Приключения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков
Громила-любитель
I
Карл Фрейберг, справедливо названный королем русских сыщиков, сидел в своем кабинете, углубившись в чтение газет, которые целым ворохом лежали перед ним. Вероятно, что-то сильно заинтересовало его, так как время от времени он прекращал чтение и недоумевающе покачивал головой.
— Странно… очень странно, — пробормотал он наконец, бросая газетный лист на стол. — Что ни день, то новый грабеж, самого отчаянного свойства, и по существу весьма странный. Ну зачем, спрашивается, громиле нужно коверкать все, что нельзя унести? Ведь это какое-то безумие! И главное, что полиция до сих пор никак не может отыскать виновного!
Громкий звонок прервал его размышления. Спустя несколько минут в комнату вошел сыщик Пиляев, с которым Фрейберг очень дружил и почти всегда работал вместе.
Вид у Пиляева был очень озабоченный, что сразу бросалось в глаза. Поздоровавшись с вошедшим, Фрейберг вопросительно взглянул на него.
— Опять что-нибудь случилось? — спросил он с любопытством.
— Случилось! Да не простое дело, а можно сказать — колоссальное! — ответил тот, снимая перчатки.
— Что такое?
— Полный разгром лучшего ювелирного магазина!
— Не может быть! Где?
— Здесь, у нас, в Петербурге. Сегодня ночью ограблен магазин Федорова.
— Тот самый, который выходит фасадом на Невский?!
— Представьте!
— И на много?
— Тысяч на триста. Громилы не брали ни золотых, ни серебряных вещей. Их только сильно перековеркали. Зато захватили с собой все бриллиантовые вещи и деньги из кассы.
— Это интересно! — заметил Фрейберг живо. — Вы говорите, что серебряные и золотые вещи не украдены, а лишь исковерканы?
— Да.
— В таком случае, это дело опять-таки того неуловимого преступника, который всюду после себя оставляет разгромленные вещи, те, что не может захватить с собою.
— Да, да! — подтвердил Пиляев. — Пойдемте-ка посмотрим на разгром.
— Сию минуту! — ответил Фрейберг, быстро переодеваясь.
Оба сыщика вышли из дома и, взяв извозчика, поехали в Гостиный двор. Около ограбленного магазина стояла толпа народа, в центре внимания которой были два приказчика, в двадцатый раз пересказывавшие публике подробности погрома.
Полицейские чины упрашивали народ разойтись, но толпа с каждой минутой продолжала расти. С трудом пробравшись сквозь нее, Фрейберг и Пиляев вошли в магазин, в котором уже собрались следователь по особо важным делам, начальник сыскной полиции и его помощник, полицеймейстер и несколько агентов сыскного отделения. Поздоровавшись со всеми, Фрейберг и Пиляев приступили к осмотру.
В правой боковой стене была пробита большая дыра. Выбитые из стены кирпичи валялись тут же на полу, а около них лежали и орудия громил: лом, долото, топор, какие-то крючки, напильники и тому подобные инструменты.
— Громилы, видать, люди не бедные! — произнес Фрейберг, рассматривая инструмент. — Эта коллекция стоит не меньше трехсот рублей. Гм… они приехали к нам с Кавказа…
— Кто? — тут же спросил начальник сыскного отделения.
— Громилы, — ответил Фрейберг.
— Почему вы так решили?
— Инструменты кавказского производства и притом очень хорошей тифлисской фирмы. Не угодно ли Вам взглянуть на клеймо?
— Да, действительно, — проговорил начальник сыскной полиции. — Удивительно, как я просмотрел.
Между тем Фрейберг продолжал осмотр, лазая на коленях по полу и разглядывая каждую мелочь, время от времени пользуясь увеличительным стеклом.
— Один из них, вероятно, обрезался, — заговорил он снова. — Вот капли крови… Ага! Один был в шерстяном костюме темно-коричневого цвета…
— Из чего вы это заключаете? — полюбопытствовал следователь.
