Дело Буша

Автор: Станюкович Константин Михайлович

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
K. М. СТАНЮКОВИЧА.

Томъ VII.
Картинки общественной жизни.

Изданіе А. А. Карцева.

МОСКВА.
Типо-литографія Г. И. Простакова, Петровая, д. No 17, Савостьяновой.
1897.

http://az.lib.ru/

OCR Бычков М. Н.

Дѣло Буша.

  

I.

   На этотъ разъ передъ нами не уфимскіе жрецы хищенія и экономіи (многими эти слова считаются синонимами), не новѣйшіе покорители Казани, какъ г. Скарятинъ, не несчастные ландъ-лорды, обиженные крестьянами, не кулаки, перешедшіе границы легальнаго грабежа, не блестящіе червонныя валеты, благодаря легкомыслію и неосторожности попадающіе съ бала въ мѣста не столь отдаленныя, не становые или исправники, столь неумѣренно пользующіеся правомъ устрашенія, что и они по временамъ мелькаютъ на скамьѣ подсудимыхъ,— нѣтъ… На этотъ разъ передъ публикой явились врачи — и молодые, и пожилые, и старые — люди, вкусившіе отъ науки и съ юныхъ лѣтъ памятующіе, что «mens cana in corpore sano».

   Я сказалъ: врачи, хотя въ числѣ подсудимыхъ былъ только одинъ врачъ, бывшій флота генералъ-штабъ-докторъ, тайный совѣтникъ Бушъ; остальные двое подсудимыхъ — чиновники изъ тѣхъ типичныхъ, вліятельныхъ «писарьковъ», безъ которыхъ, какъ говорятъ, немыслима ни одна канцелярія, и которые нерѣдко исполняютъ функціи маленькихъ рыбокъ, «лоцмановъ», всегда плывущихъ за акулой.

   На скамьѣ подсудимыхъ, повторяю, сидѣлъ одинъ врачъ — г. Бушъ, старикъ, съ небольшой сѣдой бородкой и характернымъ хищнымъ лицомъ, но въ качествѣ свидѣтелей передъ судомъ дефилировалъ цѣлый баталіонъ врачей и, надо правду сказать, въ большинствѣ случаевъ свидѣтели далеко не являлись лучами свѣта на этомъ общемъ фонѣ грязи, искательствъ, рабскаго подчиненія волѣ начальства, погони за мѣстами, чинами и орденами и обычнаго нытья о женѣ и дѣтяхъ.

   Очень некрасивъ самъ «герой» процесса, устроившій изъ своего вѣдомства аукціонную камеру продажи мѣстъ, не брезговавшій ни деньгами, ни натурой, ни «борзыми щенками»,— но не дурны также и многіе свидѣтели, покупавшіе мѣста, дававшіе «взаймы», привозившіе начальнику женщинъ (было и это!) и сносившіе всяческія униженія отъ генералъ-штабъ-доктора…

   На невысокомъ уровнѣ оказались у большинства господъ морскихъ врачей цивическія добродѣтели даже и въ примитивной степени. Въ этихъ запоздалыхъ проявленіяхъ гражданскаго мужества многихъ гг. свидѣтелей, въ этихъ изліяніяхъ о собственныхъ заслугахъ (основанныхъ на продолжительности службы, а не на знаніи дѣла) и о притѣсненіяхъ со стороны «Богдана Ивановича» часто, очень часто, звучала нота «обиженныхъ», «обойденныхъ», не воспользовавшихся случаемъ урвать мѣсто, орденъ или чинъ.

   Не всегда красивы были и эти личныя, злостныя обличенія. расточаемыя теперь заднимъ числомъ, противъ того самого «тирана», Богдана Ивановича, который — по словамъ врачей — еще недавно заставлялъ дрожать ихъ поджилки и лепетать какъ городничій передъ Хлестаковымъ: «Не погубите ва-ше… ва-ва… ва-ше превосходительство»,— а теперь сидѣлъ «поверженный во прахъ», нервно покусывая бороду и злобно поглядывая изъ-подъ очковъ на прежнихъ своихъ «вѣрноподданныхъ». Въ этихъ признаніяхъ о страхѣ, который наводилъ бывшій царекъ медицинскаго вѣдомства, чувствовался тотъ рабій духъ передъ начальствомъ, который и для насъ русскихъ, казался ужъ совсѣмъ недостойнымъ…

   А эти покупки мѣстъ, эти займы, эти взятки даже хвалебными статьями въ «Кронштадтскомъ Вѣстникѣ», изъ-за боязни начальства!

   Слушая длинный рядъ свидѣтельскихъ показаній, невольно приходило на умъ:

   «Вотъ что дѣлаетъ наша жизнь даже съ образованными людьми!.. Молодой, полный надеждъ, врачъ поступаетъ на службу; во что онъ обращается — примѣръ на многихъ свидѣтеляхъ, фигурировавшихъ на судѣ»…

   Остановимся же на этихъ характерныхъ показаніяхъ… Они — поучительное свидѣтельство деморализаціи, охватившей насъ со всѣхъ сторонъ…

  

II.

   Я не буду приводить въ подробности обвинительнаго акта, извѣстнаго читателямъ изъ газетъ. Бывшій генералъ-штабъ-докторъ обвинялся въ вымогательствѣ и лихоимствѣ. Свидѣтельскія показанія подтвердили и иллюстрировали данныя обвинительнаго акта. Въ морскомъ врачебномъ вѣдомствѣ существовала явная продажа мѣстъ; главную роль при назначеніяхъ играли деньги; о знаніи и способностяхъ не было и рѣчи. Незнающіе ничего въ окулистикѣ назначались «окулистами»; старецъ, дѣлавшій послѣднюю операцію лѣтъ десять-двѣнадцать тому назадъ, назначается «консультантомъ» по хирургіи, и т. д. Существовало даже нѣчто въ родѣ опредѣленной таксы на разныя мѣста. Такъ, за опредѣленіе во флотъ врачемъ взималось отъ 200 до 300 руб.; за переводы, за повышенія, за назначеніе на хорошія мѣста взимались, конечно, большіе куши. Не возбранялось, впрочемъ, и торговаться; взятки брались не только деньгами, но и натурой; не только крупными суммами, но и небольшими; тѣ же, кто не могъ платить, подвергались гоненіямъ; съ такими врачами генералъ-штабъ-докторъ былъ грубъ и невѣжливъ. Короче говоря, въ морскомъ врачебномъ вѣдомствѣ существовало свинство въ полномъ смыслѣ этого слова. Объ этомъ, по свидѣтельству гг. врачей, говорилось громко и въ Кронштадтѣ и въ Петербургѣ, но — какъ многіе заявляли на судѣ — гг. врачи «не вѣрили», «не хотѣли вѣрить» и т. и. А, казалось, чего ужъ тутъ не «хотѣть вѣрить», когда факты были на лицо, когда всѣ знали, зачѣмъ г. Андреевъ наѣзжалъ въ Кронштадтъ, когда даже среди студентовъ Медико-Хирургической Академіи составилось убѣжденіе, что врачемъ во флотъ поступить нельзя иначе, какъ за деньги. Нечего и прибавлять, что вся эта торговля велась не непосредственно г. Бушемъ, а его alter ego, довѣреннымъ г. Андреевымъ, изъ «писарьковъ» сдѣлавшимся дѣлопроизводителемъ и преданнымъ всей душой своему начальнику. Онъ-то и служилъ честнымъ маклеромъ между дающимъ и принимающимъ… Въ обвинительномъ актѣ, правда, приведено не много фактовъ, прямо уличающихъ самого г. Буша (хотя есть факты и очень вѣскіе), но за то есть такая масса подавляющихъ косвенныхъ уликъ, подъ тяжестью которыхъ невозможно подняться. Всѣ эти косвенныя улики, такъ сказать, одѣлись въ плоть и кровь на судѣ въ безчисленномъ множествѣ показаній свидѣтелей, рисуя во весь ростъ нравственный портретъ самого г. Буша и, въ то же время, не льстя и нѣкоторымъ «благороднымъ свидѣтелямъ»…

   Но да не удивляется читатель, воображая, что только въ морскомъ медицинскомъ вѣдомствѣ процвѣтала торговля. Если вѣрить показаніямъ нѣсколькихъ свидѣтелей, то и въ другихъ медицинскихъ вѣдомствахъ дѣла шли не хуже. Такъ, докторъ Черевковъ, поступившій за 200 р. во флотъ, на вопросъ члена суда, чѣмъ руководствовался свидѣтель, желая поступить въ морское вѣдомство,— отвѣчалъ:

   — Я хотѣлъ поступить въ военное вѣдомство, но тамъ, какъ я слышалъ, нужно было заплатить гораздо больше.

