Мать совместница дочери

Автор: Сумароков Александр Петрович

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ

ВСѢХЪ

СОЧИНЕНIЙ

въ

СТИХАХЪ И ПРОЗѢ,

ПОКОЙНАГО

Дѣйствительнаго Статскаго Совѣтника, Ордена

Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго ученаго Собранія Члена,

АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА

СУМАРОКОВА.

Собраны и изданы

Въ удовольствіе Любителей Россійской Учености

Николаемъ Новиковымъ,

Членомъ

Вольнаго Россійскаго Собранія при Императорскомъ

Московскомъ университетѣ.

Изданіе Второе.

Часть VI.

Въ МОСКВѢ.

Въ университетской Типографіи у Н. Новикова,

1787 года.

OCR Бычков М.Н.МАТЬ

СОВМѢСТНИЦА ДОЧЕРИ,

КОМЕДІЯ.ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

  

   КОРНИЛІЙ.

   МИНОДОРА, жена ево.

   ОЛИМПІЯ, дочь ихъ.

   ТИМАНТЪ, женихъ ея.

   ПАЛЕСТРА, служанка Олимпіи.

   БАРБАРИСЪ, слуга Тимантовъ.

  

Дѣйствіе въ МосквѢ.

МАТЬ

СОВМѢСТНИЦА ДОЧЕРИ,

КОМЕДІЯ.

  

ДѢЙСТВІЕ І.

  

ЯВЛЕНІЕ І.

  

Олимпія и Палестра.

Олимпія.

  

   Нѣтъ Палестра! не утѣшай меня; повсему видно что онъ меня не любитъ.

  

Палестра.

  

   Я бы ето конечно знала; утаилъ ли бы ето отъ меня Барбарисъ, любя меня, ему служа, и слыша отъ нево ежечасно, какъ онъ о тебѣ разсуждаетъ.

  

Олимпія.

  

   Ты ежеднѣвно видишъ какъ мало онъ со мною говоритъ, когда батюшка или матушка съ нами. На что ему такъ много дичиться? А особливо когда батюшка ево почитаетъ? Будто только ему съ батюшкомъ и дѣла, что бы говорить о псовой ево охотѣ? Или слышать отъ матушки, какое она платье дѣлаетъ? Которой цвѣтъ лутче, пальевой, или кулеръ де планшъ? Не лутчели бы ему иногда что со мною поговорити, нежели, ради излишнева ласкательства, твердить о борзыхъ и гончихъ собакахъ, и съ матушкою о цвѣтахъ, будто о важной, или о самой забавной матеріи? И на что ему называть ради угожденія матушкѣ, солому пальею, а доску планшею.

  

Палестра.

  

   Не ревнуешь ли ужъ ты сударыня?

  

Олимпія.

  

   А хотя бы я и ревновала: не имѣла ли бы я къ тому основанія? я противъ добродѣтели матушкиной говорить не должна: а думать могу, имѣя тому нѣкоторыя знаки.

  

Палестра.

  

   Тимантъ ея моложе.

Олимпія.

  

   Да и ей только тритцать три года: онажъ не дурна, и кажется еще моложе своихъ лѣтъ, а батюшка мой гораздо постаряе. Можетъ быть я, паче чаянія, и обманываюсь; однако я съ тобою говорю то что мышлю. Да пожалуй, не промолвися въ етомъ ты съ Барбарисомъ, и не сказывай ему, ни обинякомъ тово, что я къ матушкѣ ревную.

  

Палестра.

  

   Онъ говоритъ съ нею по ея нраву, какъ и съ батюшкомъ о собакахъ, можетъ быть ради тово что бы имъ угождать и удобняе достичь намѣренія своево.

  

Олимпія.

  

   Щастливабъ я была, ежели я обманываюсь!

  

  

ЯВЛЕНІЕ II.

  

Корнилій, Олимпія и Палестра.

  

Корнилій.

  

   Что ты такъ смутна, Олимпія? не неможешъ ли?

  

Олимпія.

  

   Нѣтъ сударь!

  

Корнилій.

  

   Такъ отъ чевожъ ты такъ перемѣнна?

  

Олимпія.

  

   Никакъ, сударь, я все таковажъ.

  

Корнилій.

  

   Печалиться тебѣ не о чемъ; все слава богу идетъ на стать. А я хочу тебѣ нѣчто до тебя касающееся молвить: и думаю что и тебѣ то противно быть не можетъ: и естьли твое мнѣніе съ моимъ согласится, и со мнѣніемъ тово, о комъ я тебѣ говорить стану; такъ дѣло то и ладно будетъ: а я твердо уповаю, что мы всѣ четверо согласны будемъ, и я и ты и мать твоя, и тотъ о комъ я тебѣ выговорю.

  

Олимпія.

  

   Что такое ето, батюшка?

  

Корнилій.

  

   Хочу тебя выдать за мужъ.

  

Олимпія.

  

   Сперва надобно мнѣ вѣдать, за ково.

  

Корнилій.

  

   Я тебѣ худова жениха не выберу.

  

Олимпія.

  

   Да кто онъ?

  

Корнилій.

  

   Тимантъ…. Мнѣ кажется онъ малой доброй.

  

Олимпія.

  

   Да будетъ ли на ето матушка согласна?

  

Корнилій.

  

   Будто я на матушку то и посмотрю! да ей какъ не согласиться? По едакихъ жениховъ далеко ѣздятъ.

  

Олимпія.

  

   А я безъ согласія матушкина, съ вашимъ согласиться мнѣніемъ не могу.

Корнилій.

  

   Какъ и ей не согласиться? Я вижу, что и она къ нему очень ласкова, видя хорошія ево качества. Да ужъ коли ето не дѣтина, такъ я тебѣ жениха и не знаю. Хорошъ, проворенъ, не мотъ, не гуляка: да онъ же еще такой охотникъ, что у нево ни волкъ ни медвѣдь не увернется. Роги….

  

Палестра, особливо.

  

   Роги то дѣло не мудреное.

  

Корнилій.

  

   Какъ не мудреное? да иной и вѣкъ мѣлитъ да посыпать не умѣетъ.

  

Палестра.

  

   Ежели бы я была мущина; такъ бы и я роги приставить умѣла.

  

Корнилій.

  

   Приставить?

  

Палестра.