— А вот посмотрите-ка внутрь пробоины, — ответил сыщик. — Она не особенно широка. Ее пробили лишь настолько, чтобы мог пролезть человек средней комплекции. Поэтому тот, кто пролезал, терся телом о кирпичи, и если вы осмотрите через увеличительное стекло внутреннюю поверхность пробоины, то заметите волоски шерсти, отделившиеся от костюма и оставшиеся на стенах поверхности.
— В самом деле, — подтвердил следователь, осмотрев пробоину через увеличительное стекло.
— Рядом с этим магазином что помещается?
— Книжный магазин Оболдуева, — ответил один из сыщиков. — Пролом вели оттуда, а…
— Дело не обошлось без подобранных ключей, — перебил Фрейберг, который успел уже пролезть в соседний магазин и тщательно осматривал его. — Что установили опросы сторожей?
Говоря это, сыщик снова влез в ювелирный магазин. К нему подошел начальник сыскного отделения.
— Показания сторожей очень странны, — заговорил он. — Весь Гостиный двор охраняется особой артелью гостинодворских сторожей, и каждый прекрасно знает в лицо всех хозяев охраняемого им участка. Сторож, стоявший на посту во время ограбления, говорит, что сам старик Оболдуев зачем-то проходил в свой книжный магазин около часу ночи. По его словам, Оболдуев открыл своим ключом дверь и, пробыв в магазине часа два, вышел оттуда с пакетом, запер дверь и, сев на извозчика, уехал…
— Он арестован?
— Да, хотя…
— Хотя что?
— Это показание слишком невероятно! По произведенному следствию оказалось, что старик в эту ночь не выходил из дома. У него были гости, и в их числе один из помощников пристава, все они подтвердили, что старик ни на минуту не отлучался из дома.
— Зачем же его арестовали?
— Право, трудно сказать! Все так запутано…
— На вашем месте я немедленно освободил бы его, — проговорил Фрейберг. — Дело ясно, как день. Громила удачно загримировался под Оболдуева и, не возбудив подозрения сторожей, сделал свое дело.
— Черт возьми, ведь это же вероятнее всего! — воскликнул начальник сыскного отделения и, обернувшись к одному из сыщиков, сказал:
— Вот письмо с моей подписью, вставьте слова: «Освободить немедленно» и «Оболдуева» и распорядитесь сейчас же, чтобы его выпустили на свободу.
II
Между тем Фрейберг продолжал рассматривать каждую мелочь. Он брал в руки исковерканные предметы и внимательно вглядывался в них через увеличительное стекло.
Вдруг он спросил:
— Есть ли у кого-нибудь фотографический аппарат?
— Есть, — ответил один из сыщиков.
— Дайте мне его сюда!
Сыщик подал аппарат, и Фрейберг, вынеся серебряную вазу на свет, сфотографировал ее.
— Что вы делаете? — удивился следователь.
— Видите ли, — пояснил Фрейберг, — на этой вазе ясно отпечатались следы большого и указательного пальцев. Громила ломал ее. Фотография этих отпечатков может в данном случае сослужить мне большую службу, и я очень рад, что мне удалось заснять вазу…
Дальнейший осмотр не дал никаких результатов.
На счастье Фрейберга, оказалось, что хозяин магазина сделал фотоснимки своих лучших ювелирных вещей. Эти фотографии по просьбе сыщика были отданы ему.
Выйдя из магазина, Фрейберг кинулся в первый попавшийся фотографический салон.
— Можете ли вы переснять эти фотографии? — спросил он, показывая карточки фотографу. — Мне они необходимы срочно. Если можно, то к сегодняшнему вечеру.
— Можно-то можно, — ответил фотограф, — но только это будет стоить очень дорого.
— Я плачу любую цену.
— А по сколько снимков сделать с каждой?
— Штук по сто.
— Тогда это лучше сделать литографическим способом, — сказал фотограф.
