Рыбаки

Автор: Гнедич Николай Иванович


                                Н. И. Гнедич

                                   Рыбаки

                                  Идиллия

----------------------------------------------------------------------------
     Н. И. Гнедич. Стихотворения
     Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
     Л., "Советский писатель" 1956
     Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Н. Медведевой

----------------------------------------------------------------------------

                                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                               Таланты от бога, богатство - от рук человека.

               На острове Невском, омытом рекою и морем,
               Под кущей одною два рыбаря жили пришельцы;
               Один престарелый, другой лишь брадой опушался.
               Гонимые нуждой из милого края родного,
               На промысел вместе пришли земляки на чужбину.
               Лишь честную бедность они принесли за спиною,
               И вместе товарищи нужду и труд разделяли.
               В печальных трудах для убогого песни - услада;
               И младший прекрасно играл их на звонкой свирели.
               Есть тайные чувствий минуты, когда вдохновенье
               Сердца и простые природы сынов посещает:
               В час утра златого, как день загорается летний
               И всё на земле воскресает для счастия жизни;
               Иль в вечер, как солнце в багряные волны тонуло;
               Иль в ясные ночи, когда он, смотря, дивовался
               На месяц, на звезды, на высь беспредельную неба, -
               В такие минуты теснились в грудь юноши чувства,
               И он изливал их в простых, безыскусственных звуках,
               Но чистых, но свежих, как юные листья на ветвях.
               Давно он окрестность пленял вдохновенной свирелью;
               Он, звуками сердца по светлой Неве разливаясь,
               Не раз у гребцов останавливал шумные весла;
               Но, сердцем невинный, чудес, им творимых, не ведал. -
               Однажды, уставши от ловли несчастливой, оба
               Сидели у кущи, из ветвей древесных сложенной:
               Старейший работал из гибкия вербы кошницу;
               А младший у брега, главою на руку поникший,
               Уныло смотрел на бегущие темные волны.
               Шумели, бежали в пучину незримую волны:
               Так юноши думы в синевшуюсь даль уносились!
               По долгом молчаньи к устам поднес он цевницу
               И в песни унылой излил вдохновенное сердце.
               Но рыбарь старейший, работая, начал беседу:

                               Рыбак старший

               Любезный товарищ, ведь песнями рыбы не ловят!
               Ты сладко играешь, и мне твои песни отрадны;
               Но вижу, ты часто работу меняешь на песни;
               Поешь ты до птиц, для свирели и сон забываешь.
               Охота - другая неволя; но молвлю я слово:
               Наш невод изорван и верша твоя не в исправе.
               Не песнями ль, милый, ты здесь затеваешь кормиться?
               Ты с голоду сгибнешь иль с сумкой воротишься к дому.

                               Рыбак младший

               Не сгибну, товарищ: нас песни до бед не доводят;
               Любил их, ты помнишь, и дед мой.

                               Рыбак старший

                                                  Пастух горемычный!
               Что детям оставил он?

                               Рыбак младший

                                      Доброе имя!
                                      
                               Рыбак старший

                                                   И бедность.
               Отец твой рыбак и детей бы не в скуде оставил,
               Когда б не пришли на семью его черные годы.
               Пожар за пожаром его разорил до основы.

                               Рыбак младший

               А кто же помог нам? И кто на дорогу снабдил нас,
               Отдавши последнее? Дед мой, пастух горемычный.
               Он, он подарил мне и эту пастушью цевницу;
               Он к песням меня заохотил.

                               Рыбак старший

                                           Так что же, товарищ!
               Ты хочешь отцовский наследственный промысел кинуть?
               Но промысел рыбный есть промысел чистый и честный:
               Рыбак не губитель, своей он руки не кровавит;
               Рыбак не обманщик, товар продает не поддельный;
               Сим промыслом честным отцы наши хлеб добывали.
               Знать, друг мой любезный, тяжел тебе труд рыболова?
               Так лучше б с свирелью остался ты дома, при стаде.
               Там ясное небо, там ясные души, и песни
               Там милы людям; а здесь, брат, и люди, как небо,
               Суровы: здесь хлеба не выпоешь, выплачешь легче.
               Опомнись, земляк; что скажет и мать, как услышит?