   Другой свидѣтель — титулярный совѣтникъ Кривуша показалъ, что «между студентами Медико-Хирургической Академіи, окончивающими курсъ, обыкновенно идетъ рѣчь о мѣстахъ службы. Открываются мѣста въ военномъ и морскомъ вѣдомствѣ только послѣ извѣстныхъ переговоровъ и сношеній. Разница между этими двумя вѣдомствами была та, что въ одномъ объяснялись на словахъ, а въ другомъ — посредствомъ переписки. Свидѣтель желалъ поступить въ кронштадтскій госпиталь, который, въ научномъ отношеніи, какъ онъ слышалъ, обставленъ хорошо, и узналъ, что нужно заплатить большую или меньшую сумму, смотря по числу кандидатовъ, и что для этого нужно обратиться къ Андрееву. Онъ обратился къ нему и узналъ, что, въ данное время, курсъ за мѣсто стоитъ въ 300 руб. Такую сумму свидѣтелю трудно было достать. Но когда онъ обратился и въ гражданское вѣдомство, желая поступить въ обуховскую больницу, и когда тамъ тоже нельзя было получить мѣсто, онъ сталъ съ Андреевымъ торговаться и предложилъ 200 руб.; но Андреевъ сказалъ, что уступить нельзя, такъ какъ о цифрѣ 300 рублей «уже доложено». Свидѣтель внесъ эту сумму и получилъ мѣсто. Когда онъ пріѣхалъ въ Кронштадтъ, оказалось, что тамъ вся эта процедура полученія мѣста была хорошо извѣстна, такъ что не спрашивали: какъ получилъ мѣсто, а спрашивали только, сколько взяли. «Мало того,— сказалъ свидѣтель,— мичмана мнѣ говорили: вамъ хорошо, потому что съ васъ берутъ, да дѣлаютъ, а съ насъ берутъ и ничего не дѣлаютъ». «Мнѣ извѣстенъ случай, продолжалъ, свидѣтель, что за одного студента хлопотало высокопоставленное лицо, и когда, студентъ обратился къ начальнику Академіи, Козлову, то онъ сказалъ ему: «какъ вамъ не стыдно прибѣгать къ протекціямъ?». На это студентъ отвѣтилъ, что считаетъ лучше обратиться къ протекціи, чѣмъ къ деньгамъ».

   Прокуроръ: Это — относительно военнаго вѣдомства?

   Кривуша: Да, а относительно морского я уже сказалъ, что курсъ во то время стоялъ 300 рублей. Я пытался и въ другихъ вѣдомствахъ, думалъ, что дешевле, но получилъ отказъ».

   Такъ это, или не такъ, оставимъ рѣшать свѣдущимъ людямъ. Если и въ самомъ дѣлѣ въ другихъ вѣдомствахъ мѣста врачей продаются, то, надо думать, что продажа тамъ обставлена съ большими предосторожностями, чѣмъ въ морскомъ.

   Не смотря, однако, на полнѣйшую безцеремонность, существовавшую въ морскомъ медицинскомъ вѣдомствѣ, г. Бушъ царилъ,— а вмѣстѣ съ нимъ, царило и свинство — очень долгое время и, думаю я — царило бы и поднесь, если бы г. Бушъ былъ человѣкъ болѣе осторожный и лучшій психологъ. Не сидѣлъ бы онъ на скамьѣ подсудимыхъ, а грозно правилъ-бы своимъ вѣдомствомъ, и многіе господа морскіе врачи попрежнему не смѣли бы «вѣрить», что такое высокопоставленное лицо — по выраженію одного врача-свидѣтеля,— «могло бы брать не крупными, а мелкими суммами,» — еслибъ не докладная записка дѣлопроизводителя медицинскаго управленія, дѣйствительнаго статскаго совѣтника Вакуловскаго, подданная управляющему морскимъ министерствомъ послѣ того, какъ г. Вакуловскій, сдерживавшій свою гражданскую доблесть около десяти лѣтъ, наконецъ, не вытерпѣлъ и вслѣдъ за отставкой (хотя и получилъ при этомъ чинъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника) не явился обличителемъ самонадѣяннаго царька, забывшаго басню о львѣ и мухѣ…

   Какіе мотивы руководили г. Вакуловскимъ: гражданская ли доблесть, притѣсненія по службѣ или просто, наконецъ, боязнь лишиться хорошаго содержанія, я теперь не стану разбирать (съ этимъ свидѣтелемъ мы еще познакомимся въ свое время), но, тѣмъ не менѣе, вслѣдствіе этой записки было начато дѣло…

   Но и тутъ помогъ «случай»… Быть можетъ, и, по аналогіи, весьма вѣроятно, что дѣло это не раскрылось бы во всей своей наготѣ (всѣмъ хорошо извѣстно, какъ нелюбимъ мы выносить соръ изъ избы), и записка г. Вакуловскаго осталась бы документомъ для потомковъ, еслибъ во-первыхъ, не перемѣны въ высшемъ морскомъ вѣдомствѣ (записка г-на Вакуловскаго подана въ маѣ 1881 года) и во-вторыхъ, еслибъ дѣло не попало въ руки энергичнаго, добросовѣстнаго, настойчиваго слѣдователя, не побоявшагося взять на свой рискъ (всѣ мы подъ Богомъ ходимъ!) за руководство одинъ законъ и не розыгравшаго съ обвиняемымъ тѣхъ церемоній, которыя такъ часто связываютъ руки у слѣдователей, болѣе чувствительныхъ къ разнымъ пикантнымъ намекамъ и слухамъ, распускаемымъ на ихъ счетъ, когда дѣло касается, такъ называемаго, высокопоставленнаго подсудимаго…

   Какъ мнѣ извѣстно, въ самомъ началѣ слѣдствія генералъ-штабъ-докторъ Бушъ не былъ отставленъ отъ должности, и слѣдователю было довольно затруднительно допрашивать свидѣтелей-подчиненныхъ передъ лицомъ начальника, да еще такого, какъ Богданъ Ивановичъ, передъ которымъ поджилки тряслись. Ничего не было бы мудренаго, еслибъ господа съ такими нѣжными поджилками, при подобномъ положеніи дѣла, ограничивались бы стереотипными отвѣтами «вѣдать не вѣдаю и знать не знаю» и, въ концѣ-концовъ, слѣдствіе бы окончилось весьма комически… Вѣроятно, эти соображенія были представлены куда слѣдуетъ, и генералъ-штабъ-докторъ былъ уволенъ отъ должности. Тогда и у господъ морскихъ врачей развязались языки и обнаружились циническія добродѣтели. Слѣдствіе пошло быстрѣй; вызвана и допрошена была масса свидѣтелей — всѣ морскіе врачи, исключая находившихся за границей; наконецъ, у подсудимыхъ гг. Буша и Андреева былъ произведенъ обыскъ. Эта мѣра возбудила въ свое время не мало неудовольствія въ извѣстныхъ кружкахъ; слѣдователя обвиняли чуть ли не въ жестокости; самые нелѣпые слухи имѣли мѣсто. «Вѣдь это посягательство на неприкосновенность домашняго очага!» возмущались, разумѣется, такіе чиновные «гуси», которыхъ это «посягательство» на «святость домашняго очага» возмущаетъ всегда, когда дѣло касается высокопоставленныхъ лицъ и нимало, конечно, не удивляетъ и не будитъ гражданскихъ чувствъ, когда «неприкосновенность домашняго очага» нарушается относительно прочихъ смертныхъ…

  

III.

   На разбирательство этого дѣла собралось довольно публики. Процессъ этотъ сильно заинтересовалъ общество. И не мудрено. Взяточничество, безправіе, беззаконіе — эти язвы, о которыхъ мы слышимъ каждый день.— казалось, не должны бы имѣть мѣста въ медицинскомъ учрежденіи, среди врачей — людей образованныхъ… «Хоть тамъ, у людей науки да сохранились же, наконецъ, сколько-нибудь приличные порядки»,— разсуждали люди, наивно забывавшіе, что извѣстная привычка, какъ Молохъ, не дѣлаетъ различій между жертвами; что среди общей деморализаціи невозможно ожидать какого-нибудь оазиса гражданской доблести и безкорыстія сохранившаго свою невинность. Вѣдь и это учрежденіе, какъ и всякое другое, основано на принципѣ непогрѣшимости своего начальника, контроль надъ которымъ существуетъ лишь на бумагѣ.