Фрейберг бросился к литографам.
Быстро сговорившись и попросив сделать как можно более четкие оттиски, он пообещал зайти за заказом под вечер.
В тот же час несколько сыщиков были посланы во все ломбарды, где они должны были следить за лицами, приносящими в залог бриллиантовые изделия.
Зайдя вечером в литографию, Фрейберг забрал оттиски и в ту же ночь отправил их во все ломбарды и ювелирные магазины Петербурга и Москвы.
— Конечно, воры могут вынуть камни, а металл переплавить, — объяснил Фрейберг Пиляеву, — но это сильно обесценит украденные вещи. Если воры очень жадны, они этого не сделают, зато при продаже вещей им легче попасться…
— Если только они не выедут с ворованным за границу, — усмехнулся Пиляев.
— Конечно, — согласился Фрейберг. — Ведь это мера на всякий случай. Признаюсь, я и сам не придаю ей особого значения. На эту примитивную удочку вряд ли попадается умный вор. Для меня гораздо важнее было узнать, что костюм был шерстяной, темно-коричневого цвета и что инструменты приобретены на Кавказе.
— Но почему вы предполагаете, что инструмент куплен именно там, а не здесь? — спросил Пиляев, пожимая плечами. — Ведь фирма могла иметь своих посредников в Москве и Петербурге.
— Совершенно верно, — ответил Фрейберг. — Но, насколько я знаю, ни одна из кавказских фабрик не экспортирует изделия подобного рода во внутренние российские губернии. Кавказскому рынку не хватает даже местных изделий, и этот недостаток восполняется среднероссийскими и уральскими.
III
Весь второй день Фрейберг, Пиляев и начальник сыскной полиции расследовали дело дальше.
К вечеру из Тифлиса была поручена телеграмма от местного сыскного отделения. В ней сообщалось, что, по наведенным справкам, описанные в телеграмме Фрейберга инструменты были действительно куплены в Тифлисе, но хозяин магазина не знает покупателя и впервые видел его. Инструменты куплены все сразу, и только благодаря этому, хозяин помнит об их продаже, в книге проданного товара они записаны вместе, и цена по счету стоит общая. Куплены они четыре с половиной месяца тому назад и, насколько помнит хозяин, покупал их очень приличный человек средних лет, брюнет.
Кроме этих сведений тифлисская сыскная полиция не могла сообщить ничего интересного.
— Мы видим только одно, — возразил начальник сыскной полиции, — что ваши предположения и выводы правильны с самого начала, а это очень важно. Сейчас мы знаем если и не много, то и не так уж мало. Одним словом, мы знаем, что громила — человек интеллигентный, брюнет, не урод, средних лет, имеет темно-коричневый шерстяной костюм, был четыре с половиной месяца назад на Кавказе и, по всей вероятности, тамошнего происхождения. Он хорошо владеет гримом, умеет подделывать походку, очень хладнокровен и, должно быть, бреет усы и бороду. Возможно, что усы он и не бреет, а лишь подкрашивает их по мере надобности в тот или иной цвет… Как-никак, все эти данные составляют ценный материал для дальнейших розысков, а обещанная награда в двадцать тысяч рублей за обнаружение украденного тоже должна помочь делу.
Проговорив это, начальник сыскного отделения с улыбкой взглянул на Фрейберга.
— Надеюсь со временем угостить вас прекрасным ужином, ответил Фрейберг.
— Ого! — воскликнул начальник. — Вы, кажется, уже заранее присваиваете себе честь поимки громилы?
— Я только надеюсь, — ответил знаменитый сыщик, пожимая плечами.
И, помолчав немного, он добавил:
— А пока я должен удалиться.
— Уж вы постарайтесь! — слезливым тоном обратился к нему стоявший тут же хозяин магазина Федоров. — Сами видите, какое тут дело! Будь пропажа тысяч на сто, я бы вынес кое-как, а то ведь триста тысяч! Ведь я обанкрочусь через два дня! Да что через два. Я и сейчас уже банкрот! Не думал, что на старости лет придется мне в богадельню идти…
Крупные слезы полились из глаз старика.