  

   Да вить, ежели рога къ губамъ не приставишъ; такъ и трубить не льзя.

  

Корнилій.

  

   Я думалъ ты говоришъ ко головѣ приставить. А ето истинна: не приставишь ко губамъ; такъ и трубить не можно.

  

Палестра.

  

   А какъ приставишъ; такъ тогда труби сколько хочешъ.

  

Корнилій.

  

   И вѣдомо.

  

Палестра.

  

   Какъ, не такъ, сударь!

  

Корнилій.

  

   Ты дѣвка, и на охотѣ ни когда не бывала; такъ ты и путаешься…. Труби сколько хочешь! И всякъ пляшетъ да не какъ плясунъ. Роги дѣло не малое, и искуство къ тому надобно великое. Я и весь мой вѣкъ около одной псовой охоты труся, а въ роги трубити не мастеръ. Ужъ жена часто смѣется и говоритъ: рога де отъ тебя ни когда не отлучаются: а тебѣ де они еще незнакомы: да и подлинно ето стыдно: имѣти рога, и къ нимъ не привыкнуть.

  

Палестра.

  

   Какъ бы кажется не привыкнуть?

  

Олимпія.

  

   Перестань, Палестра! мнѣ и безъ тово, грусно.

  

Корнилій.

  

   Она дѣло говоритъ.

  

Олимпія.

  

   Что ето сударь, за разговоры?

  

Корнилій.

  

   А мнѣ они всево пріятняе.

  

Палестра.

  

   Вотъ, сударыня! а вы меня объ етомъ говорить унимаете?

  

Олимпія.

  

   Я на тебя разсержусь Палестра; мнѣ ето не весело слушать.

  

Корнилій.

  

   Мнѣ думается, что бы и дочери то любить надлежало, что ея отецъ и мать любятъ.

Палестра.

  

   Можетъ быть и матушка ея, а ваша супруга тоже что и она любитъ.

  

Олимпія.

  

   Палестра!

  

Корнилій.

  

   Такъ я пойду да скажу о женихѣ то твоемъ матери, и переговоривъ съ нею о томъ, ее къ тебѣ пришлю.

  

Олимпія.

  

   Я не знаю, что она на ето сказать изволитъ.

  

Корнилій.

  

   Вить она съ ума не сошла.

  

  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

Олимпія и Палестра.

  

Олимпія.

  

   Что то матушка скажетъ.

  

Палестра.

  

   Не въ прямъ то она сама въ Тиманта влюблена.

  

Олимпія.

  

   Да диво, не такъ ли!... А ты Палестра, давиче столько околесницы говорила, что мнѣ инда досадно было…. Я не знаю, какъ батюшка то не догадался.

  

Палестра.

  

   Пускай бы онъ догадался: мнѣ тово то и хотѣлось; такъ онъ унимай матушку то твою, ежели ето правда…. Не прогнѣвайся, сударыня, ето хотя и не правда; однако между нами молвлено, она ужъ лѣтъ десятокъ, такова; а прежде тово, какъ люди всѣ, которыя въ домѣ постаряе говорятъ, она жила очень постоянно. Вы и сами уже видали, какова матушка то ваша.

  

Олимпія.

  

   Полножъ Палестра!… Мнѣ ето против, но; да пособить не чѣмъ…. Пойди ты отсель; матушка то сюда скоро будетъ, такъ не было бы и тебѣ въ чужомъ пиру похмѣлья.

  

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

  

Олимпія одна.

  

   Что матушка мнѣ совмѣстница, ето очень видно; да что у Тиманта въ мысли, етова не знаю: да и тово не вѣдаю, хотя онъ съ нею и политичествуетъ, а не въ правду любитъ, какъ я едакую сильную имѣя совмѣстницу, дѣло свое приведу ко окончанію.

  

  

ЯВЛЕНІЕ V.

  

Минодора и Олимпія.

  

Минодора.

  

   А пропо ли ты ето вздумала, Олимпія! хочешъ выйти за Тиманта!

  

Олимпія.

  

   Батюшка говорилъ, сударыня, что на ето ево воля.

  

Минодора.

  

   Ты себя погубишъ.

  

Олимпія.

  

   А чѣмъ же матушка?

Минодора.

  

   Онъ человѣкъ имущій многія квантитеты, да главная то ево кондуита худа.

  

Олимпія.

  

   Я худова ево поведенія ни въ чемъ не примѣтила.

  

Минодора.

  

   Да онъ и въ Бога не вѣруетъ…. Я и сама, какъ ты вѣдаешъ, во всемъ первая модѣ слѣдую; однако, въ великой постъ мяса ѣсть не стану: въ воскресенье обѣдни не прогуляю, и городскихъ воротъ, не перекрестясь не проѣду; на нихъ иконы: а онъ и обѣдни прогуливаетъ, и въ великой постъ мясо ѣстъ: по другимъ постамъ я и сама ѣмъ мясо: а намнясь встрѣтился мнѣ онъ у самихъ Варварскихъ воротъ: и ѣдучи и не взглянулъ на икону-то. Мода хорошее дѣло, а закона позабывать не надобно.

  

Олимпія.

  

   У обѣдни онъ когда можетъ бываетъ: въ великой постъ мясо ѣстъ онъ, можетъ быть по слабости желудка, или опасаясь какой болѣзни, чувствуя что нибудь худое отъ рыбной пищи: въ Варварскихъ воротахъ не взглянулъ онъ на икону не отъ презрѣнія: Богъ насъ не по наружности судитъ. Да вы сударыня, ево и сами хорошо принимаете.

  

Минодора.

  

   Ты досаждати мнѣ вздумала и не думаешьли ты, что я ево люблю? Ето реприманды и апроши! Естьли бы я въ него и влюблена была; такъ вить не вѣчно мнѣ съ нимъ жить… А я въ вѣрности моей ко твоему отцу свидѣтельствуюся имъ самимъ. Онъ за меня присягнуть не отречется, и благороднымъ моимъ сентиментамъ инфиделите со всемъ не свойственна.

  

Олимпія.

  

   Кто васъ обвиняетъ, сударыня?

  

Минодора.

  

   Я вижу, что у тебя о мнѣ худая идея.

Олимпія.

  

   Ни какъ сударыня…. А Тиманта я люблю и почитаю; а чтобы Тимантъ въ Бога не вѣровалъ, етова о разумномъ человѣкѣ, и помыслить не можно.