                               Рыбак младший

               Услышит, любезный, о мне она добрые вести;
               А ты понапрасну меня не кори, - обижаешь.
               Свое ремесло я люблю и его не чуждаюсь;
               Быть может, ленив я, а больше того бесталанлив;
               Но справлюсь, товарищ. Сулит рыболов мне приморский
               Клуб ниток и вершу за выучку песней свирельных.
               Вот, видишь ты, песни любят и здешние люди;
               Их слушают часто, на шлюпках по взморью гуляя,
               Бояре градские, их любят все добрые люди!
               Я помню издетства, как в нашем селении старец,
               Захожий слепец, наигрывал песни на струнах
               Про старые войны, про воинов русских могучих.
               Как вижу его: и сума за плечами и кобза,
               Седая брада и волосы до плеч седые;
               С клюкою в руках проходил он по нашей деревне
               И, зазванный дедом, под нашею хатой уселся.
               Он долго сперва по струнам рокотал молчаливый,
               То важною думой седое чело осеняя,
               То к небу подъемля незрячие, белые очи.
               Как вдруг просветлело седое чело песнопевца,
               И вдруг по струнам залетали костистые пальцы;
               В руках задрожала струйчатая кобза, и песни,
               Волшебные песни, из старцевых уст полетели!
               Мы все, ребятишки, как вкопаны в землю стояли;
               А дед мой старик, на ладонь опирался, думный,
               На лавке сидел, и из глаз его капали слезы.
               О, кто бы меня изучил сладкогласным тем песням,
               Тому б я отдал из счастливейших всю мою тоню!
               Вон там, на Неве, под высоким теремом светлым
               Из камня, где львы у порога стоят как живые,
               Под теремом тем боярин живет именитый,
               Уже престарелый, но, знать, в нем душа молодая:
               Под теремом тем, ты слыхал ли, как в летние ночи
               И струны рокочут и вещие носятся гласы?
               Знать, старцы слепые боярина песнями тешат.
               Земляк, и свирель там слышна: соловьем распевает!
               Всю душу проходит, как трель поведет и зальется!
               Ты видишь, земляк, и бояре разумные любят
               Свирель. Не хули же моей ты сердечной забавы.
               Люблю свое ремесло, но и песню люблю я;
               А дед мой говаривал: что в кого бог поселяет,
               То, верно, не к худу. И что же в песнях худого?
               Мне сладко, мне весело, радостно, словно я в небе,
               Когда на свирели играю! Да сам ты, товарищ,
               Ты сам, как пою я про сторону нашу родную,
               Про реки знакомые, где мы училися ловле,
               Про долы зеленые, где мы играли младые,
               Зачем ты, любезный, глаза закрываешь рукою?
               Да ты же меня и коришь и сумою стращаешь!
               Мне бедность знакома издетства; ее не боюся.
               Поколе ж есть руки, я их не простру за подачей.

                               Рыбак старший

               Задел я тебя, да и сам уже каюсь; речист ты!
               Но если бы столько в сей день наловил ты и рыбы,
               Как слов насказал, повернее была б наша прибыль.

                               Рыбак младший

               Что правда, то правда; но день ведь еще не окончен,
               А видишь ли, друг, надо мною как ласточка вьется?
               Ведь это не к худу; о! ласточка - вестница счастья!
               Сегодня, сказал ты, не станем закидывать невод;
               У берега рыба гуляет. Один попытаюсь;
               Сажуся на лодку, беру я и сети и уды...

                               Рыбак старший

               Берешь и свирель ты, земляк?

                               Рыбак младший

                                             Расстаюсь ли я с нею?

                               Рыбак старший

               Худое предвестье!

