Еврейский вопрос как русский

Автор: Мережковский Дмитрий Сергеевич

 [Библиотека «ВЕХИ»]

Д.
С. МЕРЕЖКОВСКИЙ

ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС КАК РУССКИЙ*



Хочется думать сейчас о России, об
одной России и больше ни о чем, ни о ком. Вопрос о бытии всех племен и
языков, сущих в России (по слову Пушкина: "всяк сущий в ней язык"),
есть вопрос о бытии самой России. Хочется спросить все эти племена и
языки: как вы желаете быть, с Россией или помимо нее? Если помимо, то
зачем обра-щаться к нам за помощью? А если не помимо, то забудьте в
эту страшную минуту о себе, только о России думайте, потому что не
будет ее — не будет и вас всех: ее спасе-ние — ваше, ее погибель —
ваша. Хочется сказать, что нет вопроса еврейского, польского,
украинского, армянского, грузинского, и проч. и проч., а есть только
русский вопрос.

Хочется это сказать, но нельзя.
Трагедия русского общества в том и заключается, что оно сейчас не
имеет права это сказать…

Весь идеализм русского общества в
вопросах нацио-нальных бессилен, безвластен и потому безответствен.

В еврейском вопросе это особенно
ясно.

Что от нас хотят евреи? Возмущения
нравственного, признания того, что антисемитизм гнусен? Но это
призна-ние давно уже сделано; это возмущение так сильно и про-сто, что о
нем почти нельзя говорить спокойно и разумно;  можно
только кричать вместе с евреями. Мы и кричим.

Но одного крика мало. И вот это
сознание, что мало крика, а больше у нас нет ничего, — изнуряет,
обессилива-ет. Тяжело, больно, стыдно…

Но и сквозь боль и стыд мы кричим,
твердим, клянем-ся, уверяем людей, не знающих таблицы умножения, что
дважды два — четыре, что евреи — такие же люди, как и мы — не враги
отечества, не изменники, а честные русские граждане, любящие Россию не
меньше нашего; что антисемитизм — позорное клеймо на лице России.



Но, помимо крика, нельзя ли
высказать одну спокойную мысль? Юдофобство с юдофильством связано.
Слепое отрицание вызывает такое же слепое утверждение чужой
национальности. Когда всему в ней говорится абсолют-ное "нет", то
возражая, надо всему сказать абсолютное "да".

Что значит "юдофил", по крайней
мере, сейчас, в России? Это значит человек, любящий евреев особой,
исключительной любовью, признающий в них правду боль-шую, чем во всех
других национальностях. Такими "юдофилами" представляемся
националистам, "истинно русским людям", мы, русские люди, "не
истинные".

— Что вы все с евреями возитесь? —
говорят нам националисты.

Но как же нам не возиться с
евреями и не только с ними, но и с поляками, украинцами, армянами,
грузинами и проч. и проч? Когда на наших глазах кого-нибудь обижают —
"по человечеству" нельзя пройти мимо, надо помочь или, по крайней
мере, надо кричать вместе с тем, кого обижают. Это мы и делаем, и горе
нам, если мы перестанем это делать, перестанем быть людьми, чтобы
сделаться русскими.

Целый дремучий лес национальных
вопросов встал во-круг нас и заслонил русское небо. Голоса всех сущих
в России языков заглушили русский язык. И неизбежно, и праведно. Нам
плохо, а им еще хуже; у нас болит, а у них еще сильнее. И мы должны
забывать себя для них.

И вот почему вы говорим
националистам:

— Перестаньте угнетать чужие
национальности, чтобы мы имели право быть русскими, чтобы могли
показать свое национальное лицо с достоинством, как лицо человеческое, а
не звериное. Перестаньте быть юдофобами, чтобы мы могли не быть
юдофилами.

Возьму один пример наудачу.

Еврейский вопрос имеет сторону не
только национальную, но и религиозную. Между иудейством и
христианством существуют, как между двумя полюсами, глубокие притяжения
и столь же глубокие отталкивания. Христиан-ство вышло из иудейства,
Новый Завет из Ветхого. Апостол Павел, который больше всего боролся с
иудейством, желал "быть отлученным от Христа за братьев своих по
плоти", т. е. иудеев.

О притяжениях говорить можно, а об
отталкиваниях нельзя. Как, в самом деле, спорить с тем, кто не имеет
голоса. Бесправие евреев — безмолвие христиан. Внешнее насилие над ними
— внутреннее насилие над нами. Нам иельзя отделять христианства от
иудейства, потому что это звдачит, как выразился один еврей, проводить
"новую духовную черту оседлости". Уничтожьте сперва черту
ма-териальную, и тогда можно будет говорить о духовной. А пока это не
сделано, правда христианства пред лицом иудейства останется тщетною.

Почему сейчас, во время войны, так
"заболел" еврейский вопрос? Потому же, почему "заболели" и все вопросы
национальные.

"Освободительной" назвали мы эту
войну. Мы начали ее, чтобы освободить дальних. Почему же, освобождая
дальних, мы угнетаем близких? Вне России освобождаем, а внутри —
угнетаем. Жалеем всех, а к евреям безжалостны, За что?

Вот они умирают за нас на полях
сражений, любят нас, ненавидящих, а мы их ненавидим, любящих нас.

Если мы будем так поступать, нам
перестанут верить все; нам скажут народы:

— Вы умеете любить только издали.
Вы лжете.

А мы ведь надеялись, что наша сила
в правде. Мы хо-тели правдою победить силу. Если все еще хотим, то не
будем лгать, ослаблять ложью правды нашей, силы побеждающей.

Немцы говорят: война за мир, за
власть над миром — и так и делают. А мы говорим: война за мир, за
примирение, освобождение мира — и не делаем того, что говорим. В слове
"мир" немцы ставят точку над і. Неужели все наше отличие от них только
в том, что мы этой точки над і не ставим? На русском языке "миръ" и
"міръ" звучат одинаково", тем более нам нужно не языком, а сердцем
отличать себя от наших врагов, сделать так, чтобы народы поняли, за
что мы воюем, — за власть над миром или за освобождение мира.

Начнем же это делать с евреев.

Но пусть не забывают народы
угнетенные, что свободу может им дать только свободный русский народ.

Пусть не забывают евреи, что
вопрос еврейский есть русский вопрос.

 

 


* Печатается по: Щит, М.,1915, с.136-138