От пудры до грузовика

Автор: Агнивцев Николай Яковлевич

Н. Я. Агнивцев

  

От пудры до грузовика

  

   Стихотворения советского периода воспроизводятся по изданию:

   Агнивцев Николай Яковлевич. «Гранитный барин». Составитель В. А. Широков.

   М.: «Правда», 1990 [Библиотека Крокодила, No 1 (1085)].

  

   1. Снова в Петербурге

   2. Мы

   3. Грузовик No 1317

   4. Трамвай «А»

   5. Кепка

   6. Кирпичная песенка

   7. Мэри Пикфорд

   8. Кооп-ларек

   9. Моссельпромщица No … (не знаю!)

   10. Шпага декабря

   11. Семь сестер

   12. Триолеты в бензине

   13. Воробьиные неприятности

  

1. Снова в Петербурге

   Прощайте, немцы, греки, турки,

   И здравствуй, русская земля!

   В своем я снова Петербурге,

   Я снова русский! Снова — «я»!

   Еще вчера я был не русским!

   И, запахнувшись в черный дым,

   Гранитный воздух Петербургский

   Еще вчера был не .моим!

   Сегодня ж, странный и бессонный,

   «Брожу по Невской мостовой

   И с Александровской Колонной

   Взлетевшей чокаюсь мечтой!

   И в небо Питера, бледнея,

   Уходит беженский угар…

   И вновь я рифмою своею —

   Целую Невский тротуар!…

2. Мы

   Некие в смокинг одетые атомы,

   Праха веков маринованный прах,

   Чванно картавят, что, мол, «азиаты мы»,

   На европейских своих языках!

   Да! Азиаты мы! Крепкое слово!

   В матерном гневе все наши слова!

   Наши обновы давно уж не новы:

   Киев и Новгород! Псков и Москва!

   В наших речах — курский свист соловьиный,

   Волга и Днепр! Океан и фиорд!

   В наших речах — грохот снежной лавины,

   Ржанье и топот Батыевых орд!

   В наших глазах — золотой щит Олега,

   Плеть Иоанна! Курганная тишь!

   Мертвенный холод Байкальского снега,

   Пламя Москвы и плененный Париж!

   Эй, на запятки! Не вам ли завялым

   Путь преградить разъярившимся нам?

   Или, озлившись, мы хлопнем Уралом

   По напомаженным вашим башкам!

   В наших плечах — беломорские скалы!

   В наших ушах — храп медвежьих берлог!

   В наших сердцах — самоцветы Урала!

   В нашей груди — древний каменный бог!

3. Грузовик No 1317

1

   Весь машинный свой век, каждый день по утрам

   Волоча свои старые шины,

   По брезгливым гранитным колонным домам

   Развозил он шампанские вина!

   И глотали в свои погреба-животы

   Эти вина по бочкам с присеста

   Их раскрытые настежь гранитные рты —

   Обожженные жаждой подъезды.

   И гудя, и шумя,

   И кряхтя, и гремя,

   Весь свой век должен был по подъездам таскаться

   Грузовик No 1317.

2

   Но однажды наутро у этих домов

   Были начисто выбиты стекла!

   И панель вокруг них вглубь на много шагов

   От вина и от крови промокла!

   «Эй, подвалы, чья доля лежит издавна

   Под любым каблуком на паркете,

   Выходите на Невский — ломать времена!

   Выходите — шагать по столетьям!»

   И гудя, и шумя,

   И кряхтя, и гремя,

   Покатил за Свободу по улицам драться

   Грузовик No 1317.

3

   Но открылись фронты! О, услышав сигнал,

   Он увесисто и кривобоко

   Наступал, отступал и опять наступал

   От Варшавы до Владивостока.

   И ходил он насупившись — издалека

   На Деникинские аксельбанты,

   На тачанки Махно, на штыки Колчака

   И на хмурые танки Антанты!

   И гудя, и шумя,

   И кряхтя, и гремя,

   Второпях во весь мах по фронтам стал шататься

   Грузовик No 1317.

4

   На поля неостывших побед из нутра

   Отощавшей земли вылез Голод!

   И наотмашь схватил от двора до двора

   Города и деревни за ворот!

