Иосиф Дементьевич Лукашевич

Автор: Фигнер Вера Николаевна

  

   Галлерея Шлиссельбургскихъ узниковъ

   Подъ редакціею: Н. Ѳ. Анненскаго, В. Я. Богучарскаго, В. И. Семевскаго и П. Ф. Якубовича

   Часть I. Съ 29 портретами.

   Весь чистый доходъ предназначается въ пользу бывшихъ шлиссельбургскихъ узниковъ.

   С.-Петербургъ. Типографія М. М. Стасюлевича, Bac. остр., 5 лин., 28. 1907.

  

Іосифъ Дементьевичъ Лукашевичъ.

  

   Іосифъ Дементьевичъ Лукашевичъ родился въ годъ польскаго возстанія, 1 декабря 1863 г. Его отецъ, польскій помѣщикъ Виленской губерніи {Имѣнье Быковка, гдѣ Іосифъ Дементьевичъ и нынѣ живетъ съ сестрами.}, хотя и не принималъ активнаго участія въ возстаніи, однако настолько былъ разоренъ военными реквицизіями, что не могъ дать старшему сыну (нынѣ уже умершему) даже средняго образованія: содержаніе въ гимназіи было не по силамъ семьѣ. Когда подросъ Іосифъ, обстоятельства нѣсколько улучшились, но все-таки уже съ V класса виленской классической гимназіи, въ которую онъ поступилъ въ 1875 г., и далѣе, во все время студенчества, Іосифъ Дементьевичъ содержалъ себя самъ — репетиторствомъ. Ранняя необходимость и привычка стоять на собственныхъ ногахъ имѣла громадное воспитательное значеніе для всей духовной личности I. Д. Она создала изъ него то, что англичане зовутъ self-made man: человѣка самостоятельнаго, самодѣятельнаго, трудолюбиваго и съ громадной работоспособностью. Въ дѣтствѣ I. Д. былъ окруженъ условіями, способствовавшими развитію въ немъ любви къ естествознанію. Онъ жилъ въ деревнѣ, вблизи природы; его отецъ былъ любителемъ садоводства и цвѣтовъ, и отъ него I. Д., ребенкомъ, пріобрѣлъ знакомство со множествомъ растеній и отчасти овладѣлъ ихъ номенклатурой; его кузенъ умѣлъ набивать чучела птицъ и передалъ это искусство и I. Д.; тогда же зародились въ немъ — интересъ къ жизни животныхъ и любовь къ нимъ. Въ III-мъ классѣ гимназіи старая технологія, взятая въ библіотекѣ, возбудила въ его любознательномъ умѣ рядъ вопросовъ по химіи, и въ этомъ отношеніи пріобрѣтеніе въ IV классѣ у букиниста маленькой химіи Роско составило для его умственнаго развитія цѣлую эпоху, раскрывъ совершенно новый міръ, касающійся строенія простыхъ и сложныхъ тѣлъ природы. Съ тѣхъ поръ и навсегда химія стала для I. Д. одной изъ самыхъ любимыхъ наукъ. По его собственному признанію, никакая книга не доставила ему «столько радости», сколько дала эта маленькая книжка, пріобрѣтенная въ дѣтствѣ. Возбуждая мысль и давая теорію, она предлагала опытъ для провѣрки того или другого положенія, и вотъ потребовалась своя маленькая лабораторія, чтобы продѣлать всевозможныя реакціи. Товарищъ Іосифа Дементьевича по гимназіи — Соболевскій, который и теперь остается его другомъ, помогъ ему въ осуществленіи этого плана ч научилъ владѣть паяльной трубкой, послѣ чего I. Д. съ жаромъ принялся за опыты по химіи и пиротехникѣ. На ряду съ этимъ, постепенно, онъ купилъ микроскопъ, электрическую машину, волшебный фонарь и т. п. Все это составило практическую школу, гдѣ среди удачъ и неудачъ пріобрѣталось умѣнье обращаться съ инструментами и развивалась способность изобрѣтать и приспособлять средства для эксперимента. Въ этой школѣ I. Д. учился самодѣятельности, умѣнью оріентироваться при затрудненіяхъ и впервые получалъ техническіе навыки, столь необходимые для натуралиста и въ полномъ блескѣ развитые имъ впослѣдствіи въ Шлиссельбургѣ.