— Ну, до этого, надеюсь, дело не дойдет! — успокоил его сыщик. — Не теряйте только присутствия духа.
И, пожав старику руку, он в сопровождении Пиляева вышел на улицу.
IV
Когда оба сыщика вошли в квартиру Фрейберга, последний казался очень задумчивым.
— Ты переночуешь у меня? — спросил он товарища.
— Если нужно… — начал Пиляев, но Фрейберг перебил его:
— О, нет, для дела в этом нет никакой необходимости, сегодня я уделю весь вечер отдыху. С завтрашнего дня нам предстоит слишком много хлопот, и поэтому я хочу сегодня повеселиться. Тот, кто похитил на триста тысяч, добровольно не отдаст в наши руки приобретенное богатство, и, значит, борьба за его обладание будет идти не на жизнь, а на смерть…
Он немного помолчал и тихо добавил:
— Кто знает, может быть, один из нас или мы оба… кутнем сегодня в последний раз.
— Итак, вы собрались кутить? — спросил, улыбаясь, Пиляев. Он, хотя и пил уже со своим приятелем на брудершафт, все-таки, несмотря на долгую дружбу, продолжал сбиваться на «вы».
— Да, мы сегодня кутим, — ответил король сыщиков. — Добрая доза шампанского иногда очень хорошо действует на меня. Выпив вина, я становлюсь вдвое подозрительнее и иногда замечаю какую-нибудь существенную деталь, ускользнувшую от меня в трезвом состоянии. Правда, работать я не могу, но голова, именно в силу чрезмерно развивающейся подозрительности, работает замечательно, правильно, и бывали случаи, когда весь план работы по части раскрытия какого-нибудь очень запутанного преступления создавался в моей голове именно после бутылки хорошего вина. Причем, шампанское действует лучше всего. Оно сильно возбуждает нервную систему.
— Итак, мы отправляемся? Ну что ж, я готов! — согласился Пиляев. — Куда же?
— Да поедем в «Аквариум». Это ближе и веселее.
Сказав старухе-кухарке, где их в случае необходимости можно отыскать, сыщики вышли на улицу и, взяв извозчика, приказали везти себя на Каменноостровский проспект. Когда они приехали в «Аквариум», было уже часов десять, и публики в саду собралось много.
Сад, залитый светом тысяч электрических лампочек, казался каким-то сказочным уголком, приютом страсти и беспечного разгула. На открытой сцене извивались две испанки, вокруг занятых столов суетилась стая лакеев, а густая толпа публики с мелькавшими среди нее девицами из различных хоров, тихо колыхаясь, двигалась взад и вперед по аллеям, обмениваясь шутками и скабрезными фразами. Среди толпы выделялась королева бриллиантов «la belle Otero» [Прекрасная Отеро (исп.)], стройная высокая испанка, вся осыпанная драгоценностями, сверкающими под лучами электричества.
— Гм… — произнес Фрейберг, указывая на нее глазами. — Я думаю, стоимость ее бриллиантов превысит даже стоимость похищенных у Федорова…
— Не сомневаюсь, — ответил Пиляев. — Говорят, что эта женщина не принимает никаких подарков, кроме бриллиантов, и притом сама страшно скупа. Ведь эти вещички она копит уже более двенадцати лет, и ни одна из них не была знакома с ломбардом.
Разговаривая таким образом, приятели прошлись раз десять взад и вперед по саду и затем, пройдя через террасу, приказали провести их в кабинет.
Ужин был заказан.
Сначала подали закуску и несколько сортов водки, приятели с удовольствием выпили по паре рюмок. После борщика и филе-сотэ с шампиньонами были поданы шампанское и фрукты.
