Песни о родине
ПѢСНЯ ПЕРВАЯ.
ПРОЩАНІЕ.
I.
Не ждалъ меня корабль на лонѣ синилъ водъ,
Не плакалъ горько пажъ любимый,
И вѣрный песъ не вылъ предъ завомъ, у воротъ,
Когда «прости» странѣ родимой
Печально я шепталъ.— Висѣло надъ землей
Тумановъ сѣрыхъ покрывало.
То было вешнимъ днемъ и дождичекъ гнилой
Чуть моросилъ бездушно, вяло.
Все въ мутное пятно сливалося вдали,
Чуть брежжилъ свѣтъ межъ тучъ сѣрѣвшихъ»,
Сочилась грязь кругомъ изъ неба и земли,
Какъ будто гной изъ язвъ назрѣвшихъ.
Я засмѣялся вслухъ, припомнивъ, что весной
Зовемъ мы этотъ адъ суровый.
Весна, весна!… Увы, въ моей странѣ родной
Звучитъ насмѣшкой это слово.
Весна!… Но нѣтъ весны въ отчизнѣ у меня —
Ни у людей, ни у природы.
Я, глядя на тоску рыдающаго дня,
Невольно дѣтства вспомнишь годы…
II.
Я у окна стоялъ… Кругомъ сгущалась тьма
И подъ покровомъ тьмы кромешной,
Какъ люди мрачные, тяну лися дома,
Какъ тѣни, люди шли поспѣшно.
Я думалъ: вотъ прошло пять лѣтъ, пять лучшихъ лѣтъ,
Въ чаду надеждъ, въ чаду сомнѣній.
Но гдѣ священный прахъ, гдѣ въ сердцѣ тайный слѣдъ
Отъ тѣхъ восторговъ и томленій?
Зачѣмъ съ отчизною проститься мнѣ не жаль,
Зачѣмъ и небеса чужбины,
Какъ прежде, не влекутъ въ таинственную даль?
Увы, дрожащій листъ осины
Сильнѣе прикрѣпленъ къ родной землѣ, чѣмъ я;
Я — листъ, оторванный грозою.
И я-ль одинъ?… Васъ всѣхъ, товарищи-друзья,
Сорвало бурею одною.
Кто скажетъ: почему? Мы-ль не громили ложь,
Мы-ль жертвъ не жаждали?… Нѣтъ края,
Такого въ мірѣ нѣтъ угла, гдѣ-бъ молодежь,
Всѣ блага жизни презирая,
Такъ честно, какъ у насъ, такъ рано обрекла
Себя служенью правдѣ строгой.
Жизнь чуть ли не дѣтьми насъ прямо повела
Тернистой подвиговъ дорогой.
Намъ сжалъ впервые грудь не женскихъ ласкъ восторгъ,
Не сладкій трелей» страсти новой,
И первую слезу изъ дѣтскихъ глазъ исторгъ
Не взглядъ красавицы суровой.
Надъ скорбной родиной скорбѣвшія уста
Шептали первыя признанья;
Надъ прахомъ дорогимъ товарища-бойца
Звучали первыя рыданья.
Взамѣнъ безпечныхъ словъ бесѣды молодой
Мы совѣсть раскрывали нашу;
Взамѣнъ живой струи изъ чаши круговой
Мы испытаній пили чашу.
И что же? Гдѣ плоды всѣхъ подвиговъ? Кого
Нашъ пламень грѣлъ, кому онъ свѣтитъ?
Нѣтъ насъ честнѣй и нѣтъ злосчастнѣй никого…
Но почему?.». О, кто отвѣтитъ!?..
III.
Напрасно надъ тобой, родимая страна,
Промчался правды свѣтлый геній.
Напрасно сѣялъ онъ живыя сѣмена
Высокихъ думъ, святыхъ стремленій,
Напрасно онъ сердца дремавшія будилъ,
Росой надежды окропляя.
Напрасно молодость на зло онъ ополчилъ
И въ битву велъ, благословляя.
Во слѣдъ за геніемъ желаннымъ надъ тобой
Другой промчался мрачный геній.
Какъ вихорь, посланный завистливой судьбой,
Онъ все губилъ въ своемъ стремленьи;
И тамъ, гдѣ падали живыя сѣмена,
Кропилъ онъ мертвою водою;
И тамъ, гдѣ молодость цвѣла, надеждъ полна,
Чертилъ онъ гробъ своей клюкою;
И тамъ, гдѣ слышалась благословенья рѣчь,
Шепталъ проклятья онъ сурово,
Чтобъ кровь безцѣльная багрила братскій мечъ,
Чтобы безплодно было слово…
Сбылись проклятія!… Порывы и мечты
Изъѣла ржавчина безсилья;
Тоскливо жаждетъ грудь добра и красоты;
Не поднимая, бьются крылья…
IV.
О, въ этотъ грустный часъ, когда прощальный взглядъ
На край родимый я бросаю,
Когда и словъ, и дѣдъ, и лицъ нестройный рядъ
Тревожной мыслью воскрешаю,—
Какая скорбь и желчь мнѣ заливаютъ грудь!…
Какъ страшно вдругъ обнять мечтою,
Что видѣлъ я въ пять лѣтъ и что, сбираясь въ путь,
Я покидаю за собою . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дѣтей толпу,— больныхъ, озлобленныхъ дѣтей,
Или мятущихся безцѣльно,
Иль тихо гибнущихъ безъ воли и страстей,
Съ тоскою въ сердцѣ безпредѣльной.
