Bibra > Произведения > Все > Стихотворения

Стихотворения

Автор: Варакин Иван Иванович

Скачать

И. И. Варакин

  

Стихотворения

  

   Библиотека поэта. Второе издание

   Поэты 1790-1810-х годов

   Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана

   Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.

   Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана

   Л., "Советский писатель", 1971

   Оригинал здесь — http://www.rvb.ru

  

СОДЕРЖАНИЕ

  

   Биографическая справка

   215. Русская правда в царствование императора Павла

   216. Стихи на случаи издания книги мудрым графом Стройновским "О условиях помещиков с крестьянами"

   217. Глас истины к гордецам

  

Биографическая справка

  

   Иван Иванович Варакин (1760—1817?) — поэт, крепостной крестьянин князей Голицыных. Обстоятельства его жизни почти неизвестны. Единственным источником сведений является краткая автобиография, написанная им для В. Г. Анастасевича и хранящаяся в бумагах последнего (ГПБ). Известно, что, как грамотный и способный человек, он употреблялся своими помещиками для выполнения сложных и ответственных поручений. В своей автобиографии он упоминает, что "занимался письмоводством и юриспруденцией", а также управлял соляными и железными заводами на Урале.

   Он был уже известным поэтом, печатавшимся в "Зрителе" Крылова и опубликовавшим сборник стихотворений, когда Г. Р. Державин, С. С. Уваров, Н. Н. Новосильцев и С. С. Ланской обратились к князьям Голицыным с предложением о его выкупе. Несмотря на исключительно высокое общественное положение заступников и на то, что предложенная ими сумма — по данным самого Варакина — была огромной (12 000 рублей), помещики наотрез отказались отпустить престарелого уже поэта на волю.

   Данные о последних годах его жизни отсутствуют. Дата смерти устанавливается предположительно.

   Как поэт Варакин тяготел к разночинным литературным кругам. Печататься, по всей видимости, он начал в "Зрителе" Крылова и Клушина (1792). В 1807 году вышел единственный сборник его стихотворений. В дальнейшем Варакин сблизился с Анастасевичем и сотрудничал в его журнале "Улей". Далее следы его литературных занятий теряются.

   Общественные воззрения Варакина отмечены характерным соединением наивной веры в освободительные намерения правительства с недвусмысленными антидворянскими и антикрепостническими настроениями. Даже политику Павла I он готов приветствовать как направленную против сословных привилегий дворян (в стихотворении "Русская правда в царствование императора Павла I). В "Послании к новобранцам", говоря о военной службе, он противопоставляет счастливую участь служащих государству солдат горестной доле помещичьих крестьян — рабов своих господ: "Итак, может ли сие поприще казаться вам неприятным? Приближаясь к нему, должны ли вы воздыхать о первобытном состоянии? О, забудьте навсегда оное, купно с тучами прискорбии, вас терзавших, жалейте только о братии вашей, о братии стенящей".1 Правда, со временем вера Варакина в освободительные намерения правительства ослабевала. В письме Анастасевичу от 29 мая 1812 года отчетливо звучат критические ноты: "Ни газеты вчерашние, ни сегодняшний листок "Северной почты" ничего не содержат любопытного, кроме как две семьи императорские имеют в Дрездене общие блистательные столы, куда и король прусский поскакал. Каковы же обеды у бедных солдат? И чего-то мы дождемся? Правда, я в рассуждении себя и прочих подобных мне, коим свет и без того есть Харибда, не ужасаюсь детей Марсовых, а готов и сам к ним присоединиться". 2

  

   1 И<ван> В<аракин>, Пустынная лира забвенного сына природы, СПб., 1807, с. 82.

   2 Ю. М. Лотман, К характеристике мировоззрения В. Г. Анастасевича. — "Ученые записки Тартуского гос. университета", вып. 65, Тарту, 1958, с. 23.

  

Издание сочинений И. И. Варакина:

  

   И<ван> В<аракин>, Пустынная лира забвенного сына природы, СПб., 1807.

