Стихотворения

Автор: Буринский Захар Александрович

З. А. Буринский

  

Стихотворения

  

   Библиотека поэта. Второе издание

   Поэты 1790-1810-х годов

   Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана

   Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.

   Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана

   Л., «Советский писатель», 1971

   Оригинал здесь — http://www.rvb.ru

  

СОДЕРЖАНИЕ

  

   Биографическая справка

   113. Поэзия

   114. Призывание Цезаря. Перевод из первой книги Вергилиевых «Георгик»

   115. «На ее могиле есть цветок незримый…»

  

Биографическая справка

  

   Захар Александрович Буринский (1780—1808) принадлежит к поэтам, чье имя в настоящее время забыто даже специалистами. Однако современники ценили его высоко. Имя его упоминается в обзорах поэзии в ряду наиболее значительных литературных деятелей. Батюшков в «Речи о влиянии легкой поэзии» сожалел о Буринском, «слишком рано похищенном смертию с поприща словесности».1 Греч дал ему такую характеристику: «Молодой писатель с большим талантом, переводчик Вергилия, умер слишком рано для упрочения своей славы».2 Белинский в обзоре «Русская литература в 1841 году» назвал Буринского в одном ряду с Катениным и Пниным.

   Обстоятельства жизни Буринского почти неизвестны. Всю свою короткую жизнь он боролся с нуждой, и, по всей вероятности, именно эта борьба свела его преждевременно в могилу. Он родился в Переславле-Залесском в семье священника, блестяще окончил Московский университет в 1806 году и, получив магистерскую степень, готовился к тому, чтобы занять кафедру профессора. Ему предстояла заграничная командировка. Смерть оборвала все планы.

   Как поэт Буринский принадлежал к кружку Мерзлякова. В близких к университету московских литературных кругах 1805—1805 годов он считался восходящей звездой русской поэзии. С. П. Жихарев писал: «Милый, беспечный мой Буринский, будущее светило нашей литературы, поэт образом мыслей и выражений и образом жизни — словом, поэт по призванию!»3 Из петербургских литераторов известны связи его с Гнедичем, возможно, завязавшиеся еще в московский период жизни последнего. В письме Гнедичу Буринский жаловался на одолевающую его нужду, зависимость, унижающую интеллигента-разночинца: «Люди нашего состояния живут в рабстве обстоятельств и воли других… Сколько чувств и идей должны мы у себя отнять! Как должны переиначить и образ мыслей и волю желаний и требований своих самых невинных, даже благородных склонностей! — Мы должны исказить самих себя, если хотим хорошо жить в этой свободной тюрьме, которую называют светом».

   Стихотворения его никогда не были собраны. Большинство из них оставалось в рукописях и по настоящее время не разыскано.

  

   1 К. Батюшков, Опыты в стихах и прозе, ч. 1, СПб., 1817, с. 22.

   2 Н. И. Греч, Учебная книга русской словесности, ч. 4, 1844, с. 326.

   3 С. П. Жихарев, Записки современника, М.—Л., 1955, с. 143.

  

   113. ПОЭЗИЯ

  

   Поэзии сердца, все чувства — всё подвластно…

   Моск<овский> журн<ал>

  

   Приди, Поэзия, дар неба драгоценный!

   Се музы росские благодарят судьбе!

   Приди, бессмертная, в сей день, для нас священный;

   Теперь усердие внимает лишь тебе.

   Сопутствуй истине, пусть глас ее нельстивый,

   Соединясь с твоим, монарха воспоет —

   И скажет, как теперь россияне счастливы,

   Как музам Александр блаженный век дает!

  

   Всегда, во всех странах горел огонь небесный —

   Душа Поэзии — и смертных согревал;

   Всегда, во всех странах сын песни вдохновенный

   На лире золотой и трогал, и пленял,

   Как сердце и душа стремились в нем к свободе

   Восторга на крилах отца и бога петь,

   Когда он кроток, благ является в природе,

   И жизнь, и красоту творению дает!

  

   Где тучи вечные нависли над снегами,

   Где в гробе красоты всегда природа спит —

   И там Поэзия является с цветами,

   И там огонь ее в груди людей горит,

   И движет струны лир. Так в острове туманов

   Фингалов мрачный сын героев воспевал;

   Так житель Холмогор, стремясь вослед Пиндаров,

   Из недра вечных льдов гармонию воззвал!

  

   Как тысячи светил на тверди запылали —

   Огонь Поэзии для смертных возгорел;

   Народы родились, и грады расцветали —

   И луч Поэзии льды полюсны согрел.