   Рядомъ съ практической дѣятельностью шли и теоретическія занятія, и, будучи еще гимназистомъ, I. Д. прочелъ много хорошихъ книгъ, какъ по естествознанію, такъ и по наукамъ общественнымъ (Фогтъ, Бюхнеръ, Леббокъ, Джевонсъ, Д. С. Милль и др.), такъ что ко времени поступленія въ университетъ имѣлъ уже вполнѣ достаточную подготовку.

   Въ 83 г. I. Д. кончилъ гимназію и уѣхалъ въ Петербургъ, гдѣ и поступилъ на естественный факультетъ. Онъ проходилъ курсъ за курсомъ съ блестящимъ успѣхомъ, такъ какъ обладалъ превосходными способностями и никогда не ограничивался однѣми лекціями. Черпая знаніе, по возможности, изъ первоисточниковъ и прекрасно овладѣвъ методами научнаго изслѣдованія, онъ обращалъ на себя вниманіе профессоровъ, и, повидимому, ему предстояла блестящая научная карьера.

   Но въ мартѣ 1887 года, когда до окончанія университетскаго образованія оставалось всего нѣсколько мѣсяцевъ, онъ былъ арестованъ, судимъ и въ маѣ того же года заключенъ въ Шлиссельбургскую крѣпость на каторгу безъ срока.

   Политическая карьера человѣка, въ 23 года попавшаго въ Шлиссельбургъ, не могла быть продолжительной и сложной. Еще въ VIII классѣ гимназіи Лукашевичъ познакомился съ нелегальной литературой, польской и русской. Она произвела на него глубокое и рѣшающее впечатлѣніе. Почву для этого приготовила сама жизнь. Воспоминанія дѣтства и семейныя традиціи послѣ 63-го года; недовольство и обида у самаго семейнаго очага; общее броженіе и ожесточеніе въ Польшѣ и Литвѣ, придавленныхъ русскимъ сапогомъ со шпорой; преслѣдованіе польской рѣчи въ гимназіи, принудительныя молитвы на русскомъ языкѣ и вынужденное посѣщеніе православныхъ храмовъ въ праздникъ; безсмысленные и безтактные обыски на общихъ квартирахъ учениковъ такого возраста, что сыщики-педагоги могли находить у нихъ только дѣтскія игрушки… Развѣ всего этого не было достаточно, чтобъ возрастить оскорбленное чувство патріота и горячее сердце революціонера?..

   Поступивъ въ петербургскій университетъ, I. Д. тотчасъ же попалъ въ студенческій кружокъ самообразованія, занимавшійся изученіемъ политической экономіи и конституціоннаго строя западно-европейскихъ государствъ и С. Америки, а потомъ — въ землячество, въ которомъ состоялъ кассиромъ. Въ этотъ періодъ его жизнь не выходила изъ рамокъ дѣятельности выдающагося студента, сочувствующаго революціоннымъ идеямъ и горячо относящагося ко всѣмъ студенческимъ дѣламъ. Но въ 1885 году онъ познакомился и близко сошелся съ студентомъ Шевыревымъ, который впослѣдствіи былъ казненъ. Этотъ выдающійся человѣкъ, который раньше былъ въ Харьковѣ и о которомъ, къ сожалѣнію, очень мало извѣстно въ революціонномъ мірѣ, былъ энергичнымъ агитаторомъ и организаторомъ.

