Старик

Старик

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

М а с т а к о в, И в а н В а с и л ь е в и ч.

П а в е л, его пасынок.

Т а т ь я н а, его падчерица.

З а х а р о в н а.

С т е п а н ы ч.

С о ф ь я М а р к о в н а.

Х а р и т о н о в.

Я к о в, его племянник.

К а м е н щ и к.

С т а р и к.

Д е в и ц а.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

 

Кирпичная стена трёхэтажного дома, окружённая лесами, перед нею — группа деревьев с поломанными ветвями, брёвна, доски, бочки, как всегда на постройке. Под деревьями скамья со спинкой. Налево — забор сада, в нём калитка, дальше — сторожка, у двери тоже скамья. Направо — деревья, кустарник. Воскресенье, летний полдень. Около постройки толпятся каменщики, перед ними стоит М а с т а к о в, крепкий мужчина, тёмноволосый, с проседью в бороде и усах. У калитки — Х а р и т о н о в, рыжий, суетливый человечек. Я к о в, его племянник, — щёголь. П а в е л, неуклюжий парень, угрюмый. Т а т ь я н а, одетая очень модно и крикливо. З а х а р о в н а. С т е п а н ы ч.

 

Х а р и т о н о в (кричит каменщикам). Тише, стадо!

М а с т а к о в (укоризненно взглянув на него). Погоди, кум! Ну, вот, ребята, одно дело вы, слава богу, кончили, с понедельника другое начнём. Работали вы споро, честно; надо, чтобы я вам спасибо сказал; вот я и говорю: спасибо, братцы!

Х а р и т о н о в (Павлу). Вяло говорит, невесело! Эх, я бы сказал!

М а с т а к о в. Обиды не было вам от меня?

К а м е н щ и к и. Нету… И мы благодарствуем… Не было…

М а с т а к о в. Так. Ещё скажу вам, что трудились вы не только для меня — для себя тоже. В училище этом будут учиться ваши дети, ваши внуки. Все дела наши для будущих людей…

Х а р и т о н о в (Якову). Это его полковница настроила, её мысли!..

Я к о в. Понимаю…

Т а н я. Не мешайте!..

М а с т а к о в. Ежели справедливо говорить — работа всегда дороже денег. Я сам из простых вышел, знаю цену всякой работе. (Он говорит всё более неуверенно, подыскивая слова, останавливаясь.)

Х а р и т о н о в. Кончил бы — разве они поймут?

М а с т а к о в. Вот — построили мы техническое училище… дай бог, чтобы наши дети жили умнее, счастливее нас! Что там ни говори, а счастливый человек больше несчастного достоин помощи божией.

Х а р и т о н о в. Это всё полковница!

Т а н я. Не мешайте, пожалуйста.

З а х а р о в н а. О, господи, батюшко!

М а с т а к о в. А теперь, ребята, идите обедать, выпейте за успех дела, и — поздравляю вас с благополучным окончанием.

К а м е н щ и к и (хором, оживлённо). Покорно благодарим, Иван Васильевич! Тебе спасибо! Аида, ребята! Стой, погоди… Спасибо, хозяин!

М а с т а к о в. Кроме того, полагается вам по трёшнице на брата, в благодарность.

К а м е н щ и к и (ещё более весело). Эх ты… Благодарим!.. Ну, айда! Да — погоди! Спасибо!

С т а р ы й к а м е н щ и к. Стойте, тише! И я тебе слово скажу, Иван Васильев. Хорошо ты придумал это — обед. Другой бы дал на чаишко по целковому, да и — ступай стадо, куда надо. А ты всё иначе делаешь, по-новому, однако — хорошо. Обыкновенно по-новому-то неважно выходит, а у тебя — ничего! На такого хозяина и работать приятно. Кабы все эдак-то поступали — меньше бы досады было. А народ праздники любит. Ну, стало быть, мы тоже очень довольны и благодарим, кланяемся. Кланяйся, ребята. (Низко кланяется, каменщики бормочут: «Спасибо! Дай тебе господи удачу! Очень благодарны!» Какой-то молодой чахоточный парень встал — явно в насмешку на колени и поклонился в землю.)

Т а н я (улыбаясь). Вот глупый!

Х а р и т о н о в. Экой подлец!

М а с т а к о в. Нехорошо шутишь, паренёк! Ну, идите с богом. Никита Семёнов, коли чего не хватит — у Захаровны спроси.

К а м е н щ и к. Ладно, не беспокойся!

(Рабочие идут на постройку. За ними — Харитонов, Павел, Яков, Захаровна. Таня, поставив ногу на скамью, завязывает туфлю.)

Х а р и т о н о в (молодёжи). Идём, поглядим, как они жрать будут.

М а с т а к о в (каменщику). Тебя я особо поблагодарю.

К а м е н щ и к. Ну-ну, ладно…

М а с т а к о в. Ты что ухмыляешься?

К а м е н щ и к. Приятно глядеть на тебя. Множество людей видел я, а на тебя глядеть приятно…

М а с т а к о в. Ну, будь здоров!

К а м е н щ и к. Всё ты строишься, стараешься… Талан у тебя есть… Только — спешишь ты очень, гляди — устанешь скоро.

М а с т а к о в. Однако наказано, чтобы таланта в землю не зарывать…

К а м е н щ и к. Кем наказано?

М а с т а к о в. В евангелии, Христом.

К а м е н щ и к. Ну, тогда конечно! А всё-таки, кто не спешит, тот меньше грешит, а кто торопится, за тем бес охотится. До свиданья. Значит с понедельника начинаем?

М а с т а к о в. Да.

К а м е н щ и к. Час добрый!

(Идёт к постройке. Мастаков устало оглядывается.)

Т а н я (подходя к нему). Идём пирог есть!

М а с т а к о в. Ты что ж тут одна?

Т а н я. Они пошли смотреть, как мужики есть будут, — это неинтересно.

М а с т а к о в (тихо). Всё ты у меня одна да одна! Нехорошо.

Т а н я. Славно ты сказал им! И старик этот славный.

М а с т а к о в. Болтун несколько, а — умный. Знающий…

Т а н я. Я не люблю мужиков, но некоторые нравятся мне.

М а с т а к о в. За что их не любить? Я — тоже мужик.

(За деревьями — Павел.)

Т а н я. Ты — купец. Какой же ты мужик?

М а с т а к о в. У нас — все одинаковы, все мужики, только разно одеты, да речь разная. Людей надо не по словам, не по одежде различать, а по работе. Кто умеет работать, тому и честь… А вот ты у меня лентяйка это почему?

Т а н я. Не знаю. Разве я лентяйка?

М а с т а к о в (задумчиво). Мужик я — самый настоящий мужик…

Т а н я. Почему я лентяйка?

М а с т а к о в. Себя спроси. Тебе Яков — нравится?

Т а н я. Иногда — нравится, иногда — нет.

М а с т а к о в. Гмм… Надо бы, чтобы всегда нравился… Вот он тебя замуж просит — как ты ответишь?

Т а н я. Я уже ответила — пусть подождёт.

М а с т а к о в. Чего?

Т а н я. Так… Не знаю. Может быть… Почему Софья Марковна не приехала?

М а с т а к о в. Она сказала, что запоздает к молебну. Тебе на что её?

Т а н я. Она ужасно хорошая.

(Павел исчез. Идёт Захаровна.)

М а с т а к о в. Подруг у тебя мало, Танёк.

Т а н я. Почему ты грустный сегодня?

М а с т а к о в. Грустный? Нет, я ничего.

З а х а р о в н а. Обедать пора!

М а с т а к о в. Пора, так зови. На-ко вот денег, это чаевые каменщикам, Никите отдай. Идём, Таня.

С т е п а н ы ч (около сторожки с ружьём в руках, напевает). Сидит Ваня — между прочим В распроклятой растюрьме…

З а х а р о в н а. Ты что это среди бела дня с ружьём?

С т е п а н ы ч. Боюсь — украдут. Тут всё тёмный какой-то шляется, про хозяина выспрашивает, кто он, откуда…

З а х а р о в н а. А чего ему надо?

С т е п а н ы ч. Не сказывает. Наверно — сыщик воровской, ворами подослан.

З а х а р о в н а. Ты с им зря-то не болтай!

С т е п а н ы ч. Зачем? Я уж хозяину доложил про него.

З а х а р о в н а. Зови Харитоновых обедать.

С т е п а н ы ч. Сами идут — вот они…

Х а р и т о н о в (Павлу и Якову). Учитесь, как надо дела крутить.

З а х а р о в н а. Обедать пожалуйте, Яким Лукич!

Х а р и т о н о в. Жалую. Вокруг его дела хороводом ходят, а у меня то забастовка, то кредит на дыбы…

Я к о в. Ему полковница помогает!

Х а р и т о н о в. Глупости! В делах баба — не помощница.

П а в е л. Обирает она его. Он ей на пасху серебра подарил на семь сот да на именины браслет с яхонтом.

Х а р и т о н о в. А ты всё считаешь?.. Ишь ты!

С т е п а н ы ч (подмигивая вслед им). Вынянчила ты волчонка.

З а х а р о в н а. И у родной матери не всегда дитя свято…

С т е п а н ы ч. Бойкая ты у нас старушка, весёлая.

З а х а р о в н а. Я свои печали давно оплакала. Где ни поселюсь веселюсь.

П а в е л (из калитки). Стёпка, вотчим где-то там счета оставил, ступай — найди!

З а х а р о в н а. Экой ты грубый! Какой он тебе Стёпка?

П а в е л. Убирайся к чорту, нянька!

З а х а р о в н а. У, дурачок. (Ушла в сад. Павел присел на скамью, закурил, прислушивается, глядя в кусты. Голос Софьи Марковны.)

С о ф ь я М а р к о в н а (за сценой). Не распрягай, я скоро. (Выходит из кустов, раздвигая их зонтиком. Ей за тридцать, одета просто, но кокетливо.) Вы мне, кажется, кулак показывали, да? Или — нос?

П а в е л (смущён). Вовсе я ничего не показывал!

С о ф ь я М а р к о в н а. Серьёзно?

П а в е л. Я глядел из-под руки — кто едет?

С о ф ь я М а р к о в н а. Честное слово?

П а в е л. Я же говорю!

С о ф ь я М а р к о в н а. Неужели вы не понимаете, что я шучу?

(Павел молчит.)

С о ф ь я М а р к о в н а. Много у вас гостей?

П а в е л. Только Харитоновы.

С о ф ь я М а р к о в н а. А вы что делаете здесь?

П а в е л. Ничего.

С о ф ь я М а р к о в н а (берет его под руку). Мало…

П а в е л. Вы со мной, точно с собачкой играете.

С о ф ь я М а р к о в н а. Неужели? Ах, бедный… Ну, идемте!

С т е п а н ы ч (с бумагами). Вот, нашёл! Здравствуйте, барыня.

С о ф ь я М а р к о в н а. Здравствуйте, барин!

(Уходит, уводя Павла. Степаныч садится на скамью, улыбаясь смотрит вслед ей. Из-за сторожки выходит Каменщик.)

С т е п а н ы ч. Ты куда?

К а м е н щ и к. Шумят ребята…

С т е п а н ы ч. Такое дело!

К а м е н щ и к. А мне — нездоровится. Старость грызёт.

С т е п а н ы ч. Гмм…

К а м е н щ и к. Хороший купец Иван Васильев. Хорош. Деятель! Он откуда родом?

С т е п а н ы ч (усмехаясь). Чудное дело! Да что — земля, что ли, такая тайная есть, откуда хорошие люди приезжают? А своих хороших — нет у нас? Право, ей-богу…

К а м е н щ и к. Земли такой нет.

С т е п а н ы ч. То-то и оно. Тут один, какой-то, тоже всё выспрашивает — откуда хозяин, да как разбогател.

К а м е н щ и к. Богатеют от ума. Дурак богат не будет. Зачем он спрашивает?

С т е п а н ы ч. А ты — зачем?

К а м е н щ и к. Я? Из любопытства.

С т е п а н ы ч. Вот и он тоже.

К а м е н щ и к. Ага!.. Это — тоже глупость наша, любопытство-то.

С т е п а н ы ч. Тебе лучше знать.

К а м е н щ и к. Глупость… Это кто идёт?

С т е п а н ы ч. Хозяин с полковницей.

К а м е н щ и к. Я пойду в сторожку к тебе, а то — хороши гости — из дому, а воевода — издали!

(Ушёл, Степаныч за ним. Из калитки сада идут Мастаков и Софья Марковна, Мастаков взволнован.)

С о ф ь я М а р к о в н а. А не напрасно вы ушли из-за стола?

М а с т а к о в. Ничего, Яким — свой человек. А вы сказали, что торопитесь. Присядемте на минутку!

С о ф ь я М а р к о в н а (улыбаясь). Работа у вас медленно идёт.