   Возьмите хоть бы дѣло Буша и отвѣтьте по совѣсти: возможно ли, чтобы такіе порядки, какіе существовали въ медицинскомъ вѣдомствѣ, оставались въ теченіи 10 лѣтъ неизвѣстными обществу въ какой-нибудь другой странѣ? Возможно ли, чтобы среди сослуживцевъ не нашелся человѣкъ, который выступилъ бы съ обличеніемъ не по манерѣ г. Вакуловскаго? Я не хочу этимъ сказать, чтобы не было злоупотребленій и въ Англіи, и въ Америкѣ, и во Франціи. И тамъ онѣ существуютъ, но дѣйствіе ихъ несравненно болѣе кратковременно, такъ какъ о нихъ узнаютъ тотчасъ же, благодаря общественному контролю, весьма чуткому. Да и цивическія добродѣтели не являются тамъ заднимъ числомъ, а вовремя, ибо все общество заступится за человѣка, жалоба котораго справедлива, хотя бы эта жалоба была подана даже на… на генералъ-штабъ-доктора.

   Въ показаніи престарѣлаго статскаго совѣтника Галузинскаго довольно мѣтко очерчены какъ самъ подсудимый, такъ и порядки, бывшіе въ медицинской сатрапіи. Но словамъ его, «Бушъ не скоро довѣрялъ себя людямъ и прежде подвергалъ ихъ всевозможнымъ испытаніямъ. Подобнаго рода искусы продолжались годами, въ теченіи которыхъ онъ подвергалъ испытуемаго всевозможнымъ униженіямъ, ругалъ какъ попало и, вообще, обращался чрезвычайно грубо. Получивъ власть главнаго начальника, Бушъ считалъ необходимымъ сначала запугать подчиненныхъ, нагнать на нихъ страхъ, обезличить, чтобъ затѣмъ съ развязанными руками дѣлать то, что онъ хочетъ. И онъ блистательно достигъ своей цѣли. Онъ изгонялъ со службы людей достойныхъ и окружалъ себя такими, какіе ему были нужны. Это былъ человѣкъ… странный: то онъ либеральничалъ до тошноты, то былъ грубъ до дерзости». Произведя полную деморализацію въ средѣ морскихъ врачей, Бушъ, параллельно съ этимъ, «началъ протежировать совершенно недостойнымъ людямъ». Такъ, напримѣръ, врача Коноплицкаго, не имѣющаго за собой никакихъ данныхъ, кромѣ дружбы съ Андреевымъ, Бушъ перевелъ въ Петербургскій портъ старшимъ ординаторомъ въ Калинкинскій госпиталь и поручилъ ему важнѣйшую отрасль медицины — хирургическую. «Врачъ этотъ былъ такой же хирургъ, сказалъ свидѣтель, какъ я — китайскій императоръ». Всѣ ожидали, что подобное назначеніе кончится какимъ-нибудь скандаломъ, такъ какъ Копоплицкій, кромѣ совершеннаго невѣжества, былъ еще одержимъ падучею болѣзнью. Но находчивость Буша сказалась и въ данномъ случаѣ. Онъ приставилъ хирурга Мартынова консультантомъ. Это — спеціалистъ знающій и, конечно, работаетъ самостоятельно. За эту консультацію казна платитъ ему 1,200 р. въ годъ. Расходъ этотъ казна несетъ, очевидно, только потому, что Бушъ желалъ удержать на посту человѣка, который совершенно негоденъ по этой спеціальности. Относительно отчетности свидѣтель показалъ, что Бушъ изобрѣлъ и требовалъ такую отчетность, что самые опытные люди не могли составить отчетъ безъ того, чтобъ къ нему нельзя было придраться, такъ что приходилось отчеты оплачивать; ихъ исправлялъ Андреевъ. Далѣе, врача Умецкаго, также друга Андреева, Бушъ перевелъ старшимъ врачемъ, когда тотъ не имѣлъ на это мѣсто никакого права ни по своимъ знаніямъ, ни по своей службѣ. Свидѣтель привелъ еще нѣсколько примѣровъ подбора лицъ, угодныхъ Бушу, и заявилъ, что изъ всего этого, въ средѣ врачей, составилось мнѣніе, что тутъ дѣло нечистое, что происходитъ купля-продажа. Впослѣдствіи это мнѣніе превратилось въ убѣжденіе и получило подтвержденіе въ фактахъ. Вмѣстѣ съ большимъ чиномъ, Бушъ возмнилъ, что онъ сталъ и многоученымъ. Въ засѣданіяхъ врачей онъ поролъ такую дичь, что присутствующіе только переглядывались и пожимали плечами. Въ прежнее время, въ морскомъ медицинскомъ мірѣ служба была традиціонно облагороженная, но, со вступленіемъ Буша это исчезло. «Послѣ вполнѣ достойнаго, умнаго, добраго и высокообразованнаго флота генералъ-штабъ-доктора Розенберга — сказалъ свидѣтель — мы попали въ эту позорную кабалу». На мѣсто Розенберга ожидали иного назначенія. Такъ, напримѣръ, полагали, что будетъ профессоръ Якубовичъ или профессоръ Эйхвальдъ, или профессоръ ІОнге, но назначенъ былъ Бушъ, и это всѣхъ озадачило. Кромѣ взятокъ, Бушъ былъ очень чувствителенъ еще и къ протекціямъ. Такъ напримѣръ, докторъ Бенезе при покойномъ министрѣ Краббе былъ всесильнымъ человѣкомъ и потому былъ большимъ другомъ Буша, который даже заискивалъ въ немъ. Но какъ только Краббе закрылъ глаза, Бушъ тотчасъ же началъ гнать Бенезе, такъ что тотъ, насколько извѣстно свидѣтелю, потерялъ здоровье: «не было столь грязныхъ словъ, которыми Бушъ не награждалъ бы Бенезе». Съ другой стороны, свидѣтель никогда не видѣлъ примѣра, чтобъ столь высокопоставленный начальникъ, какъ Бушъ, былъ въ такихъ интимныхъ отношеніяхъ съ недавно бывшими писарями, какъ Андреевъ и Парфеновъ, которые вмѣстѣ съ нимъ составляли вполнѣ согласный тріумвиратъ. Свидѣтелю самому приходилось нѣсколько разъ завтракать у Буша съ тѣмъ или другимъ изъ этихъ чиновниковъ. Относительно доктора Мерцалова свидѣтель удостовѣрилъ, что онъ ничего не зналъ о взяткахъ, и назначенія, награды и переводы дѣлались помимо его и отъ него скрывались. Что касается подсудимаго Андреева, то свидѣтель объяснилъ, что въ рукахъ другого человѣка это былъ бы весьма полезный и усердный чиновникъ, но онъ вынесъ искусъ Буша и остался въ его тискахъ». На вопросъ защиты о томъ, какимъ образомъ Бушъ, человѣкъ весьма недалекій и плохой медикъ, былъ назначенъ на столь высокій постъ, свидѣтель отвѣчалъ, что это былъ просто капризъ покойнаго адмирала Краббе. Бушъ всегда былъ однимъ изъ послѣднихъ, и всѣ были крайне удивлены его назначеніемъ.

   Почему именно «капризъ» адмирала Краббе палъ на доктора Буша,— объ этомъ изъ свидѣтельскихъ показаній, къ сожалѣнію, не видно, такъ что «капризъ» адмирала остается ничѣмъ не мотивированнымъ и, мало того, возбуждаетъ опасеніе, что если назначеніе высшихъ медицинскихъ начальниковъ зависитъ отъ каприза того или другого адмирала или генерала, а не отъ медицинской академіи, какъ казалось бы слѣдовало, по моему скромному мнѣнію,— то едва ли врачебное дѣло можетъ быть поставлено на надлежащую высоту въ морскомъ и военномъ вѣдомствахъ. Если капризъ адмирала Краббе могъ выбрать г. Буша, «весьма плохого медика», на высокій постъ, то такой же капризъ другого адмирала можетъ сдѣлать генералъ-штабъ-докторомъ и другого, какого-нибудь неокончившаго курсъ лѣкаря, дослужившагося до чиновъ и все-таки ничего не свѣдущаго въ медицинѣ, хотя, быть можетъ, и слишкомъ опытнаго въ житейской практикѣ… Требовать отъ адмираловъ и генераловъ тщательнаго выбора, основаннаго на заслугахъ врачей,— тоже самое, что заставить меня экзаменовать кого-нибудь изъ китайской грамматики… Разумѣется, мнѣ останется на выборъ одинъ «капризъ», если я не обращусь къ свѣдущимъ людямъ за указаніемъ… Результатомъ подобныхъ «капризовъ» снова можетъ явиться медицинская сатрапія, хотя, быть можетъ, и не съ такимъ исключительнымъ направленіемъ, какъ въ долголѣтнее царствованіе г. Буша.

