

   Брат мой милый!.. Видишь, поступаю

   По-христиански я, — как ты бы поступил…

   Покорна я тебе: я палачам прощаю…

   И пусть святая ряса эта, что носил

   Ты, мученик, спасет врага от наказанья!..

——

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ.

  

Роза (одна).

  

(Из глубины сада быстро входит офицер, сильно возбужденный, взволнованный; за ним несколько солдат).

Офицер (останавливаясь в дверях).

  

   Сударыня, позвольте… Коммунар у вас

   Тут где-то скрылся… Он вбежал сейчас

   В ваш переулок… Где он?.. Ваши показанья

   Мне нужны. Говорите правду. — Поскорей!..

   Я перерою дом… Команда у дверей,

   Скрывать — напрасный труд…

  

Роза (спокойно).

   Ошибкой, без сомненья,

   Ко мне попали вы?.. Я в крайнем изумленьи…

   Прошу вас, оглянитесь, где вы?..

(Офицер оглядывает комнату; видит распятие, Мадонну,
картины духовного содержания и останавливается в смущении).

  

   Этот дом

   Я занимаю с братом; мы живем вдвоем;

   Других жильцов тут нет… А в доме у аббата

   Откуда ж коммунар возьмется?..

(Жак Леру в рясе и шляпе показывается в дверях и останавливается, как окаменелый, при виде офицера).

  

   Вот — мой брат!

  

Офицер (откланиваясь).

   Простите, извините, господин аббат!..

   Сударыня, простите…

(Уходя, солдатам).

   Ну, — вперед, ребята!

(Уходят).

——

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ.

  

Жак Леру (растроганный).

   Я вечно буду помнить… Жизнью всей готов…

   За вашу доброту…

  

Роза (перебивал его).

   Ах, нет… Не надо слов…

   Бегите! Защитит вас всюду ряса эта…

   Вы ею спасены!

(Жак Леру медленно уходит. Роза провожает его глазами, пока он не исчезает из виду).

——

СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ.

  

Роза (одна).

  

   Мой брат! В жилище света

   Ты счастлив ли теперь?.. Наследство приняла

   Сестра покорная: творит твои дела,

   Хранит в душе твои святые упованья…

(Становится на колени).

   Благослови ее молитвы окончанье!..

   (Читает). » — И остави нам долги наша, яко же

   и мы оставляем должником нашим. И не введи

   нас во искушение, но избави нас от лукавого.

   Аминь».

Занавес.