  

Минодора.

  

   Нынѣ молодцы и многія таковы: все де натура.

  

Олимпія.

  

   Ета тварь всякой гадины хуже.

  

Минодора.

  

   Полно мать моя! Нынѣ ето въ модѣ.

  

Олимпія.

  

   У дураковъ, севодни они атеисты а взавтрѣ суевѣрны будутъ: а Тимантъ ни атеистомъ ни суевѣромъ никогда не будетъ; онъ кое чему учился: и какъ о божествѣ такъ и о естествѣ, основательное понятіе имѣетъ. А какъ молодые люди говорятъ; ему какое до тово дѣло?

  

Минодора.

  

   Очень ты за нево вступаешся.

  

Олимпія.

  

   И очень ево много почитаю.

  

Минодора.

  

   А я тебя за нево не выдамъ…. Я давно примѣтила, что ты къ нему имѣешъ деклинацію, и что ты къ нему аташирована.

  

Олимпія.

  

   Я къ нему подлинно склонность имѣю.

  

Минодора.

  

   Какую склонность? Со всѣмъ таки деклинацію имѣешъ.

Олимпія.

  

   Матушка да ето все равно, что инклинація, что склонность.

  

Минодора.

  

   Нѣтъ, склонность то и ко другу имѣть можно: а деклинація то къ одному амуру надлежитъ.

  

Олимпія.

  

   Инклинація моя къ нему конечно велика…

  

Минодора.

  

   Не инклинація, худо имѣть и инклинацію: а ты имѣешь деклинацію.

  

Олимпія.

  

   Инъ пускай я къ нему и деклинацію имѣю.

  

Минодора.

  

   Дѣвицѣ ето не годится: ей паендонеръ помнити должно и амбицію.

  

Олимпія.

  

   Я, сударыня, ни какова дому бесчестія не принесу.

  

Минодора.

  

   Такъ развѣ я бесчестіе дому дѣлаю? Я себя и отца твоего манжирую.

  

  

ЯВЛЕНIЕ VI.

  

Корнилій, Минодора и Олимпія.

  

Корнилій.

  

   Уговорилаль ты мать то?

Минодора.

  

   Я етова и слышать не хочу: а для чево, я ето тебѣ давиче сказывала.

  

Корнилій.

  

   Онѣ человѣкъ молодой: будетъ постаряе; такъ онъ вѣрити станетъ какъ я.

  

Минодора.

  

   Я еще и молода, да и тверда въ законѣ… Едакой мужъ, которой или не знаетъ Бога или мало знаетъ, конечно и паръ-каприсъ женѣ измѣнитъ.

  

Корнилій.

  

   Да вить ее отъ етова не убудетъ; былабъ она только вѣрна; мущина то пошалитъ, да и перестанетъ: женщинѣ ето не возвратное бесчестіе; да полно нынѣ и женщины то иныя избаловались.

  

Минодора.

  

   Я бы едакую жену повѣсила, которая къ кому кромѣ мужа инфламацію имѣетъ.

  

Корнилій.

  

   Душенька! Да ты ето по себѣ разсуждаешъ.

  

Минодора.

  

   Радость моя. Да какъ етова хуже, когда я тѣмъ и Бога прогнѣвлю, и мужа осрамлю.

  

Корнилій.

  

   Да иной все трынь трава. Учатся, учатся да и собьются съ прямой дороги.

  

Олимпія.

  

   Презрѣнно бы было ученіе, естьли бы оно людей съ прямой збивало дороги.

Корнилій.

  

   Ето не рѣдко бываетъ…. Однако Минодора, соглашайся со мною: выдадимъ ее за Тиманта.

  

Минодора.

  

   Я на ето ни когда не соглашусь.

  

Корнилій.

  

   А я ее за нево выдамъ.

  

Минодора.

  

   Изрядной ты кавалеръ будешъ, когда ты къ дамѣ столько политики имѣешъ! Поступаютъ ли благородныя люди такъ со своими женами. Нѣтъ, душа моя! ты не папабиль етова здѣлать…

  

Корнилій.

  

   Попа билъ или не билъ: а ето я здѣлаю…. легкой ли ето дѣтина.

  

Минодора.

  

   Что онъ емабиль, ето и я знаю; да въ законѣ не твердъ.

  

Корнилій.

  

   Молодъ еще.

  

ш

  

   Какъ ты изволишъ: а я етова не хочу.

  

Корнилій.

  

   Я тебя, Олимпія за нево севодни же зговорю. Ты съ нимъ любись и будь ему вѣрна: а я стану съ нимъ зайчиковъ потравливать.

  

Минодора.

  

   Что ето за емпертиненція!

Корнилій.

   Пестиленція или юриспруденція, а мнѣ такъ надобно. Опомнись Минодорушка!… А онъ тебф и по Француски научитъ, безъ труда, однимъ только обхожденіемъ: а ты еще не перестарокъ. Соглашайся душенька!

  

Минодора.

  

   Я и уши заткну.

  

Корнилій.

  

   Хоть и ротъ себѣ замажъ; да только согласись напередъ.

  

Минодора.

  

   Замажъ ротъ!… Едакая кумплеменція дамѣ.

  

Корнилій.

  

   Сердце мое! Да ты меня съ ума сводишъ.

  

Минодора.

  

   Я не хочу, не хочу, не хочу.

  

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

  

Корнилій и Олимпія.

  

Корнилій.

  

   Не думай ты, что бы она меня перетягала.

  

Олимпія.

  

   Батюшка! Я между васъ ссоры видѣть не стараюсь; да еще и тово прямо не знню, возметъ ли меня Тимантъ или нѣтъ.

  

Корнилій.

  

   Ты невѣста богатая, молода, хороша и умна; такъ развѣ ему рожна хотѣть!

  

Олимпія.

  

   Позволите ли мнѣ самой съ нимъ изъясниться?

  

Корнилій.

  

   А для чево и не изъясниться?

  

Олимпія.

  

   Ну, ежели онъ меня прямо любитъ! А онъ мнѣ объ етомъ не однократно говаривалъ.

  

Корнилій.

  

   Такъ и свадьба.

  

Олимпія.

  

   А матушка то?

  

Корнилій.

  

   А матушка то поколобродитъ, да и уймется.

  

Олимпія.

