Из бесед с Маяковским

Автор: Маяковский Владимир Владимирович

Владимир Маяковский. Полное собрание сочинений в тринадцати томах.

Том тринадцатый. Письма и другие материалы

Подготовка текста и примечания:

В. Л. АРУТЧЕВА — поэтические заготовки, экспромты, неоконченное; А. Г. БРОМБЕРГ — тезисы и программы выступлений; Е. А. ДИНЕРШТЕЙН — письма, заявления, записки, телеграммы, доверенности; В. Ф. ЗЕМСКОВ — ответы на анкеты, черновые записи к выступлениям, беседы с Маяковским; А. В. ФЕВРАЛЬСКИЙ — письма к родным.

ГИХЛ, М., 1961

OCR Бычков М. Н.

СОДЕРЖАНИЕ

Беседа с сотрудником газеты "День"

Беседа с сотрудником газеты "Бiльшовик". Положение Лефа в СССР

Беседа с сотрудником одесской газеты "Известия"

Вл. Маяковский об искусстве вообще и Лефе в частности

Из беседы с сотрудником "Ле журналь литерер"

Из беседы с сотрудником газеты "Мехикен ньюс"(?)

Из беседы с американским писателем Майклом Голдом

Из беседы с редактором газеты "Фрайгайт"

Беседа с сотрудником "Новой вечерней газеты"

Беседа с сотрудником газеты "Заря Востока". Литературная и культурная жизнь Америки

Из беседы с немецким писателем Ф.-К. Вейскопфом

Из беседы с сотрудником газеты "Прагер пресс"

Из беседы с сотрудником газеты "Эпоха". Визит известного русского поэта

Из беседы с редактором журнала "Польска вольность"

Беседа с сотрудником "Литературной газеты". "Баня" Маяковского идет на следующей неделе

БЕСЕДА С СОТРУДНИКОМ ГАЗЕТЫ "ДЕНЬ"

— Ну, поговорим теперь. О положении искусства в Советской России? В первые годы Республика уделяла мало внимания искусству. Некогда было. Нужно было воевать. Потом все силы пошли на политическое и экономическое строительство… Из всех видов искусств развилась главным образом поэзия. Она не требовала сложных технических организаций. Поэзия легко умещается не только на клочке бумаги, но и в головах толпы. Она не требует ни отопления громадных зал, ни красок, ни инструментов. Первое место и крупная роль принадлежит футуристической группе. Это так называемый "мой" кружок с товарищами Каменским, Асеевым, Алексеем Крученых, Виктором Хлебниковым. В теории левого футуризма могу отметить Осипа Брик, Бориса Кушнера и Арватова — это наиболее левые теоретики. В пролеткульте (пролетарской культуре) мы, левые, идем рука об руку с пролетарским искусством. Мы, футуристы, объединились в начале 1922 года в отдельную группу МАФ, Московская ассоциация футуристов (в будущем международная). Мы устроили издательский комитет, уже выпустили две книжки: моя "Люблю" и Асеева "Стальной соловей". Скоро выйдут и другие.

Рядом с нами так называемый Акцентр (академический центр), возглавляемый П. С. Коганом. В области политической и экономической мы с этой организацией дружны, мы все революционеры, коммунисты. Но, когда вопрос идет об эстетике, эта группа является нашим противником.

Мы повсюду организовали свои ядра. Теоретическими сообщениями, интеллектом, волей мы достигли громадных результатов. Мы привели в движение громадное количество учреждений: художественные учебные заведения, бывшее училище ваяния и живописи, драматические школы, Петербургскую академию художеств.

Мы нашли и отклики за границей среди русских. Мы…

В Советской России существует бесконечное количество театров, художественных студий, появилась и масса издательских фирм: снова появляются книги Брюсова, Чулкова, символистов.

В литературных течениях еще можно указать на группу так называемых "имажинистов",— эта крошечная группка, имевшая лишь успех в эту эпоху, когда все остальные группы, передовые, занимались строительством и политической работой. Теперь же она уже выдыхается. Из всех них останется лишь Есенин.

— Отношение к нам советской власти? Советская власть, несмотря на трудности и непонимания моего творчества, оказала массу ценных услуг, помогла. Нигде, никогда я не мог иметь такой поддержки. В 1919 году было выпущено 110 тысяч книг моих сочинений, тогда как прежде поэзию печатали лишь в количестве 2000 экз. "Мистерия-буфф" была позднее выпущена в 30 000 экз., она выдержала четыре издания.

Мои дальнейшие планы? Я хочу окончательно отойти от политической работы и заняться литературной в крупном масштабе. В данный момент я заканчиваю большую поэму "IV Интернационал", будущую жизнь мира, так как я его себе представляю.

Кроме того, мною уже начат большой теоретический обзор: "Чистка российской литературы".

[1922]

БЕСЕДА С СОТРУДНИКОМ ГАЗЕТЫ "БIЛЬШОВИК"

ПОЛОЖЕНИЕ ЛЕФА В СССР

Леф РСФСР

1924 год дал точную картину стратегии и тактики борьбы на фронте коммунистической культуры.

Группа Леф объединилась с группой "Октябрь" (Московская ассоциация пролетарских писателей).

Фронт направлен против академизма + попутчики, "Круг" и, отчасти, журнал "Красная новь".

Хотя группа академиков + попутчиков и меняет вехи ("марксистская" платформа), однако формально "метод обработки" остается старый (революционный — в смысле тем, консервативный — в смысле формальной обработки слова).

Работа Лефа, кроме теоретического обоснования (см. журнал "Леф" номера 1, 2, 3, 4), работы производственного характера, переведена на создание продукции массового потребления.

ЛИТО: Поэты — Маяковский, Асеев, Третьяков и молодняк Лефа проводят словесную обработку чисел + обработку слова на темы сегодняшнего технико-хозяйственного производства ВСНХ (читай поэму Маяковского "Памятник курским рабочим"),

ИЗО: Работа на государственных фабриках полиграфического производства, тяжелой индустрии. Рекламный характер работы: обложки книг "даже для сочинений тов. Луначарского". Рекламные плакаты для государственных трестов (см. последние страницы "Красной нивы", "Огонька"), коробки папирос + конфетные коробки (Моссельпром).

ТЕО: Работа координируется с ЛИТО. Работает над обработкой слова для агитационного зрелища т. Третьяков — пьесы "Слышишь, Москва", "Противогазы", в теамонтажной обработке I Рабочего театра "Пролеткульт", лефрежиссера т. Эйзенштейна.

Леф УССР

Консервативная часть российских поэтов в большинстве знает украинскую поэзию как поэзию времени Шевченко. Не так знает украинскую поэзию ассоциация Леф.

Для поэтов, которые объединяются вокруг журнала "Леф", известны имена новых украинских поэтов Семенко, Шкурупия, Слесаренко. Правда, полного знания еще нет, их знают только лишь как талантливых панфутуристов, но из-за того, что российский Леф до сего времени не наладил связи с Укрлефом, поэтическая суть перечисленных поэтов в Москве еще достаточно не выяснена.

"Семафор у майбутне", "Катафалк мистецтва" и "Жовтневий збiрник" мне доводилось читать (правда, я украинский язык знаю очень плохо). Опять-таки повторяю, что этими изданиями интересуется только Леф.

В конце т. Маяковский сообщил, что, прибыв в Киев, он имеет задание от Лефа РСФСР войти в контакт с Аспанфутом для налаживания постоянной связи. Поэтому Маяковский уже имел свидание с т. Семенко и в среду назначено пленарное заседание Ассоциации панфутуристов с участием Маяковского.

[1924]

БЕСЕДА С СОТРУДНИКОМ ОДЕССКОЙ ГАЗЕТЫ "ИЗВЕСТИЯ"

В Л. МАЯКОВСКИЙ ОБ ИСКУССТВЕ ВООБЩЕ И ЛЕФЕ В ЧАСТНОСТИ

Приехавший в Одессу поэт Владимир Маяковский, глава Левого фронта искусств, в беседе с нашим сотрудником так определяет очередные задачи современного течения в искусстве, известного под словом "Леф":

Классики — обычная учебная книга

Революция переместила театр наших критических действий. Старая наша тактика определяется лозунгом 1912 г.:

"Сбросить Пушкина, Достоевского и Толстого с парохода современности".

Классики национализировались. Они считались незыблемым абсолютным искусством и давили все новое. Для народа — классики обычная учебная книга.