М а с т а к о в. Яким кирпич задержал, описали у него кирпич. Софья Марковна!..

С о ф ь я М а р к о в н а. Что скажете? Вы сегодня — не нравитесь мне… И говорите как-то невразумительно, и вообще…

М а с т а к о в. Есть причина… Такое дело, что не знаю, как сказать…

С о ф ь я М а р к о в н а. Сразу говорите. Ну-с?

(Присели на скамью, Мастаков стоит, всё более волнуясь.)

М а с т а к о в. Вот уж больше десяти лет я живу вашим разумом — и денежно вы мне помогали, и душевно много сделали для меня…

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы — сядьте! (Смотрит, улыбаясь, на часы, потом на него.) И — ближе к делу. Итак?

М а с т а к о в. Видите ли… Не могу сказать! Трудно…

С о ф ь я М а р к о в н а (оглядывая его, серьёзно). Вы меня удивляете! Вы — такой спокойный, уверенный в себе человек.

М а с т а к о в. Это — видимость. Я человек несчастный… (Возмущённо.) Даже — смешно! Почему я — несчастлив, я? Я — честный человек, люблю работать, я не жаден…

С о ф ь я М а р к о в н а. Послушайте, что такое? Что с вами? О чём вы?

М а с т а к о в. Я так… предан вам, привык к вам, что ежели… Годы я жил бирюком, в страхе пред людьми, вы отличили меня, сделали значительным человеком…

С о ф ь я М а р к о в н а. Всё это лишнее говорите вы.

М а с т а к о в. Я вас так уважаю…

С о ф ь я М а р к о в н а. Прекрасно, спасибо! Но — что же вы хотите от меня?

М а с т а к о в (бросился на колени перед нею). Милости вашей прошу… помощи прошу…

С о ф ь я М а р к о в н а (вскочила, оглядывается). Да вы с ума сошли! Встаньте, живо! Вы бы ещё на базарной площади вздумали объясняться в любви! Юноша какой…

М а с т а к о в (вставая). Послушайте… Я знаю — вы не судья людям, вы — добрая к ним…

С о ф ь я М а р к о в н а. Довольно! Я ведь не девушка. Я понимаю, что нравлюсь вам. Человек я прямой и даже, пожалуй, грубоватый. Вы тоже нравитесь мне, — довольно с вас?.. Больше об этом я не могу говорить сегодня, вы очень плохо выбрали время для такой беседы.

М а с т а к о в (робко, глухо). Софья Марковна, я хотел…

С о ф ь я М а р к о в н а. Сегодня в семь я еду в деревню, а когда вернусь — мы поговорим. Я вернусь дня через три…

М а с т а к о в. Не уезжайте, пожалуйста! Я вас прошу! У меня вся жизнь… всё качается!

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, это, извините меня, глупости!

М а с т а к о в (почти с отчаянием). Послушайте же…

С о ф ь я М а р к о в н а. Тише! Кто-то идёт. Стряхните пыль с колен!

М а с т а к о в (бормочет). О, господи!

Х а р и т о н о в (выпивший). Полковница — лапочку!

С о ф ь я М а р к о в н а. Да ведь вы только что здоровались со мной!

Х а р и т о н о в. Это ничего не значит! Вас всегда приятно видеть, как кредитный билет. Кум, ты чего угрюм?

М а с т а к о в (кивая на стройку). Запаздываем.

Х а р и т о н о в. Брось! У тебя, брат, всегда хорошо будет, ты счастливый! Полковница, помогите мне, между прочим, уломать его! Иван Васильев — отдавай падчерицу за Якова, а? И себе развяжешь руки несколько, и мне бы польза была.

М а с т а к о в. Не время об этом…

Х а р и т о н о в. Девицу замуж выдать — всегда время. Кроме постов, разумею. Полковница, дело дешёвое — расходимся на двадцати тысячах — срам!

С о ф ь я М а р к о в н а. Торгуйтесь…

Х а р и т о н о в. Я — готов, а он ни бэ, ни мэ, ни кукареку… Что значат двадцать тысяч в наши распутные дни? Горшок сметаны, не более того. А между прочим, Яков у меня действительный жених. Литой. Как племенной бычок. Тигр, а не жених!

М а с т а к о в (угрюмо). Ограбишь ты его.

Х а р и т о н о в. Это — дело будущее… В економическом вопросе — ни родства, ни дружбы.

М а с т а к о в (сердясь). Велика больно ярость твоя на деньги.

Х а р и т о н о в. Ярость? Ну, понял же ты меня, ай-яй!

С о ф ь я М а р к о в н а. Да вы сами-то себя — понимаете?

Х а р и т о н о в. Насквозь! Ярость, а?

С о ф ь я М а р к о в н а. Мы пойдём смотреть постройку?

М а с т а к о в. Да.

Х а р и т о н о в. И я с вами. Ярость! Я на пасхе девять тысяч проиграл в железку — глазом не моргнул, а вы, а — ты…

М а с т а к о в. Выпил ты, Яким…

Х а р и т о н о в. Выпил! Потому что жизнь моя — юрунда. Человек я неказистый, женщины меня иначе как за деньги — не любят, жить мне скушно, вот я и пью, играю…

М а с т а к о в. Доиграешься.

Х а р и т о н о в. Торной дорогой всяк пройдёт, а я люблю — по жёрдочке, над омутом, чтобы подо мной гнулось да качалось, чтобы каждую минуту думать: устоишь, Яким, али сверзишься? Вот оно в чём удовольствие жизни!

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы сегодня в ударе, хорошо говорите.

Х а р и т о н о в. Я бы лучше заговорил, ежели бы меня хорошая женщина любила. Эх, полковница, красоты вам отпущено — на все двенадцать лихорадок, ей-богу! Вот бы вам полюбить меня, эх, как бы я…

М а с т а к о в (вдруг грубо). Да перестань ты, паяц!

С о ф ь я М а р к о в н а. Что с вами? Опомнитесь!

Х а р и т о н о в (испугался). Что такое?..

М а с т а к о в. А зачем он поганым языком…

(Софья Марковна берёт его за руку.)

М а с т а к о в. Прости, Яким… Я — думал, а ты тут…

Х а р и т о н о в. Думал? Ну, думай… Чорт, как фыркнул! Полковница, вы не боитесь его? А я иной раз боюсь, между прочим…

(Ушли на стройку. Из калитки вслед им смотрит Павел; в саду — голос Захаровны. Таня идёт.)

Т а н я (Павлу). Пусти!

П а в е л. Не толкай, невежа…

Т а н я. За кем подглядывал?

П а в е л. Не твоё дело.

Т а н я. Фу, какой злой! Почему ты всегда злишься?

П а в е л. Потому.

Т а н я. Сам не знаешь почему!

З а х а р о в н а (ворчит). Жалуешься — голова болит, а сама ходишь по жаре.

Т а н я. Отстань! Софья Марковна уехала, Павел?

П а в е л. Не знаю.

Т а н я. Я забыла сказать ей…

З а х а р о в н а. Не забывала бы! Куда пошла? Там — мусор, ногу свихнёшь. Баловница! Жених скучает, а она…

Т а н я. Я тебе сказала — нет у меня жениха!

З а х а р о в н а. Ну, и врёшь!

Т а н я. Нет!

З а х а р о в н а. Да ты что кричишь? Жених — не бородавка, коли нет его — хвастать нечем.

Т а н я. Ты зачем меня дразнишь?

З а х а р о в н а. Сегодня праздник. А ты меня — зачем?

П а в е л. Вот дурёхи!

Т а н я. Молчи, умник! Захаровна, сходи, посмотри — уехала она…

З а х а р о в н а. Так и сказала бы! Самой-то лень идти…

Т а н я. Ах, господи! Да ведь ты же не велела!

З а х а р о в н а. А ты меня не слушай, из уважения к старости моей…

Т а н я. Ты — ужасная!

С т е п а н ы ч (идёт, крича). Захаровна — чаевые давай!

З а х а р о в н а. На, на, не ори! Танюша, ты бы вот сама и раздала на чай каменщикам — им приятно будет из твоих ручек.

Т а н я (уходя). Вот ещё выдумала!

З а х а р о в н а (идёт за ней). Эх ты, непонятливая…

Я к о в (из сада). Куда они?

П а в е л. Деньги на чай раздавать.

Я к о в. Много?

П а в е л. Не знаю. Больше ста.

Я к о в. Вот бы мне кто-нибудь сотняжку на чай дал!

П а в е л. Иди в лакеи — дадут!

Я к о в (закуривая). Ляпнул! У меня знакомый есть студент — в смешных журналах стихи пишет, так он сказал:

Служи народу — ты не барин!

Служи ему и — примечай:

Народ особо благодарен,

Когда ему дают на чай…

Вот как шутят! А ты — точно палкой по голове!

П а в е л. Кому он это сказал?

Я к о в. Вообще, всем. Кури!

П а в е л. Не хочу. Не люблю я шуток.

Я к о в. Яшуток не любишь, а — Машуток любишь?

П а в е л (смеётся). Экий ты… чорт!

Я к о в. То-то. Едем сегодня к нашим барышням?

П а в е л. Неохота. (Вдруг нахмурясь.) Как же ты — собираешься жениться на моей сестре, а сам зовёшь меня к девушкам?

Я к о в (удивлён). Чего? Да что я — первый раз зову тебя к ним? А в то воскресенье ты где был?..

П а в е л (угрюмо). Вотчим хочет сплавить меня в коммерческое училище.

Я к о в. И хорошо! Будешь жить один, сам себе хозяин…

П а в е л. А он без меня женится на этой…

Я к о в. Он и при тебе женится… Чем ты можешь помешать ему? Ты брось это, чорт с ним! Пускай женится на ком хочет. Только бы выделил тебя…

П а в е л. Да-а… как же, выделит он!

Я к о в. Идём в поле, погуляем. Таню захватим…

П а в е л. Пойдём… что же! (Идут к постройке.) Ты бы с ней почаще говорил о полковнице-то…

Я к о в. Я говорю, не беспокойся.

П а в е л. Поссорить бы их…

Я к о в. Уж очень Татьяна Петровна доверчива к ней…

П а в е л. Глупа ещё. Мякиш…

З а х а р о в н а (встречу им). Поплыли селезни! А дядю твоего, Яков Савёлыч, так развезло на жаре-то — лыка не вяжет, а слова такие говорит, что кирпичам стыдно. Вы бы Таню-то увели от него.

(Ушла в сад. Павел и Яков скрылись за деревьями. Через минуту в кустах является Мастаков, смотрит на постройку, отирая лоб платком. Угрюм и подавлен. Остановился, бормочет громко.)

М а с т а к о в. Не догадалась… не поняла! (Постояв, решительно подходит к скамье и, вынув из кармана бумажник, пишет на колене записку. Кричит.) Степаныч, эй!

С т е п а н ы ч (из-за сторожки). Здесь…

М а с т а к о в. Запряги Красотку и поезжай в город, к Софье Марковне. Если догонишь ее в дороге…

С т е п а н ы ч. Не догнать…

М а с т а к о в. Домой поезжай к ней, а дома нет — на вокзал, она с семичасовым в деревню едет. Обязательно найди! Живее собирайся!

С т е п а н ы ч. А кто же тут…

М а с т а к о в. Иди! Никита поглядит за ребятами, я скажу…

С т е п а н ы ч. Не подожгли бы…

М а с т а к о в. Иди, говорю!

(Степаныч спешно уходит.)

М а с т а к о в (бормочет). Господи! Помоги… Ведь не виноват я, ты знаешь, господи… Знаешь…

(Сидит, схватив голову руками, покачиваясь.)

Занавес

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

 

Там же, в тот же день. Часов пять вечера. За постройкой, в поле, гармоника наигрывает: «Последний нонешний денёчек». Каменщик Н и к и т а сидит на скамье у сторожки, подрёмывает. Из кустов идут П а в е л, Я к о в, Т а н я с букетом полевых цветов в руках.

 

Я к о в (подмигивая на Никиту). Хотите, я его испугаю?

П а в е л. Он не спит.

Т а н я. Не надо!

Я к о в. Смешно будет! (Идёт к Никите, пристально и строго разглядывая его.)

К а м е н щ и к (встаёт). Ты что, сударь?

Я к о в. А ведь я тебя знаю!

К а м е н щ и к (улыбаясь). Меня тут все знают.

Я к о в. Я тебя да-авно знаю!..

К а м е н щ и к. И я тебя.

Я к о в. Ты — кто такой?

К а м е н щ и к (всё улыбаясь). Как же это — знаешь, а спрашиваешь?

Я к о в (строго). Я с тобой не шучу! Я, брат, про тебя такое знаю…

К а м е н щ и к (серьёзно). Чего про меня знать? Про меня нечего знать.

Я к о в (понижая голос). Ты в третьем году, в марте, что делал? Помнишь?

К а м е н щ и к (напряжённо). В марте? Третьего года?