  

   Она меня вѣчно своей лишитъ милости, да еще и клясти станетъ.

  

Корнилій.

  

   Ета клятва у ней на шеѣ повиснетъ; вить Богъ нашей неосновательной клятвы не утвердитъ: я ето и отъ ученыхъ священниковъ слыхалъ.

  

Олимпія.

  

   Мнѣ матушку раздражить не хочется.

  

Корнилій.

  

   А я надъ тобой больше власти имѣю; такъ я тебѣ приказываю: слушай меня: нежели Тимантъ согласенъ съ нами, такъ чево мѣдлить?

Олимпія.

  

   Я вашей волѣ противиться не могу; а особливо, что она и съ моимъ желаніемъ согласна; только несоизволеніе то матушкино меня устрашаетъ, и всю мою надежду опровергаетъ.

  

Корнилій.

  

   Я тебѣ отецъ; такъ ты мнѣ повинуйся.

  

Олимпія.

  

   Легколи мнѣ на ваши ссоры смотрѣть будетъ?

  

Корнилій.

  

   Будто ето твоя вина, что твоя матушка съ ума спятила? Поговори съ нимъ, какъ ты знаешъ.

  

Олимпія.

  

   Слышу, сударь!

  

Корнилій.

  

   А едакова жениха упустить жаль.

  

Олимпія.

  

   О естьли бы ваша воля и мое желаніе исполнилось!

  

Конецъ перьваго дѣйствія.

  

  

ДѢЙСТВІЕ ІІ.

  

ЯВЛЕНІЕ І.

  

Корнилій и Тимантъ.

  

Корнилій.

  

   Хорошо, что ты дома случился: я думалъ человѣкъ мой тебя не застанетъ.

  

Тимантъ.

  

   Я почти всегда дома.

  

Корнилій.

  

   А все около книгъ!… Теперь погодка хороша…. хороша….. Можнобы и за городъ выѣхать.

  

Тимантъ.

  

   Не очень досужно.

  

Корнилій.

  

   Охотникъ, охотникъ!… Когда охотники недосуги разбираютъ?

  

Тимантъ.

  

   Такъ едакъ и отъ Бога и отъ людей и отъ самово себя отстанешъ; надо иногда и дома посидѣть.

  

Корнилій.

  

   А я бы ужъ не усидѣлъ, ежели бы поздоровяе былъ. А ты въ Бога, то развѣ вѣруешъ?

  

Тимаитъ.

  

   Какой ето спросъ?… Ето еще хуже, нежели бы вы меня спроспли: естьли во мнѣ умъ и честь…. Кромѣ съ ума сшедшихъ етому вся подсолнечная вѣритъ.

  

Корнилій.

  

   Да не хочешь ли ты повидаться съ Олимпіею? Я для тово и посылалъ за тобою, что она съ тобою что то говорить хочетъ.

  

Тимантъ.

  

   Очень хорошо.

ЯВЛЕНІЕ II.

  

Корнилій одинъ.

  

   Жена то моя, диво въ полной ли нынѣ памяти!… Худо ето когда люди то съ лишкомъ и исполитичаютъ. Для бесѣдъ она женщина добрая: а для меня становится часъ отъ часу чудняе: да и говоритъ такимъ языкомъ, которова я не разумѣю. Дѣды наши не знали едакихъ словъ; да вить жилижъ. Ето чудно: будь Руской, и говоря съ Рускимъ же по Руски же, ево не разумѣй! Екой нынѣ обычай завелся!

  

  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

Корнилій, Тимантъ и Олимпія.

  

Олимпія.

  

   Наше желаніе съ вашимъ, сударь батюшка, благоволеніемъ согласно.

  

Корнилій.

  

   Такъ и хорошо: а больше мнѣ и говорить нечево.

  

Олимпія.

  

   Теперь только, что изволитъ матушка…

  

Корнилій.

  

   Матушка твоя колобродитъ, я подъ солнцемъ едакой бабы не видывалъ, да скажи мнѣ отъ чево солнце то свѣтитъ.

  

Тимантъ.

  

   Отъ тово что оно горитъ.

  

Корнилій.

  

   Да что въ немъ горитъ масло или воскъ?

  

Тимантъ.

  

   Я сударь, етова не знаю.

Корнилій.

  

   Да на чтожъ вы и учитесь, когда вы ужь и етова не знаете.

  

Тимантъ.

  

   Етова и ни кто не знаетъ.

  

Корнилій.

  

   Такъ и учители то Францускія етова не знаютъ?

  

Тимантъ.

  

   Нѣтъ.

  

Корнилій.

  

   Начтожъ ихъ изъ за моря то и вывозятъ?

  

Тимантъ.

  

   Они сами выѣзжаютъ.

  

Корнилій.

  

   Да вить отъ Парижа до насъ не близко; такъ они гдѣ такія берутъ деньги, чѣмъ бы сюда доѣхать, развѣ тамъ всѣ богати?

  

Тимантъ.

  

   Они выѣзжаютъ оттолѣ сюда при достаточныхъ людяхъ.

  

Корнилій.

  

   Такъ тѣмъ достаточнымъ людямъ едакъ на дорогѣ и не скучно; я чаю они. имъ всякія повѣсти расказываютъ…

  

Тимантъ.

  

   Нѣтъ, они при нихъ: иныя лакѣями, иныя кучерами, иныя которыя полутче и камердинерами….

Корнилій.

  

   Какъ! такія ученыя люди въ камердинерахъ и лакѣяхъ?…

  

Тимантъ.

  

   Такъ.

  

Корнилій.

  

   Едакой Франція то прехвальной городъ! И лакѣи въ немъ больше знаютъ, нежели у насъ иныя секретари.... Да которой городъ атъ начальной, Франція, или Парижъ?

  

Олимпія.

  

   Полно, сударь!… Вить вы въ одинъ часъ ученымъ не станете.

  

Корнилій.

  

   Избави меня Господи, чтобъ я етова когда захотѣлъ!

  

Тимантъ.

  

   Богъ васъ етимъ не накажетъ.

  

Корнилій.

  

   Такъ съ помощію ево готовься севодни ко зговору!

  

  

ЯВЛЕНIЕ IV.

  

Корнилій, Тимантъ, Олимпія и Минодора.

  

Минодора.

  

   О чемъ сударыня, ваше дискурованье?

  

Олимпія.

