В настоящее время Петербург полон шумом нового полицейского скандала. Кажется, никогда они не кончатся в России! Арестован, после обыска, крупный чиновник тайной полиции Иван Федорович Манасевич-Мануйлов. Его обвиняют в покраже из архивов и в продаже знаменитому Бурцеву важных политических документов. В кулуарах Думы только и разговоров, что об аресте Манасевича-Мануйлова. С испугом ждут новых разоблачений, которыми несомненно грянет Бурцев, во всеоружии приобретенных им бумаг. Говорят, что судьба Манасевича-Мануйлова уже решена. Судить его не будут, но в административном порядке сошлют в Нарымский край. Эта ссыльная область справедливо считается одною из самых тяжелых, потому что она совершенно дикая, лишена каких бы то ни было промыслов, и поселенный в ней культурный человек обречен либо на голод, либо на одичание, на возвращение к звероловной и рыболовной первобытности. Климат Нарымского края невыносим для европейца. Длинные зимы жестоко холодны. Короткое лето, наоборот, чудовищно знойно и нездорово, так как отравлено болотными испарениями и тучами комаров. Осень и весна превращают Нарымский край в море: реки затопляют его низменность своими разливами на громадные пространства. По нескольку недель селения не имеют между собою другого сообщения, кроме лодочного.
Время скоро покажет, насколько правы петербургские слухи и ожидания. Фигура же г. Манасевича-Мануйлова настолько типична и любопытна, что не лишним будет подробно осветить ее пред итальянскими читателями. Тем более что он не безызвестен в Италии, так как именно здесь сделал свою полицейскую карьеру. Г. Манасевич-Мануйлов сейчас человек лет 43, может быть, даже моложе. Крещеный еврей. Сын очень богатого когда-то сибирского золотопромышленника, из миллионов которого ему почему-то ничего не досталось. Кажется, в силу процесса с казною, но не могу утверждать наверное. В начале 90-х годов прошлого столетия Иван Манасевич-Мануйлов являл собою весьма блестящего молодого человека, вивёра в полном смысле слова, близкого к театральным кругам, huitre оперетки и кафешантанов. Все знали, что он разорен и запутан в долгах, но и все были уверены, что тем или иным способом Манасевич выпутается. Как дилетант, он занимался журнализмом и даже был секретарем большой либеральной газеты «Новости». Это был человек, весьма приятный в обществе, хорошо образованный, с изящными манерами, отнюдь не заносчивый, знающий свое место в жизни. Маленький ростом, хрупкий, с черненькими усиками, щегольски одетый, с парижским тоном речи, прекрасно владеющий языками, он, как многим казалось, создан был для дипломатической карьеры. В журнализме ему не повезло. Он не имел большого таланта, а участие в мелкой прессе сблизило его с подозрительными господами, привыкшими делать из печати средство самой неразборчивой наживы. И вот имя Манасевича начинает окружаться туманом самых темных слухов и подозрений. В 1896 году, когда я познакомился с г. Манасевичем, он был уже человеком безнадежно поконченным в смысле литературной карьеры, но о том, чтобы из него мог выйти полицейский шпион, никто не помышлял. Но вот, в один прекрасный день, он вступает на государственную службу, по Департаменту иностранных исповеданий. Покровительство директора департамента генерала Мосолова дает Манасевичу быстрый ход. Правительство очень оценило литературные связи Манасевича, и вот он становится как бы мостом между Министерством иностранных дел и некоторою частью петербургской печати. Под разными псевдонимами он начинает помещать в разных журналах, главным образом в консервативном «Новом времени», информации, вдохновленные его чиновными покровителями. В то же самое время в редакциях начали ценить его как человека, который, имея доступ к тайнам министерских канцелярий, является поставщиком интереснейшего репортажа или, по крайней мере, поверочного инстанцией для слухов о секретных действиях и планах правительства. От этой шаткой игры на два фронта недалеко было до конечного падения. В 1899 году прошли в обществе