   И, шагая по смятой Руси напролом

   Уходящими в землю шагами,-

   Из Лукошка Поволжья кругом, как зерном,-

   Он засеял поля костяками!

   И гудя, и шумя,

   И кряхтя, и гремя,

   С воблой тут по Руси, как шальной, стал мотаться

   Грузовик No 1317.

5

   Поднатужились нивы в России! И вот:

   По Москве он в день Первого мая,

   Запыхавшись от новых нежданных хлопот,

   Октябрят полным ходом катает!

   Октябрята на нем -воробьев веселей!

   Не желают слезать добровольно!

   И машиною, новою нянькой своей,

   Октябрята ужасно довольны!

   И гудя, и шумя,

   И кряхтя, и гремя,

   С октябрятами нянькой решил впредь остаться

   Грузовик No 1317.

4. Трамвай «А»

1

   Давайте-ка устроим чистку

   Средь коломбин и апашей!

   Ведь наши «замы» и модистки,

   Кассиры и пиш-машинистки

   В любви тех будут не глупей!

   Давайте же устроим чистку

   Средь коломбин и апашей!

2

   Она -кассирша в «Спичка-тресте»

   А он — Врид-зам-пом-пом-пом-зам!

   Все началось с того, что вместе,

   Под вопль кондукторский «не лезьте»

   Бочком пролезли все же в трам:

   Она -кассирша в «Спичка-тресте»

   И он — Врид-зам-пом-пом-пом-зам!

3

   В своих движеньях эксцентричен

   Трамвай маршрута буквы «А»!

   И очутились механично

   Они в объятьях романтичных

   От двадцать третьего толчка!

   В своих движеньях эксцентричен

   Трамвай маршрута буквы «А»!

4

   Когда-то были купидоны]

   Теперь их «замом» стал трамвай!

   И перед ними благосклонно —

   Через неделю по закону —

   Открылся загса тихий рай…

   Когда-то были купидоны,

   Теперь их «замом» стал трамвай!

5

   И дети их снимали кепки

   Перед трамваем с буквой «А»,

   И, факт рожденья помня крепко,

   Махали долго вслед прицепке!

   И с благодарностью всегда

   Детишки их снимали кепки

   Перед трамваем с буквой .»А».

5. Кепка

1

   Кепка! Простецкая кепка!

   На миллионы голов

   Влезла ты с маху! И крепко

   Села цилиндрам назло!

   Видел весь мир, изумленно

   Ахнувши из-за угла,

   Как трехсотлетней короне

   Кепка по шапке дала!

2

   И, набекрень съехав малость

   От передряг,- во весь мах

   Долго и крепко ты дралась

   На разъяренных фронтах!

   И, без патрон и без хлеба

   Лбом защищая Москву,

   Нет такой станции, где бы

   Ты не валялась в тифу!

3

   От Чухломы до Урала

   В морду былому житью

   Это не ты ли орала

   Новую Правду свою?!

   И на фронтах, и на Пресне,

   Мчась по столетьям в карьер,

   В небо горланила песни,

   Славя свой С.С.С.Р.

4

   Ну-ка, вот! В той перебранке

   Той небывалой порой:

   От револьвера до танка

   Кто не сшибался с тобой?

   Но, поднатужась до пота,

   Все же, к двадцатым годам,

   Даже антантным дредноутам

   Кепка дала по шеям!

5

   Бешены были те годы!

   И на всех митингах ты

   С дьяволом, с богом, с природой

   Спорила до хрипоты!

   И, за голодных индусов

   Кроя Керзона весьма,

   В это же время со вкусом

   Воблу жевала сама!

6

   Кончились годы нахрапа!

   Ты — на весь мир! И, глядишь,

   Перед тобой сняли шляпы

   Лондон, Берлин и Париж!

   Кепка! Простецкая Кепка!

   Средь мировой бедноты

   Медленно, тяжко, но крепко

   Ставишь свои ты посты!..

7

   Кепка! Простецкая Кепка!

   Вот что наделала ты!

6. Кирпичная песенка

1

   Собою невелички,

   Знай, маялись в пыли.

   Кирпичики, кирпичики,

   Кирпичики мои…

   И господа из города

   В перчаточках своих

   Презрительно и гордо

   Ворочались от них!..