  

   Вы знаете, о чемъ.

Минодора.

  

   Мнѣ съ господиномъ Тимантомъ прежде самой инспликоваться надобно: а ты на одинъ Олимпія моментъ выйди, да и батюшка то пускай съ тобой выйдетъ.

  

  

ЯВЛЕНІЕ V.

Тимантъ и Минодора.

  

Минодора.

  

   Я едакова рекомпанса за всѣ мои куплементы отъ васъ не ожидала.

  

Тимантъ.

  

   Чѣмъ я васъ раздражалъ?

  

Минодора.

  

   Я имѣю честь имѣти къ вашему патрету, или къ вашей персонѣ отличной решпектъ, и принимала васъ безо всякой церемоніяльности и безъ фасоній. А вы мнѣ измѣняете.

  

Тимантъ.

  

   Я вамъ измѣны ни какой не здѣлалъ; былъ вамъ другъ, другъ и теперь.

  

Минодора.

  

   Ты словъ моихъ и понять не хочешъ…. Или ты не узналъ еще, какую я къ тебѣ мой манификъ деклинацію имѣю.

  

Тимантъ.

  

   Я благодарствую, что вы меня жалуете.

  

Минодора.

  

   Ты такъ голубчикъ со мною говоришь фасонно, что ужъ не возможно. Я тебя…. Ахъ мой миніонъ…. Я тебя… Ахъ мой багатель…. Я мѣшаюсь, и не знаю сама что я болтаю.

Тимантъ.

  

   И я не вѣдаю чево вы отъ меня требуете.

  

Минодора.

  

   Я требую…. Послушай! Я все то сантирую къ тебѣ, что ты къ Олимпіи сантируешъ: и какое имѣетъ намѣреніе она, такое и я.

  

Тимантъ.

  

   Вы за мужемъ; такъ на васъ не можно мнѣ жениться.

  

Минодора.

  

   Да неужъ ли вамъ безъ женитьбы и любить не капабельно, будто только и кариспаденціи, какъ мужъ и жена!

  

Тимантъ.

  

   Я, сударыня, и вашу и мужа вашева честь охранять долженъ, за ево дружбу и за ваше мнѣ учтивство.

  

Минодора.

  

   Да вы мнѣ еще и больше покажете учтивства, когда меня любити станете.

  

Тимантъ.

  

   Я и такъ васъ люблю.

  

Минодора.

  

   Ето любовь постная. Всѣмъ капиталемъ сердца любите меня, а не партикалярно; только бы было инкогнито.

  

Тимантъ.

  

   Вы, сударыня, проклинаете всѣхъ тѣхъ, которыя въ Великой постъ ядятъ мясо; невѣрность то здѣлать мужу, кажется мнѣ грѣшняе еще.

Минодора.

  

   О тиранъ сердца моево!.. Умертви меня лутче своими руками! Умертви свою любовницу!

  

Тимантъ.

  

   Я сударыня, не палачь.

  

Минодора.

  

   Ты жесточе палача; тотъ умерщвляетъ винныхъ и злодѣевъ: а ты меня невинную погубляешь и не злодѣику, да любовницу.

  

Тимантъ.

  

   Вы, любовница своему супругу.

  

Минодора.

  

   Дѣвка. Дѣвка!….Подаймнѣ оделаванду!

Дѣвка подаетъ, идавъ ей водки на платокъ, выходитъ.

  

Тимантъ. Во время нюханія.

   Что ето за нещастіе!.. Я не знаю, куда мнѣ дѣться!

  

  

ЯВЛЕНІЕ VI.

Корнилій, Минодора и Тимантъ.

Корнилій.

  

   Что тебѣ здѣлалось душа моя?

  

Минодора.

  

   Тошно!… Тошно!

  

Корнилій.

  

   Не угорѣлаль ты?

Минодора.

  

   Нѣтъ…. Гипохондрія

  

Корнилій.

  

   Отъ чево на тебя едакая заморская нашла болѣзнь?… Вотъ! Не говаривалъ ли я тебѣ, что бы ты заморскихъ то словъ поменьше сыпала въ разговоры?… И здѣлалась бурда…. Намнясь я на молошной кисель, напился молодова полпива: и чуть было не умеръ.

  

Минодора.

  

   Ета бурда у меня, и вся ета контузія не отъ новомодныхъ словъ, да, отъ твоей старомодной грубости здѣлалась.

  

Корнилій.

  

   Душа моя! Да вить я тебѣ ни чево лишнева не сказалъ.

  

Минодора.

  

   Да мнѣ и то инсупортабельно.

  

Корнилій.

  

   Знаю, мое сокровище, что отъ любимова человѣка, и малая досада великою кажется; да чтожъ дѣлать, когда ты меня принуждаешъ.

  

Минодора.

  

   Возми меня за руку, Тимантъ, и пощупай каковъ у меня пульсъ.

  

Корнилій.

  

   Я пощупаю.

  

Минодора.

  

   У тебя руки холодны….. Да пощупай, Тимантъ, какъ у меня сердце бьется.

  

Корнилій.

  

   Семъ и я пощупаю.

Минодора.

  

   Ахъ. Пойди ты прочь отъ меня… Пойди пожалуйста отъ глазъ моихъ!

  

ЯВЛЕНIЕ VII.

  

Тимантъ и Минодора.

  

Минодора.

  

   Жизни лишуся, коли не умиритируюся быти тобою любима.

  

Тимантъ.

  

   Я вамъ дѣлать невинному мужу измѣны не совѣтую: а самъ моей Возлюбленной невѣстѣ, такъ же для цѣлаго свѣта измѣны не здѣлаю.

  

Минодора.

  

   Какой ето ко ушамъ моимъ…. Ахъ! жестокой, Тимантъ! Варварское имѣешъ ты сердце.

  

Тимантъ.

  

   Я сударыня по етой тѣсной улицѣ, и въ кривыя ея ворота очень рѣдко ѣзжу.

  

Минодора.

  

   И при Варварскихъ воротахъ, хотя ты и шутишь, едакова не было мятежа, какой у меня въ сердцѣ.

  

Тимантъ.

  

   Я безъ всякой шутки доношу, что я хочу быть вамъ усерднымъ зятемъ, а не принужденнымъ любовникомъ.

  

Минодора.

