Смерть сластолюбца

Автор: Дуров Сергей Федорович

Он юношеских лет еще не пережил, 
       Но жизни не щадя, не размеряя сил, 
       Он насладился всем не во-время, чрез меру, 
       И рано, наконец, во все утратил веру. 
       Бывало, если он по улице идет, 
       На тень его одну выходит из ворот 
       Станица буйная безнравственных вакханок, 
       Чтоб обольстить его нахальностью приманок - 
       И он на лоне их, сок юности точа, 
       Ослабевал душой и таял как свеча. 
       Его и день и ночь преследовала скука: 
       Нередко в опере Моцарта или Глюка 
       Он, опершись рукой, безмысленно зевал. 
       Он головы своей в тот ключ не погружал, 
       Откуда черпал нам Шекспир живые волны. 
       Все радости ему казалися неполны: 
       Он жизни не умел раскрашивать мечтой. 
       Желаний не было в груди его больной: 
       А ум, насмешливый и неcогретый чувством, 
       Смеялся дерзостно над доблестным искусством 
       И всё великое с презреньем разрушал: 
       Он покупал любовь, а совесть продавал. 
       Природа - ясный свод, тенистые овраги, 
       Шумящие леса, струн лазурной влаги - 
       И всё, что тешит нас и радует в тиши, 
       Не трогало его бездейственной души, 
       В нем сердца не было; любил он равнодушно: 
       Быть с матерью вдвоем ему казалось скучно. 
       Не занятый ничем, испытанный во всем, 
       Заране он скучал своим грядущим днем. 
       Вот - раз, придя домой, больной и беспокойный, 
       Тревожимый в душе своею грустью знойной, 
       Он сел облокотясь, с раздумьем на челе, 
       Взял тихо пистолет, лежавший на столе, 
       Коснулся до замка... огонь блеснул из полки... 
       И череп, как стекло, рассыпался в осколки. 
       О юноша, ты был ничтожен, глуп и зол, 
       Не жалко нам тебя. Ты участь приобрел 
       Достойную себя. Никто, никто на свете 
       Не вспомнит, не вздохнет о жалком пустоцвете. 
       Но если плачем мы, то жаль нам мать твою, 
       У сердца своего вскормившую змею, 
       Которая тебя любила всею силой, 
       А ты за колыбель ей заплатил могилой. 
       Не жалко нам тебя - о нет! но жаль нам ту, 
       Как ангел чистую, бедняжку-сироту, 
       К которой ты пришел, сжигаемый развратом 
       И соблазнил ее приманками и златом. 
       Она поверила. Склонясь к твоей груди, 
       Ей снилось счастие и радость впереди. 
       Но вот теперь она - увы! - упала с неба: 
       Без крова, без родства, нуждаясь в крошках хлеба 
       С отчаяньем глядя на пагубную связь, 
       Она - букет цветов, с окна столкнутых в грязь! 
       Нет, нет - не будем мы жалеть о легкой тени: 
       Негодной цифрою ты был для исчислений; 
       Но жаль нам твоего достойного отца, 
       Непобедимого в сражениях бойца. 
       Встревожа тень его своей преступной тенью, 
       Ты имя славное его обрек презренью. 
       Не жалко нам тебя, но жаль твоих друзей, 
       Жаль старого слугу и жалко тех людей, 
       Чью участь злобный рок сковал с твоей судьбою, 
       Кто должен был итти с тобой одной стезею, 
       Жаль пса, лизавшего следы преступных ног, 
       Который за любовь любви найти не мог. 
       А ты, презренный червь, а ты, бедняк богатый, 
       Довольствуйся своей заслуженною платой. 
       Слагая жизнь с себя, ты думал, может быть, 
       Своею смертию кого-нибудь смутить - 
       Но нет! на пиршестве светильник не потухнул, 
       Без всякого следа ты камнем в бездну рухнул. 
       Наш век имеет мысль - и он стремится к ней, 
       Как к цели истинной. Ты смертию своей 
       Не уничтожил чувств, нам свыше вдохновенных, 
       Не совратил толпы с путей определенных: 
       Ты пал - и об тебе не думают теперь, 
       Без шума за тобой судьба закрыла дверь. 
       Ты пал - но что нашел, свершивши преступленье? 
       Распутный - ранний гроб, а суетный - забвенье. 
       Конечно, эта смерть для общества чужда: 
       Он свету не принес ни пользы, ни вреда - 
       И мы без горести, без страха и волненья 
       Глядим на падшего, достойного паденья. 
       Но если, иногда, подумаешь о том, 
       Что жизнь слабеет в нас заметно с каждым днем, 
       Когда встречаем мы, что юноша живой, 
       Какой-нибудь Робер, с талантом и душой 
       Едва посеявший великой жатвы семя, 
       Слагает жизнь с себя, как тягостное бремя; 
       Когда историк Рабб, точа на раны яд, 
       С улыбкой навсегда смежает тусклый взгляд; 
       Когда ученый Грос, почти уже отживший, 
       До корня общество и нравы изучивший, 
       Как лань, испуганный внезапным лаем псов, 
       Кидается в реку от зависти врагов; 
       Когда тлетворный вихрь открытого злодейства, 
       Отъемлет каждый день сочленов у семейства: 
       У сына мать его, у дочери отца, 
       У плачущих сестер их брата-первенца, 
       Когда старик седой, ценивший жизни сладость, 
       Насильной смертию свою позорит старость; 
       Когда мы, наконец, посмотрим на детей, 
       Созревших до поры за книгою своей, 
       Мечтавших о любви, свободе и искусствах, - 
       И после ошибясь в своих заветных чувствах 
       И к истине нагой упав лицом к лицу, 
       На смерть стремящихся, как к брачному венцу, - 
       Тогда невольно в грудь сомненье проникает: 
       Смиренный - молится, а мудрый - размышляет: 
       Не слишком скоро ли вперед шагнули мы? 
       Куда влечет нас век? к чему ведут умы? 
       Какие движут нас сокрытые пружины? 
       Чем излечиться нам? И где всему причины? 
       Быть может, что в душе, безвременно, у нас 
       Высокой истины святой огонь погас, 
       Что слишком на себя надеемся мы много, 
       . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
       . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
       . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
       . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
       . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
       Не время ль пожалеть о тех счастливых днях, 
       Когда мы видели учителей в отцах 
       И набожно несли свое ярмо земное, 
       Раскрыв перед собой Евангелье святое; 
       Для ока. смертного - таинственная тьма! 
       Неразрешимые вопросы для ума! 
       Как часто, иногда, от них, во время ночи, 
       Поэт не может свесть задумчивые очи, 
       И, преданный мечтам и мыслям роковым, 
       Один - блуждает он по улицам пустым, 
       Встречая изредка, кой-где, у переходов 
       Вернувшихся домой, с прогулки, пешеходов. 
       
1843