Эти книги не хуже и не лучше других. Мы можем приветствовать их, как помогающие безграмотным учиться на них. Мы лишь должны в наших оценках устанавливать правильную историческую перспективу.

Бороться против методов мертвых

Но мы всеми силами будем бороться против перенесения методов работы мертвых в сегодняшнее искусство.

Мы будем бороться против спекуляции мнимой понятностью, близостью нам маститых, против преподнесения в книжках молоденьких и молодящихся пыльных классических истин.

Долой метафизику пророков и жрецов

Мы будем бить в оба бока тех, кто со злым умыслом идейной реставрации приписывает а к старью действенную роль в "сегодня", тех, кто проповедует внеклассовое, всечеловеческое искусство, тех, кто подменяет диалектику художественного труда метафизикой пророчества и жречества.

Мы будем бить в один эстетический бок тех, кто рассматривает труднейшую работу искусства только как свой отдых, тех, кто неизбежную диктатуру вкуса заменяет учредиловским лозунгом общей элементарной понятности, тех, кто оставляет лазейку искусства для идеологических излияний о вечности и душе.

Искусство и коммунизм

Наш лозунг: стоять на глыбе слова "мы" среди моря свиста и негодования, для того чтобы с радостью растворить маленькое "мы" искусства в огромном "мы" коммунизма.

Мы боролись со старым бытом.

Мы будем бороться и с остатками этого быта в "сегодня".

Раньше мы боролись с быками буржуазии. Мы эпатировали желтыми кофтами и размалеванными лицами,

Теперь мы боремся с жертвами этих быков в нашем советском строе.

Наше оружие — пример, агитация и пропаганда.

Новости левого фронта

Вы спрашиваете, какие новости в области левого фронта искусств?

Вот они:

Сергей Третьяков издает книгу "Итого". Он выехал в Пекин, куда приглашен в университет в качестве профессора по кафедре истории российской литературы ввиду большого интереса к России.

Николай Асеев выпускает в Госиздате книгу стихов и пишет для Лефа поэму.

Н. Чужак пишет статьи, но с момента ухода его из Лефа он значительно потускнел.

О. Брик, один из главных участников левого фронта, пишет новый роман и ряд статей по вопросам искусства, а также является председателем Института художественной культуры. Совместно с Маяковским редактирует журнал "Леф".

Готовится 5-я книжка "Лефа", посвященная Ленину, в которой будет напечатан рассказ И. Бабеля.

Маяковский готовит к печати книгу стихов "Памятник рабочим Курска", собирается написать ряд произведений для театра и в скором времени отправляется в кругосветное путешествие, имея приглашение читать стихи и лекции в Америке. В берлинском издательстве РСФСР выпущена книжка "Маяковский для голоса" (конструкция художника Лисицкого), являющаяся исключительной по технике выполнения графического искусства.

[1924]

ИЗ БЕСЕДЫ С СОТРУДНИКОМ "ЛЕ ЖУРНАЛЬ ЛИТЕРЕР"

— Что я думаю о французской литературе в целом? Ничего. О современной литературе? Ничего. Я не говорю по-французски и мне очень трудно иметь мнение на этот счет. Конечно, я читал переводы. Я преклоняюсь перед великой французской литературой, я восхищен ею и я молчу.

Наиболее характерный французский писатель? Раньше я считал, что Верлен. Теперь я не знаю.

Бесполезно долго говорить о французских влияниях в России. Это ведь слишком известно и изучено. Я думаю, что вообще литературные тенденции этих двух стран противоположны. Русские символисты отступили перед французами, повторением которых они были. Футуризм пришёл как протест. Он абсолютно независим от всякого иностранного влияния. Он развился параллельно итальянскому футуризму, и только. Что касается меня, я познакомился с французской литературой в 1912—13 гг., в то время, когда…

— Когда Ваш талант уже сформировался.

— Незнание французского языка мешает мне сказать что-либо о современном состоянии французской литературы. Декаданс ли это, или ренессанс? Если судить об этом по живописи, которую я больше в состоянии понять, то французское искусство последнего десятилетия остается на месте. Повинны в этом условия… словом, не будем говорить, это скорее вопрос политики, чем литературы.

Если я так быстро перехожу с одного вопроса на другой, то это оттого, что очень трудно говорить на такие обширные темы, соображая все на месте. Вы схватили меня за горло, не известив предварительно. Извинитесь за меня перед читателями "Журналь литерер", если я говорю глупости; это преступление не предумышленное.

Я остановлюсь больше на отношениях, которые я хотел бы видеть установленными между французской и русской литературами. С начала войны у нас получали очень мало французских книг, после революции всякие отношения прекратились. Теперь они немного восстанавливаются, но их необходимо организовать. Переводят то, что попадается, и чаще всего нападают на плохие книги. Несколько хороших произведений, переведенных в последние годы, прошли незамеченными. Я видел переводы "Атлантиды", "Доногоо-Тонка", два различных издания "Моники Лербье" и др. Мы не знаем почти ничего, и все-таки мы больше осведомлены о французской литературе, чем французы 0 нашей. Что они знают? Толстого, Достоевского, Горького. Мы в России не остановились на Викторе Гюго. Достоевский для нас это прошлое. И тем не менее мы имеем прекрасную литературу, это не литература академиков-эмигрантов. Это новое поколение поэтов (Пастернак, Асеев) и прозаиков (Бабель). Французы не подозревают об этом.

Как устранить этот недостаток? Приехать в Россию. То, что можно перевести, это только минимальная часть нашего творчества, Нужно на месте видеть, как мы работаем. Можно экспортировать книги, но можно ли сделать то же и с газетами, которые вывешивают на стенах во всех городах? Эти газеты — не события в области искусства, но когда вспоминаешь, что сотрудничают в них простые рабочие, еще вчера не умевшие читать, то становится понятным значение этого новшества. Следовательно, нужно приехать и увидеть нас у себя дома.

Далее, нужно бороться против хитрости некоторых авторов и переводчиков, которым удается проникнуть всюду. Благодаря их связям они публикуют произведения низкого качества, которые читаются из-за отсутствия лучших книг.

Нужно написать книжицу о современной русской литературе. Если невозможно перевести книги основных современных писателей, пусть сделают хрестоматию из их характернейших произведений. Было бы полезно издавать популярную литературу: по-русски — о Франции и по-французски — о России. Необходимо основать газету или журнал, где представители двух стран смогли бы обмениваться статьями по вопросам искусства и современности.

То, что я говорю, звучит бессвязно, но вы хотите обязательно, чтобы я ответил Вам немедленно.

[1924]

ИЗ БЕСЕДЫ С СОТРУДНИКОМ ГАЗЕТЫ "МЕХИКЕН НЬЮС" (?)

Поэт сообщил, что он намерен написать о Мексике и стихотворные и прозаические произведения. На вопрос, почему он выбрал Мексику местом действия своего нового романа, который будет результатом его поездки, он откровенно ответил, что приехал в Мексику, потому что это единственная страна Западного полушария, в которой охотно принимают русских. При помощи переводчика он передал, что, поскольку дипломатические отношения между Россией и другими странами Западного полушария отсутствуют, это единственная страна, "куда можно приехать на законном основании".

Его спросили о первых впечатлениях от нашей страны. Он ответил, что находится здесь еще слишком недолго, чтобы составить мнение о ней. "Местный колорит,— говорит он,— это главная цель моего изучения страны". Он сказал, что в России знают о Мексике мало или ничего и что русские находят мексиканский темперамент исключительно интересным.

Радикальный мексиканский художник Диего де Ривера, частый гость советского посольства, присутствовал во время части беседы. Когда поэта спросили, не встречал ли его по прибытии парохода "Эспань" в Вера-Крус левый мексиканский деятель Эрон Проаль, художник разъяснил, что Маяковского приветствовал на пристани не знаменитый агитатор, а вера-крусский коммерсант, друг Риверы, Хуан Проаль, которому он послал телеграмму с просьбой встретить русского писателя.

На вопрос, не хочет ли он посетить также Соединенные Штаты во время своего путешествия но Новому Свету и не предпримет ли попыток к этому, Маяковский ответил, что он "охотно поехал бы туда, если бы получил, приглашение", но что не собирается воспользоваться-представляющейся ему теперь возможностью пересечь Рио Гранде, если эта возможность не будет ему предложена.