   Да, процессъ г. Буша — одна изъ любопытнѣйшихъ иллюстрацій нашей деморализаціи, и стоитъ остановиться на немъ подольше, чтобы прослушать этотъ длинный рядъ свидѣтельскихъ показаній. Галлерея свидѣтелей, повторяю, не менѣе характерна, чѣмъ самъ герой процесса. Показанія многихъ изъ нихъ — живое свидѣтельство такого поврежденія нравовъ, такой своеобычной нравственности, что даже публика, бывшая въ судѣ и, очевидно, настроенная противъ Буша, нерѣдко пожимала плечами, и изъ среды ея раздавались восклицанія, не лестныя для многихъ свидѣтелей.

  

IV.

   Первымъ по порядку въ качествѣ свидѣтеля выступаетъ дѣйствительный статскій совѣтникъ, докторъ медицины Вакуловскій, который былъ, такъ сказать, первымъ вѣстникомъ о злоупотребленіяхъ въ медицинскомъ управленіи. Этотъ свидѣтель, небольшого роста пожилой господинъ, очевидно, чувствуетъ себя въ нѣкоторомъ родѣ цивическимъ героемъ. Онъ первый обличилъ (правда, хоть и нѣсколько поздно, но вѣдь, лучше поздно, чѣмъ никогда) передъ высшимъ начальствомъ злоупотребленія г. Буша послѣ того, какъ «потерпѣлъ» по службѣ и, натурально, гордится свершеннымъ имъ подвигомъ гражданскаго мужества.

   Но, увы! этотъ подвигъ гражданскаго мужества получаетъ совсѣмъ особенный характеръ въ глазахъ безпристрастнаго слушателя послѣ того, какъ онъ цѣлыхъ пять часовъ слушаетъ показанія свидѣтеля, который, мало по малу, дѣлается все развязнѣе и развязнѣе и подъ конецъ уже окончательно входитъ въ роль торжествующаго гражданина, потерпѣвшаго за правду, но нашедшаго удовлетвореніе въ ея торжествѣ…

   Сначала онъ занимаетъ судъ и публику своей автобіографіей, разсказываетъ, какъ онъ превосходно служилъ, какъ его отличало начальство, какъ онъ отлично исполнялъ свое дѣло, однимъ словомъ, занимается благодарнымъ дѣломъ самовосхваленія. Если вѣрить словамъ г. Вакуловскаго, то онъ образецъ всѣхъ добродѣтелей, когда-либо существовавшихъ въ подлунной… На этотъ счетъ онъ распространился добрую долю времени и — странное дѣло — чѣмъ болѣе этотъ почтенный свидѣтель говорилъ о своихъ доблестяхъ и о порокахъ другихъ, тѣмъ болѣе и болѣе становились подозрительными мотивы, подвинувшіе его на проявленіе гражданскаго мужества. Эта подозрительность увеличивалась по мѣрѣ дальнѣйшихъ его показаній и при перекрестномъ допросѣ сторонъ, такъ что, въ концѣ концовъ, стало казаться, что г. Вакуловскій никакого мужества не оказалъ, а просто-на-просто, въ качествѣ «обойденнаго», хотѣлъ отмстить флота генералъ-штабъ-доктору Бушу.

   Служилъ онъ въ управленіи болѣе десяти лѣтъ дѣлопроизводителемъ; съ 1874 года, по его словамъ, онъ приходилъ только въ управленіе къ 20 числу, т.-е. ко дню полученія жалованья, и не проявлялъ долгое время никакихъ серьезныхъ признаковъ возмущенія.

   Правда, по словамъ обвинительнаго акта, г. Вакуловскій еще въ 1868 г. обращалъ вниманіе Буша на слухи о взяткахъ въ Управленіи, но только въ 1878 г., т.-е., черезъ 10 лѣтъ, подалъ объ этомъ записку генералъ-штабъ-доктору, когда отношенія между начальникомъ и подчиненнымъ уже были обострены, и г. Вакуловскій жаловался, что его держатъ въ черномъ тѣлѣ. Г. Бушъ уговорилъ свидѣтеля взять записку эту обратно, и г. Вакуловскій согласился. Но съ этого момента между начальникомъ и подчиненнымъ возникаютъ довольно странныя отношенія; между ними начинаются своеобразные дипломатическіе переговоры; г. Бушъ намекаетъ объ отставкѣ г. Вакуловскаго. Онъ не прочь, но требуетъ чина дѣйствительнаго статскаго совѣтника. Генералъ-штабъ-докторъ обѣщаетъ, но, въ свою очередь, требуетъ съ г. Вакуловскаго росписку въ томъ, что онъ, Вакуловскій, по полученіи генеральскаго званія, выйдетъ въ отставку. Г. Вакуловскій росписку даетъ, но, сдѣлавшись генераломъ, въ отставку выходить не хочетъ, и начинаются новые переговоры на этотъ разъ о Владимірѣ 3-й степени. Даютъ и Владиміра 3-й степени. «Ну, теперь, кажется, вполнѣ награжденъ этотъ сослуживецъ», думаетъ г. Бушъ и опять говоритъ объ отставкѣ. Но г. Вакуловскій не согласенъ и грозитъ въ письмѣ г. Бушу обличеніемъ «секретныхъ дѣйствій», извѣстныхъ только ему и г. Бушу. Что подразумѣвалось подъ этими «секретными дѣйствіями», такъ и осталось невыясненнымъ на судѣ; если вопросъ шелъ о взяткахъ, то эти дѣйствія вовсе не были «секретныя», но крайней мѣрѣ для врачей. Свидѣтель настаивалъ, что подъ «секретными дѣйствіями» онъ разумѣлъ именно взятки, но защита отрицала это увѣреніе. Какъ бы то ни было, а этотъ видъ нѣкотораго, такъ сказать, торга, конца которому не предвидѣлось, взорвалъ г. Буша, и онъ перевелъ г. Вакуловскаго старшимъ врачемъ въ 8 флотскій экипажъ, что, по словамъ г. Вакуловскаго, означало пониженіе по службѣ, такъ какъ тамъ онъ получалъ бы содержаніе менѣе того, чѣмъ пенсія, еслибъ онъ вышелъ въ отставку. Тогда г. Вакуловскій окончательно рѣшился свершить гражданскій подвигъ, назрѣвавшій съ 1868 года, и имѣлъ объясненіе съ бывшимъ управляющимъ морскимъ министерствомъ. Онъ вынужденъ былъ подать въ отставку и получилъ ее съ пенсіономъ по генеральскому званію, пріобрѣтенному имъ, можно сказать, съ боя, и затѣмъ лишь 23 мая 1881 года подалъ морскому министру извѣстное прошеніе, въ которомъ заявлялъ о притѣсненіяхъ, имъ претерпѣнныхъ за несочувствіе «секретнымъ дѣйствіямъ» Буша, и обличалъ существующія злоупотребленія…

   Такимъ образомъ, хотя г. Вакуловскій обнаружилъ свое гражданское мужество и поздненько, но онъ, такъ сказать, убилъ двухъ зайцевъ. За подавленіе своихъ гражданскихъ чувствъ въ теченіи 14 лѣтъ онъ получилъ генеральскій чинъ и Владиміра, не говоря уже объ экскурсіяхъ въ управленіе разъ въ мѣсяцъ, оплачиваемыхъ аккуратно, а затѣмъ вывелъ лихоимство на свѣжую воду. И капиталъ пріобрѣтенъ, и невинность соблюдена, по крайней мѣрѣ, въ собственныхъ глазахъ!

   Когда свидѣтель разсказывалъ о притѣсненіяхъ, коимъ онъ подвергался, о томъ, какъ онъ пострадалъ по этому дѣлу, принужденный выйти въ отставку, когда онъ распространялся о своихъ добродѣтеляхъ, когда онъ съ чувствомъ нескрываемаго ожесточенія обвинялъ бывшаго генералъ-штабъ-доктора, когда онъ намекалъ, что нынче неправда непремѣнно выйдетъ на свѣтъ и виноватые непремѣнно получатъ должное возмездіе,— невольно являлся вопросъ: «отчего столь мужественный гражданинъ такъ долго медлилъ?.. Отчего онъ раньше не проявлялъ гражданской доблести?» За этимъ вопросомъ невольно вытекали другіе: «Если бы г. Бушъ не столь увлекался своимъ положеніемъ въ медицинской сатрапіи и съумѣлъ бы поладить съ г. Вакулевскимъ, хотя бы послѣдній совсѣмъ не являлся въ Управленіе, и если бы въ награду за его усердную службу послѣдовательно представилъ бы г. Вакуловскаго въ тайные совѣтники, давалъ бы награды денежныя и иныя,— на какое время задержалось бы проявленіе гражданскихъ чувствъ возмущеннаго свидѣтеля, и сидѣлъ ли бы тайный совѣтникъ Бушъ на скамьѣ подсудимыхъ?..»

   Въ лицѣ этого свидѣтеля мы имѣемъ дѣло съ высшимъ проявленіемъ цивическихъ чувствъ среди морскихъ врачей, возмущенныхъ порядками, существовавшими при г. Бушѣ… Это, такъ сказать, первостепенный мученикъ, пострадавшій за правду… Другіе по счастію не проявляли такого мужества и не столь открыто хвалились своими доблестями.