                               Рыбак младший

                                  Да ласточка-вестница счастья!
               Смотри, ведь опять надо мной и щебечет и вьется.
               О, ловля, счастливая ловля! лишь день вечереет,
               Лишь солнце садится, и рыба стадами играет.
               "Ловися мне рыба, ловися и окунь и щука!"
               И песнь рыболова исчезла у дальнего брега.


                                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

               Уже над Невою сияет беззнойное солнце;
               Уже вечереет; а рыбаря нет молодого.
               Вот солнце зашло, загорелся безоблачный запад;
               С пылающим небом слиясь, загорелося море,
               И пурпур и золото залили рощи и домы.
               Шпиц тверди Петровой, возвышенный, вспыхнул
                                                     над градом,
               Как огненный столп, на лазури небесной играя.
               Угас он; но пурпур на западном небе не гаснет;
               Вот вечер, но сумрак за ним не слетает на землю;
               Вот ночь, а светла синевою одетая дальность:
               Без звезд и без месяца небо ночное сияет,
               И пурпур заката сливается с златом востока;
               Как будто денница за вечером следом выводит
               Румяное утро. - Была то година златая,
               Как летние дни похищают владычество ночи;
               Как взор иноземца на северном небе пленяет
               Сиянье волшебное тени и сладкого света,
               Каким никогда не украшено небо полудня;
               Та ясность, подобная прелестям северной девы,
               Которой глаза голубые и алые щеки
               Едва отеняются русыми локон волнами.
               Тогда над Невой и над пышным Петрополем видят
               Без сумрака вечер и быстрые ночи без тени;
               Как будто бы новое видят беззвездное небо,
               На коем покоится незаходимый свет солнца;
               Тогда филомела полночные песни лишь кончит,
               И песни заводит, приветствуя день восходящий.
               Но поздно; повеяла свежесть; на Невские тундры
               Роса опустилась; а рыбаря нет молодого.
               Вот полночь; шумевшая вечером тысячью весел,
               Нева не колыхнет; светла и спокойна, как небо;
               Разъехались все городские веселые гости.
               Ни гласа на бреге, ни зыби на влаге, всё тихо;
               Лишь изредка гул от мостов над водой раздается,
               Да изредка крик из деревни, протяжный, промчится
               Где в ночь откликается ратная стража со стражей.
               Всё спит; над деревнею дым ни единый не вьется.
               Огонь лишь дымится пред кущею рыбаря-старца.
               Котел у огнища стоит уже снятый с тренога:
               Старик заварил в нем уху в ожидании друга;
               Уха уж остывши, подернулась пеной янтарной.
               Не ужинал он и скучал, земляка ожидая;
               Лежал у огня, раскинув свой кожаный запон,
               И часто посматривал вдоль по Неве среброводной.
               Но скучил старик, беспокоимый грустью и гладом,
               И в первый он раз без товарища ужинать думал:
               Взял чашу из древа, блестящую лаком златистым;
               Лишь начал уху - через край, призадумавшись, пролил
               И, в сердце на друга, промолвил суровое слово.
               Присел, и лишь руку для крестного знаменья поднял,
               Шум весел раздался, и крест сотворил он не к ястве,
               Но к радости сердца: ладья на реке показалась,
               И голос знакомый ударился в берег отзывный.

                               Рыбак младший

               Ты спишь ли, товарищ? Вставай, помогай выгружаться

                               Рыбак старший

               Люби тебя бог, наважденный свирельник несчастный!
               Не сон на глаза, а кручину на сердце навел ты.
               Пропасть до полночи? Я бог знает что передумал.

                               Рыбак младший

               А что же ты думал?

                               Рыбак старший

                                    Что думал? Светает, повеса!
               По Новой деревне, ты слышишь, стучат уж телеги;
               И где разъезжал ты? светло, все окольности видно;
               А лодки твоей, просмотрел я глаза, не завидел.
               Хожу, окликаю: с Невы ни ответа, ни гласа.
               Пал на сердце страх: до беды далеко ль человеку!
               Таких, брат, как ты, подцепляли не раз водяные;
               А мать за тебя у кого бы ответа спросила,
               Негодный повеса?.. Здорово! дай руку, товарищ!