  

   Олимпія, Олимпія! Змѣю въ утробѣ моей носила, змѣю, которая меня ужалила!

Тимантъ.

  

   Одолѣйте вы страсть ету, когда она вамъ толико вредна, и нынѣшнюю вашу ко мнѣ любовь въ материнскую премѣните ко мнѣ милость.

  

Минодора.

  

   Ахъ! Имя любовницы пріятняе ушамъ нежели имя тещи.

  

Тимантъ.

  

   А я противъ воли моей ни васъ любить, ни Олимпіи оставить не могу.

  

Минодора.

  

   Я на ето не соглашаюсь, что бы дочь моя была за тобою.

  

Тимантъ.

  

   Вы себѣ бесчестія умножите.

  

Минодора.

  

   Развѣ я уже бесчестна.

  

Тимантъ.

  

   Хотя и небесчестна; однако изъ порядка гораздо выходите.

  

Минодора.

  

   Въ етотъ непорядокъ ты меня приводишь… А дочери я за тебя не выдамъ.

  

Тимантъ.

  

   Когда и она и вашъ на то согласенъ супругъ; такъ вы напрасно, свою ко мнѣ склон.ность перемѣняете въ ожесточеніе.

  

Барбарисъ. приходитъ и говоритъ.

  

   Господинъ Корнилій желаетъ васъ обоихъ видѣть и увѣриться о здоровьи своей супруги.

ЯВЛЕНІЕ VIII.

  

Барбарисъ одинъ.

  

   Едакія нынѣ завелися барыни! Чтобы въ посты не ѣсть мяса, ето они наблюдаютъ: а чтобы не любиться съ чужими о томъ они и забыли, будто разбойники: людей рѣжутъ, а молока по середамъ не хлебаютъ.

  

  

ЯВЛЕНIЕ IХ.

  

Барбарисъ и Палестра.

  

Палестра.

  

   Здравствуй Барбарисъ!… Когдажъ ты на мнѣ женишься?

  

Барбарисъ.

  

   Куда ты какъ скоро поспѣшна!

  

Палестра.

  

   Да и ты очень мѣдлененъ.

  

Барбарисъ.

  

   Пускай на передъ мой господинъ съ твоею барашнею обвѣнчается.

  

Палестра.

  

   Кто етова дождется! Такъ поцелуй же меня!

  

Барбарисъ.

  

   Ето не къ селу ни къ городу.

  

Палестра.

  

   Фу какой безсовѣстной!

  

Барбарисъ.

  

   Инъ и поцелуемся.

ЯВЛЕНІЕ Х.

  

Корнилій, Барбарисъ и Палестра.

  

Корнилій.

  

   Не хорошо ето молодецъ! У меня не похабной домъ: а ты целуешь дѣвку!

  

Барбарисъ.

  

   Не я целую вашу дѣвушку, милостивый государь! Она меня целуетъ. Вотъ, не говорилъ ли я тебѣ Палестра!

  

Палестра.

  

   Что ето, сударь за бѣда?… Вить я не жена ваша! Изволите смотрѣть за своею супругею, чтобы она ково не целовала.

  

Корнилій.

  

   Женѣ то моей етова и въ мысли прійти не можетъ. Она и чужихъ ругаетъ женъ, которыя етому беззаконію повинуются. Впадетъ ли постница и молитвенница въ такое душепагубное прегрѣшеніе! Развѣ царствіе то небесное, во время поста и молитвы она позабудетъ?

  

Палестра.

  

   Позабудетъ, воспомнитъ, согрѣшитъ, покается. Будто только тѣ одни отъ мужей любятся, которыя скоромное ѣдятъ по постамъ! А что дѣлаютъ бояря, то и мы. Вить во царство то небесное, не по знатности рода и не по чинамъ пускаютъ.

  

Барбарисъ.

  

   Ино здѣсь воевода, а тамъ будетъ подканцеляристъ. Да полно и здѣсь воевода то менше подьячева грамотѣ знаетъ.

  

Корнилій.

  

   Воеводѣ на что грамота? Ето подьяческое и дѣло: а ему и тово довольно, что онъ имя подписать можетъ. А тебѣ, братецъ, целоваться съ моими дѣвками не пристойно.

Барбарисъ.

  

   Я съ вашими дѣвушками не целуюся.

  

Корнилій.

  

   Я ето самъ своими глазами видѣлъ.

  

Барбарисъ.

  

   Я не съ дѣвками целовался; да съ одной и то только однажды сударь поцеловался.

  

Корнилій.

  

   И етова много.

  

Барбарисъ.

  

   А менше одново раза и поцеловаться нельзя.

  

Корнилій.

  

   Ни однажды не надобно.

  

Палестра.

  

   Вамъ, сударь, такъ кажется: а намъ думается, что надобно: а губы то вить мои а не супруги вашей.

  

Барбарисъ.

  

   А у меня, губы мои, а не ваши.

  

Корнилій.

  

   Едакая ты дѣвушка! Стыдъ и поношеніе моему дому!

  

Палестра.

  

   Больше стыда и поношенія отъ жены, нежели отъ служанки.

Корнилій.

  

   Да коли бы жена то моя едакъ ково поцеловала, такъ бы ей и губы отрезалъ.

  

Барбарисъ.

  

   Да какъ же бы вы ее целовать то стали?

  

Палестра.

  

   Жестокой ты судья!

  

Барбарисъ.

  

   Да етова, сударь, и въ уложеньи нѣтъ: а естьли бы такое было узаконеніе; такъ бы безгубыхъ женщинъ было больше нежели злодѣевъ, у которыхъ ноздри вырваны.

  

Корнилій.

  

   Да они етова и достойны…. Да и мужья то хороши, которыя ето терпятъ.

  

Палестра.

  

   Иныя на ету догадку и не попадутъ.

  

Корнилій.

  

   Развѣ мужъ тотъ дуракъ, которой не видитъ етова въ женѣ своей.

  

Палестра.

  

   Да вы, сударь, и не глупы; а не догадались бы, естьли бы ваша супруга благоволила васъ орогатить.

  

Корнилій.

  

   Я бы ето въ три дни узналъ. А рогоносцы то сами предъ собою винны, что они етова не примѣчаютъ. За ето бы я въ воду всѣхъ помѣталъ.

  

Барбарисъ.

  

   Да вы, сударь! Умѣетели плавать?

Корнилій.