  

   Тогда, как человек с другими съединился

   И царства возросли под сводами небес,

   Язык божественный ее обогатился,

   Соделался тогда источником чудес;

   Тогда Филиппов сын, по гласу Тимофея,

   От ног Таисиных спешил на брань лететь;

   Родились Пиндары, Гомеры и Орфеи —

   И звери дикие ходили им вослед!

  

   Кто мог предметы все Поэзии исчислить

   И языку ее круг тесный начертить? —

   Поэзия везде! — и кто дерзнул помыслить,

   В жилище облаков орла остановить?

   Ее пределы там, где кончится вселенна;

   Великий путь — земля, моря и небеса.

   Парил Бард Севера по тверди вдохновенной

   И на Атлантовых не опочил хребтах.

   И сколь различен вид чудесныя природы,

   Различен столько вид Поэзии самой;

   Поэзия была богиней всех народов

   И не потушит ввек бессмертный факел свой!

  

   Какую чудную увидим мы картину,

   Когда история покажет ряд веков,

   Как в недрах дикия и мертвыя пустыни

   Ручей, виющийся едва среди песков,

   Далёко по полям хребет свой расстилает,

   Жизнь, изобилие египтянам дает;

   И как из семени дуб гордый изникает,

   Так и Поэзия в пути своем идет.

   Родился человек — и в сладком восхищеньи,

   В сердечной простоте природу прославлял;

   Изображал потом свой ужас, изумленье,

   Когда из черных туч огонь над ним пылал,

   Как горы крепкие в сердцах своих стенали

   И океан кипел, ревущий в берегах.

  

   Поэты мудрые на арфах подражали

   Глаголам Вышнего, как Он вещал в громах,

   И в кротких зефирах, и в стоне ветров ярых,

   И в трелях соловья, в журчаньи светлых вод,

   И в шепоте дерев, и в бурных водопадах

   Звучали струны их: велик, велик господь!

  

   Раздались песни Муз, — и счастье с кротким миром,

   С улыбкой жизненной слетели к нам в поля.

   Дары благие их посыпалися с лиры,

   И обновилася великая земля!

   Так человек, пленясь согласьем лирна звона,

   Огнь в сердце ощутил, летел других обнять,

   Составить общество: гармонии законы

   Цепями милыми умеют нас пленять.

  

   Что был ты, человек, один в лесах, с природой?

   Не раб ли был ее ты в славный век златой?

   Но в обществе воззрел на небо с мыслью гордой,

   Тогда исполнился великий жребий твой!

   Душа возвысилась к моральному блаженству,

   Ты начал в радости свободнее дышать;

   Открытый разум твой понесся к совершенству,

   И в мыслях полетел вселенную обнять!

   Распространился круг идей твоих далёко,

   Искусства, знания, науки родились,

   И до небесных стран твое проникло око,

   И горы под рукой твоею раздались!

  

   Леса дремучие поля обременяли;

   Там — в черной их глуши — смерть вечная жила;

   Вой ветров, рев зверей там эхом повторялись;

   Река шумящая свой бурный ток вила

   Средь каменистых скал, среди степей бесплодных,

   Уединение ходило на брегах;

   Коснулся Амфион до струн волшебно-стройных —

   Упали дерева на мощных их корнях

   И, превратясь в суда, за счастьем полетели;

   Пустыни облеклись вдруг жатвой золотой,

   Сыны гранитные под стадию исчезли.

   Какое торжество Поэзии святой!

  

   Явились общества, — брань лютая явилась,

   Из ада принеслась — и возлегла в полях;

   Глад, ужас, бешенство кругом ее обвились,

   И поселилась смерть в стальных ее руках!

   Тогда восстал Поэт — се глас его громовый

   Устами Минина к гражданам говорит:

   «Ступайте, братия! вам плен и смерть готова,

   Огнь гибельной войны в отечестве горит.

   Идет ужасный враг, как тигр ожесточенный,

   Разит без жалости младенцев, слабых жен!

   Не видите ли вы сих нив опустошенных?

   Не слышите ли вы несчастных смертный стон?

   Смотрите, как в крови купается враг лютый:

   Одной рукою меч, другою цепь несет.

   Ступайте, братия! еще одна минута —

   И всё отечество погибнет и падет!

   Ступайте!» — и герой булат свой извлекает,

   На все опасности без робости летит.