   Вотъ еще свидѣтель, дѣйствительный статскій совѣтникъ Бенезе — тоже одинъ изъ «гонимыхъ» съ тѣхъ поръ, какъ умеръ бывшій министръ Краббе, съ которымъ свидѣтель состоялъ въ родственныхъ отношеніяхъ. Свидѣтель испыталъ рядъ притѣсненій со стороны генералъ-штабъ-доктора въ теченіи пяти лѣтъ. Онъ на судѣ много говорилъ о разныхъ характерныхъ продѣлкахъ въ Управленіи, о взяткахъ, но скромно, разумѣется, умолчалъ — отчего жъ онъ, занимающій видный постъ главнаго доктора морского Калинкинскаго госпиталя, не обнаружилъ хотя бы въ умѣренныхъ предѣлахъ своего гражданскаго мужества? Г. Бенезе подробно разсказывалъ, какъ его поражало назначеніе того или другого недостойнаго врача, а самъ онъ давно уже и, разумѣется, достойно занимающій постъ старшаго врача Калинкинскаго морского госпиталя, все-таки молчалъ… Очень жаль!.. Говорю, очень жаль, не предъявляя свидѣтелю особыхъ требованій мужества. Онъ не мелкая сошка, которую можно было бы стереть въ порошокъ, особенно во время управленія адмирала Краббе. Кромѣ того, любопытно относительно этого свидѣтеля еще слѣдующее обстоятельство. При жизни г. Краббе, почтенный г. Бенезе былъ другомъ г. Буша и, по замѣчанію свидѣтеля Голузинскаго, «всесильнымъ человѣкомъ», въ которомъ даже заискивалъ г. Бушъ. Отчего бы тогда этому «всесильному человѣку» не посовѣтовать своему другу, по меньшей мѣрѣ, воздержаться отъ безобразій. По крайней мѣрѣ, г. Бенезе не пришлось бы росписывать теперь бывшаго друга въ такихъ мрачныхъ краскахъ и не представлять тысячу перваго примѣра о непрочности дружбы. Право, очень жаль, что г. Бенезе такъ запоздалъ со своими обличеніями. Повторяю, очень жаль.

   Передъ нами новый свидѣтель, дѣйствительный статскій совѣтникъ Мерцаловъ, занимавшій видный постъ въ медицинской іерархіи. Онъ начальникъ медицинской части с.-петербургскаго порта, и дѣлопроизводителемъ его управленія былъ тотъ самый г. Андреевъ — правая рука г. Буша, который сидитъ теперь на скамьѣ подсудимыхъ. Показанія г. Мерцалова имѣютъ характеръ полной искренности и не производятъ дурного впечатлѣнія, хотя, впрочемъ, не особенно свидѣтельствуютъ въ пользу надлежащаго пониманія свидѣтелемъ служебнаго долга. Онъ принялъ мѣсто, по предложенію Буша, но скоро увидѣлъ, что «служить съ Бушемъ невозможно». Послѣ этихъ словъ вы ждете, что г. Мерцаловъ тотчасъ же и заявитъ, что онъ пересталъ служить съ «невозможнымъ человѣкомъ», но изъ дальнѣйшихъ словъ видно, что г. Мерцаловъ протестовалъ только «платонически» и даже не потрудился провѣрить слуховъ, давно ходившихъ объ его дѣлопроизводителѣ, о которомъ было всѣмъ извѣстно, что онъ «агентъ Буша». Свидѣтель перечислилъ передъ судомъ не мало несправедливыхъ назначеній и, между прочимъ, объснилъ: «Еслибъ генералъ-штабъ-докторъ не держалъ отъ меня въ секретѣ всѣ эти назначенія, то я указалъ бы ему на людей болѣе достойныхъ и имѣющихъ болѣе права, какъ по своимъ научнымъ, такъ и служебными заслугамъ». Изъ показаній свидѣтеля, къ сожалѣнію, неизвѣстно, указывалъ ли г. Мерцаловъ своему начальнику на недостойныя назначенія послѣ того, какъ они переставали быть секретомъ, или же держалъ въ секретѣ свои указанія на людей достойныхъ. Мнѣ кажется, что по своему служебному положенію, г. Мерцаловъ могъ бы это сдѣлать и безъ всякаго для себя риска (я, какъ видитъ читатель, и непредъявляю требованія риска — куда ужъ тутъ рисковать!); тоже очень жаль, что г. Мерцаловъ не пояснилъ на судебномъ слѣдствіи, что отвѣчалъ онъ своему начальнику, когда г. Бушъ, по словамъ свидѣтеля, неоднократно говорилъ ему: «Что мнѣ ваши образованные! Онъ начнетъ разсказывать свои высшія соображенія, такъ только слушай, да кланяйся, а я больше люблю писарей. Этому что скажешь, да прибавишь непечатное слово, онъ скушаетъ и отлично сдѣлаетъ свое дѣло».

   Не смотря на болѣе благопріятное впечатленіе, производимое показаніями этого свидѣтеля, онѣ все-таки возбуждаютъ нѣкоторое недоумѣніе. Обо многихъ мерзостяхъ свидѣтель знаетъ, но никакого противодѣйствія не оказываетъ и ограничивается только увѣщеваніями г. Андреева. Когда онъ говорилъ Андрееву, что тотъ дурно поступаетъ, то краска стыда появлялась на лицѣ Андреева и онъ, какъ удостовѣряетъ свидѣтель, отвѣчалъ ему: «Что же мнѣ дѣлать? Я маленькій человѣкъ, меня сотрутъ, а вѣдь мнѣ только крохи перепадаютъ». Въ этомъ отвѣтѣ едва ли не заключалась горькая иронія и по отношенію къ свидѣтелю… Въ самомъ дѣлѣ, онъ увѣщеваетъ «писарька» Андреева и совѣтуетъ ему «дурно не поступать», а самъ, въ свою очередь,— человѣкъ совсѣмъ не маленькій,— протестуетъ только въ глубинѣ души! Ужъ нечего тутъ поучать другихъ.

   И насчетъ «надеждъ» г. Мерцаловъ, какъ кажется, нѣсколько поспѣшенъ. О «надеждахъ» я заключилъ изъ комплимента, сказаннаго на судѣ по адресу только что назначеннаго новаго генералъ-штабъ-доктора. Я не былъ въ судѣ, когда показывалъ г. Мерцаловъ, но въ судебномъ отчетѣ, напечатанномъ въ «Голосѣ», прочелъ слѣдующія слова его:

   «Теперь,— сказалъ свидѣтель, свободно вздохнувъ,— слава Богу, въ морскомъ медицинскомъ мірѣ дѣло возвращается къ прежднему порядку, какой существовалъ до назначенія тайнаго совѣтника Буша».

   Я не имѣю причинъ сомнѣваться, что г. Мерцаловъ, свободно вздохнувъ (какъ замѣчаетъ стенографъ, а ему, вѣрно, было видно, какъ вздохнулъ г. Мерцаловъ), искренно выразилъ свое мнѣніе, но нѣсколько изумляюсь, какъ такой опытный администраторъ, какъ г. Мерцаловъ, не понимаетъ, что для очистки порядковъ, заведенныхъ Бушемъ, требуется не два мѣсяца новаго управленія, а побольше, и какъ г. Мерцаловъ такъ скоро увидалъ поворотъ къ лучшимъ порядкамъ, когда многія недостойныя, по мнѣнію г. Мерцалова, лица до сихъ поръ остаются на мѣстахъ, данныхъ имъ Бушемъ. Я не знаю, чѣмъ извѣстенъ новый генералъ-штабъ-докторъ Кудринъ; въ медицинскомъ мірѣ объ его имени никто никогда не слыхалъ; какъ администраторъ, г. Кудринъ тоже едва ли извѣстенъ г. Мерцалову, такъ какъ, по словамъ самаго же новаго генералъ штабъ-доктора, онъ большую часть своей службы проводилъ въ плаваніи, и слѣдовательно, въ медицинской администраціи homo novus. Чтожъ заставило свидѣтеля свободно вздохнуть? Я, напримѣръ, слышалъ только, что г. Кудринъ не окончилъ даже полнаго курса на медицинскомъ факультетѣ и выпущенъ изъ московскаго университета во время крымской войны изъ 4-го курса.