  

  

   215. РУССКАЯ ПРАВДА

   В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРА ПАВЛА

  

   Правду ныне на престоле

   Видит север из-за гор.

   Работая мужик в поле,

   К ней возводит весел взор.

   "Царствуй, истина святая! —

   Он всем сердцем вопиет: —

   Царствуй, нам себя являя,

   Царствуй тысящи ты лет!

  

   Долго мрачные туманы

   Сокрывали тя от глаз;

   Бушевали тучи рьяны

   Над Уралом здесь у нас;

   Но как скоро появились

   Твои светлые лучи,

   Все страшилища сокрылись,

   Видим солнышко в ночи!

  

   Усмирели хлебоеды,

   Перестали нас зорить

   И на пышные обеды

   Душ по тысяще валить.

   Не до зайцев, не до балов,

   Не до карточной игры;

   Гонят наших объедалов

   Под военные шатры".

  

   О, как сердце заиграло

   В простодушном мужике:

   "Дай покину свое рало!

   И взыграю на гудке…

   Слушай вся теперь вселенна,

   К нам на север оглянись

   И, коль хочешь быть блаженна,

   Правде нашей помолись.

  

   Я, не басней обольщая,

   Начинаю к тебе речь;

   Не природу возмущая —

   Не велю рекам вверьх течь,

   Не сдвигаю лес с кореньем,

   Не гоню зверей в стада;

   Кто так бредит с увереньем,

   Тот краснеет от стыда.

  

   Мне не сведомы Орфеи,

   Не знаком и Амфион;

   Все их басни и затеи —

   Был пустой лишь дудки звон;

   Но прошу, послушай слова

   Деревенска простяка;

   Вот порукой — мать дуброва!

   Не скажу я пустяка.

  

   Видишь, солнце как сияет

   Над деревнею у нас.

   Видишь, как река играет,

   В дальние страны катясь;

   Видишь злачные долины

   И цветущие луга:

   Они полны все скотины,

   Полны песней пастуха.

  

   А овечки как резвятся

   На зеленом бережку!

   Наши детки веселятся

   Меж цветами во кружку, —

   Что ж их ныне восхищает?

   Что так много веселит?

   Слышишь! эхо отвещает:

   Правда миром нас дарит!

  

   Мир к нам сладкий возвратился,

   Мир блаженством всех снабдил,

   Мир с природой содружился,

   Мир меж нами опочил!

   Начались златые годы

   В царстве северном у нас!

   Веселитеся, народы!

   Правда назидает вас.

  

   Но взгляни еще направо —

   Наши нивы как цветут:

   Ровно золото кудряво,

   Класы полные растут…

   Здесь горошек, там пшеница,

   Ячмень, греча и бобы;

   Тут детина, там девица

   Собирают их в снопы.

  

   Будет чем и поделиться

   Нам с соседней стороной,

   Коль не станет нарогтиться

   Потревожить наш покой.

   Полно — что нам до жеманства!

   Что до гордости чужой!

   Плюем мы на обаянства,

   Попирая всё ногой.

  

   Не одни вить мизантропы

   Живут нашим добрецом;

   Часть большая всей Европы

   У нас ходит за купцом;

   От нас соболи, лисицы,

   В других царствах коих нет!

   Горностаи и куницы

   Дают шубы на весь свет.

  

   Ну, скажи, магометанец!

   В чей ты кунтыш наряжен?

   Краснобай, этот британец,

   Чьею сталью обложен?

   Всё российские доброты!

   А без них бы вы куда?

   Ваши крепости и флоты

   Были б жидки как вода.

  

   Кто ж еще доволен нами?

   Кто снабден нашим добром?

   Там — за небом, за морями,

   Там — где солнцев ранний дом,

   Где китайцы, иль манжуры,

   Горьку воду свою пьют,

   Нагрузив зверями фуры,

   Нам спасибо все дают.

