Стихотворения

Автор: Садовников Дмитрий Николаевич


  

Генри Вордсворт Лонгфелло

(1807 — 1882 гг.).

Стрела и песня.

   С тетивы пустил стрелу я, и взвилась высоко
   Та стрела, потом упала на землю далёко,
   В высь лазури полетела с дивной быстротой,
   Так что глаз не мог угнаться за стрелой той.
  
   Песню спел я; звуки песни весело неслись.
   А потом, упав на землю, больше не нашлись.
   А и можно ль было видеть, видеть, как летели,
   Как неслись и исчезали заливные трели?
  
   После раз в лесу стрела та мне в глаза попалась,
   Крепко в дуб она засела, но цела осталась;
   Те же звуки, что исчезли, без следа пропали,
   В душу друга-человека глубоко запали.
   1868 г.
   Впервые:
   СПб., «Иллюстрированная газета», 1868 г. No 47. 28 ноября. С. 350.
  

Ручей и волна.

   Весь в серебре, сбегал
   По золоту песков,
   Ручей из гор пробился, —
   Пел бард былых веков.
  
   Далёко в пенном море
   Катилась та волна;
   Тревожная — то пела,
   То плакала она.
  
   Ручей слился с волною,
   Хоть долго розно жил,
   И много в горечь сердца
   Ей сладостного влил.
  
   1877 г.
  

Эмма и Эгингард.

Посвящается М. В. Бородиной.

   Когда в ту школу, где учил
   Саксонец Алкуин ((735 — 804 гг.) — выдающийся учёный, монах и поэт эпохи раннего средневековья, по происхождению — англосакс),
   Шли Карла сыновья и шёл
   Последний селянин,
   И шли затем они туда,
   Что б от него узнать:
   Одни — как следует терпеть,
   Другие — управлять,
   Он даровитейшим из них
   Влагал, как мёд в уста,
   Священной радости глагол,
   Учение Христа;
   Других же утолял вином
   Сказаний прошлых лет, —
   Вином изысканным, хотя
   В нём только света нет.
   Одних, желающих познать,
   Грамматике учил,
   Других таинственным путям
   Немеркнущих светил,
   Что в синем небе зажжены
   Величием Творца,
   Как лампы яркие вверху,
   Под сводами дворца.
   И как на самом деле был
   Хорош старик-монах,
С чернильным рогом на боку
   И книгою в руках,
   Когда своих учеников,
   Любя, он поучал:
   То взором радостно светлел,
   То посохом стучал, —
   Иль коридорами когда
   Знакомый несся стук
   Его размеренных шагов,
   И всё стихало вдруг!..
   А как хорош, когда кругом
   Ученики стоят,
   А он так кротко говорит
   И так суров на взгляд!
   В ту пору юный Эгингард
   Был так же привлечён.
   Он родом франк был,
   Раньше всех
   Являлся в школу он;
   Его прекрасное лицо
   Светилось той зарёй,
   Что весть о Солнце нам даёт
   Рассветною порой.
   Ему легко давалось всё,
   А то, чего не знал,
   О том, — сомненья нет, что он
   Когда-нибудь мечтал,
   И что казалось всем другим
   Немыслимо порой,
   То Эгнигарду было всё
   Лишь лёгкою игрой.
   Смарагд, Сент-Михельский аббат,
   Передавал, как слух,
   Что эти юношей владел
   Какой-то тёмный дух, —
   Что он товарищей своих
   Оставил далеко,
   Причём, качая головой,
   Вздыхал он глубоко,
   Дивясь, как тривиум (так на латыни именовались три первых дисциплины стандартного для Средних веков курса обучения: грамматика, риторика и логика) учить —
   И лоз не испытать?
   Твердил один лишь Алкуин,
   Что это — благодать.
   И стал учёным Эгингард:
   Грамматик, ритор был,
   Науку чисел понял всю,
   Геометром прослыл;
   Теченье отдалённых звёзд
   Своим умом постиг.
   И музыки ему знаком
   Волшебный был язык:
   Он миннезингером прослыл,
   Певцом любви, в те дни,
   Когда не пели про неё
   И в Швабии они.
   И Карл Великий, услыхав
   Про знания его,
   Своё вниманье обратил,
   Подумав: «Вот кого
   Сама судьба теперь даёт,
   Заботясь обо мне!
   Он может верным быть слугой
   И в мире, и в войне.
   Возьму его в секретари:
   И пусть узнает он
   Искусство миром управлять,
   Правления закон»!
  
   И скоро юный Эгингард,
   Недавний ученик,
   Попав в придворные, большой
   Известности достиг.
   Как руку правую свою
   Монарх его любил,
   Умом и знаньем Эгингард
   Повсюду славен был,
   И все любили горячо
   Красавца-мудреца
   За скромность речи и черты
   Прекрасного лица, —
   За то, что, при дворе живя,
   Не соблазнялся он
   Придворной жизнью: одинок
   И в книги погружён,
   Не виден был среди мечей
   И заострённых шпор,
   Верхом меж рыцарской толпы,
   Въезжающей во двор.
   И как великий государь
   Недаром говорил:
   В искусство миром управлять
   Его он посвятил,
   Но об одном искусстве, чей
   Закон, как рок, силён,
   Среди занятий и трудов
   Забыл подумать он.
  