   Нѣкоторая поспѣшность въ выраженіи своихъ надеждъ со стороны г. Мерцалова является тѣмъ болѣе неосновательною, что черезъ день или два послѣ того, какъ свидѣтель сдѣлалъ «комплиментарныя» заявленія новому генералъ-штабъ-доктору, зтотъ же самый генералъ-штабъ-докторъ Кудринъ въ своемъ свидѣтельскомъ показаніи высказалъ, между прочимъ, мнѣніе, едва ли дающее право на возбужденіе большихъ надеждъ. О своемъ предшественникѣ новый генералъ-штабъ-докторъ тоже отозвался очень хорошо.

   По словамъ г. Кудрина, «личныя отношенія его съ Бушемъ начались съ 1868 года. Потомъ, съ 1870 года, свидѣтель находился постоянно въ плаваніи и очень рѣдко и ненадолго бывалъ въ Петербургѣ. Знаетъ Буша за человѣка честнаго и былъ крайне пораженъ тѣмъ, что было написано въ газетахъ. Свидѣтель и Бушъ находились между собою въ хорошихъ отношеніяхъ. Къ медицинскому персоналу, насколько свидѣтелю извѣстно, Бушъ относился всегда въ высшей степени вѣжливо, и хотя отъ нѣкоторыхъ врачей свидѣтель слышалъ, что Бушъ былъ рѣзокъ, но этихъ рѣзкостей въ присутствіи его никогда не было, и онъ объясняетъ ихъ тѣмъ, что, обыкновенно, начальникъ обремененъ массою различныхъ просьбъ, большею частью неосновательныхъ, а потому иногда нельзя не быть рѣзкимъ. Насколько свидѣтелю извѣстенъ Бушъ, онъ находитъ, что обвиненіе его въ вымогательствѣ положительно невозможно. Свидѣтелю также извѣстны заботы Буша о пользѣ службы, и онъ считаетъ его человѣкомъ, приносившимъ большую пользу медицинскому вѣдомству. На вопросы прокурора свидѣтель отвѣчалъ, что послѣ 1870 года онъ никакихъ отношеній къ врачамъ и госпиталямъ, находясь постоянно въ плаваніи, не имѣлъ. Что касается консультантовъ, то должность эта была, установлена въ тѣхъ видахъ, чтобы консультанты по извѣстной своей спеціальности руководили молодыми врачами; а для этого на подобныя мѣста могли быть назначаемы только спеціалисты. Былъ ли докторъ Миллеръ спеціалистомъ по окулистикѣ, свидѣтель не знаетъ: но ему извѣстно, что Миллеръ — большой энциклопедистъ, такъ что въ Максимиліановской лѣчебницѣ онъ принимаетъ больныхъ по груднымъ и ушнымъ болѣзнямъ».

   На опросы о подсудимыхъ гг. Андреевѣ и Парфеновѣ — генералъ-штабъ-докторъ объяснилъ, «что Андреева знаетъ всего только два мѣсяца: что же касается Парфенова, то его свидѣтель находитъ очень способнымъ человѣкомъ»…

   Это свидѣтельское показаніе, разумѣется, нисколько не ослабило всей массы косвенныхъ уликъ, падающихъ на г. Буша, и конечно, не остановило бы моего вниманія, еслибъ не оптимизмъ г. Мерцалова относительно новой эры въ медицинскомъ, вѣдомствѣ… Въ доказательство поспѣшности надеждъ, я позволю себѣ только отмѣтить характерное замѣчаніе въ устахъ г. Кудрина; «начальнику иногда нельзя не быть рѣзкимъ», въ виду того, что начальникъ бываетъ большей частью обремененъ не основательными просьбами».— Отчего непремѣнно неосновательными просьбами и большей частью? Казалось бы, врачъ, по профессіи своей, пріучается къ мягкости, но свидѣтель, тоже врачъ, высказывается въ пользу рѣзкости. Это во всякомъ случаѣ заявленіе, не особенно пріятное для поджилокъ гг. врачей!

   Положительно, г. Мерцаловъ обнаружилъ надежды раненько.

   Г. Кудринъ, по крайней мѣрѣ, высказался съ большой опредѣленностью, и пусть не пеняютъ на него врачи, если онъ иногда будетъ съ ними рѣзокъ. Иначе нельзя-съ, господа-врачи. Про то свидѣтельствуетъ публично вашъ новый генералъ-штабъ-докторъ, со времени поступленія котораго, т. е. въ теченіи 2-хъ мѣсяцевъ, уже успѣли замѣтить поворотъ къ до-бушевскимъ временамъ. Тѣмъ не менѣе, и положеніе г. Кудрина нѣсколько странное. Онъ, такъ сказать, одобрилъ отношеніе г. Буша къ врачамъ и даже нашелъ г. Парфенова очень способнымъ человѣкомъ, а судъ ни дѣйствій г. Буша, ни дѣйствій г. Парфенова не одобрилъ. Какъ быть теперь г. Кудрину? Впрочемъ, этотъ вопросъ праздный, по крайней мѣрѣ, для нашихъ медицинскихъ чиновниковъ, и я убѣжденъ, что г. Кудринъ послѣ приговора суда безповоротно убѣдится, что г. Бушъ виноватъ и что г. Парфеновъ неспособный человѣкъ.

   Вотъ еще свидѣтель, это ужъ не «старецъ», а изъ болѣе молодыхъ — коллежскій асессоръ Архангельскій. Послушаемъ его:

   «По окончаніи курса въ Медико-Хирургической Академіи, я былъ опредѣленъ во флотъ младшимъ врачемъ. Затѣмъ, я выдержалъ экзаменъ на степень доктора медицины и просилъ флота генералъ-штабъ-доктора прикомандировать меня къ петербургскому порту, такъ какъ я желалъ продолжать научныя занятія. Потомъ меня встрѣтилъ Андреевъ и спросилъ: «вы хотите перейти въ петербургскій портъ?» Я отвѣчалъ, что очень желаю. Онъ сказалъ, что есть мѣсто, которое стоитъ 500 руб. Я согласился, но такъ какъ у меня не было столько денегъ, то я сказалъ, что 300 рублей могу дать, а 200 рублей впослѣдствіи, когда буду имѣть возможность. Чрезъ нѣсколько времени я получилъ приглашеніе быть у г. Буша. Онъ спросилъ меня, желаю ли я перейти въ Петербургъ, и хотѣлъ знать, что за причина, причемъ говорилъ, что въ матеріальномъ отношеніи мнѣ лучше оставаться въ Кронштадтѣ. Но я сказалъ, что желаю заняться научными работами и потому прошу перевести меня въ Петербургъ. Затѣмъ состоялся мой переводъ, и я отдалъ Андрееву 300 руб., а 200 руб. долженъ и по настоящее время. Обратился къ Андрееву потому, что слышалъ отъ товарищей, что чрезъ него можно все сдѣлать».

   Прокуроръ. Вы раньше отдали Андрееву 300 рублей, чѣмъ состоялся переводъ?

   Архангельскій. Нѣтъ, потомъ.

   Вопросъ. Слѣдовательно, у васъ былъ такой уговоръ?

   О. Нѣтъ, на честное слово.

   Далѣе свидѣтель показалъ, что поступилъ на службу въ 1875 году, по рекомендаціи генералъ маіора Жемчужникова, который, вмѣстѣ съ нимъ, свидѣтелемъ, былъ у Буша для этой цѣли. Во все время служенія Бушъ былъ съ свидѣтелемъ вѣжливъ и, вообще, въ хорошихъ отношеніяхъ. На вопросъ прокурора, почему свидѣтель въ первомъ своемъ показаніи на предварительномъ слѣдствіи показывалъ иначе, чѣмъ во второмъ, свидѣтель объяснилъ, что въ первомъ показаніи онъ сказалъ, что деньги Андрееву далъ въ долгъ, но сознаніе ложности этого показанія и укоръ совѣсти заставили его явиться къ судебному слѣдователю и дать второе показаніе, которое онъ и подтвердилъ здѣсь на судѣ. Свидѣтель слышалъ, что за дачу взятки придется отвѣчать, и нѣсколько опасался показывать правду.

   Не лишено пикантности и показаніе капитана Яковлева, въ которомъ капитанъ передавалъ о разсказѣ врача Еремеева, заплатившаго за переводъ въ Петербургъ 300 р., какъ онъ, Еремеевъ, былъ приглашенъ въ Бушу пить чай. Вмѣстѣ съ нимъ у генералъ-штабъ-доктора пила чай и танцовщица Селезнева. «Въ это время г. Бушу принесли конвертъ изъ Кронштадта, по прочтеніи котораго онъ сказалъ: «Что за дуракъ этотъ Шванкъ — не умѣетъ назначить врача» и просилъ Селезневу самой назначить. Она назначила Тихова и, дѣйствительно, какъ я потомъ узналъ, именно Тиховъ пошелъ въ плаваніе».

   Зналъ ли молодой врачъ Тиховъ, кому онъ обязанъ своимъ назначеніемъ?