Золотистая влага весело запенилась в бокалах, и под ее действием приятели быстро повеселели. За первой бутылкой последовала вторая. Прихлебывая искрящееся вино, Фрейберг, казалось, был далек и от этого кабинета, и от всего, что здесь происходило.
Вдруг он поднял голову и пристально посмотрел на Пиляева:
— Он вошел в магазин без пакета, — произнес Фрейберг сквозь зубы.
— Кто? — удивленно спросил Пиляев, на которого выпитое вино подействовало довольно сильно.
— Громила, переодетый Оболдуевым, — ответил король сыщиков.
— Ну, ну так что же?
— И вышел из магазина с пакетом…
— Что вы хотите этим сказать?
— Не кажется ли вам это странным? — спросил Фрейберг после нескольких секунд молчания.
Пиляев пожал плечами.
— Не понимаю, что может тут казаться странным? — произнес он, недоумевая. — Ведь он похитил вещи…
— Только бриллианты и еще драгоценные камни, — перебил Фрейберг. — Одна брошь стоит двенадцать тысяч рублей, другая — пятнадцать. Затем три пары серег ценою от четырех до шести с половиной тысяч каждая и пять перстней ценностью от двух до трех тысяч каждый. Вот все вещи! Остальное состоит из невправленных камней: бриллиантов, рубинов и изумрудов…
— Не понимаю, к чему вы клоните, — проговорил Пиляев.
— Золотые и серебряные изделия не тронуты, — продолжал между тем Фрейберг. — Даже такие вещи, как, например, броши, серьги и перстни с камнями, цена которых не превышает полутораста рублей, не тронуты!
— Ну и что из этого?
Фрейберг налил в бокалы шампанского и, выпив свой залпом, произнес:
— А то, что для того, чтобы унести эти вещи, вовсе не нужно было завертывать их в какой-то пакет, притом, по показанию сторожа, довольно большой.
— То есть…
— Двух обыкновенных карманов и даже одного было бы совершенно достаточно, чтобы унести из магазина не только на триста тысяч рублей, но и на полмиллиона.
— И все-таки я не могу понять, к чему вы ведете речь, — пробормотал Пиляев. — По-вашему выходит так, будто бриллианты не унесены из магазина…
— Или вынесены оттуда заранее…
— И загримированный человек посетил ночью магазин лишь для того, чтобы спутать следы?
— Оба предположения одинаково допустимы, — ответил знаменитый сыщик. — Одно из двух: или похищенное находится где-нибудь в магазине, или оно унесено оттуда раньше, и тогда в последнем случае можно строить опять-таки два предположения: либо из магазина все унесено хозяином, либо кто-нибудь из своих заранее выкрал вещи, а затем уже симулировал разгром, пройдя загримированным и проломав стену лишь для виду…
— Но… откуда же у здешних людей может быть тифлисский инструмент, кстати, купленный лишь четыре месяца тому назад? — удивился Пиляев.
Фрейберг не ответил ничего.
Казалось, слова товарища подали ему какую-то новую мысль.
Несколько минут он сидел молча, погруженный в свои мысли, не замечая подлитого в бокал шампанского. Но наконец он очнулся. Выпив залпом бокал, он позвонил и, когда лакей вошел в кабинет, приказал:
— Не знаю-с, — ответил лакей. — С испанкой Отеро какие-то гости сидят.
— Можешь идти, — произнес сыщик вялым голосом. — Да, принеси еще две бутылки вина.
— Слушаюсь, — поклонился лакей и вышел из кабинета.
V
Было уже около двух часов ночи, когда приятели, заплатив по счету, покинули кабинет и вышли в сад. Большая часть публики уже разошлась по домам, и теперь в саду оставались только пьяные и подыскивающие себе женщин.
Фрейберг и Пиляев стали бесцельно бродить по саду, как вдруг женский голос привлек их внимание.
Взглянув на говорившую, они сразу узнали в ней цыганку.