   Принцесса Эмма, красотой
   Пленявшая сердца,
   Покинув кров монастыря,
   Вернулась в дом отца;
   И если имя сенешаль
   Или заезжий бард
   Принцессы Эммы поминал, —
   Смущался Эгингард.
   Он видел в первый раз её
   Из своего окна,
   Как в свите рыцарей, верхом,
   Проехала она;
   Он видел в этот день её
   На празднике, когда
   Она сидела за столом,
   Как утро молода;
   Он встретил раз её в саду,
   С служанкой позади,
   Среди душистых цветников
   И с розой на груди…
   Она спросила: «Эгингард!
   Реши один вопрос:
   В чём заключается весь смысл
   И тайна этих роз»?
   Он ей ответил, и в лице
   Его зарделась кровь:
   «Смысл розы — юность; тайна роз,
   По-моему, любовь»!
  
   Я не берусь здесь пояснить,
   Не в силах передать,
   Как их сердца сумели враз
   Друг друга угадать;
   Я знаю только лишь одно,
   Что средств немало есть,
   Через которые сердцам
   Передаётся весть.
   О тайна вечная любви,
   Тебя не разгадать!
  
   Ни перья пышного двора,
   Ни рыцарская знать
   В блестящих латах и верхом
   На борзых скакунах,
   Рожденьем славная своим
   И славная в делах,
   Вниманье Эммы на себя
   Не привлекла на миг:
   Она глядела на него,
   На человека книг.
  
   За летом осень подошла,
   И стебельки лилей
   Темнели, чуя холода;
   Среди густых аллей
   Кружился лист, то золотой,
   То красный, будто кровь,
   Как письма, что диктует нам
   То ревность, то любовь;
   Или как ливень золотой,
   Который сам Зевес
   На нимфу пролил в старину
   С вершин своих небес.
  
   Сравненья странные не раз
   Пускает в ход поэт,
   А жару любящих сердец
   В сравненьях меры нет.
   В аллеях парка, при дворце,
   Так, как в былые дни,
   Они, влюблённые, теперь
   Не встретятся одни:
   Зима подходит, а с зимой
   Большие вечера,
   И пламя лампы трудовой
   Зажечь пришла пора.
   И со вниманием следить
   В полночной тишине,
   Погашен или нет огонь
   В принцессином окне.
   Безумьем страсти молодой
   Раз ночью опьянён,
   Идти и Эмму увидать
   Решил внезапно он.
  
   Чего всесильная любовь
   Не в силах совершить?
   Чего она не может сметь,
   О чём не говорить?
   Пройти двором, взойти наверх
   Был надобен предлог…
   Его, как Карла секретарь,
   Найти всегда он мог…
   Но только в комнату вошёл
   И Эмму увидал,
   Как виноватый, перед ней
   Он на колени пал
   К её ногам, и замерла
   Придуманная речь,
   Пока руки своей она,
   Как обнажённый меч,
   Не положила на него,
   Сказав: «Сюда прийти!
   Пусть сердце в уровень с моим
   Здесь бьётся на груди»!
  
   И он остался у неё
   До первых петухов,
   Что будят мирные стада
   И сельских пастухов,
   Своею песней говоря,
   Что отлетает день
   И загорается рассвет,
   Ведя с собою день.
   Они простились, только вдруг
   В окно упал их взор:
   От снега, выпавшего в ночь,
   Белел широкий двор.
   И, как отшельница, с небес,
   Покойна и ясна,
   Из кельи облачной своей
   Смотрела вниз луна
   «Увы, — воскликнул Эгингард, —
   Теперь спасенья нет!
   Как скрыть мне от твоих дверей
   Ко мне ведущий след?
   Обратно нет его»… Не мог
   Он в ту минуту знать,
   Как может женщина схитрить,
   Что в силах предпринять.
  