Я к о в. Ага! Вспоминаешь?

К а м е н щ и к. Погоди…

Я к о в. Ты где тогда был, ну-ка, скажи?

К а м е н щ и к (смущённо). Стой… Дай бог памяти!.. В больнице я лежал будто.

Я к о в. Будто? Ну, а — по совести скажи?

К а м е н щ и к (испуганно). Постой-ка, ты — что, брат? А?

Я к о в. Нет, ты вспомни! Ты что тогда сделал?

К а м е н щ и к. Да что ты, господь с тобой! (Снял картуз.) Мне вспоминать нечего… Что такое?

(Таня смотрит на старика, улыбаясь, Павел смеётся. Взглянув на них, Никита надел картуз и сердито отмахивается.)

К а м е н щ и к. Поди ты к богу! Я думал — взаправду что-нибудь. Экой безобразник! Я втрое старше тебя…

(Гневно ушёл в сторожку.)

Я к о в (торжествуя). Видали?

П а в е л. Ловко!

Т а н я. Странно! Чего он испугался?

Я к о в (с гордостью, оживлённо). Я могу испугать кого хотите! Любому человеку уставлюсь в глаза и начну: «А что я про вас знаю, что слышал!» Конечно, я ни черта не знаю, но человек обязательно испугается — ведь у каждого есть что-нибудь, что он скрывает, ну, а я веду себя так, будто мне все тайны известны! Понимаете?

П а в е л. И дураки же люди…

Я к о в. Особенно с барышнями удается это. Я любую барышню в полчаса могу до слёз довести.

Т а н я. Это — гадость! Вам не стыдно?

Я к о в. Да ведь я шучу! Чего же стыдиться?

Т а н я. Это очень стыдно — издеваться над девушками.

Я к о в. А вы как издеваетесь над нами? Ага! И вообще — ведь вам понравилось, когда старик испугался?

Т а н я. Вовсе нет!

Я к о в. А зачем улыбались?

Т а н я. Я не улыбалась.

П а в е л. Не спорь — понравилось. Это он ловко сделал. Вы здесь будете? Я пойду рубашку сменить, вспотел.

Я к о в. Сядемте, а?

Т а н я. Не хочу.

Я к о в. Не сердитесь на меня! Послушайте: лягушку, животное болотное, склизкое, тиская — получаем ощущение отвращения!

Т а н я (удивлённо). Что такое, как?

Я к о в (повторив). Это называется — бонмо!

Т а н я (смеясь). Фи, какая гадость! И ещё — бонмо! Это вы сами выдумали?

Я к о в. Сам.

Т а н я. Неправда!

Я к о в. Честное слово! Смешно ведь?

Т а н я. Нисколько.

Я к о в. А вы смеялись! Какая вы капризная — ужас!

(Несколько секунд сидят молча.)

Я к о в (уныло). А один актёр сказал: «Лучше иметь небольшой ум, чем большой чирей». Нравится вам?

Т а н я (улыбаясь). Вы удивительно глупый!

Я к о в (весело). Лишь бы удивить вас, а чем — всё равно! Нет, какая вы капризница! Вот уж, наверное, приказчики в магазинах не любят вас!

Т а н я (обиженно). Я вовсе не желаю, чтобы меня любили приказчики.

Я к о в. Почему же? Среди них такие красавцы есть…

Т а н я. Ах, оставьте, пожалуйста!

Я к о в. Ф-фу… Замучили вы меня!

Т а н я (вставая). Идёмте чай пить… мученик!

Я к о в. Идите… Я сейчас приду.

(Показывает кулак вслед ей, потом высунул язык.)

Т а н я (обернувшись). Я устала очень…

Я к о в (вскочив). Эх, жаль! (Бормочет.) Погоди, милая, ладно!

(В саду голос Мастакова: «Лёг бы ты, уснул!»)

Х а р и т о н о в (в калитке). Спать не хочу, я говорить хочу.

М а с т а к о в. Ну, о чём говорить?

Х а р и т о н о в. А вот сядем на любимое твоё место… Не жаль было тебе рощу вырубать?,

М а с т а к о в. Жаль.

Х а р и т о н о в. То-то! Вон сколько от неё осталось — в зубах поковырять нечем. Садись? Слушай — что ты сегодня какой — нехороший, неласковый, а?

М а с т а к о в. Ну, полно…

Х а р и т о н о в. Думаешь — если я выпил, так ослеп? Выпивши, я всё насквозь вижу, между прочим. Всё ты суёшься из угла в угол, оглядываешься, а?

М а с т а к о в. Ну, что там? Так это. Думается о разном. Я вот строиться люблю — строение украшает землю. Земля у нас — бедная…

Х а р и т о н о в. Неправда! Ба-агатая земля! Грабят её, грабят, а ограбить никто не может!

М а с т а к о в. И люди непрочные…

Х а р и т о н о в. И купец грабит, и чиновник, и всяк живой человек, а — Россия живёт, слава те, господи! И будет жива во веки веков. Нет, почему ты октябрём ходишь, хоть шубу при тебе надевай, а? Полковница требуется? Что ж, дама она такая, что каждому желанна… Венчаешься?

М а с т а к о в (угрюмо). Не пара мы. Не знаю…

Х а р и т о н о в. Отчего? Ведь она — по мужу важна, а сама, говорят, из простых… Певица, что ли, какая-то… И вообще, — хороша Анненька, а прошлое — дрянненько!

М а с т а к о в (строго). Прошлое не должно касаться нас.

Х а р и т о н о в. Ну, ежели оно в костях…

М а с т а к о в. Как это — в костях?

Х а р и т о н о в. Ну, в душе, что ли. Наше прошлое — не дёготь на воротах, его не выскоблишь… нет, брат!

М а с т а к о в (вставая). Ты извини, кум, я пойду… мне надо подумать об одном деле.

Х а р и т о н о в (вслед ему). О падчерице подумай! Довольно уж канители, пора за дело…

(Никита выглядывает из сторожки.)

Х а р и т о н о в. Это кто там?

К а м е н щ и к. Я… (Выходит.) Я пожаловаться тебе, Яким Лукич…

Х а р и т о н о в. Жалуйся. Ну?

К а м е н щ и к. Племяш твой — озорник…

Х а р и т о н о в. В молодости и курица озорует. Ну?

К а м е н щ и к. Давеча начал он мне угрожать…

Х а р и т о н о в. А ты — не бойся! Он угрожает, а ты — не бойся, только и всего. Понял?

(Из-за сторожки выходит странник — Старик, с котомкой на спине, с котелком и чайником у пояса. За ним — Девица, тоже с котомкой; у неё неподвижное лицо, большие мёртвые глаза. Девица кланяется. Старик стоит неподвижно.)

Х а р и т о н о в. Здорово. Давно ждали…

К а м е н щ и к. Откуда?

С т а р и к. От Стефания.

Х а р и т о н о в. Дочь?

С т а р и к. Сестра по духу.

Х а р и т о н о в. Молода будто сестрёнка-то!

С т а р и к. Не все в один год родились.

Х а р и т о н о в. Верно.

Д е в и ц а (Каменщику). Чего это строят?

К а м е н щ и к. Училище.

Х а р и т о н о в. Девица?

С т а р и к. Девица.

Д е в и ц а. А не завод это?

К а м е н щ и к. Завод — дальше, версты за три.

Х а р и т о н о в. А детей сколько имела?

С т а р и к. Был один, да тоже дурак.

К а м е н щ и к. А то — другой скоро начнём строить..,

Х а р и т о н о в. Дурак? (Встаёт, идёт в сад, остановился.) Ты что же подаяния не просишь?

С т а р и к. В свой час — попрошу.

Х а р и т о н о в. Гмм… Пойду чайку попью..,

Д е в и ц а. А кто строит?

К а м е н щ и к. Мастаков, Иван Васильев.

С т а р и к. Здешний?

К а м е н щ и к. Само собой.

С т а р и к. И родился здесь?

К а м е н щ и к. А тебе на что знать?

Д е в и ц а. Здешние-то, сказывают, добрые…

К а м е н щ и к. Всякие есть.

С т а р и к. Давно он здесь живёт?

К а м е н щ и к. Лет с двадцать. (Спохватился, подозрительно оглядывает Старика.) Да разве я тебе сказал, что он не здешний? Я этого не говорил!

Д е в и ц а. Добрый человек, слышно…

К а м е н щ и к. Когда добёр, а когда и нет. Пустых людей не любит.

С т а р и к. Это каких — пустых?

К а м е н щ и к. А вот которых ветер по дорогам гоняет, туда-сюда.

Д е в и ц а. Идёмте, братец!

С т а р и к. Куда? Погоди, отдохнём. Торопиться мне некуда, меня никто не ждёт.

К а м е н щ и к. А не похож ты на странника божьего.

С т а р и к. Не похож? На кого же я похож?

К а м е н щ и к. Не знаю. Для странника — речь у тебя не та.

С т а р и к. Всякая птица по-своему поёт…

К а м е н щ и к. Не та речь… Коли вы за подаянием, идите во двор, вот сюда, кругом.

С т а р и к. Дай отдохнуть! Али я тебе мешаю?

К а м е н щ и к. Не мешаешь, а торчать тут не к чему. Закуришь, спичку бросишь…

С т а р и к. Не курю.

(Никита ушёл в сторожку.)

С т а р и к (оглянувшись, Девице, негромко). Ты — гляди, Марина, примечай всё, слушай! А ежели почуешь что плохое для меня, сейчас беги в город, к Илье…

Д е в и ц а. Знаю.

С т а р и к. А он бы тотчас объявил полиции — так и так, мол! Поняла?

Д е в и ц а. Ну-ну!

С т а р и к (оглядываясь). Ишь, как застроились, псы! И небушка не видать. Всё от бога отгораживаются, собаки! В кирпич да в камень душевную гнусь свою прячут, беззаконники…

Д е в и ц а (негромко). Гляди — идут!

(Идут Яков и Таня.)

Я к о в. Ну, расскажите, пожалуйста…

Т а н я. Постойте! Где же он? (Кричит.) Папаша!

Я к о в. Успеем, найдём! Расскажите!

Т а н я. Когда я рассказываю, мне делается скучно.

Я к о в. А слушать любите?

Т а н я. Интересное — люблю. Папаша!

Я к о в. Сплетни всегда интересны.

Т а н я. Да.

Я к о в. Иной раз так расскажут про человека, точно наизнанку вывернут его.

(Девица кланяется им.)

Т а н я. Вот странники много знают…

Я к о в. Смотрите — какая деревянная! Сейчас я его испугаю.

Т а н я. Не стоит!

Я к о в. Увидите, как забавно будет. (Присматриваясь к Старику.) Ба, кого я вижу!

(Старик смотрит на него молча и спокойно.)

Я к о в. Давно ли здесь?

С т а р и к. Недавно.

Я к о в. А назад — в острог — скоро?

С т а р и к. Вместе с тобой.

Я к о в. Как это — со мной?

С т а р и к. Так. Ты когда в острог собираешься?

Я к о в. Мне там делать нечего!

С т а р и к. Там дело найдут для тебя.

Я к о в (смущён). Позволь — как ты смеешь…

Т а н я (удерживая его за плечо). Оставьте его, он мерзкий.

Я к о в (отходя от него). Небоязлив, бродяга.

Д е в и ц а. Барышня, подайте странниим людям Христа ради! Накормите, напоите бездомных, несчастных…

Т а н я. В кухню идите, вон туда… Где же папаша?

Я к о в. Придёт!

Т а н я. Удивительно скучный день сегодня, хоть бы что-нибудь случилось.

Я к о в. Вы любите пожары?

Т а н я. Нет, я боюсь. Мне иногда так скучно бывает, что даже несчастия хочется.

Я к о в. Выходите замуж за меня!

Т а н я. Я серьёзно говорю. Софья Марковна сказала: «Я не знаю, что такое скука». Как можно не знать этого? Даже собаки скучают. Вам нравится урюк?

Я к о в. Мне нравитесь вы!

Т а н я. Ах, перестаньте!

Я к о в. Ей-богу, я вас люблю! В самом деле — выходите за меня замуж, будет очень весело. Автомобиль купим.

Т а н я. Я ведь сказала — дайте подумать!

Я к о в. Уж очень вы долго думаете. Замуж выйти — не в винт играть, тут особенно долго думать незачем. Я человек свободомысленный, не стесняющий и весёлый. Притом же бедный. Значит, я буду вам верный друг. Честное слово! И будет вам всякая свобода от меня.

Т а н я. А на что мне свобода? Я и так без призора живу.

Я к о в. Теперь вы девица и стеснены в симпатиях ваших, потому что наш брат — жулик и девичья неопытность для нас — конфета! А будете дамой оцените свою свободу, — вон, как Софья Марковна живёт! У неё роман за романом.

Т а н я (грустно). Зато какие гадости рассказывают про неё!