  

   А индейцы, персиане,

   Разве незнакомы нам?

   Загляни лишь к Астрахане,

   Сколько их увидишь там!

   Все спокойно куплю деют,

   И пускаясь за моря,

   Все в сердцах своих имеют

   Доблесть нашего царя!"

  

   Еще было петь

   Мужик хотел —

   Стал гром греметь,

   И дождь пошел.

  

   От вас, перуны,

   Ослабли струны!

   Пойду сушить

   И пиво пить!

  

   1797

  

  

   216. СТИХИ

   НА СЛУЧАЙ ИЗДАНИЯ КНИГИ

   МУДРЫМ ГРАФОМ СТРОЙНОВСКИМ

   "О УСЛОВИЯХ ПОМЕЩИКОВ С КРЕСТЬЯНАМИ"

  

   К тебе, друг правды беспримерный,

   Гласят признательны сердца,

   Стройновский! свыше вдохновенный

   Любовью самого творца,

   Любовью к племенам злосчастным,

   Которых стоном повсечасным

   Исполнен весь пространный мир,

   Внемли — се чувства благодарны

   За круги звездны лучезарны

   Несутся громче всяких лир.

  

   Твое в них имя воспаряет

   И с мудрыми да станет в ряд!

   Превзо?йдет многих, воссияет

   Среди блаженства и отрад.

   Изрек ты истину неложну!

   Гордыню обличил безбожну,

   Как мудрый некогда Солон.

   Почувствуют ли спящи крезы,

   Что злато их — народа слезы,

   Кровавый пот, болезни, стон!

  

   Что иго рабства ненавистно

   Мрачит их собственные дни,

   Что им алкали ненасытно

   Немвроды, Нероны одни.

   Почувствуют ли те уроки,

   Сколь бедства были там жестоки,

   Где сильный бедного теснил:

   В гробах не уцелели кости,

   Где скрыто было имя злости!

   Всеобщий вихрь их поглотил.

  

   Но да не узрит, о Россия!

   Ужасных толь и грозных дней,

   Законы озарят благие

   Твоих возлюбленных детей.

   Внимай желанию цареву!!!

   Уже нет места злобе, гневу

   Под сильным скипетром его!

   Деспоты! Стали мудры музы

   И рабства тягостные узы

   С народа снимут твоего.

  

   Какой восторг неизъяснимый

   Там движет души, мысли, ум!

   Где луч свободы, уже зримый,

   Расторгнул прах унылых дум,—

   Какая радость там сияет!

   Се друг подругу поздравляет

   С пременой счастливой, драгой:

   "Не бойсь, — речет, — скончались муки,

   Возлюбленна! И хищны руки

   Не разлучат меня с тобой".

  

   Отец семейства идет в поле,

   Природа вкруг него поет,

   Одной своей он внемлет воле,

   Одна она его ведет;

   Созрел ли плод иль еще спеет,

   Он пред творцом благоговеет,

   Что видит собственность труда;

   Он с поля в дом — тут сердца други

   Стеклись у врат и стали в круги,

   Бегут и дети их туда.

  

   А там чьи гласы раздаются

   В конце селения всего?

   С холмя, где воды чисты льются

   Из недра мягкого его

   И корни дуба омывают,

   На коем горлицы витают,

   Где всех приятностей собор,

   Я вижу круг девиц прекрасных,

   Невинных, милых и согласных,

   Составивших прелестный хор.

  

   Поют — сердца объемлет сладость!

   Поют своих свободу дней,

   Играют — взор тут видит радость

   И торжество природы всей;

   Среди восторгов их чистейших

   Несется имя августейших,

   Несется к самым небесам:

   "О Александр! Елисавета!

   Державные монархи света,

   Вы дали жизнь и радость нам!"

  

   Но вот на игры их приятны

   Стеклися братия, отцы —

   Все бодры, мужественны, статны

   (Хотя под Лавровы венцы).