  

   Мнѣ на что плавать? Я надѣюсь на жену, какъ на городовую стѣну.

  

Барбарисъ.

  

   Бендеръ покрѣпче супруги ватей; да и тотъ мужествомъ и искуствомъ полководца взятъ. Ето помудреняе, нежели побѣдить женщину.

  

Корнилій.

  

   Моя жена неприступна.

  

Барбарисъ.

  

   Да и Бендеръ атъ былъ неприступенъ.

  

Палестра.

  

   А мое сердце Барбарисъ уже давно плѣнилъ: а я за нево иду за мужъ.

  

Корнилій.

  

   Такъ бы подождала, какъ обвѣнчаешься: а до тѣхъ бы поръ была поскромняе. Впредь бы я до вѣнца твоево, Палестра, етова не видалъ.

  

Барбарисъ.

  

   Мы всегда отъ васъ таясь целовались; я не знаю, какъ вы и теперь увидѣли. Да вы сами виноваты: за чѣмъ вы туда ходите, гдѣ молодыя рабята съ дѣвками целуются?

  

Корнилій.

  

   Много ты болтаешь; помолчи!

  

Отходитъ.

Палестра.

  

   Впредь будемъ поосторожняе.

  

Конецъ втораго дѣйствія.

ДѢЙСТВІЕ III.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

  

Олимпія, одна.

  

   Что въ такой начну крайности! Всѣ мысли мои разсѣялись: чувства ослабѣваютъ, камѣнѣетъ сердце, томится грудь и свѣтъ сокрывается отъ очей моихъ.

  

ЯВЛЕНIЕ II.

  

Тимантъ и Олимпія.

  

Олимпія.

  

   Прости Тимантъ!

  

Тимантъ.

  

   Для чево намъ прощаться?

  

Олимпія.

  

   Матушка клянетъ меня, и сказала мнѣ, что она лишаетъ меня своево благословенія, ежели я противъ воли ея за тебя выйти соглашусь.

  

Тимантъ.

  

   Развѣ ты думаешъ то, что она пустою и пристрастною своею клятвою, заградитъ тебѣ дорогу къ милости Божіей, и что Богъ такое ея злодѣйское опредѣленіе утвердитъ?

  

Олимпія.

  

   Да и ради свѣта ето дурно.

  

Тимантъ.

  

   Скажи лутче: дурно ради дураковъ и дуръ.

  

Олимпія.

  

   Да ихъ очень много.

Тимантъ.

  

   Сверчковъ еще и больше.

  

Олимпія.

  

   Да сверчки то своимъ пищаньемъ толикой досады не здѣлаютъ, какую люди здѣлать могутъ.

  

Тимантъ.

  

   Мнѣ сверчки больше безмозглыхъ болтуновъ досады дѣлаютъ, а особливо когда я книгу читаю.

  

Олимпія.

  

   Коли человѣка три кому скажутъ, ты пьянъ; такъ должно ложиться и проспаться.

  

Тимантъ.

  

   А мнѣ, сударыня, хотя бы вся Москва говорила то что я пьянъ; такъ я будучи не пьянымъ, спать не лягу.

  

  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

Тимантъ, Олимпія и Минодора.

  

Минодора.

  

   Ты опять тоже дѣлаешъ?

  

Тимантъ.

  

   Она тоже дѣлаетъ, сударыня, что ей прилично: да вы не то….

  

Минодора.

  

   Не брюскинавать ли вы меня, государь мой, хотите?

  

Тимантъ.

  

   Я намѣренъ васъ на прямой путь поставить.

Минодор.

  

   Я и такъ не кривою иду алеею.

  

Тимантъ.

  

   Ета алея васъ ко доброму концу не приведетъ.

  

Минодора.

  

   Очень комлезантной кавалеръ!

  

Тимантъ.

  

   Я, не преходя моего къ вамъ почтенія, вамъ открываюсь ясно, что я люблю Олимпію, и вѣчно ее одну любить стану.

  

Минодора.

  

   Да я ее выдать за васъ не хочу.

  

Тимантъ.

  

   Развѣ я вашева свойства не достоинъ.

  

Минодора.

  

   Вы знаете мои мысли.

  

Тимантъ.

  

   Да изъ почтенія моево къ вамъ хочу ихъ забыть.

  

Минодора.

  

   Велико ваше ко мнѣ почтеніе!

  

Тимантъ.

  

   Я васъ, сударыня, со всею моею прошу покорностію, что бы вы и со мною и съ нею человѣколюбивяе поступали.

Минодора.

  

   Ты очень человѣколюбивъ!

  

Тимантъ.

  

   Вы отъ меня невозможнова требуете.

  

Минодора.

  

   Да и вы требуете отъ меня невозможнова.

  

Тимантъ.

  

   Я на дочери вашей, сударыня, женатъ буду, хотя вы соглашайтесь, хоть нѣтъ.

  

Минодора.

  

   Что вы такъ каприціозны?

  

Тимантъ.

  

   Я выхожу изъ терпѣнія.

  

Минодора.

  

   Да и я изъ терпѣнія выхожу.

  

Тимантъ.

  

   Дайте вашей дочери соизволеніе.

  

Минодора.

  

   Етова не будетъ.

  

Тимантъ.

  

   Будетъ, сударыня…. Супругъ вашъ дозволяетъ…

  

Минодора.

  

   А я знаю, что етова не будетъ.

Тимантъ.

  

   Онъ знаетъ ето лутче.

  

Минодора.

  

   А онъ знаетъ мысли свои, а моихъ онъ не зпаетъ.

  

Тимантъ.

  

   Такъ ваши мысли я ему объявлю.

  

Олимпія.

  

   А ежели ты ето здѣлаешъ; такъ я твоею ни когда не буду.

  

Минодора.

  

   Что такое!… Тимантъ!… О чемъ ты Олимпія… Никакъ ты ему индискрецію противъ меня…. Злодѣй мой!

  

Тимантъ.

  

   Ежели мнѣ Олимпіи лишаться; такъ на что мнѣ таить ваше къ себѣ любовное письмо, которое вы ко мнѣ севодни прислали.

  

Олимпія.

  

   Что ты дѣлаешъ!

  

Минодора.

  

   О варваръ!… Олимпія!. А ты ужъ видѣла…

  

Олимпія.