Я к о в. Не всякий разговор на аппетит действует. Кроме того — Павел! Он — жадный, грубый, никого не любит…

Т а н я (улыбаясь). Ошибаетесь, он в Софью Марковну влюблён…

Я к о в. Да что вы? Павел?

Т а н я. Да, да! Я сама видела, как он перчатки её целовал…

Я к о в. Ах, чорт возьми!

Т а н я. Она забыла у нас перчатки…

Я к о в. А он — целовать их? Вот дурачина! А — знаете — она обязательно пройдёт в мачехи вам!

Т а н я. Это — хорошо!

Я к о в (уныло). Ну, разве можно так рассуждать?

Т а н я (задумчиво). Была бы около меня умная женщина, с ней можно и о костюмах посоветоваться, и обо всём. При ней и дом перестроили бы, а то у нас тесно.

Х а р и т о н о в (идёт). Эй, голуби! А где Иван Васильев?

Я к о в. Не нашли мы его.

Х а р и т о н о в. Там архитектор приехал.

Т а н я. Ах, надо идти… Он такой интересный!..

(Поспешно уходит.)

Х а р и т о н о в. Ну, что, балбес?

Я к о в (уныло). Ничего. Она такой мякиш.

Х а р и т о н о в. Ты сам мякиш! Другой бы на твоём месте…

Я к о в (с досадой). Да что ж, насильно, что ли…

Х а р и т о н о в. А хотя бы насильно? Девицы смелость любят. Болван! У меня бы давно уж Исайя ликовал…

Я к о в. Попробуйте — женитесь на ней сами!

Х а р и т о н о в. Цыц! С кем говоришь? Вот, как я вылечу в трубу да останешься ты нищим…

Я к о в. Тише, вы… Тут кто-то ходит, наверно — Иван Васильич…

Х а р и т о н о в (оглянувшись, вынул из кармана серебряный рубль, громко). Видал — кружочек маленький, а на нём — вся жизнь! Это надо понять! Какой цветок краше, какой порох сильней? К деньгам надо уважение иметь, а не швырять их зря… (Прежним тоном.) Ты что прёшь, шарлатан? Никого нет…

Я к о в. Я шаги слышал за сторожкой.

Х а р и т о н о в. Шаги слышал! Ты мне сегодня это дело кончай… Иди, ходи за ней неотвязно!

Я к о в (идёт). Да если она глупа…

Х а р и т о н о в. Для тебя же легче, дубина!..

(Ушли. От постройки медленно идёт Мастаков, подавлен, глядит в землю. Из-за сторожки — Старик, он усмехается, остановился, опираясь на палку обеими руками.)

С т а р и к (негромко). Здорово, Гусев.

М а с т а к о в (так же). Здравствуй, Антон.

С т а р и к. Я теперь не Антон, а — Питирим. Переделался, как и ты. Ну, только я могу и Антоном жить, по-старому. Ты что на меня не взглянешь?

М а с т а к о в. Видел я тебя.

С т а р и к. Где видел? Когда?

М а с т а к о в. В соборе, на паперти… а сейчас — со стройки… ты по дороге шёл с женщиной…

С т а р и к. Значит — ждал ты меня?

М а с т а к о в (молчит).

С т а р и к. Коли признал, значит — ждал!..

М а с т а к о в (угрюмо). Там, на паперти, по глазам я узнал.

С т а р и к. Так… Ну, что же, — зови меня в гости!..

М а с т а к о в (устало). Вот что, Антон… ты — умный, ты понимаешь что значит для меня… приход твой… Так ты говори сразу — чего тебе надо?

С т а р и к (усмехаясь, тряхнул головой). Разве эдак можно? Я в гости пришёл к тебе, старому дружку… мы с тобой страдали вместе, а ты — чего мне надо!

М а с т а к о в. Я могу дать немало, ежели…

С т а р и к. Денег? А куда мне деньги? Я — старенький, помру скоро.

М а с т а к о в. Женщина эта с тобой…

С т а р и к. Девица. Она — умная. Она мной крепко взнуздана…

М а с т а к о в. Знает про меня?

С т а р и к. А как ты думаешь?

М а с т а к о в (хватая его за плечо). Не шути, чорт!..

С т а р и к (ловко присел и вывернулся из-под руки). Эй, эй! Ты не груби!..

(Из-за деревьев вышла Девица.)

С т а р и к. Ты меня не пугай, я все страхи видел уж…

М а с т а к о в. Чего тебе надо?

С т а р и к. Поговорить с тобой желаю…

М а с т а к о в. О чём?

С т а р и к. Мало ли!

М а с т а к о в (помолчав). Разошлись наши пути, Антон…

С т а р и к. Так ведь вот — опять сошлись!

М а с т а к о в. Сказал бы прямо — чего хочешь?

С т а р и к. Я немалого хочу, гляди!

М а с т а к о в. Ну?

С т а р и к. Мне за все года страданья моего жалованьишко получить надо…

М а с т а к о в. Сколько?

С т а р и к. Не сосчитал ещё…

(Мастаков, спрятав руки за спину, смотрит на него с ненавистью.)

С т а р и к. Что глядишь?

М а с т а к о в. Помню я твой характер.

С т а р и к. Помнишь? Спасибо.

М а с т а к о в (с тоской). Чего тебе надо, Антон?

С т а р и к. Испугал я тебя? Жизнь-то наша, Гусев, — какова? Ты тут строишься, топыришься во все стороны, а я тихонечко иду, иду…

М а с т а к о в. Что худого я сделал тебе? Не помню.

С т а р и к. И я не помню этого.

М а с т а к о в. Я тебя жалел тогда…

С т а р и к (усмехаясь). И жалеть надо с умом. Очень умеючи жалеть надо!.. А ты как думал?

М а с т а к о в. Что же… Ты мне зла желаешь?

С т а р и к (прислушиваясь). Я те после скажу, чего желаю. Будто идёт кто-то и по дороге едут — чу? Слышишь? Я пройду на кухню, а вечерком ты меня прими — ладно?

(Мастаков кивает головой, из сада Захаровна.)

З а х а р о в н а. Иван Васильич, батюшка, где же ты? Тебя ищут, ищут…

М а с т а к о в (угрюмо). Проводи его на кухню, накорми…

З а х а р о в н а. Время ли сегодня…

М а с т а к о в. Ну! Делай, как велят!

З а х а р о в н а. Там ждут тебя… (Старику.) Иди!

С т а р и к. Строговат, хозяин-то…

З а х а р о в н а. А ты знай — помалкивай…

С т а р и к. Ой, да и ты сердита! Давно не бита?

З а х а р о в н а (обернувшись к нему). Да ты что?..

М а с т а к о в (грозит ей. Оставшись один, в ужасе бормочет). Да не может быть, не может быть… господи! (Идёт к постройке, встречу ему Софья Марковна. Взволнована.)

С о ф ь я М а р к о в н а. Что за чепуху вы мне написали? Это невероятно! Это же сказка!.. Вы в своём уме? Вы — были на каторге? (Хватает его за руку.) Да говорите же!

М а с т а к о в (глядя в сторону). Был. На четыре года осудили.

С о ф ь я М а р к о в н а. За что?

М а с т а к о в. Два года пять месяцев был… потом — ушёл… бежал…

С о ф ь я М а р к о в н а. Не смейте говорить так! Смотрите мне в глаза. За что вас судили? Фальшивые деньги, да?

М а с т а к о в. Убийство.

С о ф ь я М а р к о в н а (отталкивая его руку). Вы — убийца? Невероятно… Как это случилось?

М а с т а к о в. Не знаю,

С о ф ь я М а р к о в н а. Да придите же вы в себя! Когда так страшно — нельзя теряться, нельзя! Как это случилось, ну? Скорей…

М а с т а к о в. Не знаю. Так я и на суде говорил — не знаю! Мне двадцать лет было тогда. Гулял я, рекрут был. Кто-то зарезал прасола… я был пьяный и не видел его, не помню, какой он. Никого не убивал. Сложилось так, что судить некого было — ну, осудили меня. Кровь нашли на мне…

С о ф ь я М а р к о в н а. Чью?

М а с т а к о в. Не знаю. Рекрута дрались, и я тоже…

С о ф ь я М а р к о в н а. Ведь это правда? Да? О, боже мой, конечно правда! Вы не могли… нет! Но — почему именно сегодня… почему вы раньше не сказали мне?

М а с т а к о в (убито). Явился человек, с которым я на каторгу шёл и жил там. Он давно тут искал меня, подсылал кого-то. Я его в четверг на соборной паперти видел, узнал…

С о ф ь я М а р к о в н а. Ах, надо было тогда же сказать мне! Ведь я же, я… верю вам!

М а с т а к о в. Я сегодня утром пытался, да вы не догадались…

С о ф ь я М а р к о в н а. Сегодня? Так, значит… Как я глупо вела себя!.. Ведь я думала… Как глупо! О, милый, простите…

М а с т а к о в. Я давно собирался рассказать вам всё… духа не хватало! Боязно. Нет у меня никого, кроме вас… а вы мне — и сестра и всё…

С о ф ь я М а р к о в н а. Чего хочет этот человек?

М а с т а к о в. Не пойму. Погубит он меня.

С о ф ь я М а р к о в н а. Нельзя говорить так! Где он?

М а с т а к о в. На кухне. Он — злой! Софья Марковна — помогите мне, на всю жизнь рабом буду вашим! Я — жить хочу!

С о ф ь я М а р к о в н а. Нет, я не допущу гибели вашей.

М а с т а к о в. Я думал — сделаю всё, как она хочет, а потом скажу:

«Вот я кто! На душе моей — нет греха. Вы научили меня доброму… до вас я смысла в жизни не видел…»

С о ф ь я М а р к о в н а. Перестаньте! Всё это не нужно сейчас.

М а с т а к о в. Верите вы мне?

С о ф ь я М а р к о в н а. Глупо спрашивать. Вы когда будете говорить с ним?

М а с т а к о в. Вечером.

С о ф ь я М а р к о в н а. Сделайте так, чтобы я слышала вашу беседу, я останусь здесь… И чтобы дети не знали ничего — понимаете?

М а с т а к о в (усмехаясь). Павел узнает — обрадуется.

С о ф ь я М а р к о в н а. И главное — говорите с ним спокойно.

М а с т а к о в. А вдруг он и вас запутает? Что тогда будет?

С о ф ь я М а р к о в н а. Меня? Глупости! Идёмте в дом!

М а с т а к о в. Софья Марковна…

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, что? Возьмите же себя в руки!

М а с т а к о в. Боюсь я…

С о ф ь я М а р к о в н а. Это вам не поможет!

М а с т а к о в. Вашего суда боюсь.

С о ф ь я М а р к о в н а. Но ведь вы не виноваты? Да? Ведь это несчастье?

М а с т а к о в. Да! Клянусь…

(Ушли. В кустах появилась Девица и тупо смотрит вслед им, почёсывая подбородок.)

Занавес

 

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 

 

Большая комната, посреди неё письменный стол, три кресла. На столе горит лампа, затенённая синим абажуром. В углу, за ширмами, видно изголовье кровати. В другом углу — изразцовая печь, около неё кушетка и дверь, прикрытая тяжёлой драпировкой. Около двери — большой шкаф. Другая дверь перед зрителем. Мастаков на кушетке, полулежит. В среднюю дверь стучат.

 

М а с т а к о в (вставая). Ну?

З а х а р о в н а. Проснулся.

М а с т а к о в. Зови.

З а х а р о в н а. Чаю просит.

М а с т а к о в. Пусть напьётся, тогда приведёшь.

З а х а р о в н а. Иван Васильич — ты его не привечай, недобрый это старик…

М а с т а к о в. Ладно. Иди.

З а х а р о в н а. Всё он выспрашивает про тебя — как долотом долбит.

М а с т а к о в. Выспрашивает?

З а х а р о в н а. И как ты живёшь, и какие дела твои, и про Софью Марковну…

М а с т а к о в. И про неё?

З а х а р о в н а. Да, да, и про неё! Как будто он всё знает, а выспрашивает только для виду… Так вот и долбит, как судья всё равно.

М а с т а к о в. Как судья?

З а х а р о в н а. Совсем как судья!

М а с т а к о в. Он знал меня, когда… я беден был. Вместе жили…

З а х а р о в н а. Мало ли кого в жизни знавали мы.

М а с т а к о в (ходит). Софья Марковна у Тани?

З а х а р о в н а. У неё.

М а с т а к о в. Позови поди… Вежливо. Скажи — прошу на минуту. (В дверь стучат, Захаровна хочет открыть, Мастаков, хватая за руку её.) Стой кто это?

З а х а р о в н а. Ну, что ты, батюшка, кто, кроме своих!

М а с т а к о в (негромко, гневно). Я тебе говорю. Дура…

С о ф ь я М а р к о в н а. Вам бы на себя надо крикнуть хорошенько…

М а с т а к о в. Иди, Захаровна.