   «И долго от обидчиков

   Кряхтели, как могли:

   — Кирпичики, кирпичики,

   Кирпичики мои…

2

   Но вот сердит стал с виду

   Простой народ! И, глядь:

   Обидчикам обиды

   Вдруг стал припоминать!

   Озлившись, в день осенний

   Взъерошились штыки,

   И на дворцы с гуденьем

   Пошли грузовики!

   И в головы обидчиков

   Летали, как могли:

   — Кирпичики, кирпичики,

   Кирпичики мои!

3

   А после всех событий

   Народ к ним шасть опять:

   «Кирпичики, идите

   Домишки нам латать!»

   И, с края и до края,

   На всяческий манер

   Кирпичики латают,

   Кряхтя, С.С.С.Р.

   Собою невелички,

   Да — умницы они:

   Кирпичики, кирпичики,

   Кирпичики мои!..

7. Мэри Пикфорд

1

   В Америке где-то

   Судя по газетам,

   Есть город такой — «Голливуд»…

   И в городе этом,

   Судя по газетам,

   Лишь киноактеры живут!

   И там неизменно

   Пред всею вселенной

   Сквозь первый в Америке взор,

   Как синие птицы,

   Трепещут ресницы

   У маленькой Мэри Пикфорд!

2

   В Париже, на Яве,

   В Тимбукту, в Варшаве,

   От Лос-Анжелос до Ельца

   Пред маленькой Мэри

   Раскрыты все двери

   И настежь раскрыты сердца!..

   И каждый свой вечер,

   Стремясь к ней навстречу,

   Следят по экранам в упор

   Глаза всего света

   За маленькой этой,

   За маленькой Мэри Пикфорд!

3

   И вечером сонным

   Для всех утомленных

   Своей кинофирмой дана,

   Восходит багряно

   На киноэкранах,

   Как Солнце ночное, она!

   И вьется, и мчится

   По вздрогнувшим лицам

   Тот первый в Америке взор!..

   И сколько улыбок

   На свете погибло б

   Без маленькой Мэри Пикфорд?!.

8. Кооп-ларек

   Из пары старых досок

   Родив себя, как мог,

   Стоит на перекрестке

   Цветной Кооп-Ларек…

   В нем что угодно купишь

   В два счета! Он -такой:

   По виду — словно кукиш,

   Но -очень деловой!

   Заморские базары,

   Крича издалека,

   Шлют разные товары

   Для этого Ларька.

   Берлин, Варшава, Вена

   И Ява, и Кантон

   Торгуются степенно

   С цветным Кооп-Ларьком!

   И тут на перекрестке

   От дел таких слегка

   Потрескивают доски

   Советского Ларька…

   И вспоминают, тужась,

   Как 8 лет назад

   Они лежали тут же

   На баррикадах в ряд!

9. Моссельпромщица No … (не знаю!)

1

   Коммерчески спокоен,

   В панель упрямо врос

   Промышленной ногою

   Лоток для папирос!

   И, с жаром расширяя

   Промышленность, втроем

   Перед клиентом с края

   Склонились над лотком:

   — Прядь упрямая, плюс

   Моссельпромский картуз,

   А под ним — деловая

         Такая

   Моссельпромщица No … (не знаю!)

2

   Но, кроме всяких «Пери»

   И прочих папирос,

   Ведь есть в СССР’е

   Еще и — Наркомпрос!

   И ночью, совершенно

   Забыв про Моссельпром,

   Над книгою толщенной

   Склоняются втроем:

   Прядь упрямая, плюс

   Моссельпромский картуз,

   А под ним — деловая

         Такая

   Моссельпромщица No … (не знаю!)

3

   Пожалуй, вы поймете,

   Что так всю жизнь сполна

   Учебе да работе

   Она обречена?!

   Она -не морс в стакане!

   У ней кровь бьет ключом!

   И часто на свиданье

   Бегут стремглав втроем:

   — Прядь упрямая, плюс

   Моссельпромский картуз,

   А под ним — деловая

         Такая

   Моссельпромщица No … (не знаю!)

10. Шпага декабря

   На снежной площади, собою

   В полдня столетье озаря,

   Среди музейного покоя

   Белеет шпага Декабря…

   И до сих пор еще — в печали

   Она вздыхает над собой…

   Ее недаром ведь ломали

   Над декабристской головой!