— Только бриллиантами и берет! — говорила она, обращаясь к шедшей рядом с нею другой цыганкой. — Сегодня, как показал он ей бриллиант, так у нее аж глаза загорелись! Такая жадная, страсть! Притулилась к нему, да так и задыхается!
— Барвало! — ответила другая, говоря, очевидно, про мужчину.
— Хору триста рублей дал…
Фрейберг схватил Пиляева за руку и нарочно отстал от цыганок. Затем, сделав по саду круг, он вместе с Пиляевым подошел к ним.
— Что же, красавицы, вы ходите по саду? — спросил он. — Пойдем хоть в кабинет, что ли?
Цыганки окинули сыщиков внимательным взором, но увидя на их руках дорогие перстни, сразу успокоились.
— Что ж… пойдемте, — согласились они. — Вы пойдите в кабинет, займите его и пришлите за нами.
— А как вас назвать?
— Шура и Маня.
Оба сыщика снова заняли кабинет и послали за цыганками.
Через несколько минут они вошли, сели за стол, и, по общему согласию, был заказан ужин и подано вино.
Фрейберг и Пиляев, и без того подвыпившие, развернулись вовсю. Они шутили, рассказывали смешные анекдоты, приноравливаясь к уровню понимания цыганок, поили их вином и вели себя, как школьники. Взамен этого цыганки, в круг интересов которых входили лишь ресторан и ресторанные события, выкладывали перед ними все новости и сплетни «Аквариума».
— Что это вашей Отеро, кажется, сегодня повезло? — спросил между прочим Фрейберг.
Глаза Шуры алчно засверкали.
— Тысячи в полторы бриллиант получила, — ответила она. — За него и в номер к нему поехала.
— Ого! — воскликнул сыщик, наливая Шуре вина. — Что же это, перстень или брошь?
— Нет, прямо камень. Он говорил, что вывалился будто из его перстня.
— Красивый гость? — продолжал расспрашивать Фрейберг.
Цыганка пожала плечами:
— Не то, чтобы очень! Приезжий, должно быть. Чернявый, высокий…
— Кавказец? — быстро спросил Пиляев.
— А кто его знает?! — равнодушно ответила Шура и вдруг с живостью докончила:
— Вот подари-ка мне такой камень! Хоть вдвое меньше…
— В следующий раз привезу, только не такой большой, — посулил Пиляев. — Только ведь Отеро, ты говоришь, поехала с ним куда-то?
— Ну, она одно дело, а мы другое, — рассердилась Шура.
— Куда же она с ним поехала? В номера, говоришь?
— Может быть, и не в номера, — пожала плечами Шура. — Уехала с ним часа два тому назад, да и все тут. А вы хор будете слушать? Ведь нам так сидеть нельзя.
Отговорившись тем, что им уже пора ехать, Фрейберг и Пиляев сунули цыганкам отступного и покинули ресторан.
Через полчаса все гостиницы и приюты любви были опрошены по телефону о том, не приезжала ли в них знаменитая королева бриллиантов, но отовсюду давали отрицательный ответ.
Красавица, а вместе с нею и ее кавалер бесследно исчезли.
К ее квартире были посланы два лучших агента, но и они явились с известием, что Отеро не возвращалась с тех пор, как поехала в ресторан.
— Нам ничего не остается, как самим дождаться ее приезда, — проговорил знаменитый сыщик. — Пойдем, Пиляев.
VI
Ждать возвращения испанки им пришлось до десяти часов утра. Она подкатила к подъезду своего дома на изящном автомобиле, и едва только успела соскочить с него, как шофер, не дожидаясь ее приказания, дал машине полный ход и стремительно исчез в переулке. Все это произошло так быстро и, главное, так неожиданно, что сыщики едва успели опомниться, и лишь Фрейберг заметил, что на автомобиле стоял номер сто пятый.
Видя, что преследование автомобиля вряд ли принесет пользу, Фрейберг поручил его на всякий случай Пиляеву, а сам, вежливо приподняв шляпу, подошел к испанке.