[1925]

ИЗ БЕСЕДЫ С АМЕРИКАНСКИМ ПИСАТЕЛЕМ МАЙКЛОМ ГОЛДОМ

— Нет, Нью-Йорк не современный город,— говорил он, меряя шагами без устали свою комнату неподалеку от Вашингтон-сквера.— Нью-Йорк не организован. Только машины, метро, небоскребы и тому подобное еще не составляют настоящую индустриальную культуру. Это лишь внешняя ее сторона.

Америка прошла грандиозный путь промышленно-технического развития, которое изменило облик мира. Но люди Америки еще не достигли уровня этого нового мира. Они все еще живут в прошлом. В интеллектуальном отношении ньюйоркцы — все еще провинциалы. Их разум еще не воспринял всего значения индустриального века.

Вот почему я сказал, что Нью-Йорк не организован,— это гигантское нагромождение предметов, созданное детьми, а не полноценный результат труда зрелых людей, которые понимали свои желания и творили по плану, как художники. Когда у нас в России наступит индустриальный век, он будет иным, наш труд будет отличаться плановостью и определенным замыслом.

Здесь есть метро, телефон, радио и множество других чудес. Но я иду в кинотеатр и вижу, как многочисленная публика наслаждается глупым фильмом, повествующим о какой-то пустой сентиментальной любовной истории, которую бы свистом согнали с экрана в самой маленькой деревушке новой России. Что же дают машинные чудеса людям с таким мышлением? Видно, строгость, наука и правда машинного века не вошли в их сознание.

Или что можно увидеть в среде людей искусства? У них есть электричество, у них есть тысячи современных тем в стали и камне, бросающихся им в глаза на улице, но в своих ателье и кабинетах они сидят при свечах, как русский крестьянин. Они считают это эстетичным. Они пишут прелестные маленькие интимные стишки. Они рисуют интимные картинки. Их вдохновение мерцает трепетным огоньком свечи, а оно должно было бы бушевать, как огненный поток, рвущийся из современной доменной печи.

Или возьмите ваши те же самые небоскребы. Это славные достижения современной инженерии. Прошлое не знало ничего подобного. Трудолюбивые ремесленники Возрождения никогда не мечтали о таких высоких сооружениях, качающихся на ветру и бросающих вызов закону тяготения. Пятьюдесятью этажами они шагают в небо, и они должны быть чистыми, стремительными, совершенными и современными, как динамо. Но американский строитель, лишь наполовину сознающий, какое чудо он создал, разбрасывает на небоскребах одряхлевшие и никчемные здесь готические и византийские орнаменты. Это вроде как привязать к экскаватору розовые бантики или посадить целлулоидных "пупсиков" на паровоз. Это, может быть, и прелестно, но это не искусство. Это не искусство индустриального века.

Нью-Йорк — недоразумение, а не продукт индустриального искусства. Он создавался анархически, а не в результате содружества новых мыслителей, инженеров, художников и рабочих…

— Ничего лишнего. Это основное в индустриальном искусстве, в футуристическом искусстве. Никаких поз, никакой болтовни, никакой слащавости, никакой тоски по прошлому, никакой мистики. Мы в России покончили с выжатыми лимонами и обглоданными цыплячьими косточками крохотного мирка либерально-мистической интеллигенции. "На улицы, футуристы, барабанщики и поэты",— писал я в первые дни революции. Искусство загнивает, когда оно респектабельно и рафинировано. Оно должно выйти из обитых бархатом комнат и сверхдекоративных ателье и сцепиться с жизнью.

Искусство должно иметь определенное назначение. И закон нового искусства: ничего лишнего, ничего без назначения. Я содрал покровы риторики с поэзии; я вернулся к сущности. Я изучаю каждое слово и воздействие, которое я хочу произвести им на читателя,— так же, как люди, которые пишут ваши рекламы. Они не хотят тратить даром ни слова — все должно иметь свое назначение.

И любой продукт индустриального века должен иметь свое назначение. Футуризм против мистики, против пассивного обожествления природы, против аристократической или любой другой формы лености, против мечтательности и против слезливости,— он стоит за технику, за научную организацию, за машину, за продуманность во всем, за силу воли, за смелость, за быстроту, за точность и за нового человека, вооруженного всем этим.

Где в Америке люди искусства с таким предвидением нового человека? И где социальное предвидение у американского индустриализма?

Нью-Йорк не имеет плана. Он не выражает никакой идеи, его индустриализм — это результат случайности, тогда как наш индустриализм в России будет делом искусства масс.

Я прервал стремительный поток его футуристической энергии и задал вопрос, который ему не понравился:

— Эти либеральные интеллектуальные мистики, о которых вы упомянули, в Америке бегут прочь от машины. Они думают, что машина губит человеческую душу. Не боитесь ли вы, русские, подпасть под ее власть?

— Нет,— уверенно ответил поэт.— Мы хозяева машины и поэтому не боимся ее. Старая мистическая, эмоциональная жизнь умирает, да, но ее место займет новая жизнь. К чему бояться хода истории? Или бояться, что люди превратятся в машины? Это невозможно.

— Не погубит ли машина более утонченные и изысканные ценности жизни?

— Нет. Все, что может быть так легко разрушено, заслуживает этого. Более значительные и утонченные ценности придут в будущем. Один московский летчик, мой приятель, сказал мне, что, когда он несется в воздухе со скоростью ста миль в час, его мозг работает в пять раз быстрее, чем обычно. Век машин будет стимулировать смелую и свободную мысль.

— Воодушевлены ли молодые русские писатели теми же идеями, что и Вы, и кто лучшие среди них?

— Вся Россия воодушевлена этими идеями. Но ни к чему называть имена лучших молодых писателей. Это неважно. Более важно, что миллионы мужчин и женщин, которые восемь лет назад не умели читать, теперь, отбросив все старые представления о литературе, читают самых смелых из молодых современных писателей. Этот общий подъем культуры важнее, чем если бы у нас появилось десять Толстых или Достоевских. Искусство неминуемо вырастает на такой почве.

[1925]

ИЗ БЕСЕДЫ С РЕДАКТОРОМ ГАЗЕТЫ "ФРАЙГАЙТ"

Поэт говорит:

— Вот мы — "отсталый", "варварский" народ. Мы только начинаем. Каждый новый трактор для нас — целое событие. Еще одна молотилка — важное приобретение. Новая электростанция — чудо из чудес. За всем этим мы пока еще приезжаем сюда. И все же — здесь скучно, а у нас весело; здесь все пахнет тленом, умирает, гниет, а у нас вовсю бурлит жизнь, у нас будущее.

До чего тут только не додумались?! До искусственной грозы. Тем не менее прислушайтесь — и вы услышите мертвую тишину. Столько электричества для освещения, что даже солнце не может с ним конкурировать,— и все же темно. Такой богатый язык, с тысячами всевозможных газет и журналов, и такое удивительное косноязычие, и такое безмолвие. Рокфеллеры, Морганы, — вся Европа у них в долгу, тресты над трестами — и такая бедность.

Вот я иду с вами по одной из богатейших улиц мира — с небоскребами, дворцами, отелями, магазинами и толпами людей, и мне кажется, что я брожу по развалинам, меня гнетет тоска. Почему я не чувствую этого в Москве, где мостовые действительно разрушены, многие дома сломаны, а трамваи переполнены и изношены донельзя? Ответ простой: потому что там бурлит жизнь, кипит энергия всего освобожденного народа — коллектива; каждый новый камень, каждая новая доска на стройке есть результат коллективной инициативы.

А здесь? Здесь нет энергии, одна сутолока бесформенной, сбитой с толку толпы одураченных людей, которую кто-то гонит, как стадо, то в подземку, то из подземки, то в "эл", то с "эл".

Все грандиозно, головокружительно, вся жизнь — "Луна-парк". Карусели, аэроплан, привязанный железной цепью к столбу, любовная аллея, которая вот-вот должна привести в рай, бассейн, наполняемый водой при помощи пожарной кишки,—все это только для того, чтобы еще больше заморочить людям голову, выпотрошить их карман, лишить их инициативы, не дать им возможности думать, размышлять. Так и дома, и на фабрике, и в местах для развлечений. Печаль отмерена аршином, радость отмерена аршином. Даже деторождение — профессия… И это свобода? Помните мою "Мистерию-буфф":

Кому бублик, кому дырка от бублика,

Это и есть демократическая республика.

Да, Америка — "биг, вери биг сити".

Наши "сто пятьдесят миллионов" — вот кто создает индустриализацию, вооружает жизнь техникой. Всего восемь лет прошло, восемь лет восстания, борьбы со всем старым. Какой переворот в умах, какой взлет культуры во всех областях жизни!