   Она восстала! И — упала!

   Из ножен вырвавшись, она

   Была по первому сигналу

   Кивком царя побеждена!

   И всласть над ней смеялись пушки,

   И гроб ее оплеван был!..

   Лишь Александр Сергеич Пушкин

   Ее стихами окропил…

   И, хоть она гремит всесветно,

   Но, гладя сломанный клинок,

   Нет-нет и вздрогнет чуть приметно

   Ее музейный номерок…

11. Семь сестер

   На Введенской до сих пор

   Проживает семь сестер

   Словно семь кустов жасмина:

   Дора,

   Люба,

   Лена,

   Нина,

   Катя,

   Таня

   И еще седьмая Маня…

   В каждой, как по прейскуранту,

   В каждой скрыто по таланту.

   Нина

   Играет на пианино,

   Люба

   Декламирует Соллогуба,

   Лена —

   Верлена,

   А Дора —

   Рабиндраната Тагора.

   У Тани, у Кати

   В гортани две Патти.

   Катя же, кстати, немножко

   И босоножка!

   Но всех даровитее Маня!

   Ах, Маня, талантом туманя,

   К себе всех знакомые влечет!

   Она лишь одна не декламирует,

   Не музицирует

   И не поет.

12. Триолеты в бензине

   Сказал мне примус по секрету,

   Что в зажигалку он влюблен.

   И, рассказавши новости эту,

   Впервые выданную свету,

   Вздохнул и был весьма смущен.

   Но зажигалке и милее

   И симпатичнее был форд.

   И без любовного трофея

   Из этой повести в три шеи

   Был примус выброшен за борт!

   Тогда, нажав на регулятор,

   Взорвался примус от любви.

   Так, не дождавшись результатов,

   Хоть стильно, но и глуповато

   Свел с фордом счеты он свои!

   Но, к счастью, для его хозяйки

   Был не опасен этот взрыв!

   Взревев, как негр из Танганайки,

   Он растерял лишь только гайки,

   Свою горелку сохранив.

   Пусть пахнет песенка бензином.

   Довольно нам любовных роз!

   И примус с очень грустной миной

   По всем посудным магазинам

   В починку сам себя понес!

13. Воробьиные неприятности

   Жил-был на свете воробей,

   Московский воробьишка…

   Не то, чтоб очень дуралей,

   А так себе, не слишком.

   Он скромен был по мере сил,

   За темпами не гнался,

   И у извозчичьих кобыл

   Всю жизнь он столовался.

   И снеди этой вот своей

   Не проморгал ни разу,

   И за хвостами лошадей

   Следил он в оба глаза!

   Хвостатый встретивши сигнал,

   Он вмиг без передышки

   За обе щеки уплетал

   Кобылкины излишки.

   Такое кушанье, оно

   Не всякому подспорье.

   И возразить бы можно, но

   О вкусах мы не спорим.

   Но вот в Москве с недавних пор,

   Индустриально пылок,

   Победоносный автодор

   Стал притеснять кобылок!

   Индустриальною порой

   Кобылкам передышка!

   И от превратности такой

   Надулся воробьишка.

   И удивленный, как никто,

   Он понял, хвост понуря,

   Что у кобылок и авто

   Есть разница в структуре.

   «Благодарю, не ожидал!

   Мне кто-то гадит, ясно!»

   И воробьеныш возроптал,

   Нахохлившись ужасно.

   «Эх, доля птичья ты моя!

   Жить прямо же нет мочи!

   И н д у с т р и а л и з а ц и я —

   Не нравится мне очень!»

   И облетевши всю Москву,

   Он с мрачностью во взгляде

   Сидит часами тщетно у

   Автомобиля сзади…

   Мораль едва ли здесь нужна,

   Но если все же нужно,

   Друзья, извольте, вот она,

   Ясна и прямодушна.

   Немало все ж, в конце концов,

   Осталось к их обиде

   В Москве таких же воробьев,

   Но в человечьем виде…

   Мы строим домны, города,

   А он брюзжит в окошко:

   — Магнитострой, конечно, да!

   Ну, а почем картошка?