   Стеклись — объемлются, взирают,

   Златую вольность прославляют

   И тех, кто ону даровал:

   "Чего желать друзья нам боле? —

   Сказали все, — мы в сладкой доле,

   Уже нам бог ее послал.

  

   Умрем за честь и за свободу,

   Один над нами властен царь.

   Велит — пройдем сквозь огнь и воду,

   Из лавр ему сплетем алтарь!

   Смотри на нас теперь, вселенна!

   Что может мышца свобожденна!

   Что могут русские штыки!

   Какой народ противу станет?

   Мы все пойдем, и гром наш грянет —

   Рассыплем вражески полки".

  

   Ликуй, Стройновский! Плод твой спеет,

   Монарх к тебе благоволит,

   Народ за правду благ радеет

   И имя всем твое твердит.

   На небо гласы простираем,

   Да узрим вскоре и познаем

   Всю славу, счастие свое!

   О ты, зиждитель царств всесильный,

   Вонми наш стон к тебе умильный

   И дай нам ново бытие.

  

   1811

  

   217. ГЛАС ИСТИНЫ К ГОРДЕЦАМ

  

   Полно гордиться,

   О человек,

   Время смириться,

   Краток твой век!

   Взгляни на гробы,

   Кинь взор один:

   Земной утробы

   Ты бренный сын.

   Всё исчезает

   На свете сем,

   Что ни прельщает

   Живущих в нем.

   Царские троны

   С шумом падут,

   Скиптры, короны

   В прахе гниют.

   Вчера с друзьями

   Аммон 1 играл —

   Нынче червями

   Наполнен стал.

   Одна минута —

   И он уж прах,

   Где ж гордость люта?

   В адских огнях!

   Где его сила,

   Где власть, краса?

   Всё подкосила

   Смерти коса.

   Где его злато,

   Где блеск камней?

   Пламнем объято,

   Стало землей.

   Гордец ничтожный!

   Время престать

   Жить столь безбожно,

   Бедных терзать.

   Слышишь ли стоны,

   Кои несут

   Все без препоны

   Бедны на суд?..

   Ты их тиранил,

   Ты их зорил,

   Ты их изранил,

   Ты кровь их пил!

   Вот тот несчастный,

   Коего ты,

   Злодей ужасный,

   Ввергнул в беды.

   Злобною властью

   Гнал его род,

   Алчною пастью

   Пожрал живот.

   Ты пресыщался —

   Он гладей был,

   Ты забавлялся —

   Он слезы лил!

   Сниди же, злобный

   И лютый вепрь,

   Под камень гробный

   И в адску дебрь!

   Мучася вечно

   Там ты пребудь

   И бесконечно

   Бей свою грудь.

  

   <1812>

  

   1 Царь Иудин, сын и преемник Манассии.

  

  

ПРИМЕЧАНИЯ

  

   215. "Пустынная лира забвенного сына природы", СПб., 1807, с. 24. Текст стихотворения отражает распространившиеся в народе слухи о дарованной царем и украденной барами свободе. Правительство Павла I рядом демагогических мероприятий поддерживало в народе веру в освободительные намерения правительства (так, в день коронации 5 (16) апреля 1797 г. был опубликован манифест о трехдневной барщине). Эта политика вызывала сочувствие в политически невоспитанных слоях народа. С другой стороны, в 1796—1797 гг. по России прокатилась волна крестьянских восстаний, причем одним из наиболее драматических эпизодов явился жестоко подавленный в январе 1797 г. бунт в орловском имении князей Голицыных. Крепостной Голицыных Варакин, конечно, об этом знал.

   Гонят наших объедалов Под военные шатры. Речь идет о мероприятиях Павла I по превращению списочного состава армии в реальный — введении обязательной и принудительной службы дворян.