З а х а р о в н а. Сама знаю, что надо уйти…

(Выходит из комнаты.)

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, что? Как вы?

М а с т а к о в. Плохо. Тошно мне.

С о ф ь я М а р к о в н а. Какой же вы мужчина, если так трусите?

М а с т а к о в. Велика беда.

С о ф ь я М а р к о в н а. Беда ещё не ясна…

М а с т а к о в. Я знаю его.

С о ф ь я М а р к о в н а. Вот посмотрим, поговорим с ним, дадим ему что спросит, а потом я начну осторожно хлопотать о помиловании. Наймём лучшего адвоката. За деньги всего можно добиться! Говорят — плохо это, но если нет другой силы?

М а с т а к о в. Не знаю, как я буду говорить с ним.

С о ф ь я М а р к о в н а. Ведь вы не чувствуете себя преступником? Чего же бояться?

М а с т а к о в. Мало вы знаете людей.

С о ф ь я М а р к о в н а. А вот увидим. Где я буду?

М а с т а к о в. Не надо бы этого!

С о ф ь я М а р к о в н а. Я сяду вот здесь, за шкафом… и прикроюсь

драпировкой. (Улыбается.) Думала ли я, что буду принимать участие в такой удивительной истории?

З а х а р о в н а (входит, угрюмо). Не хочет он чаю. Звать?

М а с т а к о в. Зови.

С о ф ь я М а р к о в н а. Видите — она меня не заметила… Вы смотрите же, не горячитесь!

М а с т а к о в. А вдруг и вы попадёте со мной в капкан этот? Что тогда будет?

С о ф ь я М а р к о в н а. Молчите!

(Спряталась. Мастаков, вздохнув, смотрит в её сторону. Она выглядывает из-за драпировки, улыбаясь.)

М а с т а к о в (с усмешкой). Забавно?

С о ф ь я М а р к о в н а. О, да… и жутко чуть-чуть! Шш… Идут!

(Стучат в дверь. Захаровна, пропуская Старика и Девицу, глухо ворчит. Старик крестится, глядя в угол, где кровать, потягивает воздух носом.)

М а с т а к о в (кивая на Девицу). А эту зачем привёл?

С т а р и к. Она везде со мной, как глупость моя.

М а с т а к о в. Пусть уйдёт, я при ней не стану говорить с тобой.

С т а р и к (усаживаясь в кресло у стола, спокойно). Как это — не станешь? Станешь. Ты её не опасайся, она, подобно земле, — немая; хоть бей её, хоть топчи — не закричит. А ежели меня начнут бить — закричит!

М а с т а к о в (исподлобья смотрит на Девицу; она, любопытствуя, оглядывает комнату, щупает спинку кресла). Сядь!

С т а р и к. Садись, Марина, ничего. (Подпрыгивает в кресле.) Стулья-то какие мягкие у тебя, как перина. А — темно, темновато. Больше нет свету?

М а с т а к о в. Нет.

С т а р и к. Темно живёшь. Хорошо, сыто, мягко, а — темно!

Д е в и ц а. Дух хороший какой, будто ребячьим потом пахнет…

С т а р и к. Сними колпак с лампы!

М а с т а к о в. Зачем?

С т а р и к. Светлей будет. Это глупость — свет прикрывать. Ну, вот… А чем угостишь?

М а с т а к о в. Водки хочешь?

С т а р и к (смеясь). Э, нет! Водочку я не стану пить, нет! Хитрый ты, Гусев…

М а с т а к о в (ударив ладонью по столу). Ну, давай говорить!

С т а р и к (вздрогнув). Ты не стучи зря-то! Ишь, словно из пистолета выпалил… Эти окошки куда выходят? Марина, — взгляни!

М а с т а к о в. Ну, чего же тебе надо, Антон?

С т а р и к (следя за Девицей). На двор, что ли?

Д е в и ц а. На двор. Чёрное крыльцо сбоку…

М а с т а к о в. Чего ты хочешь?

С т а р и к. А чего бы мне, старичку, хотеть?.. Не знаю.

М а с т а к о в. Говори сразу. Не издевайся, Антон, не серди меня…

С т а р и к. А то — что будет?

М а с т а к о в (вставая). А то я…

С т а р и к (откачнулся в кресле). Ну, ну…

Д е в и ц а. Вы не кричите, купец, тут — люди везде у вас, это вам нехорошо. Вы отодвиньтесь.

М а с т а к о в. Молчи, девка!

С т а р и к. Молчи, Марина, ничего! Я его знаю, он хоть горяч, да отходчив… Он добрый.

М а с т а к о в. Что тебе надо, Антон?

С т а р и к. А я ещё не надумал. Ты — потерпи, я исподволь придумаю…

М а с т а к о в. Злой ты человек!

С т а р и к. Мы все одного завода кони, только разной масти.

(Пауза.)

С т а р и к (начинает говорить негромко и жалобно, но — быстро переходит в тон насмешливый и властный). Вот, Митрий, сидим мы с тобой друг против друга, оба — грешники, только я — отстрадал за грехи мои смиренно, но закону, а ты — бежал страдания-наказания. Я — высох до костей, а ты распух в богатстве, на мягких стульях сидя. И вот — встретились мы. Я тебя семь годов искал — была у меня вера, что ты жив-здоров и в добром порядке. Да…

М а с т а к о в. Говори скорее.

С т а р и к. Не торопись, обожжёшься!.. Знаешь — как детишкам за столом говорят, когда щи горячие поданы? Не торопись — обожжёшься! Так вот — искал я тебя. Любопытно мне было поглядеть на смелого человека, который через закон перешёл. Христос за чужие грехи отстрадал, а ты за свой — не восхотел. Ты — смелый!

М а с т а к о в. Я тому греху не причастен, я ошибкой осужден…

С т а р и к. Все мы так говорим пред земным судом, друг пред другом, это я знаю! Я сам так говорил, в своё время…

М а с т а к о в. Я жил доброй жизнью в эти годы…

С т а р и к. Ишь ты что! Нет, Гусев, это не годится! Эдак-то всякий бы наделал мерзостев земных да в добрую жизнь и спрятался. Это — не закон! А кто страдать будет, а? Сам Исус Христос страдал, древний закон нарушив. Закон был — око за око, а Христос повелел платить добром за зло.

М а с т а к о в. Я добра людям не мало сделал…

С т а р и к. Не видать этого. Люди живут, как жили, в нужде да бездолье, во тьме греховной… И всё, будто, хуже живут люди-то, замечаешь, Гусев?

М а с т а к о в. Ну, что же тебе надо от меня? Что?

Д е в и ц а. Вы не перебивайте его, не мешайте, он этого не любит…

М а с т а к о в. Антон!

С т а р и к. Зовут меня — Питирим. А чего мне надо — сам догадайся. Ведь я одинаковых костей с тобою, однако я двенадцать лет муки мученской честно-смиренно отстрадал, а ты — отрёкся закона…

М а с т а к о в. Что же ты, донести хочешь на меня?. Чтобы схватили меня?..

С т а р и к. Я тебе не сказал, чего хочу.

М а с т а к о в. Ну, предашь ты меня суду, разоришь мою жизнь, — какая в этом польза тебе?

С т а р и к. Моё дело.

М а с т а к о в. Жить тебе — недолго.

С т а р и к. Зато хорошо поживу.

М а с т а к о в. Работать ты не можешь.

С т а р и к. Ты для меня заработал, мне хватит.

М а с т а к о в. Оставь меня, Антон, какой ты мне судья?

С т а р и к. Тебе всякий человек — судья. Зачем бежал? Зачем страдания не принял?

М а с т а к о в. Жить хотел я, работать.

С т а р и к. Страдание святее работы.

М а с т а к о в (гневно). Зачем оно? Какая от него польза? Кому? Кому? Ну, говори, дьявол!

С т а р и к. Не лайся, я смолоду облаян! Ты у меня в горсти, как воробей пойман. Мне ведь не страшно, что ты хорошей жизни достиг, любовницу себе завёл барыню…

М а с т а к о в (яростно). Цыц! Не смей! (Бросается на него.)

Д е в и ц а (бежит к окну). Батюшки!..

С т а р и к (падая на пол, за стол). Бей стёкла!

С о ф ь я М а р к о в н а (выскочив из угла, отталкивает Девицу к столу, хватает Мастакова за руку). Уйдите! Вы, девушка, тоже — вон отсюда!

С т а р и к (встал, испуганно озирается). Ишь ты, как подстроено… а?

Д е в и ц а (прижимаясь к нему). Что это, господи… а ещё хорошие люди считаются…

М а с т а к о в (мечется по комнате). Эх, Софья Марковна, не входите вы в это дело, бога ради!

С о ф ь я М а р к о в н а. Идите отсюда! Девушка — вы тоже…

С т а р и к. Она не пойдёт!

Д е в и ц а. Я не пойду-с!

С о ф ь я М а р к о в н а. Иван Васильевич, выведите её! А вы, старичок, сядьте, я хочу поговорить с вами.

С т а р и к (угрюмо). Не желаю. Вы — кто такая? Не знаю я вас.

С о ф ь я М а р к о в н а. Познакомимся.

С т а р и к. Я тоже уйду.

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну-ну, без глупостей! Иван Васильевич, я вам сказала — уходите! Скажите вашей спутнице, чтобы она ушла…

С т а р и к (помолчав). Выдь, Марина, за дверь… Недалеко, смотри! Только, госпожа, меня испугать нельзя.

С о ф ь я М а р к о в н а. О, я знаю! Я не хочу пугать вас. (Заперев дверь за Мастаковым и Девицей, села в кресло против Старика.) Ну, в два слова: вам чего надо?

С т а р и к (оправляясь). А — как вы думаете, барыня, чего?

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы хотели помучить человека, да? Вас мучили, и вы хотите помучить — так?

(Старик молчит, разглядывая её.)

С о ф ь я М а р к о в н а. Вам обидно, что бывший товарищ ваш нашёл для себя на земле место и дело, а у вас — нет этого?

С т а р и к (усмехаясь). Ты всё время подслушивала?

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, вы достаточно жестоко помучили его довольно!

С т а р и к (насмешливо). Довольно? Так. Очень просто.

С о ф ь я М а р к о в н а. Теперь вспомните все обиды, всё горе, испытанное вами, всю вашу тяжёлую жизнь и — спросите себя: не пора ли отдохнуть, пожить спокойно, приятно?

С т а р и к. Вот что-о! Ну, на это ты меня не поймаешь, барынька, нет!

С о ф ь я М а р к о в н а. Послушайте, я понимаю, как глубока обида ваша, как вам хочется отомстить.

С т а р и к. А я думал, у тебя другие слова есть — поумнее, потяжеле… Бойка ты, барынька, а не великого ума…

С о ф ь я М а р к о в н а. Ведь вы мстите не тому, кто виноват пред вами…

С т а р и к. А если я так понимаю, что все виноваты друг пред другом? Тогда — как?

С о ф ь я М а р к о в н а. Это неверно, несправедливо!

С т а р и к. А по-моему — справедливо.

С о ф ь я М а р к о в н а. Но ведь вы несправедливо страдали, вы?

С т а р и к (не сразу). Ну?

С о ф ь я М а р к о в н а. Зачем же, чувствуя и зная неправду страдания, увеличивать его для других?

С т а р и к. Та-ак! Гусев твой согрешил, а хочет в рай? Это не для него, рай! Это для меня, для таких, как я, несчастных. Так полагается. Закон. А насчёт Гусева: коли я — в горе, так ему — вдвое!

С о ф ь я М а р к о в н а. За что? Какой вы злой!

С т а р и к. Ты, барынька, видно, замуж собираешься за него? За любовника не стала бы стараться эдак. Любовник — прохожий человек, сегодня — рыжий, завтра — чёрный. Эх, вы, бабьё! Утопить бы вас всех надо, да поганого болота нет.

(Софья Марковна молча ходит по комнате.)

С т а р и к (глядя на неё с усмешкой). Что же ещё скажешь?

С о ф ь я М а р к о в н а. Иван Васильевич — хороший человек, он делает много полезного…

С т а р и к. Училище строит? Так… Строить надо не училища, а странноприёмные дома. Народ странствует — приткнуться ему негде.

С о ф ь я М а р к о в н а. Неужели вам будет приятно разбить чужую жизнь, чужое счастье?

С т а р и к. Вот ты и выдохлась вся! А ведь какой птицей, орлом влетела, подумаешь! Счастливых я не люблю, счастливый — он гладкий, за него не ухватишься, выскользнет, как мыло. Нет, барынька, не одолеешь ты меня!

С о ф ь я М а р к о в н а (задумчиво, с тоской). Что же надо сделать, чтобы смягчилась ваша душа, что?

С т а р и к (усмехаясь). А вот — выходи за меня замуж, целуй меня, ласкай…

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы — мерзавец!