                               Рыбак младший

               Друг милый, друг милый! ведь ласточка нам
                                                    не солгала.
               Ты сердцем не чуял, что я привезу тебе радость?

                               Рыбак старший

               Что? щуку с пером голубым или лосося жирного
                                                         песнью
               Сманил ты на уду? О, рыба ведь лакома к песням!
               Не рыбу, мой друг, а сердца подгородных красавиц
               Ловил ты свирелью. Удачен ли лов, признавайся;
               Рассказывай всё... Но на челне, как видится, невод?
               Ты невода не брал?

                               Рыбак младший

                                   О неводе после, товарищ!
               А эта свирель какова? посмотри, полюбуйся!

                               Рыбак старший

               Свирель дорогая, сдается; ужели купил ты?
               Нет, поднял у мыз понадречных; наверно, боярин
               Ее обронил: дорогая, заморской работы!
               Из пальмова древа, с слонового костью и златом;
               А скважины в ней - как пчела на сотах вылепляет!
               На ней-то, земляк, соловьиные трели ты б вывел!
               Сознай ты ее, объяви, чтоб тебя не клепали;
               Чужое добро не в корысть.

                               Рыбак младший

                                          Не присвою чужого.
               А эта свирель, мой любезный, и невод на челне
               Мои!

                               Рыбак старший

                     Перестань, молодой, старика ты морочишь.

                               Рыбак младший

               Так счастью, земляк, моему и не веришь ты?

                               Рыбак старший

                                                      Счастью?
               Ума приложить не могу, и не знаю, какому?

                               Рыбак младший

               Вот этой простою, пастушеской деда свирелью
               И невод, что в лодке, и эту свирель дорогую
               Я выиграл!

                               Рыбак старший

                          Что?

                               Рыбак младший

                                 И за что бы купил я?
               За эту свирель рыболовного мало снаряда.
               Нет, бог, о товарищ, мне бог даровал их за песни!

                               Рыбак старший

               Да молви же, кто? Не томи, расскажи мне скорее!
               От радости сердце играет; пропал мой и голод;
               На ум не идет мне и ужин. Товарищ, ты весел?
               Скорей поделися весельем, порадуй и друга!

                               Рыбак младший

               О, радостно будет об этом всю жизнь говорить мне.
               Но сядем мы там, на холме, под душистою липой,
               Где в ясные ночи с тобою рыбу мы удим.
               Оттоле нам видны далекие рощи и мызы
               По брегу Невы среброводной; оттоле увидим
               И дом, о котором тебе поведу мое слово,
               Тот терем, которого мне не забыть до могилы! -
               Как солнце садилось, подъехал я с удами в челне
               К противному берегу. Рыба, как день вечереет,
               Там рунами ходит; и вправду, стадами металась.
               Рука уставала закидывать гибкие уды;
               Двух щук изловил, окуням и счет уж терял я;
               Запасная верша кипела серебряной рыбой.
               Но скоро, не ведаю как, против мызы боярской
               С ладьей очутился я. Ночь между тем наступала,
               Чудесная ночь! ни единой звезды на лазури,
               А сребряный свет разливался по небу ночному!
               Всё было так тихо! не дрогнул ни лист на осине;
               Понесся из терема сладостный гул тихострунный.
               Всё было безмолвно! И вот над Невою недвижной
               Мне радостно стало! и начал я робкой свирелью
               Подыгрывать тихо под струны; как вдруг меж древами
               Почулся мне шорох, и слуги боярские вышли,
               И с берега стали меня зазывать в его терем.
               Я сеть отвязал, чтоб боярину рыбу живую -
               Огромную щуку и окуней несть красноперых.
               "Не с рыбой, с свирелью! - веселые вскрикнули
                                                          слуги, -
               В свой терем высокий тебя призывает боярин".