И старцевъ робкій сонмъ… Запуганы давно,
Безъ добродѣтелей, безъ вѣры,
Собою лишь живя, они всѣмъ льстятъ равно,
Гражданской немощи примѣры.
А тамъ, вдали — его, титана, что къ землѣ
Прикованъ мстительной судьбою
И, вмѣсто коршуновъ, снѣдаемъ въ сонной мглѣ
Невѣжествомъ и нищетою.
Кто знаетъ, можетъ-быть уже давно титанъ
Забылъ свое происхожденье,
И жалобы забылъ и, ослабѣвъ отъ ранъ,
Дряхлѣетъ молча въ заточеньи…
Но нѣтъ, о скорбное перо, остановись,
И сердце, въ грусти безъисходной,
Предъ тайной высшею смиренно преклонись,
Когда безсиленъ умъ холодный. . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
V.
Прощай, прощай, страна невыплаканныхъ слезъ,
Страна порывовъ неоглядныхъ,
Силъ не разбуженныхъ, неисполнимыхъ грезъ,
Страна загадокъ неразгадныхъ:
Страна безмолвія и шумной болтовни,
Страна испуга и задора,
Страна терпѣнія и дѣтской хлопотни,
Страна неволи и простора;
Страна безсонницы и вѣковаго сна,
Стремленья къ свѣту и потемокъ,
Могучей вѣры и безвѣрія страна;
Страна могилъ, страна пеленокъ,
Страна больныхъ дѣтей, безпечныхъ стариковъ,
Загубленныхъ безъ нужды жизней,
Ненужныхъ слезъ и жертвъ, и . . . . . . . . . .
Прощай, о сфинксъ! Прощай, отчизна!…
ПѢСНЯ ВТОРАЯ.
УКОРИЗНЫ.
I.
На Рейнѣ.
1.
Холмы за холмами тѣснятся кругомъ;
Въ туманахъ синѣютъ вершины;
Вдали, за рѣкой, на утесѣ крутомъ,
Сверкаютъ на солнцѣ руины.
Извилистый Рейнъ подъ цвѣтущей стѣной,
Какъ озеро, тихо струится
И въ берегъ отзывчивый мутной волной
Съ задумчивой лѣнью стучится.
И долго надъ Рейномъ сѣдымъ я сижу
Въ объятіяхъ сладкой истомы.
Вдругъ кто-то мелькнулъ… Я невольно дрожу,—
Мнѣ слышится голосъ знакомый.
Не берегъ то шепчется съ сонной рѣкой,
Не вѣтеръ кустами играетъ:
Я внемлю — и смутной, и жгучей тоской
Объята душа замираетъ…
«Быстро рѣка многоводная
Въ краѣ полночномъ течетъ,
Волны лазурно-холодныя
Въ море чужое несетъ.
«На берега оживленные
Мрачно твердыня глядитъ;
Плещутся волны студеныя
Тихо о сѣрой гранитъ.
«А за стѣной неприступною,
Внемля журчанью валовъ,
Скованы цѣпью преступною
Геній, и трудъ, и любовь.
«Скованъ языкъ негодующій,
Скованы крылья мечты…
Что же, о странникъ тоскующій,
Тамъ не томишься и ты?…»
2.
Въ туманы закутавшись, дремлютъ холмы.
Играетъ свѣтъ мѣсяца съ тучкою бѣлой.
Въ сосновую рощу, въ объятія тьмы,
Вхожу я стопою несмѣлой.
Высокія сосны безмолвно грустятъ.
О чемъ?— можетъ, мѣсяцъ провѣдалъ украдкой.
Какія-то тѣни кругомъ шелестятъ.
И тихо, и жутко, и сладко…
Иду — замираютъ шаги. Впереди —
Чу!— шорохъ знакомый: лепечутъ березы.
Иду и молчу. Накипаютъ въ груди
Счастливыя, дѣтскія слезы.
Но образъ мелькнулъ — и исчезли мечты…
Не вѣтеръ играетъ съ вершиной высокой:
Вновь голосъ знакомый съ глухой высоты
Мнѣ жгучіе шепчетъ упреки:
«Близко отъ моря холоднаго
Городъ-кладбище лежитъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пахарей поля безплоднаго
Въ избахъ-гробахъ онъ хранитъ.
«Волны, снѣгами покрытыя,
Сномъ очарованнымъ спятъ.
Мечутся вьюги сердитыя,
Стелются тундры открытыя,
Мрачные боры шумятъ.
«Дни, словно тучи безцвѣтныя,
Тянутся въ снѣжной глуши…
Гдѣ вы, мечтанья привѣтныя,
Гдѣ вы, друзья беззавѣтные,
Гдѣ вы, о силы души?—
«Стынутъ мечты животворныя,
Дремлетъ душа… А друзья?—
Спятъ по гробамъ, непокорные;
А малодушно — притворные
Рейнъ воспѣваютъ, грустя…»
II.
На Сѣверѣ.
Стройно колышутся тополи нѣжные,
Радостно плещутся волны прибрежныя,
Горы, какъ грёзы, мелькаютъ вдали.
Словно дыханье красавицы сонное,
Вѣтеръ струится волной благовонною,
Страстное небо лежитъ раскаленное
Въ сильныхъ объятьяхъ цвѣтущей земли.
Скачать