   Университетская молодежь, пылкая и увлекающаяся, представляла, какъ всегда, широкую арену для заведенія многочисленныхъ знакомствъ и связей. И вотъ, Шевыревъ соединившись съ Лукашевичемъ, мобилизировалъ студенчество на разнаго рода кружкахъ и организаціяхъ съ тѣмъ, чтобы потомъ объединить всѣ годные элементы на чисто революціонномъ дѣлѣ.

   Въ это время партія Народной Воли настолько потеряла свои главныя силы, что, по свидѣтельству Іосифа Дементьевича, революціонной молодежи университета не къ чему было приставать, и организація, задуманная Шевыревымъ въ 86—87 году, должна была начинать дѣло совершенно самостоятельно, на собственный рискъ и страхъ. Эта организація, во главѣ которой стали Шевыревъ, Лукашевичъ и третій, замѣчательный по уму и способностямъ, студентъ — Ульяновъ, считала, какъ и Народная Воля, достиженіе политической свободы первой задачей революціонной партіи, а средствомъ признавала политическій терроръ, для чего предполагалось организовать цѣлый рядъ боевыхъ группъ — для каждаго террористическаго акта отдѣльную.

   Мало-по-малу къ задуманной организаціи стали. стекаться матеріальныя средства и молодыя силы, предлагавшія свое содѣйствіе и услуги. Была устроена типографія, паспортный столъ и динамитная мастерская; организована первая боевая группа изъ 6 человѣкъ, съ Осипановымъ во главѣ, и намѣчены вторая и третья. Организація предполагала повторить 1-ое марта и приготовила бомбы новаго образца, отступавшаго отъ завѣщаннаго Кибальчичемъ и Исаевымъ. Члены первой боевой группы, — три метальщика и три сигнальщика, — были разставлены по опредѣленному плану на Невскомъ проспектѣ 1-го марта 1887 года, въ ожиданіи проѣзда Александра ІІІ-го и… на мѣстѣ задуманнаго дѣйствія — всѣ шестеро арестованы… Оказалось, что сыщики выслѣдили заговорщиковъ, благодаря надзору за Андреюшкинымъ, который былъ одиымъ изъ дѣйствующихъ въ этотъ день лицъ.

   Сигнальщикъ Канчеръ, впослѣдствіи на Сахалинѣ покончившій съ собой, выдалъ послѣ ареста все, что зналъ, указавъ, между прочимъ, и на Іосифа Дементьевича, какъ на участника въ подготовленіи покушенія. Немного спустя назначенъ былъ судъ надъ 15-ью лицами; изъ нихъ семь человѣкъ были приговорены къ смертной казни. Перевезенные въ Шлиссельбургъ, Шевыревъ, Ульиновъ, Андреюшкинъ, Осипановъ и Генераловъ были тамъ повѣшены, а для Лукашевича и Новорусскаго началась каторга безъ срока…

   Наши революціонныя партіи только въ новѣйшее время пріобрѣли широкое основаніе въ народныхъ массахъ. До конца 80-хъ годовъ движеніе охватывало, сравнительно небольшой слой интеллигенціи, вышедшей изъ среды небогатаго дворянства и буржуазіи, да отдѣльные кружки рабочихъ. Идеологія упреждала жизнь: люди съ пробудившимся сознаніемъ, одушевленные альтруистическими идеалами и потребностью къ свободѣ, боролись одинъ на одинъ за лучшее будущее… Остальное населеніе, молча, наблюдало, апплодировало или, задавленное нуждой, жило своей жизнью и было даже плохо освѣдомлено о томъ, во имя чего вверху происходитъ битва… Итакъ, среди гробового молчанія сошла со сцены «Народная Воля», а попытка Шевырева и Лукашевича была послѣдней зарницей, завершившей опредѣленный періодъ въ эволюціи революціоннаго движенія, послѣ чего оно сошло, такъ сказать, на дно, чтобы, совершивъ тамъ громадную революціонно-культурную работу и пользуясь пріобрѣтеніями, которыя приносило само время, разлиться бурнымъ потокомъ въ наши дни…

   Въ Шлиссельбургѣ Іосифъ Дементьевичъ пробылъ 18 1/2 лѣтъ, которыя посвятилъ, главнымъ образомъ, умственному труду.