                               Рыбак старший

               Царю мой небесный! идти ты, земляк, не боялся?

                               Рыбак младший

               Боялся, товарищ! в груди моей дрогнуло сердце;
               Как вот и боярин из теремных окон хрустальных
               Свой ласковый голос мне подал; и пролил он в душу
               Веселость и смелость! Вступил я в хоромы; но страшно
               Мне стало опять, как я начал идти по хоромам.
               Со стен их лики глядят на тебя как живые!
               Из мрамора девы, прелестные, только не дышат!
               Но диву я дался, увидевши терем высокий!
               Чудесный, прозрачный! как в сказке, земляк,
                                                       говорится:
               Что на небе звезды и в тереме звезды! и месяц,
               И вся в терему красота поднебесная видна!
               В нем старец боярин сидел сребровласый в семействе
               Цветущих детей, средь бояр и вельмож именитых.
               Смутился я, друг; у порога стоял полумертвый;
               Но ожило сердце, забилось весельем, и слезы
               Из глаз у меня проступили, как добрый боярин
               Приветно взглянул на меня и ласково молвил:
               "Люблю я невинных сердец вдохновенья простые,
               Люблю я свирельные песни, а ты их приятно играешь.
               Не раз и ко мне доходили их сладкие звуки;
               Давно я желал насладиться твоею свирелью;
               Давно приготовил награду, достойную песней:
               Тебя подарю я прекрасной свирелью из пальмы.
               Сыграй нам, о рыбарь, приятную сельскую песню!"
               Зачем ты, товарищ, под теремом не был со мною?
               Напомнил бы ты мне, какие я песни играю;
               От радости все позабыл я, стоял безответный;
               Но очи лишь поднял и взоры боярина встретил,
               Безвестная, друг, обняла меня дивная сила!
               Взыграл я, и песнь разлилась по зеленому саду!
               И вот мне награда.

                               Рыбак старший

                                   Постой, товарищ, ты видишь,
               Досадные слезы мешают мне слушать. - Ну дале?

                               Рыбак младший

               Но лучшей наградой мне было боярское слово:
               "Кто был твой учитель?" - измолвил он. "Бог", -
                                                         отвечал я.
               Боярин, из рук подавая свирель дорогую,
               "Играй, - мне примолвил, - без бога, как ты, не играют.
               Но в промысле ты не ленишься ли, рыбарь, для песней?
               Таланты от бога, богатство - от рук человека".
               "Наш промысел, - молвил я, - промысел чистый
                                                      и честный",
               Твои пред боярином смело я высказал речи.
               "Разумные речи, - боярин мне весело молвил, -
               За них я тебя дарю еще неводом новым;
               Ты ж лучший твой лов продавай для меня на трапезу".

                               Рыбак старший

               Как сказку я слышу! правдиво предвестие птицы!

                               Рыбак младший

               Не птицы, а деда правдиво мне вещее слово:
               Он, дед мой, говаривал: что в кого бог поселяет,
               То, верно, не к худу. - Молчишь ты, любезный!

                               Рыбак старший

                                                          Устал я
               От радости сердца; скажу я короткое слово:
               От деда в наследство ты принял цевницу из липы,
               А внукам своим передай цевницу из пальмы.

                               Рыбак младший

               И имя того, кто почтил дарование бога,
               Я внукам моим передам с любовию к песням.