   А вотъ и наивный авторъ хвалебной статьи въ «Кронштадтскомъ Вѣстникѣ» врачъ, г. Коржавинъ. На судѣ онъ показывалъ, что г. Бушъ не сдѣлалъ ему существеннаго вреда, но онъ опасался этого вреда, тѣмъ болѣе, что ему извѣстно было нерасположеніе къ нему г. Буша, такъ что онъ избѣгалъ встрѣчи съ нимъ «для того, чтобы личность моя не производила на г. Буша непріятнаго впечатлѣнія». Вѣроятно, для уничтоженія такого впечатлѣнія свидѣтель, по просьбѣ нѣкоторыхъ своихъ коллегъ, написалъ статью въ защиту г. Буша. Эта статья была напечатана въ «Кронштадтскомъ Вѣстникѣ». Послѣ этого свидѣтель былъ произведенъ въ старшіе врачи.

   — «За эту хвалебную статью вы и получили мѣсто старшаго врача?» — спросилъ прокуроръ.

   — «Это не хвалебная, нѣтъ»,— отвѣтилъ свидѣтель. Дѣйствительно, одинъ докторъ замѣтилъ мнѣ, что тутъ была похвала, ну, и я потомъ не сталъ писать болѣе, потому что дальнѣйшая статья могла быть куреніемъ ѳиміама начальству.

   — «Въ которомъ году эта статья была напечатана въ «.Кронштадтскомъ Вѣстникѣ?» — спросилъ защитникъ.

   И, вѣроятно, къ неудовольствію защитника, наивный свидѣтель отвѣтствовалъ:

   — «Въ 1875 или 1876 году, при производствѣ меня въ старшіе врачи».

   Новый свидѣтель, докторъ Баумбахъ, о которомъ г. Бушъ сперва былъ самаго дурного мнѣнія и которому потомъ далъ мѣсто главнаго врача въ Владивостокѣ, показалъ на судѣ то же, что и на слѣдствіи. А на слѣдствіи онъ далъ слѣдующія любопытныя показанія о покупкѣ имъ мѣста. «Будучи городовымъ врачемъ, онъ подвергался преслѣдованіямъ со стороны Буша. Благодаря другимъ врачамъ, служившимъ въ Кронштадтскомъ госпиталѣ, которые постоянно доносили, что онъ, Баумбахъ, лѣчитъ проститутокъ въ домахъ терпимости, чего онъ никогда не дѣлалъ, главный докторъ Шванкъ прямо сказалъ ему, что лучше оставить должность городового врача, такъ какъ Бушъ непремѣнно хочетъ удалить его. Баумбахъ слышалъ, что врачъ Кротковъ заплатилъ 500 р., чтобъ занять должность, по удаленіи Баумбаха, городового врача Кронштадта. Затѣмъ, въ февралѣ или мартѣ, къ Баумбаху пріѣхалъ помощникъ аптекаря Бетъ и сказалъ, что Андреевъ желаетъ поговорить съ нимъ. Баумбахомъ, объ одной вещи, которая будетъ ему пріятна. Въ тотъ же день Андреевъ сказалъ ему, что Бушъ нуждается въ деньгахъ, и не можетъ ли Баумбахъ дать въ долгъ 4,000 р., въ чемъ Бушъ дастъ вексель или заемное письмо. Баумбахъ сказалъ, что подумаетъ. Онъ не хотѣлъ давать деньги, но его жена сказала, что нужно или дать, или выйти въ отставку, а потому Баумбахъ поѣхалъ къ Бушу и далъ ему 3,100 руб. % бумагами, по номинальной ихъ цѣнѣ. Бушъ выдалъ собственноручно росписку, приложенную къ дѣлу. 27-го февраля, Баумбахъ получилъ телеграмму отъ Пфейфера, главнаго доктора въ Владивостокѣ, въ которой сказано: «Я подалъ въ отставку. Кланяюсь товарищу». Вслѣдствіе этого, Баумбахъ поѣхалъ къ Бушу и заявилъ желаніе занять мѣсто во Владивостокѣ, на что Бушъ отвѣтилъ, что если не будетъ кандидатовъ, которые имѣютъ больше права, то онъ доложитъ объ этомъ управляющему морскимъ министерствомъ. Еще до назначенія, когда онъ былъ однажды у Богдана Ивановича (Буша), то тотъ спросилъ: «ну, какъ наши дѣла?». Баумбахъ отвѣтилъ, что если онъ будетъ назначенъ и ему будетъ возможно, то онъ сосчитаетъ долгъ Буша уплаченнымъ. Послѣ этого, 6 іюня 1881 года, состоялся высочайшій приказъ о назначеніи Баумбаха главнымъ врачемъ во Владивостокъ. Обращеніе Буша съ Баумбахомъ, до уплаты ему долга, было грубое; послѣ же «уплаты» Бушъ сталъ обращаться вѣжливѣе». Тутъ, кстати замѣчу, что изъ множества другихъ свидѣтельскихъ показаній, оказывается, что назначеніе г. Баумбаха на мѣсто старшаго врача очень всѣхъ поразило, и вообще мнѣніе свидѣтелей о г. Баумбахѣ невысокое.

   Возвращаясь къ исторіи Баумбаховскаго займа, надо сказать, что сдѣлка не состоялась. Во Владивостокъ свидѣтель не поѣхалъ потому, что ему не дали прогоновъ, и деньги онъ получилъ съ г. Буша обратно.

   На вопросъ, нѣсколько наивный, г. прокурора: охотно ли г. Баумбахъ давалъ г. Бушу взаймы деньги,— свидѣтель отвѣчалъ, что онъ посовѣтовался съ супругой, и она сказала: «или дать или вытти въ отставку». Я и порѣшилъ, что нужно дать. Супруга свидѣтеля, такимъ образомъ, явилась «демономъ-искусителемъ» г. Баумбаха. Бѣдныя жены! Чего только не валятъ на васъ мужья!

   Довольно характерно и показаніе одного младшаго врача 85-го Выборгскаго полка.

   Еще будучи студентомъ, онъ слышалъ, что во флотъ можно поступить или имѣя сильную протекцію, или заплативъ г. Бушу. Тогда свидѣтель обѣщался заплатить 400 р., если получитъ мѣсто, изъ прогонныхъ денегъ. Состоялся Высочайшій приказъ о назначеніи свидѣтеля въ Владивостокъ; являясь передъ отъѣздомъ къ г. Бушу, свидѣтель извинился, что не можетъ теперь же уплатить 400 р. Г. Бушъ раскричался и сказалъ: «Еслибъ я зналъ, что вы — такой подлецъ, то я бы никогда не принялъ васъ на службу!». Въ отвѣтъ на такое напутствіе своего начальника, свидѣтель обѣщалъ выслать деньги изъ Владивостока, но г. Бушъ выгналъ его вонъ. Въ Владивостокѣ и потомъ въ Кронштадтѣ свидѣтель терпѣлъ притѣсненія и перешелъ потомъ въ военное вѣдомство.

   На судебномъ слѣдствіи этотъ же свидѣтель заявилъ что въ Кронштадтѣ, въ госпиталѣ есть нѣкій дѣлопроизводитель Терентьевъ, играющій при главномъ докторѣ Шванкѣ такую же роль, какъ Андреевъ при Бушѣ, «такъ что управленіе Шванка безъ Терентьева немыслимо».

   Передъ судомъ является еще «благородный свидѣтель» — морской и театральный врачъ, г. Каменскій, человѣкъ еще молодой, но, какъ видно, изъ очень «раннихъ». Показаніе его благопріятно подсудимому, но отвѣты его, хотя и уклончивые, на вопросы прокурора, совсѣмъ ужъ неблагопріятны и для подсудимаго, и для самого свидѣтеля, въ особенности для свидѣтеля. Эти отвѣты проливаютъ нѣкоторый свѣтъ на такую особенность отношеній между начальникомъ и подчиненнымъ, на такія недвусмысленныя обязанности свидѣтеля, весьма похожія на обязанности сводника,— что большей грязи и мерзости, кажется, нельзя и вообразить себѣ.

   На вопросъ прокурора о томъ, какимъ образомъ письма интимнѣйшаго характера, адресованныя къ свидѣтелю, очутились у г. Буша и находятся при дѣлѣ,— свидѣтель не пожелалъ отвѣчать; но на дальнѣйшіе вопросы объ его отношеніяхъ къ Бушу показалъ, что «близость отношеній существовала вслѣдствіе того, что г. Бушъ обратился къ нему съ просьбой руководить его сына».

   «Прокуроръ. Бушъ платилъ вамъ за это деньги?