— Простите, сударыня, — заговорил он, — мне очень нужно, чтобы вы уделили мне несколько минут.
Испанка сделала сердитый жест.
— Я на улицах не знакомлюсь, — ответила она, довольно сильно коверкая русский язык.
— Но я главный агент сыскной полиции, — пояснил сыщик.
Испанка сделала испуганные глаза.
— Разве что-нибудь случилось? — спросила она тревожно.
— О, не беспокойтесь! — успокоил ее сыщик. — Я только намерен задать вам несколько вопросов.
— Я… я… с удовольствием… — пробормотала красавица, нажимая на кнопку звонка.
Дверь отворилась, и изящная горничная пропустила их в прихожую.
Дав сыщику раздеться, испанка сбросила с себя роскошную кружевную накидку и, сказав горничной, что позовет, когда будет нужно, отпустила ее.
— Пройдемте в будуар, — предложила она.
Следом за ней Фрейберг прошел в изящный будуар цвета бордо, отделанный таким образом, чтобы все дефекты немолодого лица тщательно скрывались цветом обстановки.
— Я вас слушаю, — произнесла испанка, опускаясь на шелковую кушетку и указывая сыщику на кресло.
— Приступлю прямо к делу, — начал тот. — Мне необходимо знать фамилию того господина, с которым вы сидели вчера в кабинете.
— В «Аквариуме»? — спросила Отеро.
— Да.
— Гм… Как вам сказать, — задумчиво ответила красавица. — Мне он назвался итальянцем Перлипини, но… нам часто говорят не настоящие имена, в особенности те, кто носит на руке обручальное кольцо.
— A y него оно было? — с живостью спросил сыщик.
— Было. Поэтому-то я и думаю, что он солгал. Кроме того, он один раз ошибся и назвал себя не Перлипини, а Перипини.
— Он подарил вам бриллиант? — продолжал расспрашивать сыщик.
— Да.
— Могу я на него взглянуть?
— Конечно.
Испанка встала, прошла в переднюю и возвратилась с ридикюлем в руках.
— Вот, — она вынула из сумочки великолепный бриллиант и подала его сыщику.
Взяв камень из рук, Фрейберг долго рассматривал его со всех сторон, затем, положив на стол, вынул из кармана фотографию и список украденных вещей с обозначением их стоимости.
— Гм… цена этому камню тысячи полторы, но, к сожалению, он не похож ни на один из украденных, — пробормотал он наконец.
— О, это нетрудно! Вам достаточно вспомнить, что на днях ограблен ювелирный магазин Федорова. Мы ищем вора. Поэтому берегитесь, если вы дадите ложные сведения. Рано или поздно все выяснится, и тогда мы предадим вас суду как сообщницу.
— Santa Madonna! [Святая Мадонна (исп.)] — испугалась испанка. — Неужели вы думаете, что я скрою хоть что-нибудь? Ну хотите, я расскажу вам все по порядку?
— Я хотел вас сам просить об этом.
— Так слушайте! — начала красавица. — Я никогда не видела раньше сеньора Перлипини и познакомилась с ним вчера. Он расположился один в ложе закрытого театра, рядом с которой я сидела. Когда он заговорил со мной, я ответила. Потом мы заняли кабинет, пригласили цыган, и он при всех предложил мне этот камень за то… чтобы поехала с ним прокатиться. Мы поехали на Стрелку. Там его ждала прехорошенькая яхточка с маленькой уютной каютой, похожей на гнездышко. Матросов было двое. В каюте быстро был накрыт стол, поданы вино и фрукты. Отчалив от берега, мы понеслись под парусами по взморью. В каюте было очень уютно, она словно нарочно создана для любви, и мы… мы провели в ней время до восьми часов утра…
— Не говорил ли он вам чего-нибудь особенного? Не рассказывал ли что-нибудь про себя? — перебил сыщик.