   «Когда меня привезли въ Шлиссельбургъ, — пишетъ онъ, — настроеніе у меня было угнетенное отъ всего пережитаго мной… На первыхъ порахъ я не имѣлъ книгъ, и меня даже не выводили на прогулку… Тогда я занялся однимъ вопросомъ, относящимся къ кубатурѣ тѣлъ. Я зналъ, что существуетъ замѣчательная зависимость между поверхностями и объемами, съ одной стороны, и положеніемъ центра тяжести вращающихся линій и площадей — съ другой.

   «Но на какомъ основаніи существуетъ такая зависимость, мнѣ было неизвѣстно, и потому я взялся доказать эту зависимость для всякихъ фигуръ и линій, а также разыскать центры тяжести различныхъ линій, напр., дуги круга, что и сдѣлалъ при помощи элементарной математики. Позднѣе мнѣ пришлось дѣлать изысканія въ области молярной энергіи. Я еще не зналъ, насколько здѣсь приложимо ученіе о потенціалѣ, а также не зналъ, какіе результаты долженъ получить въ данной области. Словомъ, мнѣ приходилось самому выводить рядъ положеній и формулъ относительно потенціала. Когда впослѣдствіи мнѣ удалось добыть «Теорію потенціальной функціи» Шиллера, то, свѣривъ результаты, полученные мной, съ данными, приведенными у Шиллера, я увидѣлъ, что они тождественны. Это укрѣпило во мнѣ довѣріе къ своимъ силамъ».

   Таковы были первые шаги… Затѣмъ, по мѣрѣ того, какъ въ тюрьму въ различное время и изъ различныхъ источниковъ, безъ всякой послѣдовательности и системы, притекали учебники и научныя книги, запасъ знаній Іосифа Дементьевича расширялся все больше. Но, по мѣрѣ того, какъ эти знанія накоплялись, все сильнѣе чувствовалась потребность въ ихъ систематизаціи, и вопросы объединенія знанія, сведенія положеній отдѣльныхъ наукъ въ цѣльную систему (т.-е. научная философія) все больше и больше поглощали его вниманіе.

   «По складу своего ума, — пишетъ онъ, — я менѣе всего могъ удовлетвориться изученіемъ и усвоеніемъ какой-либо изъ существующихъ философскихъ системъ, такъ какъ разладъ между имѣющимися у меня свѣдѣніями и готовыми положеніями той или другой философемы необходимо заставляли работать мою мысль надъ тѣмъ, какъ избѣжать противорѣчій и непослѣдовательности въ своемъ міровоззрѣніи. Чѣмъ шире становился мой кругозоръ, тѣмъ яснѣе обрисовывалась невозможность уложить мои свѣдѣнія въ рамки какой-либо изъ существующихъ философемъ, и вслѣдствіе этого у меня постепенно созрѣвала мысль попытаться самому синтезировать знаніе, тѣмъ болѣе, что въ переживаемое время философская мысль въ передовыхъ странахъ направлена по преимуществу на разработку исторіи философіи и критику, а не на синтетическую работу. Это и побудило меня написать курсъ научной философіи (въ 7 томахъ), и значительная часть этой работы уже выполнена. Общій планъ моего сочиненія (по духу наиболѣе близкій къ системамъ Спенсера и Огюста Конта) таковъ: Томъ I. Общія начала философіи. Томъ II. Общій обзоръ точныхъ наукъ (математика, геометрія, механика, физика, химія, астрономія). Томъ III. Неорганическая жизнь земли (совокупность процессовъ, имѣющихъ мѣсто въ неодушевленной природѣ). Томъ IV. Органическая жизнь земли (біологія). Томъ V. Отправленія нервной системы (психологія). Томъ VI. Ученіе объ организованной дѣятельности. Томъ VII. Ученіе объ обществѣ (соціологія)».