   Сам государь, под гнётом дум,
   Заботой удручён,
   Уснул немного в эту ночь,
   И, отряхнувши сон,
   Он до рассвета поднялся
   И, подойдя к окну,
   В недоуменье созерцал
   Ночную тишину, —
   Как будто странною ему
   Казалась там она,
   Перед тревогою его
   Волнующего сна.
   Луна свой бледный свет лила
   На кровли черепиц,
   Здесь освещала часть двора,
   Там — заострённый шпиц…
   Глядит: от башни через двор,
   Ступая в мягкий снег,
   С тяжёлой ношей на плечах
   Проходит человек.
   Он Эгингарда вдруг узнал
   По очерку лица…
   И кто же? Женщина несла
   Его к дверям крыльца!
   Кругом всё было так бело,
   Луной светила ночь, —
   Карл в этой женщине узнал
   Свою родную дочь!..
   Из груди Карла не дошёл
   Ни крик, ни тяжкий стон, —
   Нет, превратился в этот миг
   В недвижный камень он.
   И будто статуя стоял
   До той поры, когда,
   Рассеявшись, ночная мгла
   Исчезла без следа,
   Потухли звёзды, и луна
   Склонилась на закат.
   Над рядом башен городских
   И городских палат
   Сверкнула алая заря,
   И Солнца яркий взор,
   Блеснув, по-царски осветил
   Весь мировой простор:
   Подёрнул розовым снега,
   На всё, сияя, лёг,
   Румянцем мёртвый лик зимы
   Властительно зажёг;
   Вершины башен озарил
   Вдруг пламенем своим,
   Окошка, кровли, золотя
   Из труб идущий дым;
   Вершины парка пробежал,
   По замку, и на нём
   Гнездо аиста охватил
   Своим живым огнём.
   До той поры остался он,
   Пора к нему, как встарь,
   Смиренно, робко, не вошёл
   Любимец-секретарь,
   С красивой русой бородой,
   С кудрями на плечах.
   О неотложных в этот день
   Спросив его делах,
   Вдруг улыбнулся государь,
   Взглянувши на него:
   «Пока не надобно, мой сын, —
   Сказал он, — ничего:
   Сейчас сбираю я совет,
   И мы решить должны
   Вопрос один, — серьёзен он
   И важен для страны.
   Ты через час сюда зайди.
   Когда ко мне придёшь,
   Работу здесь на этот день
   Ты у меня найдёшь».
   Когда влюблённый трубадур
   Отпущен был домой,
   Совет великий государь
   Собрал немедля свой
   И, не колеблясь, рассказал,
   Взойдя на пышный трон,
   Кого и что сегодня в ночь
   В окно увидел он;
   Затем советников спросил:
   «Как юношу судить»?
   Одни решили, что изгнать,
   Другие — умертвить.
   Тогда монарх сказал: «Не так
   Его судил бы я:
   Нам жизнь от Господа дана
   И ей я не судья!
   Пускай слова мои из тех,
   Кто здесь теперь стоит,
   Вне стен дворца, в душе своей,
   Как тайну, не хранит.
   Не так вы к делу отнеслись, —
   Я рассужу за вас…
   Ты, достославный Алкуин,
   Я помню, как-то раз,
   Когда мой маленький Пипин (имеется в виду старший сын Карла Великого, Пипин Горбатый (769 — 811 гг.)
   Спросил тебя о том,
   Что значат люди, — свой ответ
   Ты записал пером:
   «Все люди — странники в пути;
   Могила — пристань их».
   И это верные слова
   Для малых и больших.
   Когда же все из одного
   Мы праха созданы,
   То справедливы и добры
   К ошибкам быть должны.
   Я вам сегодня передал
   Правдивый свой рассказ,
   Как этот путник-человек
   Мой лучший взял алмаз;
   Но если я ему решусь
   Его и сам отдать,
   То буду камнем тем владеть
   По-старому опять.
   Итак, я Эмму отдаю,
   А снежный след пускай
   Прикроет мантия моя,
   Мой белый горностай»!
   Тогда бы позван Эгингард…
   Когда вошёл он в зал.
   Толпою знати окружён,
   Монарх ему сказал:
   «Любезный сын мой Эгингард!
   (Я именем таким
   Зову тебя за то, что был
   И остаёшься им).
   Ты долго ревностно служил,
   И, за труды любя,
   Хочу достойно наградить
   Сегодня я тебя!
   Я прежде, милый Эгингард,
   За должное считал,
   Когда ты ревностно дела
   И вёл, и исполнял,
   Час воздаяния настал:
   От всей души я рад
   Любовь достойно наградить
   Наградой из наград,
   Которой из отцовских рук
   Добиться не могли
   Не только графы и князья,
   Но даже короли»!
  
   И вот раскрылась настежь дверь
   Палаты заперто й
   И Эмма, Карла дочь, вошла
   Сияя красотой,
   И можно было проследить
   В её живых чертах
   Румянец тайного стыда,
   Смущение и страх…
   Тогда великий государь
   Престол покинул свой,
   За руку белую её
   Он взял своей рукой
   И, Эгингарду передав,
   Сказал: «Мой милый сын,
   Её за свой усердный труд
   Достоин ты один!
   Так я плачу свои долги,
   А снежный след пускай
   Прикроет мантия моя,
   Мой белый горностай»!
  
   1883 г.
  
   Впервые: журн. «Русская мысль», 1883 г. No 1.
  
   Перевод поэмы Г. В. Логфелло «Эмма и Эгинхор» (1863 г.) из цикла «Рассказы придорожной гостиницы». В другом, позднем переводе М. А. Донского — «Эмма и Эгинхард», Лонгфелло Г. В., Уитмен У. «Стихотворения, поэмы», М., «Художественная литература», 1986 г. Серия «Библиотека США». См.: http://medilat-life.com/genri-longfello/emma-i-eginhard.html