— Почти ничего, — ответила испанка. — На мои расспросы он отвечал, что имеет в Неаполе ювелирный магазин, каждый год путешествует, совмещая дело с отдыхом, и теперь приехал в Петербург по делам на целое лето.
— Он, вероятно, назначил вам свидание?
— Нет. Я сама вызвала его на это, но он отмалчивался и лишь под конец сказал, что кутит последний день и что с сегодняшнего дня возьмется серьезно за дело, потому видеться с ним мне будет невозможно.
— Не давал ли он вам свой адрес?
— Нет.
— Где же вы высадились?
— На маленькой пристани в Ораниенбауме. На прощание он сказал, что в память об этой ночи дарит мне свою яхточку.
— Он оставил ее вам?
— Нет. Он сказал, что я могу получить ее сегодня после обеда от лодочника. При мне он вызвал его и сказал, указывая на меня: «Я покатаюсь и оставлю эту яхту у тебя, а после обеда за ней заедет эта барыня, и ты передашь яхту ей». На берег скоро приехал автомобиль с шофером, и мы расстались. Уезжая, я видела, что яхта, на палубе которой стоял Перлипини, отчалила от берега. Вот все, что я знаю.
— Еще одна просьба, — проговорил сыщик, все время слушавший рассказ с большим вниманием.
— Пожалуйста.
— Позвольте мне унести с собою этот бриллиант.
Испанка, казалось, колебалась. Но сознание, что она имеет дело с полицией, наконец, взяло верх над жадностью.
VII
Получив камень и пообещав принести его через несколько дней, Фрейберг простился с испанкой и вышел на улицу. Пиляев с грустным лицом уже ждал его.
— Ну, что? — спросил король сыщиков.
— Провел! — с отчаянием махнул рукой тот.
— В чем дело?
— Опоздал. Вместе с двумя агентами мы стали звонить во все гаражи. Наконец, дошла очередь и до каменноостровского. Оказалось, что этот автомобиль взят там напрокат, но лицо, бравшее его, сдало десять минут назад.
— А шофер?
— За руль сел сам господин, бравший автомобиль.
— И ему дали?
— Да, потому что он оставлял в залог две тысячи рублей, которые и получил обратно, как только сдал автомобиль.
— Чертовски просто и умно! — воскликнул Фрейберг.
— Запомнили ли они, по крайней мере, его лицо?
— Говорят… Да, впрочем, вы же сами видели его!
— Правда. Ну, если тут не удалось, так попытаемся в другом месте, — в раздражении произнес Фрейберг.
Он кликнул извозчика, и оба сыщика, сев в пролетку, приказали везти себя на вокзал.
Через полтора часа они уже вышли на дебаркадер Ораниенбаумского вокзала и, не теряя времени, почти бегом, спустились к берегу моря.
— Если он только сдержит слово, то приведет свою яхту сюда, — сказал Фрейберг, выходя на берег.
— Вон там стоит какая-то яхточка с каютой, — пробурчал Пиляев, всматриваясь в берег. — Уж не его ли? В таком случае мы снова опоздали!
Со смутным предчувствием новой неудачи сыщики направились к одной из лодочных пристаней, недалеко от которой качалось на якоре изящное парусное судно.
На окрик Фрейберга из будки вышел сам лодочник.
— Чья это яхта? — обратился к нему сыщик.
— Барыни одной, — ответил лодочник. — Намедни они катались с барином, потом барыня уехала, а барин — снова в море.
— А когда он опять приехал?
— Давно уж. Один-то он не более двадцати минут катался. Причалил, велел отдать яхту после обеда барыне, да и ушел с матросами. Минут через двадцать опять заходил. Веселый такой. Велел передать барыне записочку и ушел.
— Ну, так вот что, мой милый, — произнес Фрейберг, показывая лодочнику свое удостоверение. — Мы из сыскного отделения. Дайка сюда это письмо.
Оторопевший лодочник бросился в свою каморку и быстро возвратился, неся в руке изящный конверт.
Скачать