С т а р и к. Может, я мягче стану после того. А что я мерзавец говорили мне это. И это для меня хорош чин, я с ним доживу.

С о ф ь я М а р к о в н а. Какой ужас… Какая злоба…

С т а р и к. Не согласна? Брось всё это, барыня: волка сахаром не накормишь. Давно обрыдли, опротивели мне люди, а такие вот, чистенькие, особо противны.

С о ф ь я М а р к о в н а (почти кричит, задыхаясь). Послушайте — ведь есть же в душе у вас что-нибудь человеческое?

С т а р и к. Обязательно есть. Ищи! Нет, не можешь ты найти, не найдёшь. Чем тебе утихомирить меня? Никаких силов нет у тебя! Жить мне осталось немного, да и то стариком, без радостей. Молодое моё время я потратил в наказании, там осталась вся сила моя. Ты думаешь, для меня женщина не сладка была? А я — двенадцать лет не касался груди женской, всё на тебя работал да на голубчика твоего. Что мечешься, а? Жгётся правда?

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы не тому мстите, кто исказил вашу жизнь, не тому! О, господи!

С т а р и к. Мне виноватых искать некогда… А Гусев — он вот где у меня, как воробей зажат. Он своего сроку-страдания не дотерпел — почему? Я — дотерпел до конца. Судья ли я для него? Законный, непощадный судья. Вы меня замучили, а хотите мириться? Нет мира вам, и не будет! За каждую слезу мою я с вас по пуду золота не возьму… Выпусти меня отсюда… слышь? Будет… поговорили!

С о ф ь я М а р к о в н а. И ничего — ничего доброго не осталось в сердце у вас?

С т а р и к. Будет, говорю, довольно! Ничего ты не добьёшься. Для меня жизнь безжалостна была. (Идёт к двери, остановился.) Нет, как ты влетела, а? Я думал — ну, кончено! Эта сомнёт меня… (Смеётся. В двери Мастаков и Девица.) Устал я, Гусев, отдохнуть надо мне, иди, укажи где! В кухне у вас старушка больно зла — мешает мне…

Д е в и ц а. Идите, братец, спаньё приготовлено.

С т а р и к. Хороша у тебя защита, Гусев, редко хороша! На суде не поможет, а — хороша! Что ж, барынька, когда он снова в Сибирь пойдёт, и ты с ним, поселенкой? Не пойдёт она за тобой, Гусев! В трудный час баба не друг… Эх вы, узники божий… глядеть на вас жаль!

(Ушёл.)

М а с т а к о в (негромко). Уезжайте домой, Софья Марковна, а то…

С о ф ь я М а р к о в н а. Молчите! Какой ужасный человек… до чего довели! Я поеду в город, посоветуюсь… прокурор — мой хороший знакомый… Я завтра же вернусь. Нет, лучше вы приезжайте… прямо ко мне. Вы слышите? Вам надо уйти отсюда. Это — дьявол! Боже мой, боже мой, как он смотрит, какие глаза! Вы говорили с его девицей?

М а с т а к о в. Да. Она — как машина.

С о ф ь я М а р к о в н а. Глупая?

М а с т а к о в. Мёртвая какая-то… Ничего не будет, Софья Марковна, ничем не поможешь. Человеческий суд… злобно судит человек ближнего! Бывало — читаешь жития святых — приятнейшие книги — умиляешься: сколько было грешников во святых! Утешало это, думалось: вот и я как-нибудь покрою грех… прощён буду…

С о ф ь я М а р к о в н а. В чём — грех? Ведь вы же говорите…

М а с т а к о в (усмехаясь). Да уж я теперь сам не знаю… Неповинен я, не убивал, не грабил… А вот он, этот… Может, я в чём другом грешен? Не знаю…

С о ф ь я М а р к о в н а. За что его судили?

М а с т а к о в. За насилие над несовершеннолетней…

С о ф ь я М а р к о в н а (вздрогнув). Вот как… Приведите ко мне эту девицу!

М а с т а к о в. Не надо бы…

С о ф ь я М а р к о в н а. Приведите! Необходимо удержать его язык дня на два…

М а с т а к о в. В случае чего вы, пожалуйста, Таню к себе возьмите…

С о ф ь я М а р к о в н а. Ах, перестаньте вы…

М а с т а к о в. Она беспомощная…

С о ф ь я М а р к о в н а. Идите за девицей.

М а с т а к о в (идёт). Лишнее… Противен я себе…

(Софья Марковна, оставшись одна, ходит по комнате, взволнована. Дверь около печи тихо отворяется, выглядывает Захаровна и шепчет.)

З а х а р о в н а. Софья Марковна! (Её шопот не слышен Софье Марковне.) Барыня, матушка…

С о ф ь я М а р к о в н а (изумлённо). Как? Вы были там? Вы слышали?

З а х а р о в н а (со слезами в голосе). Я сразу, как пришёл он, почуяла недоброе, на Ивана Васильича глядя. А вскоре слышу — говорит он девице своей: «Мы, говорит, с тобой большими кораблями поплывём отсюда».

С о ф ь я М а р к о в н а (с недоверием). Он сказал это, да, сказал?

З а х а р о в н а. Сказал. «Гляди, говорит, дура, здесь счастье твоё!»

С о ф ь я М а р к о в н а (волнуясь). Вы не ошиблись — вы слышали это?

З а х а р о в н а. Ну, да… Господи! Я боюсь его, тенью ползаю за ним, всё слышу…

С о ф ь я М а р к о в н а (обрадовалась). А-а, вот как! Значит, это он только цену набивал? О, какой мерзавец!

З а х а р о в н а. Софья Марковна…

С о ф ь я М а р к о в н а. Приведите ко мне девицу эту!

З а х а р о в н а (тихо). Лучше бы старичка-то как-нибудь своим средством…

С о ф ь я М а р к о в н а. Что? Каким средством?

З а х а р о в н а. Я бы достала… У меня есть…

С о ф ь я М а р к о в н а (с досадой). Что такое? Какое средство?

З а х а р о в н а. От мышей…

С о ф ь я М а р к о в н а (изумлённо). Мышьяк, да?.. Мышьяком?

(Захаровна, утирая глаза, утвердительно кивает головой.)

С о ф ь я М а р к о в н а (в страхе, тихо). Но — послушайте! Это невозможно… это…

З а х а р о в н а. Уж я сама сделаю…

С о ф ь я М а р к о в н а. Но это же преступление, убийство, грех!

З а х а р о в н а (вздохнув). Грех!

С о ф ь я М а р к о в н а. И вы, такая милая, решаетесь?.. Это безумие!

З а х а р о в н а. А как иначе с ним? Ведь ограбит он, разорит всё гнездо… Не уступит он — знаю я таких! Они, праведники, богу ябедники…

С о ф ь я М а р к о в н а. И вы думаете, что я соглашусь на такое? Или вы испытать меня хотели?

З а х а р о в н а. Полноте, матушка, как я могу пытать вас, что вы?

С о ф ь я М а р к о в н а. Но тогда… Неужели вы думаете, что Иван Васильевич способен отравить?

З а х а р о в н а. Я бы сама уж…

С о ф ь я М а р к о в н а (испуганно). Господи, боже мой!.. Не понимаю ничего!

З а х а р о в н а. Вы — умница, учёная… неужто вы допустите, чтоб червяк этот…

С о ф ь я М а р к о в н а (почти плачет). Но поймите — это убийство!

З а х а р о в н а. А куда денутся дети, если это случится? Срам-то какой будет для Тани! И Павел — ведь он пропадёт! Ведь им — жить надо! А вы — как?

С о ф ь я М а р к о в н а. Непостижимо! Слушайте… я вам запрещаю даже думать об этом. Поняли? А мышьяк — дайте мне сейчас же…

З а х а р о в н а. Не сумеете вы…

С о ф ь я М а р к о в н а (возмущена). Идите вон! Вы сумасшедшая… Вы не смеете подозревать меня в этом!.. Вы из ума выжили, старуха!

(Захаровна стоит молча.)

С о ф ь я М а р к о в н а (спокойнее). Вы всех погубите… вашими фантазиями… Позовите девицу! Слышите?

(В дверь стучат. Мастаков вводит Девицу.)

С о ф ь я М а р к о в н а (ему). Идите сюда! (Отводит его в сторону, шопотом.) Смотрите за этой глупой старухой — она предлагает отравить старика, у неё есть мышьяк — вы поняли?

М а с т а к о в. Час от часу не легче!

С о ф ь я М а р к о в н а. Уходите! Уведите её…

М а с т а к о в (уходя). Идём, Захаровна…

С о ф ь я М а р к о в н а (Девице). Садитесь.

Д е в и ц а. Ничего.

С о ф ь я М а р к о в н а. Садитесь, я вас прошу.

(Девица, улыбаясь, садится в кресло, ощупывает его.)

С о ф ь я М а р к о в н а. Послушайте! Ваш… покровитель…

Д е в и ц а. Братец. Старец.

С о ф ь я М а р к о в н а. Он хочет погубить хозяина этого дома. Вы знаете это?

Д е в и ц а. Знаю. Как же…

С о ф ь я М а р к о в н а. А вы — тоже хотите этого?

Д е в и ц а. Мне — что? Мне здешний хозяин чужой человек…

С о ф ь я М а р к о в н а. Вам не жалко его?

Д е в и ц а. Родных не жалеют, не то что…

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы — женщина?

Д е в и ц а. Девица я. А что?

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы — молодая, вам долго жить…

Д е в и ц а. Как бог даст.

С о ф ь я М а р к о в н а (вскочив, ходит по комнате, в отчаянии шепчет). Не умею… не могу! О, боже мой… Не могу!

Д е в и ц а (с улыбкой). Платьице-то на вас какое… И сапожки тоже…

С о ф ь я М а р к о в н а (подошла к ней). Я хочу просить вас уговорите вы старика не делать зла человеку!

Д е в и ц а. Несговорчив он…

С о ф ь я М а р к о в н а. Какая вам польза разрушать жизнь? Разве вы судья людям? Разве мы судьи друг другу?

Д е в и ц а. А — как же? Судим. Меня судили…

С о ф ь я М а р к о в н а (упавшим голосом). Да? За что?

Д е в и ц а. За ребёночка. Я в коровнике родила, а холода были в ту пору, он и задохся на морозе… Сказали — я сама удушила… засудили.

(Софья Марковна снова ходит по комнате.)

Д е в и ц а. Вы скорее говорите, что надо, а то старец не любит, когда я отхожу…

С о ф ь я М а р к о в н а (подходя к ней, разбитая, жалобно). Я всё сказала вам, — мне нечего говорить. Я — не умею! Я прошу у вас помощи уговорите старика не делать зла здесь! Я дам за это денег сколько хотите!

Д е в и ц а (недоверчиво). Мне?

С о ф ь я М а р к о в н а. Да, да, — вам!

Д е в и ц а. Отнимет он.

С о ф ь я М а р к о в н а. Уйдите от него!

Д е в и ц а. Куда? Он найдёт. Он — упрямый. Нет, уж коли вы мне дадите деньги-то, тогда надо иначе что-нибудь делать…

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы — женщина…

Д е в и ц а. Девица я.

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы должны пожалеть человека!.. Будьте же доброй…

Д е в и ц а. Ой, барыня, больно дорого нашей сестре доброта обходится! Была я разок добра — девятый год кляну себя за это, дуру…

С о ф ь я М а р к о в н а. Мы все несчастны…

Д е в и ц а (оглядывая её). Ну, не все… Где же все? (Думает вслух.) Конешно, если секрет ваш в моих руках, вы меня не обидите… Хоша… (Пристально, с улыбкой смотрит на неё.) Окормить можно…

С о ф ь я М а р к о в н а (нетерпеливо). Кого?

Д е в и ц а. Всякого. Хоша — с деньгами можно далеко уйти… Я бы ушла. А он — пожил на свой пай, старец-то…

С о ф ь я М а р к о в н а. Он плохо обходится с вами?..

Д е в и ц а. Ну… разно!

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы ему — чужая?

Д е в и ц а (вздохнув). Собака я ему. Пристала по дороге собака, идёт. Нужна — ласкают, надоела — бьют. Все добры по нужде, а по своей воле звери. Хозяин-то — любезный ваш?

С о ф ь я М а р к о в н а. Он — хороший человек.

Д е в и ц а. Все хороши, когда просят. Ну, что ж, надо мне идти!

С о ф ь я М а р к о в н а. Вы мне поможете, да?

Д е в и ц а. Видно, надо помочь.

С о ф ь я М а р к о в н а. Я была уверена, что у вас доброе сердце!

Д е в и ц а. Баба, ну, и сердце бабье. Пойду… Надо со старушкой вашей потолковать…

С о ф ь я М а р к о в н а (беспокойно). Вы с ней… осторожно! Она не совсем в своём уме.