   Пусть медна пещь ревет, пусть в молниях пылает

   И в вихрях огненных смерть лютую стремит, —

   Герой неустрашим! Героя слава водит,

   В глазах его огонь, в его деснице смерть;

   Пред воинством своим, как грозный Марс, предходит —

   И все спешат, как львы, в его опасный след!

   Спешат — и враг упал, отечество спасенно,

   Герой бессмертие и лавры заслужил, —

   И се уста сынов Поэзии священной

   В восторге чувств своих воспели громкий гимн

   И славу воина в потомство передали:

   Он в сонме Рымникских, Румянцевых воссел!

  

   Трофеи гордые и мавзолеи пали,

   Но не умолкнет песнь бессмертных, славных дел,

   Сияет средь веков, как солнце на лазури,

   И в хаосе времен погаснет вместе с ним.

  

   Гремел глас Пиндаров в полете мощной бури,

   Разил и восхищал согласием своим.

   Воззрите! се Поэт перед лицем Эллады

   С волшебной лирою, как некий бог, сидит,

   Поет Иракла честь, поверженные грады,

   И пламенный перун со струн его летит;

   Он в души воинам мгновенно проникает,

   Когда геройские поет им Бард дела;

   Склонили к лире слух и, всё забыв, внимают —

   И се гармония в них мужество возжгла!

   Как ветры бурные, героев сонм несется,

   Летит стремительно награду получить,

   Под звуки сладких струн к победе дух их рвется,

   И лавры на главе спешат они носить!

   Дивиться ль мужеству Филиппова нам сына?

   Гомера он читал, Поэзию любил!

  

   Кто к просвещению шагами исполина

   Отечество свое из тьмы привесть спешил;

   Россию усмирив с ее скала?ми, льдами,

   Согрел и оживил, как древний Прометей;

   Кто степи дикие усеял городами

   И от руки кого пал северный Арей, —

   Тот в гимнах бардовых вовек не умирает.

   Песнь Ломоносова до вечности пройдет;

   Потомство поздное дивится и внимает,

   Как в Петриаде он Великого поет!

  

   Бичи вселенныя, друзья убийства, брани!

   И ваши имена Поэзией живут.

   Бессмертны Батыи, Аттилы, Тамерланы!

   Вас роды поздные страшатся и клянут;

   На вас Поэзия перун свой грозный мещет,

   Во глубине могил трясет, разит ваш прах;

   Се струны движуща рука Певца трепещет,

   Над лирою его летает бледный страх.

  

   Мы слышим меди гром, глас смерти миллионам,

   Вопль ярый воинства, звук труб и стук мечей;

   Еще взыграл Поэт — мы слышим смертны стоны,

   Мы зрим растерзанных, растоптанных людей.

   Там сетуют отцы, летами удрученны:

   Чудовище войны пожрало их сынов;

   Там плачут сироты, родителей лишенны,

   Стенают тысячи несчастных, горьких вдов!

  

   Злодей не внемлет им и по стезе кровавой,

   При ярком зареве градов горящих, сел,

   Спешит достигнуть в храм всегда живущей славы;

   Но нет, не славу он — проклятие нашел!

   Никто не посетит убийцы гроб ужасный,

   И рушится его в забвеньи мавзолей!..

   Но ты, герой добра, друг муз, отец несчастных!

   Ты не умрешь в сердцах обязанных людей!

  

   О россы! и у нас в век славный и бессмертный

   Родились громкие Поэзии сыны,

   Не ты ли, дщерь небес, не твой ли дар священный

   Явился среди льдов, в объятиях зимы?

   Не твой ли пылкий сын, великий Ломоносов,

   В полете бурь царя, до облак воспарил?

   И не с тобой ли пел блаженные дни россов,

   На лире золотой гремел, пленял, разил?

   Не ты ли двигала пленительные струны,

   Когда Владимира Херасков воспевал,

   Как Иоанновы и лавры и перуны,

   И лирну песнь свою бессмертью отдавал?

   Так! ты с Державиным в гремящем Водопаде

   Горящим искр дождем летела с струн его;

   Как пел он Вышнего и россиян отраду,

   Не исполнялся ли восторга твоего?

  

   О Дух Поэзии и гражданин вселенной,

   С которым песни Муз нас могут восхищать,

   Дар вдохновения! — один твой огнь небесный

   Певцов монарховых живить, воспламенять

   И сделать гласы их и лирну песнь возможет

   Достойными хвалить достойные дела.

   Пусть зависть в бешенстве грудь собственную гложет,

   Но не дерзнет препнуть парение орла!