   Каменскій. Нѣтъ.— В. Есть въ дѣлѣ счеты портного и друг., по которымъ Бушъ платилъ за платье, сдѣланное для васъ.— О. Я разсчитался съ Бушемъ.— В. Затѣмъ есть цѣлая пачка писемъ отъ артистокъ театра — г-жъ А…. В… и отъ многихъ другихъ. Изъ этихъ писемъ видно, что вы привозили артистокъ къ Бушу и потомъ отвозили ихъ обратно. Сверхъ того, вы исполняли различныя порученія относительно обѣдовъ, угощеній и т. п. Не можете ли вы сказать, что это такое?— О. Это знакомыя г. Буша и мои.— В. Какое же участіе вы принимали въ этомъ?— О. Никакого.— В. Почему же вы увѣдомляли Буша такъ аккуратно и такъ часто,— очевидно, это велось систематически — что такая-то изъ артистокъ будетъ обѣдать у него, такая-то поѣдетъ въ циркъ, а такая-то не поѣдетъ — словомъ, вы входите въ этихъ письмахъ въ различныя детальныя описанія? (Свидѣтель молчитъ).

   Предсѣдатель. Вы можете сказать только относительно вашихъ отношеній къ Бушу. Что касается писемъ, то содержаніе ихъ не идетъ къ дѣлу, и вы объ этомъ можете не говорить.

   Каменскій. Первое, что связывало меня съ Бушемъ, это — воспитаніе его сына. Поэтому, я часто бывалъ у Буша.

   Предсѣдатель. И вы исполняли его разныя порученія?

   Каменскій. Особыхъ порученій я не имѣлъ.

   Прокуроръ. Такъ что васъ связывало съ Бушемъ только воспитаніе его сына?

   Каменскій. Да.— В. А отношенія, основанныя на этихъ письмахъ, вы объяснить не желаете?— О. Нѣтъ.— В. Не можете ли объяснить одно ваше письмо, отъ 12 мая 1880 года, въ которомъ вы пишете, что какая-то вдовушка пріѣзжала къ вамъ за адресомъ Андреева, и вы дали ей его адресъ, и сообщаете въ этомъ письмѣ Бушу, что не успѣли предупредить объ этомъ Андреева. Что это значитъ?— О. Не припомню».

   Не довольно ли свидѣтельскихъ показаній? Не довольно ли всей этой грязи, которая обнаружилась на этомъ процессѣ? Повторяю, не одинъ только подсудимый вышелъ изъ этого процесса некрасивымъ,— это еще была бы не большая бѣда,— а бѣда въ томъ, что «нравы» въ вѣдомствѣ морскихъ врачей оказались ужъ очень «поврежденными». Это то и составляетъ характерную черту процесса, какъ очень серіозный признакъ деморализаціи, охватившей насъ со всѣхъ сторонъ.

   Разумѣется, и въ этомъ баталіонѣ свидѣтелей оказались вполнѣ порядочные люди, но я говорю о впечатлѣніи, которое производитъ большинство. Какимъ образомъ и почему молодой, полный жизни и добрыхъ намѣреній, врачъ, желавшій посвятить себя дальнѣйшему усовершенствованію въ наукѣ, желавшій принести пользу своими знаніями, мало-по-малу бросаетъ науку и дѣлается медицинскимъ чиновникомъ, у котораго трясутся при встрѣчѣ съ начальствомъ поджилки, и, въ погонѣ за чинами, орденами и окладами, пускается по проторенной дорожкѣ взятокъ, исканій и самыхъ позорныхъ компромиссовъ? Ахъ, это нерѣдкія метаморфозы въ нашемъ отечествѣ, гдѣ независимость характера, сила убѣжденій и стойкость совсѣмъ не имѣютъ сбыта на общественной службѣ. А тамъ, гдѣ этого нѣтъ, деморализація идетъ быстрыми шагами, поражая не однихъ только свободныхъ отъ образованія людей, и доводитъ наконецъ, до такихъ «ласковыхъ телятъ», какъ этотъ, готовый, даже на сводничество молодой человѣкъ, г. Каменскій..

  

IV.

   Прокуроръ сказалъ, вѣрнѣе — прочелъ свою рѣчь сдержанно и безцвѣтно. Защитникъ г. Буша, присяжный повѣренный Бобрищевъ-Пушкинъ, началъ съ заявленія своего глубокаго убѣжденія въ безусловной невинности Буша. Оставимъ на совѣсти г. присяжнаго повѣреннаго это «глубокое убѣжденіе», вынесенное вѣроятно послѣ нѣсколькихъ дней процесса, и не удивимся, конечно, что его длинная рѣчь производила непріятное впечатлѣніе… Слишкомъ ужъ онъ превозносилъ своего кліента, замѣняя доказательства красивыми фразами и эффектными восклицаніями. Слишкомъ ужъ театральною казалась его рѣчь и самъ онъ походилъ на тенора di grazia, поющаго любовную арію; пафосъ его, длившійся безпрерывно въ теченіи 2-хъ часовъ, совсѣмъ не дѣйствовалъ на слушателей…

   Пріемы его защиты тоже были не изъ очень красивыхъ, особенно въ тѣхъ мѣстахъ рѣчи, гдѣ онъ, указывая на обличенія начальника подчиненными, скорбѣлъ объ упадкѣ дисциплины, и гдѣ онъ сваливалъ вину съ плечъ своего кліента на плечи другого подсудимаго, Андреева. Это ужъ совсѣмъ некрасиво…

   Защитникъ Андреева, присяжный повѣренный Нечаевъ, хоть и не обладаетъ сценическимъ талантомъ г. Бобрищева-Пушкина, но произвелъ своей искренной, простой рѣчью лучшее впечатлѣніе.— Подсудимые отказались отъ заключительныхъ словъ. Судъ удалился на совѣщаніе въ 6 ч. 40 м. Въ 12 ч. 40 м. ночи предсѣдатель объявилъ резолюцію, по которой судъ призналъ виновными: Буша — въ томъ, что за опредѣленія, перемѣщенія, назначенія повышенія и награды подвѣдомственныхъ ему чиновъ, состоя флота генераломъ-штабъ-докторомъ, бралъ въ свою пользу деньги, а когда требовалъ и не получалъ отъ подчиненныхъ ему чиновъ денегъ, то по этому поводу дѣлалъ притѣсненія; Андреева — въ томъ, что за опредѣленія, перемѣщенія и проч. съ подвѣдомственныхъ Бушу чиновъ, состоя его довѣреннымъ лицомъ, требовалъ и получалъ деньги, причемъ судъ призналъ уменьшающія вину его обстоятельства, и Парфенова — въ томъ, что по дѣламъ и дѣйствіямъ, касающимся службы, принималъ деньги или подарки; а потому судъ постановилъ:

   1) Буша, 61 года, на основаніи 372-й, 376-й, 377-й и 378-й ст. улож. о наказ. и ст. 86-й воен. морск. уст. о наказ., лишить всѣхъ особенныхъ, лично и по состоянію присвоенныхъ и службою пріобрѣтенныхъ правъ и преимуществъ, а также дворянства, чиновъ, орденовъ и знаковъ отличія и сослать въ Томскую губернію, съ воспрещеніемъ отлучки изъ мѣста назначеннаго ему жительства въ теченіи одного года и выѣзда въ другіе города и области Сибири въ теченіи 4 лѣтъ, съ прочими послѣдствіями, въ улож. о наказ. означенными;

   2) Андреева, 54 лѣтъ, лишить всѣхъ особенныхъ, лично и по состоянію присвоенныхъ и службою пріобрѣтенныхъ правъ и преимуществъ, исключить изъ службы, лишивъ дворянства, чиновъ и орденовъ, и сослать въ Архангельскую губернію съ воспрещеніемъ отлучки въ теченіи трехъ лѣтъ, съ послѣдствіями, въ улож. о нак. означенными;

   3) Парфенова, 39-ти лѣтъ, отставить отъ службы съ послѣдствіями, въ воен. морск. уставѣ означенными.

   Приговоръ въ окончательной формѣ будетъ объявленъ 19-го мая, въ часъ дня.

——

   Когда послѣ окончанія рѣчей защитниковъ я выходилъ изъ суда, кто-то изъ публики замѣтилъ:

   — Ну, теперь до слѣдующаго представленія…

   — Какъ, до слѣдующаго?

   — А такъ… Пока какой-нибудь обиженный гражданинъ случайно не заявитъ претензіи, и случайно не возбудится новое дѣло… Вѣдь и Бушъ случайно попалъ… Очень ужъ неосторожный сатрапъ былъ!

   — И вы думаете, что взятки не прекратятся?..

   — Еще бы! перебилъ первый…

   — Но устрашающее вліяніе суда?..

   — Мало смущаетъ осторожнаго человѣка…

   — Гдѣ жъ средство?

   — Ужъ, конечно, не въ этихъ процессахъ, гдѣ крупный лихоимецъ является случайно!— замѣтилъ скептикъ, прерывая разговоръ.