Возьмем наши "муви" (фильмы) и ваши. У нас пока еще очень слабая техника, тусклое освещение. У вас здесь — последнее слово техники, море света. Зато у нас все насыщено ломкой старья, стремлением к созданию новой социальной системы, которую строят "безумцы из безумцев". А у вас мораль сентиментальных глупцов, как если бы вы вдруг попали в глухую провинцию в средние века. Как может такая мораль сочетаться с высшим достижением техники — с радио?

Мы так увлеклись разговором, что совершенно не заметили, как дошли до Сентрал-парка. Уселись на скамье в аллее, выходящей прямо на Пятую авеню. Сумерки. Какой-то сумасшедший водоворот автомобилей, автобусов, трамваев, все более увеличивающихся масс людей. Нет ему ни конца, ни начала. Все стучит и гремит, звенит и грохочет. Маяковский весь погружен в себя. Я вижу, как подействовал на него своеобразный говор улицы. Он словно впитывает в себя все эти звуки. Вот он вынул из кармана свой блокнот в черной кожаной обложке и что-то быстро-быстро вписывает в него, как бы в такт окружающему шуму. Его фигура начинает привлекать всеобщее внимание. Кое-кто удивленно оглядывается на него. Сам он, однако, не замечает никого, даже меня, сидящего рядом. Вдруг Маяковский поднялся и отрывисто бросил:

— Пошли!

Когда мы вернулись к нему в комнату, Маяковский сказал:

— Уловил темп Нью-Йорка, глухой темп, придушенный. Это будет новое стихотворение: "Маяковский на Пятой авеню".

А спустя некоторое время добавил:

— Пойди начни писать об отдельном лице. Не стоит оно этого. Какое значение имеет отдельная личность по сравнению с миллионами? Одно лицо ничего не может создать, абсолютно ничего. Америка все больше и больше меня в этом убеждает. К черту такую гигантскую технику. Образец индустриализма и такое духовное убожество. Это меня в дрожь бросает. Вот если бы наши русские рабочие и крестьяне достигли в области машиностроения хотя бы трети того, чего достигли вы, они показали бы чудеса. Они бы не одну новую Америку открыли.

Скучно, скучно у вас.

[1925]

БЕСЕДА С СОТРУДНИКОМ "НОВОЙ ВЕЧЕРНЕЙ ГАЗЕТЫ"

— Я выехал из Америки в октябре. Должен сознаться, что со мной не случилось там ни одного чисто американского приключения, ибо за "приключения", вроде приключений О. Генри надо платить, а я не расходовался на этот вид развлечения, поэтому ничего необыкновенного со мной не случилось.

Зато слухи о моих успехах в Америке нисколько не преувеличены. Я нахожу, что иметь аудиторию в полторы тысячи человек в течение ряда недель — это, конечно, успех. Думаю, что, кроме литературного, мои лекции имели некоторое значение еще и в смысле революционном. …..

Из Нью-Йорка я проехал в Париж, где пробыл неделю, сделал доклад об Америке и читал стихи. Из Франции поехал в Берлин, где пробыл два дня, и вот я — в Москве.

Отрекся ли я от футуризма? — Это все равно, что сказать,— отрекся от леопардов, чтобы перейти к тиграм.

Отрекся от футуризма, чтобы продолжать Леф, ибо Леф (левый фронт искусства) — это единственное, что меня удовлетворяет.

Для печати я привез книгу стихов о Мексике, об Испании и об Атлантическом океане. Есть у меня и новая книга о Соединенных Штатах.

[1925]

БЕСЕДА С СОТРУДНИКОМ ГАЗЕТЫ "ЗАРЯ ВОСТОКА"

ЛИТЕРАТУРНАЯ И КУЛЬТУРНАЯ ЖИЗНЬ АМЕРИКИ

В Нью-Йорке издается огромное количество газет и журналов. Достаточно сказать, что ежедневно там выходит около 1500 названий различных изданий. Из них самой распространенной газетой является "Дейли ньюс", тираж которой превышает миллион экземпляров. Это типичная бульварная газета, интересующаяся убийствами, шантажами и приемами высокопоставленных лиц, которым она отводит целые страницы.

Одна из наиболее влиятельных газет — "Тайме", имеющая около 350 000 тиража. Лет тридцать назад она была захудалой газеткой и тогда ее купили за 75 000 долларов, а теперь она дает своему владельцу мистеру Оксу свыше 18 миллионов долларов ежегодного дохода. Главную статью дохода американских журналов и газет составляют объявления, которые поставлены блестяще. Целый ряд лучших поэтов и художников пишет тексты и иллюстрирует объявления, ставя под ними свои подписи, как под произведениями. Все газеты выходят с большим количеством страниц, так что, например, прочесть воскресный номер "Таймса", который весит больше фунта, нет возможности не только читателю, но и редактору, а газетные разносчики едва могут взять с собой свыше 20 экземпляров этой газеты.

Нужно сказать, что газеты, каждый номер которых является целой "библиотекой" по вопросам политическим, экономическим, спортивным, театральным и т. д., издаются образцово, но зато американские газетные нравы вошли в историю мировой журналистики как образцы беззастенчивого вранья. Тогда как репортеры других буржуазных стран врут, преследуя определенную цель, сообразуясь с обстоятельствами и стремясь придать своей лжи видимость правдоподобия, американская пресса лжет, не считаясь с фактами, просто в погоне за сенсацией и рекламой. Так, например, в один прекрасный день в одной из газет появилось сообщение под сенсационным заголовком "Змеиные яйца в Москве", которое оказалось изложением одного из рассказов Булгакова.

Разумеется, особняком в американской журналистике стоит пресса коммунистическая. Если принять в соображение довольно малое количество членов рабочей (коммунистической) партии Америки — 16 000 чел., то тираж и влияние коммунистических газет будет сильным. Так, русская газета "Новый мир" издается в количестве 5000 экземпляров, еврейская коммунистическая газета "Фрайгайт" — в 30 000 экземпляров. Кроме них имеются газеты украинская, литовская, итальянский коммунистический еженедельник и т. д. Всего по одному Нью-Йорку коммунистическая пресса насчитывает около 60 000 подписчиков, постепенно отвоевывая себе новые читательские круги, как это было, например, с газетой "Фрайгайт", отвоевавшей у соглашательского "Форвертса" 15 000 подписчиков.

Серьезная литература в Америке не имеет никакого влияния и крайне мало распространена. Такой большой индустриальный поэт Америки, как Карл Сандбург, издает свои книги в количестве не больше 500—1000 экз., что является совершенно ничтожной цифрой. Интересно отметить, что наибольшим успехом пользуется книга "Зеленая лампа", принесшая большой доход автору и издателю, но о которой сама американская критика говорит, что более бессмысленного, глупого и дикого произведения американская литература не знала.

Так же безразлично относятся в Америке к поэзии.

Театральное искусство проходит главным образом под знаком обозрений. В бесконечных театрах и театриках можно видеть только полуголых женщин, танцы, акробатику и т. д. Зато колоссальным успехом пользуется кино. Кинотеатры открыты с 11 часов утра, а есть и такие, которые работают всю ночь.

[1926]

ИЗ БЕСЕДЫ С НЕМЕЦКИМ ПИСАТЕЛЕМ Ф. К. ВЕЙСКОПФОМ

Завязалась беседа. Говорили о новом брачном праве в СССР, о советском кино (Маяковский и Брик восторженно рассказывали о новом фильме "Шестая часть мира"), об Америке, где незадолго до этого побывал Маяковский, о ножках комсомолок и о советских рекордных полетах. Говорили об автомобилях Форда и об электрификации СССР, об американизации стиля работы, о предстоящей новой постановке Мейерхольда (о "Ревизоре" Гоголя) и, наконец, о литературе.

— Литература… литература, собственно, отходит в прошлое.

— ?

— Ну да, потому что она более скучна, чем наша советская действительность. Более скучна, чем, например, собрание нуждающихся в жилой площади… Я недавно был на одном таком собрании и скажу вам: то, что рассказывали там простые ораторы "из толпы" о своей семейной жизни, о мелочах своего быта, о своих планах, было куда интереснее, чем самый лучший надуманный роман… А демонстрации комсомола на Красной площади — они лучше, чем любое из моих стихотворений… исключая, разумеется, стихи рекламного характера, как, например, стих о Моссельпроме…

Свою филиппику против литературы он заканчивает так:

— А остальное уже сказал один из наших профессоров: книги? … книги, собственно, не читаются, только пишутся… Поэтому у нас в Москве их столько и печатается…

Но в конце концов он все же называет две новые книги, которые он не сжег бы при "чистке литературы". Это "Кюхля" Тынянова и (еще неизданные) воспоминания Станиславского — "самая интересная книга последних лет, так как это картина настоящей человеческой жизни, а никакой не роман…"

И на прощание он еще замечает:

— Один-единственный трактор Форда лучше, чем сборник стихов… и одна <ярко> прожитая ночь интереснее, чем собрание сочинений прославленного романиста… До свидания, товарищ… до свидания.