   Наш юный Александр с Великими сравнится,

   Не пламенный перун — оливы будет несть,

   Ему вселенная с любовью удивится

   И вечные венцы монарху станет плесть!

  

   О царь! будь божеством — монархом над сердцами,

   Храни и защищай любезных Пиэрид!

   Они усыплют твой алтарь любви цветами,

   И кроткого царя их будет гимн хвалить!

   Ах! продолжи свой путь, великий, несравненный

   Монарх и человек, для счастья поздных чад!

   И да возможешь ты державой вожделенной

   Чрез целые сто лет Россию утешать!

  

   <1802>

  

  

  

   114. ПРИЗЫВАНИЕ ЦЕЗАРЯ

   Перевод из первой книги Вергилиевых «Георгик»

  

   И ты в какой Совет, о Цезарь, вступишь вышний?

   Не знаем, будешь ли защитник ты градов?

   Иль, миртом матерним главу свою покрывши,

   Плодов земных творец, царь мощный бурь, громов?

   Иль власть на бездну вод рука твоя положит —

   И мореходцы все единого почтут,

   Фетида дщерь во брак и в дар моря предложит,

   И крайние брега их бога призовут?

   Или желаешь ты звездой светлоблестящей

   В знак новый месяцев на высоте сиять?

   Се уклоняется уж Скорпион горящий,

   И часть небес тебе спешит он уступать!

   Но чем ни будешь ты (лишь столь жестокой страсти

   Быть Тартара царем твой дух не мог иметь,

   Пускай полям его, где век в блаженной части

   Все добрые живут, дивится целый свет),

   Даруй, чтоб счастлив был путь мыслей дерзновенных,

   О Цезарь! Мирный бог! Со мною сострадай

   Над бедной участью селян непросвещенных,

   Наставь их и к мольбам слух кроткий приучай!

  

   1803

  

  

   115

  

   На ее могиле есть цветок незримый,

   Всюду разливает он благоуханье;

   Он цветок заветный, он цветок любимый —

   Он воспоминанье!

  

   И вечно-душистый цветок неизменный

   Не боится бури, не вянет от зною,

   Сторожит сохранно имя преселенной

   К вечному покою!

   1805

  

ПРИМЕЧАНИЯ

  

   113. Отд. изд., М., 1802, подпись: Студент Захар Буринский. Эпиграф — из стихотворения Н. М Карамзина «Поэзия».

   В сей день, для нас священный. Стихотворение написано к торжественному акту в связи с назначением M. H. Муравьева попечителем Московского университета и учебного округа.

   Остров туманов — Англия.

   Фингалов мрачный сын — Оссиан (см. Словарь).

   Житель Холмогор, Бард Севера — М. В. Ломоносов.

   Филиппов сын — Александр Македонский. Имеется в виду апокрифический эпизод из его биографии: воспламененный героическими песнями Тимотея (Тимофея), Александр отказался от любви к Таисе во имя подвигов.

   Минин — см. примеч. 18.

   Рымникский — Суворов А. В., князь Италийский, граф Рымникский (1729—1800).

   Румянцев — см. примеч. 18.

   Северный Арей — здесь: шведский король Карл XII (1682—1718), побежденный Петром I.

   Батый, Аттила, Тамерлан — вожди кочевых орд, прославившиеся жестокостью завоеватели.

   Когда Владимира Херасков воспевал и т. д. Имеются в виду поэмы М. М. Хераскова (см. примеч. 93) «Владимир Возрожденный» и «Россиада».

   Так! ты с Державиным и т. д. Имеются в виду оды Державина «Водопад», «Бог», «Фелица».

   Оливы — символ мира.

  

   114. Печ. впервые по автографу ГПБ. Стихотворение представляет собой замаскированный призыв к императору облегчить участь русских крепостных и, видимо, связано с законом о вольных хлебопашцах и циркулировавшими в обществе слухами об освободительных планах Александра I.

   Скорпион — название созвездия.

  

   115. «Москвитянин», 1853, N 3, с. 72. Печ. по Жихарев, с. 53. Текст сопровожден следующим пояснением С. П. Жихарева: «Ты, вероятно, слыхал о Саше Давыдовой, прелестной и преисполненной талантов девушке, которую все так любили; она скончалась в прошлом году, вскоре после бала в благородном собрании. Неутешные отец и мать поставили над прахом милой дочери прекрасный памятник, на котором после имени, фамилии и лет ее приказали, вместо эпитафии, вырезать незабудку. Буринский, по желанию брата покойницы, написал на этот случай экспромтом премиленькие стихи». Элегия Буринского пелась как романс.