   Если чрезъ все сочиненіе проводится единая точка зрѣнія, то, съ другой стороны, каждый томъ представляетъ самостоятельное цѣлое и можетъ служить введеніемъ въ отдѣльную область знанія. Но это не простое механическое объединеніе уже готовыхъ знаній: напротивъ, каждый томъ заключаетъ извѣстный элементы новизны, такъ какъ объединеніе требуетъ новыхъ гипотезъ и новыхъ положеній.

   Такъ, во П-мъ томѣ Іосифъ Дементьевичъ объясняетъ лучистую энергію, не прибѣгая къ содѣйствію гипотетическаго эфира, и показываетъ, какимъ образомъ и безъ конкретнаго существованія послѣдняго можно вывести прямолинейное распространеніе свѣтовыхъ, тепловыхъ и другихъ лучей, ихъ отраженіе, преломленіе, поляризацію, интерференцію и т. д.

   Въ III-мъ томѣ разработанъ генезисъ горныхъ породъ въ зависимости отъ ихъ положенія въ земной корѣ. Въ ІѴ-мъ удѣлено много вниманія механизму происхожденія цѣлесообразныхъ организацій — безъ участія естественнаго подбора (напр., отчего появились клапаны въ сердцѣ и венахъ); выясняются характерныя особенности жизненной энергіи и т. д.

   V томъ достигъ, по словамъ I. Д., «очень крупныхъ размѣровъ, во-1-хъ, потому, что психологія имѣетъ особенно важное значеніе для философіи и, во-2-хъ, потому, что широко распространено ошибочное мнѣніе, будто анатомія и физіологія мозга ничего существеннаго не могутъ дать психологіи, и будто между психическими и нервными процессами лежитъ непроходимая пропасть». «Я показываю, продолжаетъ онъ, что господствующее параллелистическое ученіе въ психологіи не состоятельно; что между субъективными сознательными процессами и нервными имѣются плавные переходы чрезъ безсознательныя психическія явленія; что субъективныя сознательныя явленія по своимъ основнымъ свойствамъ (какъ единство сознанія, память и воспоминаніе, самодѣятельность воли etc.) тождественны не только съ нервными процессами, но и съ жизненными вообще (отличаясь отъ нихъ не качественно, а количественно); что жизненная энергія имѣетъ такую же самостоятельность, какъ и другіе виды энергіи — теплота, электростатическая энергія, кинетическая, молярная etc., и показываю, какъ количественно измѣрить ее въ абсолютныхъ единицахъ. Однимъ словомъ, провожу мысль, что психическіе процессы представляютъ только своеобразную часть нервныхъ процессовъ вообще, и потому изучать ихъ совершенно отдѣльно отъ послѣднихъ не приходится. Далѣе указываю, что знаніе анатоміи и физіологіи нервной системы не только существенно необходимо для психолога, но что оно даетъ цѣнныя данныя для теоріи познанія. Указанная точка зрѣнія объясняетъ, почему я подвожу психическія явленія подъ отправленія нервной системы».

   «Томъ VI заключаетъ въ себѣ ученіе объ организованной дѣятельности (безпорядочная дѣятельность и дѣятельность по опредѣленнымъ правиламъ или организованная — наслѣдственная и традиціонная; инстинкты, нравы, обычаи; борьба, хищничество, паразитизмъ, симбіозъ и т. д.). Этотъ томъ потребовалъ очень много синтетической работы, такъ какъ ученіе о структурныхъ дѣятельностяхъ вовсе не разработано, а безъ знанія происхожденія, развитія, поддержанія и угасанія структурныхъ дѣятельностей нѣтъ возможности построить соціологію на научныхъ основаніяхъ. Для соціолога человѣкъ не простѣйшая единица, съ которою ему приходится имѣть дѣло, а комплексъ структурныхъ дѣятельностей. Кромѣ выясненія того, что такое общество и общественная организація, каковы типы общественныхъ организацій, я удѣляю много мѣста фактической исторіи развитія общества и государства».