[1927]

ИЗ БЕСЕДЫ С СОТРУДНИКОМ ГАЗЕТЫ "ПРАГЕР ПРЕСС"

Я очень рад тому, что приехал в Прагу. Ведь Прага — единственный город за границей, где я могу говорить и выступать по-русски, не опасаясь, что меня поймут неправильно. Я не хотел бы обидеть переводчиков,— но в конце концов одно дело, когда слушатель тебя непосредственно понимает, и совсем другое, когда вынужден прибегать к услугам посредников.

Разговор завязался. Теперь нужно только выяснить биографические данные. За этим дело не стало.

— Родился я в 1894 году на Кавказе. Отец был казак, мать — украинка. Первый язык — грузинский. Так сказать, между тремя культурами, Бесстыдно молод? Ну, тогда я могу еще развиваться…

— Над чем вы теперь работаете?

— В Государственном издательстве выходит пятитомное собрание моих сочинений — с этим у меня довольно много дела. Мое последнее увлечение — детская литература: надо дать детям новые представления и новые понятия об окружающих их вещах. Результат этого увлечения—.две маленькие книжки для детей: "О коллективном труде" и "Путешествие вокруг света". Затем я работаю над двумя пьесами: над "Комедией с убийством" для Мейерхольда и над эпической поэмой к десятилетию революции. Кроме того, я написал за последнее время семь сценариев и несколько больших стихотворений, в том числе "Письмо Горькому", которое недавно появилось в первом номере нашего журнала "Новый Леф".

— За это "Письмо" на вас, кажется, сильно нападали?

— Это потому, что Горький — это традиция. Я был совершенно объективен и не касался его личности, однако мне ставили в вину сам факт, что я осмелился нарушить эту традицию. Впрочем, я не гарантирую, что не могу написать плохих стихов.

Маяковский бунтует и отказывается продолжать разговор о своих собственных работах.

— Давайте лучше говорить о работе моей группы; это меня интересует значительно больше. Вы знаете, что я принадлежу к группе Леф, которая существует уже 15 лет, хотя не раз меняла свое название. Наши лозунги: "Разрушение старой формы", "Тематика сегодняшнего дня". Членами группы являются: Асеев — автор "Лирического отступления" и "Черного принца", Пастернак — автор "Лейтенанта Шмидта" и "Темы с вариациями", Брик — значительнейший филолог современной России, "Сократ русской филологии", как его называют, художник Родченко. Из лириков, не состоящих в нашей группе, к нам наиболее близок Сельвинский — лидер конструктивистов и автор великолепной "Улялаевщины". Характерно, что Николай Тихонов, вероятно самый выдающийся из ленинградских лириков, основал недавно группу Леф в Ленинграде.

А проза? Ну, по нашему мнению, все жанры прозы могут быть заменены мемуарной литературой. Возврат к Толстому—вещь невозможная. Наш сегодняшний Толстой — это газета. Я допускаю, однако, и иные мнения. Мне лично больше нравятся Бабель и Артем Веселый. Затем имеет значение проза Тынянова и Шкловского. Конечно, нельзя обойти Пильняка, Всеволода Иванова, Сейфуллину, однако они — не те, которые формируют литературные вкусы и идут во главе литературы сегодняшнего дня. Наиболее значительны в этом отношении именно Бабель и Веселый.

— Вы участвовали в дискуссии о Мейерхольде и его постановке "Ревизора". О чем, собственно, шел спор?

— Постановка "Ревизора" была совершенно излишней — это моя принципиальная точка зрения. Я за постановку с_о_в_р_е_м_е_н_н_ы_х пьес. Если их нет — тем хуже для режиссера. Режиссер обязан уметь добывать современные пьесы, исправлять их. Тем не менее неправильно так сильно нападать на Мейерхольда из-за этой постановки. Сама по себе режиссерская работа была достижением, хотя и не особенно радикальным, а потом ведь у нас нет второго Мейерхольда, Таиров? Его театр — выдающийся, но это слащавый театр.

— Какую русскую пьесу вы посоветовали бы поставить на чешской сцене?

Маяковский упорно возвращается к столь дорогой его сердцу группе Леф.

— Есть такая пьеса, и я приложу все силы, чтобы продвинуть ее на чешскую сцену, Автор ее — Третьяков, член нашей группы, который написал для Театра Мейерхольда пьесу "Рычи, Китай!", имевшую большой успех в прошлом году. Его новая пьеса называется "Хочу ребенка!" и также принята Мейерхольдом к постановке. Я глубоко убежден, что она могла бы стать для заграницы вторым "Броненосцем Потемкиным".

[1927]

ИЗ БЕСЕДЫ С СОТРУДНИКОМ ГАЗЕТЫ "ЭПОХА"

ВИЗИТ ИЗВЕСТНОГО РУССКОГО ПОЭТА

Прежде всего мы спрашиваем его о цели приезда в Польшу, — Я прибыл сюда в целях установления связи с польскими литераторами. Это я предпринял по собственной инициативе, хотя одновременно я нахожусь здесь в качестве члена ВОКСа.

— Что это таксе?

— Всероссийское общество культурной связи с заграницей,

— Знаете ли вы польскую литературу?

— Как раз дело в том, что, к сожалению, недостаточно. Это, впрочем, частично по вашей вине. После революции ни один польский литератор не побывал еще в нашей стране, не было стремлений к установлению связи…

— Но ни один из литераторов СССР тоже не. приезжал к нам.

— Так вот я и делаю начало. Хочу посмотреть, что нового у вас в литературе, рассказать вашим литераторам, как мы работаем, а по возвращении в страну рассказать своим коллегам о том, что я здесь видел и слышал.

— Над чем вы в настоящее время работаете?

— Я заканчиваю ряд вещей. Прежде всего — поэма, посвященная десятилетию революции. Эта поэма будет затем инсценирована и поставлена в Ленинградском государственном театре. Это будет грандиозное зрелище, исполненное артистами нескольких театров, с песнями, музыкой, танцами… Кроме того, я сейчас с особым увлечением работаю над книжками для детей.

— О, это интересно… И в каком духе вы пишете эти книжки?

— Я стремлюсь внушить детям самые простейшие общественные понятия, делая это как можно осторожнее…

— Например?

— Скажем, я пишу рассказ об игрушечном коне. Тут я пользуюсь случаем, чтобы объяснить ребенку, сколько людей должно было работать, чтобы изготовить такого коня,— допустим: столяр, художник, обойщик. Таким путем ребенок знакомится с коллективным характером труда. Или списываю путешествие, в ходе которого ребенок не только знакомится с географией, но и узнает, что одни люди бедны, а другие — богаты, и т. д.

— Я слышал, что вы в настоящее время много пишете для кино?

— Да, я написал восемь сценариев. Три уже реализованы, а именно: "Октябрюхов и Декабрюхов" (на тему эволюции в понимании революции), затем—"Закованная фильмой" и, наконец, фильм, являющийся описанием 24 часов из жизни поэта, в котором я сам играю главную роль.

— Вероятно, вы вообще уже довольно много написали за свою жизнь?

— Государственное издательство как раз выпускает полное собрание моих сочинений. Недавно вышел из печати пятый том.

— Кроме того, вы уделяете внимание работе в журналах?

— Редактирую литературный ежемесячник под названием "Новый Леф", являющийся органом группы поэтов Левого литературного фронта, или так называемой группы Леф. Это уже весьма известные и выдающиеся писатели.

— Может быть, вы назовете наиболее талантливых?

— К этой категории я отнес бы прежде всего таких, как Асеев, Пастернак, Третьяков, Брик, Шкловский, а из самых молодых — Кирсанов или сочувствующий нам Сельвинский.

— А из других групп?

— Важнейшей из них является ВАПП, или Всероссийская ассоциация пролетарских писателей, насчитывающая много членов. Самые выдающиеся среди них — это Светлов, Уткин и Фадеев.

— Я вижу, что этих групп довольно много?