Д е в и ц а. В старости все так. Она — хорошая старушка однако… Барыня, что я попрошу вас!

С о ф ь я М а р к о в н а. Что такое? Пожалуйста!

Д е в и ц а (нищенски). Нет ли у вас платьишка, обносочка какого? И сапожки бы! Платьишко-то особо хорошо бы мне — вроде бы того, что на вас. Очень уж ловконькое…

С о ф ь я М а р к о в н а (изумлённо). Да ведь вы… ведь вам… Хорошо, я найду для вас платье, не одно… И ботинки…

Д е в и ц а. Во-от! Уж я так-то благодарна буду…

Т а н я (входит). Эта зачем здесь?

С о ф ь я М а р к о в н а. Подожди, Таня!

Д е в и ц а. Дочь его?

С о ф ь я М а р к о в н а. Да.

Д е в и ц а. А кудрявый — сын?

Т а н я. Что ей надо?

С о ф ь я М а р к о в н а. Молчи, Таня, прошу тебя!

Д е в и ц а. Вот как — сын да дочь! Ой, барыня, не легко, чай, тебе! Видно, бабье сердце и у тебя плохо свою выгоду понимает.

(Ушла.)

Т а н я (удивлённо). Что такое? Что такое она говорит? Она гадала вам?

С о ф ь я М а р к о в н а (торопливо). Да, да, гадала! Что с тобой? Ты взволнована?

Т а н я (растерянно). Я не знаю что, я боюсь! Захаровна бормочет о каком-то несчастии…

С о ф ь я М а р к о в н а (испуганно). О несчастии? Каком?

Т а н я. Ах, я не знаю… Она всегда дразнит меня, пугает… Здесь жить нельзя… Павел влюбился в вас…

С о ф ь я М а р к о в н а. Не говори чепухи!

Т а н я. Конечно! Оттого он и злится. Влюблённые всегда злятся. Он целует ваши перчатки… Вы бы надрали уши ему.

С о ф ь я М а р к о в н а. Подожди… Какая путаница!

Т а н я. Нет… Я ничего не понимаю, сегодня такой день — ужасно! Это удивительно — я училась в гимназии и ничего не понимаю, а Захаровна неграмотная, а всё понимает! О каком несчастии говорит она?

С о ф ь я М а р к о в н а (гневно). Она глупая старуха! Я сейчас скажу ей это!

(Идёт к двери.)

Т а н я. Не уходите! Я хочу спросить… Убежала… Так не солидно. (Перебирает вещи на столе, напевая.) Он прискачет на белом коне, Стукнет шпагой в окно ко мне…

П а в е л. Где вотчим?

Т а н я. Не знаю. Паша, отчего у нас сегодня так беспокойно?

П а в е л. Дремать тебе мешают? Ведь ты не живёшь, а дремлешь.

Т а н я. А что значит — жить? Целовать дамские перчатки?

П а в е л. Это кто целует перчатки?

Т а н я. Ты.

П а в е л. Дура!

Т а н я. Не смей ругаться!

П а в е л. Тебя бить надо!

Т а н я. Ступай вон!

П а в е л. Сама убирайся к чорту!

Т а н я (сквозь слёзы). И уйду… Дрянь!

П а в е л. Клякса! Мякиш!

(Оставшись один, сердито ходит по комнате, закуривает. Вдруг — остановился, вслушиваясь, осторожно подвигается к окну.)

С т а р и к (за окном). Ласкам ихним не верь. Всяк милостив будет, коли его за горло взять.

(Павел, оглядываясь, растерянно улыбается, ерошит волосы, снова слушает.)

С т а р и к. Я его знаю, он и молодой таков был…

М а с т а к о в (входит, смотрит на Павла, идёт к нему, тот не слышит шагов. Кладёт Павлу руку на плечо). Ты что?

П а в е л (отскочив). Ничего…

(Смотрит на отчима со страхом и идёт к двери. Мастаков выглянул в окно, быстро оборачивается к нему, протягивая руку.)

М а с т а к о в. Павел… Паша…

(Павел ушёл, громко хлопнув дверью.)

М а с т а к о в. Знает!.. Ну что ж…

Занавес

 

 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 

 

Лунная ночь, очень светло. Задний фасад старого дома. На ступенях чёрного крыльца сидят З а х а р о в н а и Т а н я, выше — в двери — Д е в и ц а, она что-то жуёт. Налево решётка сада, с калиткой в ней. Слева от крыльца освещённое окно кухни, справа — окна комнаты Мастакова, под ними широкая скамья.

 

Т а н я. Ну?

З а х а р о в н а. Ась?

Т а н я. Рассказывай!

З а х а р о в н а. Задумалась я чегой-то… Вот, значит, любила я трёх…

Т а н я. Троих.

З а х а р о в н а. Ну, ладно, троёх. И так можно сказать, от этого не прибудет, не убавится. Мужа я тоже любила, очень жалела! Омману его с кем, и так-то ли жалко станет мужика, — беда! Даже — плакала. Бывало — думаешь: «Ах ты, милый мой, ты мне веришь, ты меня любишь, а я тебя омманула, с другим поиграла…» и так-то ли залюбишь, заласкаешь его…

Т а н я. Разве это хорошо?

З а х а р о в н а. Погоди, сама узнаешь.

Т а н я. Все так делают?

З а х а р о в н а. Поди — все, которые побойчее. Я бойкая была.

Т а н я. А кто у тебя первый был?

З а х а р о в н а. Землемер, межевщик. Гладенький такой, как мышь. А у меня двое братьев было, строгие. Как он меня, девушку, испортил, повезли они его рыбу лучить да и утопили…

Т а н я (задумчиво). Как ты говоришь… не страшно…

З а х а р о в н а. Чего?

Т а н я. О страшном говоришь, а — не страшно.

З а х а р о в н а. Я не о страшном, а про любовь.

Т а н я. Жалко тебе было его?

З а х а р о в н а. Кого?

Т а н я. Ах! Землемера, конечно.

З а х а р о в н а. Ревела. Молода ещё была, жалостлива. Наше бабье дело жалостливое — назначено нам мужиков любить, ну, и любим. Иной раз — не любовь, а казнь, ну — иначе нельзя! Одного — жалко, другого — боязно, третий — хорош удался, всех и любишь.

П а в е л (в двери, сзади Девицы). Опять ты, старая ведьма, разговоры эти завела? А тебе, Татьяна, не стыдно? Ну — погодите!

(Исчезает.)

З а х а р о в н а (шутит). Ой, напугал! Во всех углах он, как нечистый дух. Опять про это! А — про что мне? Я — неучёная, кроме своей жизни, ничего не знаю…

Т а н я. Меня стыдит, а у самого любовница в городе.

Д е в и ц а. Сами стыд творят, а нас судят за это.

З а х а р о в н а. Спит бродяжка твой?

Д е в и ц а. Лежит.

Т а н я (Девице). Ты гадаешь?

Д е в и ц а. Это как? На картах?

Т а н я. Я не знаю — на картах, по руке…

Д е в и ц а. Что ты, барышня, это грех! Я ведь не цыганка.

Т а н я. А как же давеча Софье Марковне гадала?

Д е в и ц а. И не думала!

З а х а р о в н а (тревожно). Это они так — беседовали…

Т а н я. Неправда! Мне сама Софья Марковна сказала. Вы что-то скрываете от меня…

З а х а р о в н а. Ну, полно-ка, господь с тобой! Что от тебя, умненькой, скроешь? Ты сама обо всём догадаешься.

С т а р и к (вышел на крыльцо). О чём беседа?

З а х а р о в н а. Бабьи погудки, курицы да утки, как коров доить, как парней любить…

С т а р и к. Стара ты будто для шуток этих.

З а х а р о в н а. Я смолоду шутливо живу.

Т а н я. Что он тут распоряжается? Удивительно!

С т а р и к. И девицу не хитро учишь, слышал я речи твои поганые…

З а х а р о в н а. Девушка не цыган, зачем ей хитрость? Ей не лошадями торговать…

Т а н я. Ты что тут распоряжаешься, скажи, пожалуйста?

З а х а р о в н а. Ты бы, строгий, рассказал нам чего-нибудь…

С т а р и к. Я до сказок не охоч.

З а х а р о в н а. А ты — правду!

С т а р и к. Правда — не забава.

(Сходит с крыльца, остановился, поглядел в небо, идёт вдоль решётки сада.)

Т а н я. Противный какой! Распоряжается, как дома…

З а х а р о в н а. Танюша, поди, милая, спать, а? Пора уж!

Т а н я. Не хочу!

З а х а р о в н а. Ну… принеси мне шаль, а то — холодно старухе! Сходи, Таня, пожалуй!

Т а н я. Ладно… лиса!

(Ушла.)

З а х а р о в н а (тихо Девице). Ну — как же?

Д е в и ц а. Уж больно много сулите вы…

З а х а р о в н а. Кто это — мы? Кроме меня, и знать ни душа не будет.

Д е в и ц а. А — барыня? Она тоже просила об этом.

З а х а р о в н а (испуганно). Просила? Полно-ка!

Д е в и ц а. Да уж так!

З а х а р о в н а (беспокойно). Ах, ты, господи… Послушай, ведь в этом счастье твоё… Ты слушай меня, старуху…

П а в е л (выходит из кухни). Не слушай её, молодых слушай!

Д е в и ц а. Молодым верить погодим.

П а в е л. Пойдём в сад со мной?

Д е в и ц а. Боюсь я тебя.

П а в е л. Чем я страшней других?

Д е в и ц а. Кудряв больно.

П а в е л. Идём, ну?

Д е в и ц а. Что ж, можно…

З а х а р о в н а. О, господи… И ничего не можешь, ничем не помешаешь…

С т а р и к (идёт, заглядывая в сад). С кем это она?

З а х а р о в н а. С хозяйским сыном.

С т а р и к. Мм… Лошадь! Чего не спишь?

З а х а р о в н а (вставая). А ты?

(Старик, не ответив, присел на лавку под окнами. Захаровна, сердито посмотрев на него, ушла в кухню.)

М а с т а к о в (в окне). Антон!

С т а р и к (вздрогнул, но не встал, не обернулся). Чего?

М а с т а к о в. Что же будет?

С т а р и к (не глядя на него). Сотряс я твою жизнь, Гусев, во прах сотряс, а?

М а с т а к о в. Чему радуешься, подумай!

С т а р и к. Ты — года гнездо каменное строил себе, а я — в один день всё твоё строение нарушил!.. Кто сильнее — ты, богач, аль я — бездомный бродяга, кто?

М а с т а к о в. Чего тебе надо, чего? Неужели только казнить меня?

С т а р и к. А ты вот тресни меня по голове, сверху-то тебе ловко это…

М а с т а к о в. Подумай — около меня до трёх тысяч человек кормится…

С т а р и к. И тебя не будет — прокормятся! Народ хозяина найдёт!

М а с т а к о в. Я — значительный человек…

С т а р и к. Это — в людях. А перед богом — значителен?

М а с т а к о в. О том богу судить, а не тебе.

С т а р и к. И не тебе тоже.

М а с т а к о в. Чего ты хочешь?

С т а р и к. Дай подумаю… потом скажу. Вон — приятель твой идёт, пьяница этот…

Х а р и т о н о в (заспанный, измятый, идёт из сада, увидав издали Мастакова в окне). А я прилёг вздремнуть в беседке, да и — того. Вдруг слышу голоса… м-да… Открыл глаза, гляжу на часы, а уж около полуночи! Стало быть, я здесь ночую…

(Мастаков исчез.)

Х а р и т о н о в. Вежливо! (Присел на крыльцо, позёвывая.) Ну, что же, старче, ходишь, бога хвалишь, кур воруешь?..

С т а р и к. В похвале нашей бог не нуждается, ему покаяние нужно.

Х а р и т о н о в. Покаяние? Гмм… А ежели мне не в чем каяться?

С т а р и к. Врёшь!

Х а р и т о н о в (рассердился). Ты что как говоришь, старый пес? Я с тобой вежливо, а ты…

С т а р и к (встал и идёт на крыльцо). Пусти… Ну!

Х а р и т о н о в (невольно отодвигаясь). Постой, да ты чего это…

(Старик прошёл мимо него, задев его полой.)

Х а р и т о н о в (встряхиваясь). Ах ты, негодяй, а?

(Павел идёт из сада оживлённый, за ним — Девица.)

Х а р и т о н о в. Что это за старичишка дерзкий явился тут у вас?

П а в е л. Он вотчима давно знает…

Х а р и т о н о в. Ну, так что? И я его давно знаю!

П а в е л. Ещё в молодости…

Х а р и т о н о в. В молодости? Ну?

П а в е л. Приятелями были…

Х а р и т о н о в (задумчиво). Так… Мм… Это он сам сказал?