   Изъ перечисленныхъ томовъ «Элементарныхъ началъ научной философіи» готовы: III, IV, 1-ая часть V-го тома и большая часть VII-го. По остальнымъ написаны части и отдѣлы, поскольку было возможно въ Шлиссельбургѣ, и подготовленъ матеріалъ для завершенія труда.

   Да! поскольку было возможно въ Шлиссельбургѣ… А теперь, когда Лукашевичъ вышелъ оттуда и могъ бы свободно отдаться научной работѣ и, поселившись гдѣ-нибудь въ центрѣ умственной жизни, въ Россіи или за границей, войти въ общеніе со свѣтилами науки, посѣщать лучшіе университеты, библіотеки и музеи, — теперь онъ прикованъ къ жалкой деревушкѣ виленскаго уѣзда безъ права выѣзда оттуда…. Ему дана свобода — безъ свободы, отвлеченная возможность работать на научномъ поприщѣ — безъ возможности фактически осуществить это… Тщетно петербургская Академія Наукъ, на основаніи отзыва Овсянникова и Карпинскаго о V-мъ томѣ сочиненія Лукашевича («Отправленія нервной системы»), хлопотала въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, чтобы ему разрѣшили жить въ Петербургѣ для продолженія научныхъ работъ, а Литературный Фондъ и Шлиссельбургскій Комитетъ обезпечили стипендію на случай поѣздки за границу для той же цѣли…. Онъ остается и понынѣ въ глуши, гдѣ условія для занятій наукою почти тѣ же, что и въ Шлиссельбургѣ….

   А, между тѣмъ, Іосифъ Дементьевичъ еще находится въ полномъ расцвѣтѣ физическихъ и умственныхъ силъ. 18-лѣтнее суровое заточеніе не сломило его могучаго организма. Грандіозная по росту и тѣлосложенію фигура съ красивой головой способна возбудить вниманіе во всякомъ собраніи людей, и не даромъ существовалъ разсказъ, будто одинъ изъ комендантовъ шлиссельбургской крѣпости (Обуховъ) нарочно заходилъ въ камеру Лукашевича, чтобы полюбоваться на него. Крупныя, правильныя черты, здоровый нѣжный румянецъ и доброе, мягкое выраженіе характеризуютъ лицо I. Д., а его каріе глаза отличаются необычайной, почти дѣтской нрозрачностью, что хорошо гармонируетъ съ застѣнчивостью и скромностью, которыя встрѣчаешь при первомъ знакомствѣ съ нимъ. Ровнаго характера, всегда здоровый и бодрый, живой, веселый, онъ въ Шлиссельбургѣ поражалъ своею жизнерадостностью, вынесенной черезъ всѣ испытанія тюремной жизни…. По своимъ манерамъ и пріемамъ, учтивости и услужливости — онъ истинный джентльменъ, неспособный ни на какую грубость. Дружная, культурная семья дала ему эти дары. Въ области науки I. Д. осмотрителенъ и принимаетъ все лишь послѣ тщательной критики, взвѣсивъ всѣ «за» и «противъ»: его умъ холоденъ, какъ и слѣдуетъ для ученаго. Но въ его душѣ таятся искры пылкой ненависти и революціонной страсти. Въ политикѣ — онъ боецъ и полемистъ, увлекающійся, агрессивный, упрямый и не желающій сдаться… Трудно найти большій контрастъ между нимъ, какъ ученымъ, сидящимъ надъ грудой книгъ, и членомъ партіи, сыномъ своего народа — въ бурномъ спорѣ за политическія убѣжденія. Но этотъ огонь таится въ глубинѣ, и нужны особенныя условія, чтобы пламя вырвалось наружу.