— Да, существуют еще: "Перевал", "Кузница" и, кроме того, другие объединения, как, например, Союз крестьянских писателей и т. д. Но как раз в данный момент находится в стадии организации Федерация советских писателей, которая объединит все эти союзы для совместной общественно-литературной деятельности и по профессиональным вопросам.

— Насколько вообще распространена сейчас литература в Рос сии? Многие ли пишут и, что еще важнее, многие ли читают?

— В последнее время отмечается постоянный и весьма значительный рост количества писателей и читателей. А особенно знаменательно то, что неслыханно вырос культурный уровень не только в крупнейших центрах, которыми являются столицы отдельных советских республик, но и по всей стране…

[1927]

ИЗ БЕСЕДЫ С РЕДАКТОРОМ ЖУРНАЛА "ПОЛЬСКА ВОЛЬНОСТЬ"

Спрашивают гостя-поэта:

— Откуда вы прибыли в Варшаву?

— Из поездки, которую я совершил в Прагу, Берлин, Париж…

— Какие впечатления?

— Хорошие.

— Как понравилась Прага?

— Хороший город.

— А Берлин?

— Хорош.

Улыбаемся. Чувствую, что мой собеседник отвечает как-то уклончиво.

— Ну, а Париж?

— Тоже хорош…

— Ну, а каковы ваши первые впечатления от Варшавы?

— Очень приятные. Меня гостеприимно принял ПЕН-клуб (тут Маяковский кланяется в сторону председателя клуба…). Очень приветливо встретили и т. д. …

— Не чинили ли польские власти каких-либо препятствий с визой?

— Нет…

— Посвятите ли вы что-нибудь Варшаве?

— Разумеется, как только отсюда выеду…

— Хорошо, но ваши первые впечатления?.. Те впечатления, которые у художника играют такую большую роль в воспроизведении чего-либо.

— Очень приятные…

Маяковский улыбается, разгуливает по комнате, потирая руки…

— Можно ли узнать, с какой целью вы приехали в Варшаву?

— Познакомиться с людьми, посмотреть город… Я приехал по СЕоей инициативе, на собственный счет, сам по себе…

— Вы не являетесь членом партии?

— Нет.

Здесь Маяковский начинает обосновывать позицию, занимаемую им как поэтом.

— Если бы я отошел от своих, то я перестал бы быть писателем, Я умер бы духовно… Ибо то, что творят сейчас писатели России,— это поэзия действия, борьбы за права человека труда.

Я свободный человек и писатель. Я ни от кого материально не завишу. А морально я связан с тем революционным движением, которое перестраивает Россию на началах общественного равенства… Вот. возьмем, господа, к примеру, этот чай. Его и в прошлом пили… Но кто пил? Не у каждого ведь хватало на то, чтобы пить настоящий чай,

— Как вам, писателям, живется в России?

— Хорошо.

— Вы не испытываете никаких стеснений?

— Никаких. В том случае, разумеется, если писательская деятельность не направлена в сторону контрреволюции,

— Каков ваш заработок?

— Я получаю от 1 до 2 рублей за строку стиха. Опубликовал около 90 своих книжечек; крупнейшие из них — это "Стихи о революции" (20 000экз.), "Война и мир" (30 000экз.) и "Мистерия-буфф" /50 000 экз.) Мои вещи переведены на французский, немецкий, грузинский, даже на китайский и польский языки,

— Довольны ли вы польскими переводами?

— Я сравнительно слабо знаю польский язык, но, насколько я могу судить, переводы "Мистерии" и "Левого марша", кажется, получились удачными…

— Что представляет из себя профессиональная организация русских писателей?

— Самой большой организацией, объединяющей рабочих писателей, является так называемая ВАПП (Всероссийская ассоциация пролетарских писателей). Она насчитывает около 6000 человек. Затем у насесть Союз крестьянских писателей, который насчитывает около 5000 членов. Кроме того, есть группа, известная под названием Леф, в которую вхожу и я. Она насчитывает около 40 человек и представляет левый фронт в области искусства…

— Фамилии?

— Ряд фамилий, которые здесь не знают. Например, Николай Асеев с его "Черным принцем", Борис Пастернак…

В этот момент представитель ПЕН-клуба вставляет вопрос:

— А Пастернак — это не поляк?

— Насколько мне известно, нет.

— Видите, такая польская фамилия…

— Польских поэтов у нас как-то не слышно; это значит, что я не знаю фамилий польских поэтов, работающих в России… Вот, пожалуйста, вам произведения Пастернака: "Лейтенант Шмидт" или "Сестра моя жизнь" — это вещи весьма значительные… Или драма Сергея Третьякова "Хочу ребенка!" — произведение первоклассной ценности… Это все наша писательская молодежь… Такому, как Кирсанов, не больше 20 лет… Фадеев, Уткин, Светлов, Сельвинский. Здесь Маяковский продекламировал нараспев стихотворение Сельвинского под названием "Улялаевщина", начинающееся словами "Ехали казаки…"

— А Демьян Бедный?

— Пишет, пишет… Тиражи его доходят до 2 000 000 экземпляров. Его басни-сатиры облетели всю Россию… Кто, например, не знает его чудесной вещи, начинающейся со слов "Как родная меня мать провожала…" Или роль Демьяна на фронте… Наши солдаты боялись танков… Приехал Демьян Бедный и назвал танк попросту "Танька". Он высмеял орудие смерти, и так это разошлось, что "Танька" с уст не сходила. "Танька", "Танька" — чего ее бояться?

— Сидели ли вы в тюрьме?

— Сидел до революции. А теперь выступил несколько раз с чте. нием своих произведений в тюремных клубах…

Разговор переходит на другую тему.

— Как выглядит спорт в России?

— Растет. Интерес к нему большой,

— Новые песни?

— Есть новые, есть.

— Сатира?

— 50 процентов моей работы — это сатира… Мы направляем нашу работу на то, чтобы сделать ненавистной войну. Много талантов дает деревня.

— Как выглядит сибирская поэзия? — спрашиваю я и перечисляю ряд известных мне фамилий.

— Я мало ее знаю…

— А украинская?

— Растет. Скажем, Шкурупий, Семенко, Тычина, Сосюра… И грузинская муза также поет… Шенгелая, Гогоберидзе… Из белорусских укажу вам на Коласа.

— Опера?

Маяковский смеется.

— Это для некурящих… Я не был в опере что-то около 15 лет, А Шаляпину написал стишок такого содержания:

Вернись

теперь

такой артист

на русские рублики —

Я первый крикну:

— Обратно катись,

народный артист Республики!

— А что слышно о Горьком?

— Ничего. Читают его рассказы.

— Не думает ли Горький вернуться в Россию?

— Не знаю… Спросите у него…

Снова переключаемся на другую тему… В это время появляется фотограф, чтобы запечатлеть на пластинку облик русского гостя. Маяковский садится, позирует около стола…

Спрашиваю:

— Знаете ли вы польский язык?

— Нет. Только русский и грузинский.

— А каких польских писателей вы читали?

— Сенкевича, Жеромского, Струга.

— Что сейчас пишете?

— Работаю над произведением, посвященным годовщине революции.

Задаю еще один случайный вопрос:

— Имеются ли в России выдающиеся поэтические силы среди женщин?

— Не знаю выдающихся имен. Это явление характерно для творческого процесса русской революционной поэзии последнего времени. Женская муза притихла. Те, которые с песнями пошли вперед, забыли о слезах, любовных интригах при свете луны. Каждая поэзия имеет свою прозу, и наоборот.

Беседа с Маяковским подходит к концу.

— Долго ли вы здесь пробудете?

— Несколько дней…

Представитель ПЕН-клуба спрашивает, сотрудничают ли иностранные писатели в русских издательствах.

— Да,— отвечает Маяковский,— Дюамель, например, пишет…

— Так вы напишете о Польше и Варшаве по возвращении в Россию?

— Напишу.

— Хорошее или плохое?

Маяковский уклончиво улыбается…

[1927]

БЕСЕДА С СОТРУДНИКОМ "ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЫ"

"БАНЯ" МАЯКОВСКОГО ИДЕТ НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ

Театр им. Мейерхольда заканчивает постановочную работу над пьесой В. В. Маяковского "Баня". Премьера ее состоится на будущей неделе.

— "Баня",— сообщил нам В. В. Маяковский,— драма в шести действиях, с цирком и фейерверком.

Театральная идея ее — борьба за театральную агитацию, за театральную пропаганду, за театральные массы — против камерности, против психоложества.