               1821

                                 ПРИМЕЧАНИЯ


     Рыбаки. Идиллия (стр. 195). Датировано автором 1821 годом. Впервые -  в
"Сыне отечества", 1822, ч. LXXVI, Љ 8, стр. 22, и особой брошюрой,  изданной
в 1822 году.  Со  стилистическими  исправлениями  идиллия  вошла  в  сборник
"Стихотворения Н. Гнедича" 1832 года, стр.  59,  с  следующим  предисловием:
"Это первый опыт русской народной идиллии. Сочинитель осмелился испытать род
этот без Дафнисов и Хлой, лиц,  принадлежащих  миру  несуществующему,  земле
чужой, небу чужому, и,  следовательно,  требующих  таких  свойств  красок  и
живописи, в которых, конечно, они  были  бы  истинны,  но  привлекут  только
удивление ума, а не участие сердца, ибо сердце наше не найдет в  них  ничего
себе знакомого, ничего родного. Вот корень, почему  род  сельской  поэзии  в
новейшие времена так неуспешен. Кроме господствующих заблуждений о роде  сей
поэзии,  чтоб  лица  и  повествование  были  из  времен   отдаленных,   дабы
пользоваться мифологическими вымыслами, - кроме заблуждений  сих,  есть  еще
другое, которое не менее вредит успехам сельской поэзии.  Подражая  древним,
мы берем и формы их творений и самые предметы, забывая, что формы в поэзии -
то же, что рамы в картине: рамы, как и формы, могут быть в искусстве общими,
но предметы едва ли. Успеет ли опыт  сочинителя  подтвердить  его  теорию  -
предоставим судить читателю". Прежде чем  приступить  к  разработке  данного
сюжета, Гнедич делал наброски к русской идиллии "Пастухи".
     Идиллия "Рыбаки" была  признана  лучшим  из  оригинальных  произведений
Гнедича  еще  его  современниками.  О  ней  писали   Бестужев   и   Плетнев.
Положительно воспринимались не только поэтические достоинства идиллии, но  и
ее идейная сущность, то, что она "облагораживает  нечувствительно  в  глазах
наших таких людей, на которых мы часто, по  странной  привычке,  смотрели  с
пренебрежением  (Плетнев  "Идиллия  Гнедича  "Рыбаки"").  Белинский  выражал
удивление, что идиллия "Рыбаки" написана в 1821 году, тогда как еще  в  1820
году издавали идиллии г. Панаева. Этим он подчеркивал  несоизмеримость  этих
явлений. В статье "Разделение поэзии на роды и виды"  Белинский  писал:  "На
русском языке было много оригинальных идиллий, но,  следуя  пословице:  "кто
старое помянет, тому глаз вон", мы о них  умалчиваем.  Блестящее  исключение
представляет собою превосходная идиллия Гнедича "Рыбаки". Быт и самый  образ
выражения  действующих  лиц  в  ней   идеализированы,   но   не   в   смысле
мнимоклассической  идеализации,  которая  состояла  в  ходулях,  белилах   и
румянах, а тем; что слишком проникнута лиризмом и веет духом древнеэллинской
поэзии, несмотря на руссизм многих  выражений.  Во  всяком  случае,  роскошь
красок, глубокая внутренняя жизнь, счастливая идея и прекрасные стихи делают
идиллию Гнедича истинным, хотя, к сожалению, еще и не оцененным перлом нашей
литературы". Эпиграф к идиллии является автоцитатой. См. идиллию, стр. 204.
     Шпиц  тверди  Петровой,  возвышенный,  вспыхнул  над  градом   -   шпиц
Петропавловской крепости в Петербурге. Вот ночь,  а  светла  синевою  одетая
дальность и след. 26 стихов  в  соответствующей  ранней  редакции  цитировал
Пушкин в примечании к первой главе  "Евгения  Онегина".  Примечание  Пушкина
начинается словами: "Читатели помнят прелестное описание петербургской  ночи
в идиллии Гнедича". Тогда филомела полночные песни лишь кончит. - Филомела в
античной мифологии - царевна, превращенная  в  соловья.  Понесся  из  терема
сладостный гул тихоструйный - речь идет о даче Строганова в Петербурге,  при
впадении Черной речки в Большую  Невку;  там  устраивались  в  летнее  время
концерты силами лучших музыкантов. Боярин -  Строганов  Александр  Сергеевич
(1733-1811), вельможа, покровительствовавший художникам, музыкантам, поэтам.