   Научныя знанія Іосифа Дементьевича поражаютъ своею точностью и опредѣленностью. Въ области усвоеннаго у него нѣтъ колебаній, которыя такъ непріятны въ диллетантѣ: то, что онъ знаетъ, онъ знаетъ вполнѣ, и такъ какъ его свѣдѣнія обнимаютъ всю область естествознанія и точныхъ наукъ, то повседневное общеніе съ нимъ чрезвычайно пріятно и плодотворно: чего ни коснись — отъ него всегда получишь добросовѣстный и точный отвѣтъ. Въ концѣ концовъ — это чаруетъ. Большинство богачей — скупы, но I. Д., будучи богачемъ по своимъ талантамъ и знаніямъ, отличается увлекательнымъ, широкимъ альтруизмомъ. Въ теченіе многихъ лѣтъ въ Шлиссельбургѣ онъ былъ неистощимъ и неутомимъ въ помощи товарищамъ на поприщѣ пріобрѣтенія всевозможныхъ знаній. Ранняя педагогическая дѣятельность, когда ему, еще гимназисту, а потомъ студенту, приходилось одновременно и самому учиться, и другихъ учить, выработала изъ него превосходнаго преподавателя. Когда, — то въ одномъ, то въ другомъ дворикѣ Шлиссельбургской крѣпости, — онъ читалъ среди маленькой аудиторіи лекціи по ботаникѣ и зоологіи, кристаллографіи и кристаллоптикѣ, или съ кѣмъ-нибудь занимался аналитической химіей, гистологіей, психологіей, философіей, — нельзя было не думать съ горечью о томъ, что его мѣсто — на профессорской каѳедрѣ, гдѣ его ясное и сжатое краснорѣчіе, простота и наглядность изложенія, искусство экспериментатора — всѣ дары чуднаго лектора — сдѣлали бы его кумиромъ студенчества. Обреченный на тѣсное заключеніе, онъ использовалъ въ немъ съ изумительнымъ трудолюбіемъ все, что только попадалось въ руки узниковъ изъ научнаго матеріала, и то, что пріобрѣталъ, щедрой рукой и съ самой милой товарищеской любезностью отдавалъ и предлагалъ другимъ, не жалѣя ни труда, ни времени.

   Разносторонность Іосифа Дементьевича феноменальна. Въ дѣтствѣ, отъ отца, который былъ любителемъ-живописцемъ, онъ научился владѣть кистью, и въ Шлиссельбургѣ было занимательно и забавно наблюдать, какъ иногда на прогулкѣ, стоя у рѣшетки забора, онъ училъ рисовать масляными красками (на картонѣ и на стеклѣ), акварелью и пастелью, и подъ его искусной рукой выходили то типичный портретъ бюрократа съ бакенами котлеткой, то хорошенькая головка молодой дѣвушки, то красивый полевой цвѣтокъ или птичка… Изъ дерева, для занятій съ товарищами, онъ приготовлялъ кристаллографическія модели, а изъ воска — модели человѣческаго мозга, изящныя фигуры морской звѣзды, сальпы и т. п.; дѣлалъ остроумные приборы и приспособленія по электричеству, оптикѣ, а каждую осень и весну набивалъ цѣлые десятки чучелъ птицъ. Очень много времени отнимало у него опредѣленіе насѣкомыхъ и растеній, особенно изъ тайнобрачныхъ (грибы, водоросли, лишайники, Мхи). Его коллекціи по энтомологіи и споровымъ растеніямъ облегчали коллектированіе и изученіе ихъ другими, и для товарищей его дружеская помощь, какъ знатока въ области естествознанія, была неоцѣненна и навсегда останется памятна, такъ какъ въ этого рода альтруистической дѣятельности пальма первенства принадлежитъ ему по справедливости и безъ спора.

В. Фигнеръ.