  

   Отмѣните, сударыня, такія несходственныя съ вашею честію мысли; такъ ето предастся забвенію: а онъ о письмѣ мнѣ и не сказывалъ.

  

Тимантъ.

  

   Все, сударыня, загладится.

Минодора.

  

   Выйди Олимпія! А я объ етомъ письмѣ издекларуюся.

  

Тимантъ.

  

   Оно очень ясно; такъ о чемъ больше толковать?

  

Минодора.

  

   Выйдижъ, душа моя!

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

  

Тимантъ и Минодора.

Минодора.

  

   Въ послѣднія тебѣ прапазирую: выслушай только всѣ мои идеи съ пасіянсомъ.

  

Тимантъ.

  

   Хорошо, сударыня.

  

Минодора.

  

   Лице мое не фатально, лѣта не стары, по француски я и съ наслышки говорю, и руской имъ языкъ, не менше другихъ моихъ сестеръ украшаю. Модѣ слѣдую я перьвая; ссылаюсь на всю Москву, что въ городѣ здѣсь барсовое платье перьвая здѣлала я: всѣ портныя ето присягою утвердятъ: на теятрѣ и изъ ложи и изъ партера простыми глазами не смотрю я, и всегда въ лорнетъ: на спектакеляхъ, а особливо когда представляются тражедіи, говорю я всѣхъ больше, хахачу въ тражедіяхъ больше всѣхъ, въ комедіяхъ кричу больше всѣхъ. Дома бываю рѣдко. Долго не засиживаюсь ни гдѣ, и визиты я контровизиты дѣлаю по запискѣ и по режистру: ни о какой матеріи по пендантски съ доказательствами не болтаю, и какъ надобно благородной дамѣ, перебѣгаю изъ матеріи въ матерію. Да я же и въ законѣ тверда. Часто я грѣшу, да часто и каюся. Ежели что о комъ и поносяще молвлю; такъ передъ людьми скажу такъ, передъ Богомъ переговорю. Мужа не люблю я по антипатіи: дочери препятствую я въ вашей каришпандеціи по пассіи къ тебѣ. Что во мнѣ манкируетъ и что тебѣ меня любить ампешируетъ? Имѣй компассію! А я тебѣ капитально рапитрую, что ты меня смертно фрапируешъ.

  

Тимантъ.

  

   Всѣ ваши достоинства, о которыхъ вы выговорили, и о которыхъ знаем о всѣмъ, меня не плѣняютъ, когда я любовію моею, къ вашей дочери прилепляюся, почитая ее только утѣхою сердца моево, и щастіемъ моей жизни.

  

Минодора.

  

   Такъ я ее за тебя не выдамъ.

  

Тимантъ.

  

   А я письмо ваше ко мнѣ покажу вашему мужу.

  

Минодора.

  

   Такъ ты безчестной будешь человѣкъ, когда ты любовницыны письма станешъ показываши, съ нею поссорився.

  

Тимантъ.

  

   Не достоинъ тотъ жизни, кто поссорився еъ любовницей письма ея ради поношенія показываетъ: а вы моею любовницею не бывали: да меня съ моею любезною разлучаете.

  

Минодора.

  

   Не выдамъ я дочери.

  

Тимантъ, отходя.

  

   А я письмо твое теперь же покажу…

  

Минодора.

  

   Свирѣпой!

  

Олимпія на встрѣчѣ ево останавливаетъ.

  

   Постой! Или забывай меня вѣчно!

  

Тимантъ, бросясь передъ ней

на колѣни.

   Сжальтеся надъ нами!

  

Минодора.

  

   Что мнѣ дѣлать!

  

  

ЯВЛЕНIЕ ПОСЛѢДНЕЕ.

  

Веѣ.

  

Палестра.

  

   Что такое!

  

Тимантъ, воставъ.

  

   Ничево.

  

Барбарисъ вошедъ.

  

   Не загорѣлось ли….

  

Корнилій вошедъ.

  

   Жива ли она?… По лѣкаря, по лѣкаря… Кровь… По отца духовнова!

  

Тимантъ.

  

   Обойдется, сударь, дѣло и безъ тово.

  

Корнилій.

  

   Каковъ у нея пульсъ?

  

Тимантъ.

  

   Не рабѣйте!

  

Корнилій.

  

   Какъ не рабѣть?… Ежели ты таковъ щастливъ будешъ и такъ нѣжно и гооячо, Олимпіею будешъ любимъ; такъ ты узнаешъ, сколько вѣрная жена мила мужу.

Барбарисъ.

  

   И я вѣрную жену имѣть буду, получивъ отъ васъ милостивое соизволеніе, на вашей жениться дѣвушкѣ.

  

Корнилій.

  

   До товоль теперь!… Не до тебя…

  

Барбарисъ.

  

   Вотъ такъ то въ приказахъ судьи говорятъ иногда челобитчикамъ: не до тебя… Ему не до нево, а онъ съ голоду умираетъ.

  

Корнилій.

  

   И судья въ приказъ не поѣдетъ, когда жена умираетъ.

  

Барбарисъ.

  

   Иной и тогда не поѣдетъ, когда у нево сука ощенится.

  

Минодора.

  

   Радость моя! Я отдохнула; позволяй ему, вить ево свадьба ни у кого въ дорогѣ не стоитъ. Барбарисъ! Хотя ты попытайся помочи мнѣ.

  

Барбарисъ.

  

   Я, сударыня, не лѣкарь, и крови пускать не умѣю.

  

Тимантъ.

  

   Ни кто вамъ больше не поможетъ, кромѣ себя самой.

  

Корнилій.

  

   Отдохни, да примемся за зговоръ: а мы порадуемся: а потомъ обвѣнчаемъ ихъ, да дождемся внучатъ: а ты будешъ бабушка.

Тимантъ.

  

   Не тревожте больше , ни себя ни насъ!

  

   Корнилій.

  

   Говори, свѣтъ мой.

Минодора соглашается, махнувъ рукою.

Корнилій.

  

   Да вить ты въ памяти; такъ ето и словомъ утвердить можно!

  

Минодора.

  

   Будь по вашему!

  

Олимпія.

  

   Не отмѣните, матушка своей ко мнѣ милости! А вы во мнѣ всегда усердную будете имѣти дочь.

  

Тимантъ.

  

   А во мнѣ благодарнова зятя.

  

Конецъ комедіи.