Политическая идея — борьба с узостью, с делячеством, с бюрократизмом — за героизм, за темп, за социалистические перспективы.

В переходе на разворот действия — это борьба между изобретателем Чудаковым и главначпупсом — главным начальником по управлению согласованием — Победоносиксвым.

Пьесу ставит Мейерхольд. Печатает Госиздат.

[1930]

ПРИМЕЧАНИЯ

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

БММ — Библиотека-Музей В. В. Маяковского.

"Владимир Маяковский" — Владимир Маяковский. Сборник 1. Академия наук СССР. Институт литературы. Изд. Академии наук СССР. М.—Л. 1940.

ГАОР МО — Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства Московской области.

ГБЛ — Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина.

ГБСЩ — Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).

ГЛМ — Государственный литературный музей.

ИМЛИ — Институт мировой литературы имени А. М. Горького Академии наук СССР.

ИРЛИ — Институт русской литературы Академии наук СССР ("Пушкинский дом", Ленинград).

Катанян — 45 — В. Катанян, Маяковский. Литературная хроника. "Советский писатель", М. 1945.

Катанян — 48 — В. Катанян, Маяковский. Литературная хроника. Второе, дополненное издание, "Советский писатель", [М.] 1948.

Катанян — 56 — В. Катанян, Маяковский. Литературная хроника. Издание третье, дополненное, Гослитиздат, М. 1956.

ЛН — 65 — "Литературное наследство", том 65, изд. Академии наук СССР, М. 1958.

"Маяковский" — Маяковский. Материалы и исследования. Академия наук СССР. Институт мировой литературы имени А. М. Горького. Гослитиздат, М. 1940.

"Пережитое" — Л. В. Маяковская, Пережитое. Из воспоминаний о Владимире Маяковском, Изд. "Заря Востока", Тбилиси, 1957.

ПСС — Полное собрание сочинений В. В. Маяковского.

ЦГАЛИ — Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР.

ЦГАОР — Центральный Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства.

ЦГИА — Центральный Государственный исторический архив (Москва).

ЦГИАЛ — Центральный Государственный исторический архив в Ленинграде.

В настоящем томе публикуются аннотированный указатель имен и названий и алфавитный указатель произведений (ко всему собранию сочинений). Поэтому, в отличие от других томов, здесь объяснения имен (в том числе и уменьшительных имен, часто встречающихся в письмах) и названий изданий, а также места публикаций произведений Маяковского надо искать не в примечаниях к отдельным произведениям, а в соответствующих указателях.

В тех случаях, когда явления или обстоятельства, нуждающиеся в разъяснениях, встречаются в двух или нескольких текстах одного раздела, эти понятия, как правило, комментируются только при первом упоминании, причем в примечаниях к следующим текстам данного раздела отсылки не даются.

Из бесед с Маяковским

В настоящем разделе публикуются беседы сотрудников различных газет и журналов с Маяковским, напечатанные при жизни поэта. В публикации опускаются места, не имеющие прямого отношения к беседам.

Беседа с сотрудником газеты "День" (стр. 216), Газ. "День", Рига, 1922, No 7, 9 октября. Артур Тупия, "Маяковский за границей".

Беседа состоялась, вероятно, в мае 1922 года во время пребывания Маяковского в Риге.

Стр. 216. Академический центр…— одно из главных управлений Наркомпроса. П. С. Коган был председателем Главного художественного комитета, входившего в состав Академического центра.

Стр. 217. …теоретический обзор "Чистка российской литературы".— Речь идет о выступлениях на вечерах "Чистка современной поэзии" в Политехническом музее 19 января и 17 февраля 1922 года,

Беседа с сотрудником газеты "Бiльшовик" (стр. 217). "Положение Лефа в СССР", газ. "Бiльшовик", Киев, 1924, No 11, 13 января. Перевод с украинского.

Беседа состоялась в Киеве в январе 1924 года.

Стр. 217. Группа Леф объединилась с группой "Октябрь"…— Соглашение между Лефом и Московской ассоциацией пролетарских писателей было заключено в октябре—ноябре 1923 года (текст соглашения см. стр. 207).

Стр. 218. "Памятник курским рабочим" — "Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского".

"Слышишь, Москва", "Противогазы" — пьесы С. М. Третьякова, были поставлены С. М. Эйзенштейном в Первом рабочем театре Московского пролеткульта 7 ноября 1923 года и в январе 1924 года.

Панфутуристы (Аспанфут) — так именовала себя небольшая группа украинских футуристов М. Семенко, Г. Шкурупий, О. Слесаренко и др.)- Ассоциация издавала в Киеве журнал "Семафор у майбутне" ("Семафор в будущее"). Один экземпляр — No 1 за 1922 год (май) — этого журнала сохранился среди книг Маяковского.

Пленарное заседание Ассоциации — состоялось 16 января 1924 года. Маяковский произнес на нем небольшую речь, в которой подчеркнул необходимость взаимной связи (см. газ. "Бiльшовик", Киев, 1924, No 14, 17 января),

Беседа с сотрудником одесской газеты "Известия" (стр. 219). Газ. "Известия", вечерний выпуск, Одесса, 1924, No 232, 21 февраля. А. Д., "Вл. Маяковский об искусстве вообще и Лефе в частности".

Беседа состоялась в Одессе, где host выступал 20, 21, 22 и 23 февраля 1924 года. Запись беседы в первой своей части содержит большие цитаты из статьи Маяковского "В кого вгрызается Леф?".

Стр. 219. "Сбросить Пушкина, Достоевского…" —^;ЧБеточная цитата из предисловия к альманаху "Пощечина общественному вкусу", М. 1912 (см. стр. 245).

Стр. 220. Николай Асеев выпускает в Госиздате книгу стЪхрв и пишет для Лефа поэму.— Речь идет, вероятно, о поэме Н. Н. Асеевач "Лирическое отступление", напечатанной в журнале "Леф", No 2 (6), 1924, и книге стихов "Совет ветров", М.—П. ГИЗ, 1923.

Н. Чужак пишет статьи, но с момента ухода его из Лефа…— Чужак перестал печататься в журн. "Леф" с четвертого номера. 5-я книжка чЛефа-и, посвященная Ленину… — В журнале "Леф", 1S24, No 1(5), в разделе "Теория" были напечатаны статьи В. Шкловского, Б. Эйхенбаума, Л. Якубинского, Ю, Тынянова, Б₍ Казанского, Б. Томашевского, посвященные языку В. И. Ленина.

Рассказ И. Бабеля — "Мой первый гусь", журн. "Леф", No 1(5), Маяковский готовит к печати книгу стихов…— Речь идет, вероятно, о сборнике "О Курске, о комсомоле, о мае, о полете, о Чаплине, о Германии, о нефти, о 5 Интернационале и о проч.", М. 1924.

…кругосветное путешествие…— Маяковский поехал в кругосветное путешествие 25 мая 1925 года. Поездка не была осуществлена до конца. В автобиографии "Я сам" он писал: "Вокруг" не вышло. Во-первых, обокрали в Париже, во-вторых, после полугода езды пулей бросился в СССР".

Стр. 221. Маяковский для голоса" — книга стихов Маяковского, оформленная художником Эл Лисицким (Берлин, 1924),

Из беседы с сотрудником "Ле журналь литерер" (стр. 221). "Ле журналь литерер", Париж, 1924. 29 ноября.

Перевод с французского.

Беседа состоялась во время пребывания в Париже в ноябре

1924 года. Интервьюировал Маяковского Владимир Познер. Стр. 222. "Атлантида" — роман Пьера Бенуа. "Доногоо-Тонка" — кинематографический рассказ Жюля Ромэна. "Моника Лербье" — роман Виктора Маргерита.

Из беседы с сотрудником газеты "Мехикен ньюс" (?) (стр. 223).

Перевод с английского.

Беседа состоялась во время пребывания Маяковского в Мексике. в июле 1925 года.

Текст беседы взят из альбома газетных вырезок, который Маяков, ский делал для выставки "20 лет работы" (ЦГАЛИ). В альбоме нет заглавия газеты, номера и даты. Заглавие здесь дается предположительно.

Из беседы с американским писателем Майклом Голдом (стр. 223). Газ. "Уорлд", Нью-Йорк, 1925, 9 августа.

Перевод с английского.

Беседа состоялась во время пребывания Маяковского в Нью-Йорке в августе 1925 года. В беседе нашли первое выражение мысли, которые Маяковский потом высказал в книге "Мое открытие Америки" и в цикле стихов об Америке.