   216. "Улей", 1812, ч. 3, с. 277 (др. ред.), с правкой и дополнениями В. Г. Анастасевича; РБ, 1915, N 6, с. 59. Печ. по автографу ГПБ. Поводом для написания стихотворения явился выход книги "О условиях помещиков с крестьянами. Сочинение графа Валериана Стрешмень-Стройновского… Перевел с польского В. Анастасевич", Вильно, 1809. Книга посвящена была пропаганде идеи освобождения крепостных и превращения их в свободных арендаторов на помещичьей земле. Анастасевич в предисловии утверждал, "что желание свободы крестьянам в России <…> если бы когда-либо и вовсе исполнилось, было бы только возвращением им того блага, коим они вообще наслаждались не слишком в давние времена" (с. 2). Книга Стройновского, вышедшая в 1809 г., только в 1811 попала в руки читателей. Причиной этого было яростное сопротивление крепостников, многочисленные доносы на автора и переводчика (см.: М. А. Брискман, В. Г. Анастасевич, М., 1958, с. 41). Варакин своим стихотворением выступил в защиту автора и переводчика.

   Почувствуют ли те урока и т. д. — намек на французскую революцию XVIII в.

   В гробах не уцелели кости и т. д. Могилы Людовика XVI и Марии-Антуанетты были уничтожены. Автограф Варакина позволяет восстановить первоначальную, значительно более острую редакцию этого места:

  

   Что людоедов, полных злости,

   В гробах не уцелели кости…

  

   В обработанном для печати Анастасевичем варианте текст был значительно завуалирован:

  

   Ты Клии указал уроки,

   Сколь бедства были там жестоки,

   Где всё превозмогала страсть

   Врагов людей — страсть буйства злости,

   В гробах их сокрушились кости…

   И сколь тех стран плачевна часть.

   ("Улей", 1812, ч. 3, с. 277)

  

   Дальнейшие три строфы, опубликованные в "Улье", по сути дела не имеют прямого отношения к стихотворению Варакина и принадлежат Анастасевичу:

  

   Где гнусные бездейства чада:

   Надменность, наглость и корысть,

   Исторгшись из заклепов ада,

   Связь обществ нападают грызть,

   Где в общей лествице нет к нижним

   Вниманья степеням — и к ближним

   Не уважается любовь,

   Где целолюбия нет тени,

   Но, верхней чтоб достичь ступени,

   Дол обагряет братня кровь.

  

   Ты рек, что злу тому виною,

   Что губит более народ,

   Чем язва, овладев страною, —

   Невежество, тщеславья плод!

   Оно, на случай опираясь,

   Идет средь бездн, не озираясь

   На тучи, бременны дождем.

   Дождит… На первом скользком шаге

   В ближайшем гибель ждет овраге

   Слепого путника с вождем.

  

   Ты рек и, разложив отраву,

   Как мудрый врач противуяд,

   Открыл в повиновеньи праву

   Своей родительницы чад.

   И тот, кто внял сему совету,

   Уже ступил шаг первый к свету,

   Ему содействует Закон,

   К нему текут на помощь музы

   Расторгнуть предрассудка узы,

   Которых лишь боялся он.

  

   Хотя под Лавровы венцы и т. д. Мысль о связи гражданской свободы и боеспособности войск, ставшая в публицистике XVIII в. общим местом, приобретала в 1811 г. особый смысл ввиду явного приближения военного столкновения с Наполеоном.

   Монарх к тебе благоволит. Шум, поднятый вельможами из рядов консервативной оппозиции правительству по поводу опубликования книги Стройновского, вызвал раздражение императора (см.: М. А. Брискман, В. Г. Анастасевич, М., 1958, с. 45). Александр демонстративно назначил Стройновского сенатором и наградил его лентой. Однако "благоволение" императора, видимо, было показным: через несколько лет он был по доносу "приказом императора Александра не только без суда и следствия, но и без спроса обвиняемого позорно отставлен от службы" (ИВ, 1881, с. 339). В тексте "Улья" слова о монаршем благоволении были опущены.

   217. "Улей", 1812, ч. 4, с. 304. Подражание стихотворению А. П. Сумарокова "На суету человека" (1759).