первые слухи о принадлежности Манасевича к тайной полиции. Вслед за тем довольно скоро получил он назначение в Рим в качестве атташе к русскому министру-резиденту при папском дворе. Это назначение прикрывало собою другое, более важное, тайное. Манасевичу была поручена организация русской тайной полиции в Италии, которой поведением в знаменитом деле о выдаче террориста Гоца русское правительство было очень недовольно. Кроме того, оно желало устроить энергическую слежку за польскими эмигрантами, подозревая, что они из Рима организуют какой-то заговор. Манасевич в качестве главного сыщика не оказал больших способностей: вел свое дело с такою прозрачною и бесцеремонною наглостью, что вскоре привлек к себе внимание римской печати. Шумное дело (1902) с похищением из Рима двух польских эмигрантов, Филипповского и Гонсиоровского, которых агенты Манасевича, опоив наркотиками, переправили через австрийскую границу, а Австрия выдала их России, вызвало резкий запрос в палате. Оставить Манасевича в Риме стало невозможно, тем более что оба русские дипломатические представителя, посол Нелидов и министр-резидент Губастов, одинаково отрекались от него с тою твердостью, с какою дипломатия всегда предает провалившихся шпионов. Манасевича переводят в Париж и подчиняют там знаменитому Рачковскому, шефу русского политического сыска за границей. Для вида предполагалось, что Манасевич будет издавать в Париже какую-то газету на русском языке. Кажется, номера два ее вышло, но затем основная ассигновка быстро растаяла, так как Париж город веселый, и издавать газету стало не на что. Ежегодную же субсидию на этот орган Манасевич получал еще несколько лет подряд, покуда не прекратил ее, став министром-президентом, граф Витте. Своей полицейской роли в Париже Манасевич даже не трудился скрывать. В качестве литературного человека Манасевич употреблялся на посредничество между русским правительством и парижскою прессою, то есть, попросту сказать, на переговоры с некоторыми податливыми органами и перьями о найме их в защиту русских автократических интересов. В посредничестве этом Манасевич оказался недобросовестным и кое-кого из принявших его предложения издателей надул, не отдав или недодав им договорных сумм. Те оказались, против его ожиданий, достаточно циниками, чтобы поднять шум и обратиться с жалобами к русским властям. Равным образом он как-то ухитрился обсчитать и работавших у него сыщиков. Скандал этот выжил Манасевича и из Парижа. Любопытно, что в 1903 году Манасевич виделся, по поручению знаменитого русского министра-реакционера, фон Плеве, с представителем еврейской общины в Париже, Цадоком Каном, и уговаривал его влиять на еврейских капиталистов в пользу русских займов и против русских революционеров, грозя в противном случае неслыханными репрессиями против русского еврейства. Цадок Кан, конечно, уклонился от столь лестного поручения, а угрозы Манасевича не замедлили оправдаться. Плеве отомстил еврейству страшным погромом в Кишиневе. На родине Манасевич-Мануйлов становится человеком, скомпрометированным даже для учреждения, в котором, казалось бы, никак нельзя себя компрометировать: для тайной петербургской полиции, пресловутой «охранки». Он не в милости и не у дел. Одно время его зачем-то держит при себе чиновником особых поручений граф Витте, но вскоре Манасевич оказывается запутанным в темные и грязные денежные счеты правительства с пресловутым провокатором Георгием Гапоном. Витте выгнал Манасевича со службы самым резким образом. В последние годы положение Манасевича, по-видимому, совершенно пошатнулось. Полиция выжала этот лимон в свою пользу досуха и больше в нем не нуждалась. Его выкинули за борт и предали кредиторам, которые набросились на него тем злее, что раньше, за щитом Рачковского и охранки, Манасевич был для них совершенно недоступен. Всего несколько недель тому назад по русским газетам прошло известие о полном банкротстве Манасевича. <…>
———————————
Опубликовано: «Giornale d’Italia» в начале 1910 г.
Скачать