Стр. 225. На улицы, футуристы, барабанщики и поэты…— цитата из стихотворения Маяковского "Приказ по армии искусства".

Из беседы с редактором газеты "Фрайгайт" (стр. 226). Газ. "Фрайгайт", Нью-Йорк, 1925, No 135, 14 августа.

Перевод с еврейского.

Беседа с редактором газеты "Фрайгайт" Шахно Эпштейном состоялась во время пребывания Маяковского в Нью-Йорке в августе 1925 года.

О встречах Ш. Эпштейна с Маяковским см. также: Шахно Эпштейн, Встречи с Владимиром Маяковским, журн. "Червоний шлях", Харьков, 1930, No 5—6.

Стр. 227. …то в "эл", то с "эл" — "эл" — элевентор — надземная городская железная дорога.

Стр. 228. "Маяковский на Пятой авеню".— Вероятно, речь идет о стихотворении, получившем потом название "Бродвей".

Беседа с сотрудником "Новой вечерней газеты" (стр. 228). "Новая вечерняя газета", Л. 1925, No 213, 23 ноября.

Беседа состоялась 22 ноября 1925 года в день возвращения Маяковского из путешествия в Америку.

В несколько сокращенном варианте беседа была перепечатана в газ. "Заря Востока" (Тифлис, 1925, No 1046, 1 декабря).

Стр. 229. Отрекся ли я от футуризма.— Речь идет, очевидно, о выступлении Маяковского в Америке с докладом "Что я привезу в СССР", где поэт заявил: "Футуризм и советское строительство не могут идти рядом. Отныне я против футуризма: отныне я буду бороться с ним" (см. т. 12 наст. изд., стр. 479).

…я привез книгу стихов…— "Испания. Океан. Гавана. Мексика. Америка", Гиз, М.—Л. 1926.

...новая книга о Соединенных Штатах — "Мое открытие Америки" (Очерки), Гнз, М.—Л. 1926.

Беседа с сотрудником газеты "Заря Востока"(стр. 229). Газ. "Заря Востока",Тифлис, 1926, No И13, 27 февраля.

Беседа состоялась во время лекционной поездки по городам Украины, Сев. Кавказа, Азербайджана и Грузии. Маяковский находился в Тифлисе с 25 февраля по 2 марта 1926 года. Теме "Литературная и культурная жизнь Америки" было также посвящено одно из выступлений Маяковского в Тифлисе в помещении Театра им. Руставели (26 февраля).

Стр. 230. …изложением одного из рассказов Булгакова…— Речь идет о повести Булгакова "Роковые яйца".

Из беседы с немецким писателем Ф. К. Вейскопфом (стр. 231). Журн. "Кмен", Прага, 1927, No 1.

Перевод с чешского.

Беседа с немецким писателем Францем-Карлом Вейскопфом, жившим в Праге, состоялась в 1926 году в Москве, на квартире Маяковского. Свое описание этой беседы Вейскопф поместил в чешском журнале "Кмен" ("Корень") под заголовком "Глава… тоже о литературе (Визит к Вл. Маяковскому)".

Много лет спустя Вейскопф возвратился к воспоминаниям об этой беседе в очерке "Встречи с Маяковским", опубликованном на немецком языке (F. С. Wеisкорf, Begegnungen mit Majakowski. "Neue Deutsche Literatur", Sonderheft zum XXXV Jahrestag der Gros-sen Sozialistichen Oktoberrevolution, Berlin, November, 1952 <Ф. К. Вейскопф, Встречи с Маяковским. Журн. "Новая немецкая литература>), специальный номер к 35-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, Берлин, ноябрь 1952".

Стр. 231. "Шестая часть мира" — документальный фильм Дзиги Вертова (выпуск Совкино, 1926 г.).

…о предстоящей новой постановке Мейерхольда (о "Ревизоре" Гоголя).— Премьера "Ревизора" в Гос. театре имени Вс. Мейерхольда состоялась 9 декабря 1926 года.

…воспоминания Станиславского.— Имеется в виду книга: К. С. Станиславский, Моя жизнь в искусстве, Государственная академия художественных наук, М, 1926,

Из беседы с сотрудником газеты "Прагер пресс" (стр. 232). Газ. "Прагер Пресс", Прага, 1927, 22 апреля.

Перевод с немецкого.

Беседа состоялась во время посещения Чехословакии в апреле 1927 года.

Стр. 232. Родился я в 1894 г.— См. стр. 400.

Две маленькие книжки для детей…— "Конь-огонь", Л. 1928; "Прочти и катай в Париж и Китай", М, 1929. Обе книжки были сданы в Госиздат 12 апреля 1927 года,

"Комедия с убийством" — незавершенная пьеса Маяковского, над которой поэт работал с 1926 по 1929 год. Сохранились черновики плана пьесы и набросков отдельных сцен (см. т. 11 наст. изд., стр. 412).

Эпическая поэма — "Хорошо!".

Семь сценариев…— Речь идет о сценариях Маяковского "Дети", "Слон и спичка", "Сердце кино", "Любовь Шкафолюбова", "Декабрюхов и Октябрюхов", "Как поживаете?", "История одного нагана".

"Письмо Горькому" — стихотворение "Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому" было напечатано в журн. "Новый Леф", М. 1927, No !.

…я принадлежу к группе Леф, которая существует уже 15 лет… — Группа Леф организационно оформилась в конце 1922 года. Вероятно, Маяковский здесь имеет в виду первые футуристические содружества.

Стр. 233. Вы участвовали в дискуссии о Мейерхольде..,— Речь идет о выступлении Маяковского на диспуте о постановке "Ревизора" в Гос. театре имени Вс. Мейерхольда 3 января 1927 года (см, т. 12 наст. изд., стр. 306).

"Хочу ребенка!" — пьеса С. М. Третьякова (поставлена не была).

Из беседы с сотрудником газеты "Эпо-х а" (стр. 234). Газ. "Эпоха", Варшава, 1927, 14 мая.

Перевод с польского.

Эта и следующая беседа состоялись во время пребывания Маяковского в Варшаве в мае 1927 года.

Стр. 234. …поэма, посвященная десятилетию революции — "Хорошо!". 2—8 главы поэмы были инсценированы для праздничного представления в Октябрьские дни 1927 года в Ленинградском гос. академическом Малом оперном театре.

…рассказ об игрушечном коне. — "Конь-огонь".

…описываю путешествие… — "Прочти и катай в Париж и Китай",

Стр. 235. Три уже реализованы… — Фильм по сценарию "Декабрюхов и Октябрюхов" был поставлен на одесской кинофабрике ВУФКУ (вышел на экран в мае 1928 г.). Фильм по сценарию "Закованная фильмой" был поставлен в июне 1918 года. В 1926 году Маяковский вернулся к этой теме и написал новый вариант этого сценария для ВУФКУ (см. сценарий "Сердце кино", т. 11 наст. изд., стр. 67). Фильм по этому сценарию не был поставлен.

…фильм …из жизни поэта…— В конце 1926 года Маяковский написал сценарий "Как поживаете?", главным героем которого является "обыкновенный человек — Маяковский", Фильм по этому сценарию поставлен не был.

Из беседы с редактором журнала "Польска вольность" (стр. 236). Журн, "Польска вольность", 1927, No 7, 22 мая.

Перевод с польского.

Интервьюировал Маяковского редактор еженедельника Тадеуш Венява-Длугошовский.

Стр. 236. ПЕН-клуб ("Клуб пера") — европейская писательская организация.

Стр. 237. …переводы "Мистерии" и "Левого марша".— В очерках "Ездил я так" и "Поверх Варшавы" Маяковский упоминает о переводах пролога "Мистерии-буфф", сделанном поэтом В. Вандурским (1923 г.) и "Левого марша" — А. Слонимским (1921 г.).

Стр. 238. …назвал танк попросту "Танька". — Речь идет о стихотворении Д. Бедного "Танька-Ванька".

"Вернись теперь такой артист…" — Маяковский цитирует свое стихотворение "Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому",

Беседа с сотрудником "Литературной газеты" (стр. 240). "Литературная газета", М. 1930, No 9, 3 марта"

Пьеса Маяковского "Баня" была впервые поставлена в Москве в Гос. театре имени Вс. Мейерхольда 16 марта 1930 года. Отдельным изданием "Баня" вышла в Госиздате в 1930 году.

Из бесед с Маяковским

Автор: Маяковский Владимир Владимирович

Обратная связь

Вопрос администратору