П а в е л. Она вот…

Х а р и т о н о в (присматриваясь к Девице). Она? А отчего это не спят все?

П а в е л. Яков спит.

Х а р и т о н о в. Где?

П а в е л. У меня.

Х а р и т о н о в (помолчав). Квасу бы выпить или чаю…

П а в е л. В столовой самовар кипит.

Х а р и т о н о в. В полночь-то? Гм…

(Встал, идёт в кухню, манит Павла за собою, Павел неохотно следует за ним. Девица стоит у крыльца, мечтательно улыбаясь. Из кухни выглянула Захаровна.)

Д е в и ц а. Поди-ка сюда!

З а х а р о в н а. Что?

Д е в и ц а. Посиди со мной…

З а х а р о в н а. Спать пора.

Д е в и ц а. Ничего, посиди! (Помолчав.) Паренёк-то этот…

З а х а р о в н а (тревожно). А что?

Д е в и ц а. Хорош. Ласковый.

З а х а р о в н а. Он что тебе говорил?

Д е в и ц а. Так, разное…

З а х а р о в н а. А всё-таки?

Д е в и ц а. Ну, сама знаешь, что девицам говорят.

З а х а р о в н а. О, господи Исусе… Да ты… (Сдержалась.) Ты с ним много не болтай про вотчима-то…

Д е в и ц а. Больно мне нужно.

З а х а р о в н а. То-то!.. Он ещё глуп…

Д е в и ц а (вздохнув). Молоденький…

П а в е л (кричит из дома). Захаровна!

З а х а р о в н а. Иду… Эх, досадушка моя…

С т а р и к (из окна). Марина!

Д е в и ц а. Чего?

С т а р и к. Ты тут?

Д е в и ц а. Ну да.

С т а р и к (вышел на крыльцо, оглядывается). О чём с парнем говорила?

Д е в и ц а. Имя спрашивал, сколько лет мне, откуда я… Слушай-ко…

С т а р и к. Ну, что?

Д е в и ц а. Брось-ка всё это…

С т а р и к (настораживаясь). Бросить? Зачем?

Д е в и ц а. Возьми с них денег побольше да и ладно! А то запутают они нас.

С т а р и к (помолчав). Тебе жалко их, что ли?

Д е в и ц а. И жалко. Они — смирные. Живут — хорошо, всё есть… Три коровы, лошади, до полуста кур, гуси… Свиньи тоже…

С т а р и к (спокойно). Дура!

Д е в и ц а (помолчав). Слушай-ко…

С т а р и к. Ещё что?

Д е в и ц а. У тебя сила на них, вот ты бы велел хозяйскому-то сыну замуж меня взять… Я бы с ним жила, а ты — при нас. Я тебя не обижу…

С т а р и к. И опять дура!

Д е в и ц а. Что ты заладил — дура да дура? Гляди — сам не дурак ли. Вот они дадут тебе порошок выпить, ты и кончишься.

С т а р и к (оживлённо). А хотят дать?

Д е в и ц а. Это я к примеру сказала. Я не знаю, кто чего хочет. А извести человека — трудно ли?

С т а р и к (ухмыляясь). Больше ничего нет у них против меня. Нечем отбиться им, нечем! Тут — цепь, на цепи они! Звено за звеном! Грех плодовит… Ага-а?

Д е в и ц а. Бросить бы всё, да взять с них рублей тыщу… А то десять тысяч, а? Слушай-ко…

С т а р и к (весело). Значит — извести меня хотят они? Решили?

Д е в и ц а. Разве я это говорю? Я этого не сказала.

С т а р и к. И не говори, не надо! Это — барынькина затея! Ишь ты, змея! Ох, вредная она… (Строго.) Ты у меня — гляди! Слова ихнего не забывай! Перемигнутся — и то запомни!

Д е в и ц а. Запутают они… Их — много. Старушка тут… старушка тоже догадливая… Она — умная…

С т а р и к. Молчи, идут! Подь-ка сюда…

(Уводит её за угол дома. На крыльцо выходят озабоченный Харитонов и Захаровна, растерянная.)

Х а р и т о н о в. И здесь нет его… Куда ж это он скрылся, жулябия, а?

З а х а р о в н а. Не надо эдак… Бог даст, обойдётся…

Х а р и т о н о в. Что — обойдётся?

З а х а р о в н а. А старичок этот…

Х а р и т о н о в. Старичок? А — кому надо, чтоб он обошёлся?

З а х а р о в н а. Всем надо, Яким Лукич.

Х а р и т о н о в. Постой, постой! Мне, например, не надо, мне — чорт его дери!..

З а х а р о в н а. Ну, как же не надо? Ходит злой человек…

Х а р и т о н о в. Злой? Слушай, старуха, что такое, происходит у вас, а?

З а х а р о в н а. Не знаю я…

Х а р и т о н о в. Врёшь!

З а х а р о в н а. Не обижай меня, Яким Лукич, я — старая, глупая…

Х а р и т о н о в. В старости и врут больше всего.

З а х а р о в н а. Поговорил бы ты с Иваном-то Васильичем по душам. Ты — мужчина…

Х а р и т о н о в. Нет, ты мне скажи…

(Из-за угла идут Мастаков и Софья Марковна, одетая в дорогу.)

Х а р и т о н о в. Это вы куда собрались, на ночь глядя?

С о ф ь я М а р к о в н а. Я еду домой, а Иван Васильевич провожает меня.

М а с т а к о в. До экипажа только. Не убегу.

Х а р и т о н о в (негромко). Кум…

М а с т а к о в. Что?

С о ф ь я М а р к о в н а. Идёмте. До свиданья, Аким Лукич.

Х а р и т о н о в (загораживая ей дорогу). Погодите, полковница! Вам известно, что я Ивану многим обязан и вообще — благодарен… Что случилось, а? Ведь я вижу…

М а с т а к о в (глухо, с усмешкой). А случилось, Яким…

С о ф ь я М а р к о в н а (с досадой). Ах, боже мой! После скажете…

М а с т а к о в. После чего? Был у меня в молодости…

С о ф ь я М а р к о в н а. Несчастный случай…

М а с т а к о в. Был я в молодости осуждён и сослан… на поселение, а оттуда — бежал…

Х а р и т о н о в (изумлён). Ты? Шутишь! Шутит он?

М а с т а к о в. Настоящая фамилия моя Гусев, а зовут меня — Митрий…

Х а р и т о н о в. Да не может быть!.. Ну, брат, это… уж я не знаю что…

М а с т а к о в. Старик этот знал меня в то время…

Х а р и т о н о в. Вот оно что! Ч-чорт! Что же… Много просит старик, а?

М а с т а к о в. Ничего не просит. Донести он хочет на меня.

Х а р и т о н о в. Донести? Ого…

С о ф ь я М а р к о в н а. Аким Лукич, я убедительно прошу вас молчать об этом…

Х а р и т о н о в (подавлен). Господи — я же не дурак…

С о ф ь я М а р к о в н а. Ведь вы не захотите поссориться со мной да?

Х а р и т о н о в. Эх, полковница…

С о ф ь я М а р к о в н а (значительно). Итак — вы молчите? А я завтра же начну хлопотать по этому делу…

М а с т а к о в. О чём тут хлопотать?

Х а р и т о н о в. Н-ну, история…

М а с т а к о в. Скажи, Яким, — можно меня простить?

Х а р и т о н о в. Да ведь я… что же я…

М а с т а к о в. Веришь ты в невиновность мою?

Х а р и т о н о в. Если бы я решал… Простить… я же ничего не знаю, не понимаю! И, главное, не я тут решаю, а множество людей! Газеты, знаешь… Ежели одному простить — все взвоют: а мы? Вот в чём дело!

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, довольно, Аким Лукич. (Мастакову.) Идёмте!

М а с т а к о в. Сейчас…

Х а р и т о н о в. Вы не сердитесь, полковница. Разве я что-нибудь разрешаю? Я просто хочу сообразить. Все заорут: и нас простите… Тогда такая юрунда начнётся… Вы меня в город не возьмёте?

М а с т а к о в. Ты хотел остаться ночевать?

Х а р и т о н о в. Могу и ночевать… что же? Где это Яков?.. Яша!

(Поспешно идёт в кухню.)

С о ф ь я М а р к о в н а. Зачем вы сказали ему, зачем? Ведь я убеждала вас!

М а с т а к о в. Хочу в мыслях моих утвердиться. Вот — видели? Кум, приятель, а — как испугался, а? Да ещё я ему про каторгу не сказал…

С о ф ь я М а р к о в н а. Пустой человек. Если он… он не может сделать ничего дурного вам!

М а с т а к о в. Потому, что у вас его векселя? Захочет — сделает. Бывший друг — злейший враг.

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, довольно! Завтра утром вы приедете в город, завтра же сделаем заявление прокурору…

М а с т а к о в. Что мне прокурор? Мне — перед вами стыдно.

С о ф ь я М а р к о в н а. Оставьте это! Вы должны помнить, что я люблю вас, люблю и буду защищать…

(Мастаков молча целует руки ей.)

С о ф ь я М а р к о в н а. У меня есть связи, есть деньги, и главное с вами моё сердце. Я не отдам вас этому старику на истязание. Он считает себя мстителем, он — страдал! Ненавижу страдание. В нём нет правды, нет! Дорогой мой, — больше спокойствия, и верьте в меня. Не отдам вас… Вы слышите?

М а с т а к о в. Вышло так, что я обманывал вас, самого близкого человека…

С о ф ь я М а р к о в н а (сердито). Довольно же! Надо больше верить в людей…

М а с т а к о в. Я знаю их лучше вас.

С о ф ь я М а р к о в н а. Они добрее, чем вы думаете…

М а с т а к о в. Все меряют жизнь своим горем, все к чужому глухи. Все живут обидами, и каждый ищет — кому отомстить за обиду свою… Нет, я пропал! Я спокойно говорю — я пропал!

С о ф ь я М а р к о в н а. Дайте руку… На счастье! Милый, мы победим…

М а с т а к о в. Софья Марковна — поцелуйте меня, Христа ради!

С о ф ь я М а р к о в н а. Что за глупости? При чём тут — Христа ради?

М а с т а к о в. Господи… как бы любил я вас… Как бы жили мы…

(Обнялись крепко. Из кухонной двери на них смотрят Харитонов и Яков, очень испуганный.)

С о ф ь я М а р к о в н а. Ну — я еду! Держите себя в руках, милый! Завтра — увидимся. Помните о Захаровне, не спускайте глаз с неё понимаете? Это — удивительный человек… Ну, проводите меня до лошадей. Милый мой — я понимаю, как вам трудно, но — надо уметь защищаться. Помните: вас ждёт счастье. Я это знаю, это в моих руках, клянусь вам! Ведь вы любите меня, да? Да?

М а с т а к о в. Сердце вы моё милое…

С о ф ь я М а р к о в н а. Старик — замучен, он больной, болен от злобы, неизлечимо болен. Он может только страдать, он ни на что не способен, кроме этого; страдание для него профессия, мастерство. О, таких людей много! Они любят страдание, потому что оно даёт им право мстить, право портить людям жизнь. Нет людей самолюбивых более, чем несчастные…

М а с т а к о в. Так ли? Не знаю. Вот я — несчастен. А разве я люблю себя? Не умею. Нет, бросьте всё это, не говорите. Прощайте! Какой радостью были вы для меня!

С о ф ь я М а р к о в н а. Была? Почему же была? Разве вы…

(Уходят. Харитонов с Яковом тихо спускаются с крыльца.)

Я к о в. Значит — теперь Павел хозяин?

Х а р и т о н о в. Иди, ищи лошадь! Надо скорей уехать…

Я к о в. А может, с Павлом я скорей сойдусь насчёт Татьяны…

Х а р и т о н о в (задумчиво). Н-нда?.. Попробуй! Теперь, по случаю срама, приданого можно взять гораздо больше — понял? Нет — каков случай? Ф-фу! И вдруг меня коснется что-нибудь, а? Ну, чего торчишь? Иди, ищи лошадь…

(Ходит по двору, закуривает, что-то говорит про себя. В окне кухни — Павел, осматривает двор.)

П а в е л. Яким Лукич…

Х а р и т о н о в (негромко). Ну, что?

П а в е л. Странника нет на дворе?

Х а р и т о н о в. Нет.

П а в е л. И здесь нет. Куда же он пропал?

Х а р и т о н о в. Черти утащили. Подь-ка сюда…

П а в е л (выходя на крыльцо). А полковница уехала?

Х а р и т о н о в. Слушай, Пашук… Гмм… Конечно, пасынок вотчиму, как и сын отцу, — не воевода… но однако, ежели дело касается економического вопроса, тут — уж ни родства, ни дружбы не соблюдается. Это вроде игры в стуколку… Гмм… да, так вот — ты понимаешь, что в доме у вас неблагополучно?..

П а в е л (насторожился). А что?

Х а р и т о н о в. Вообще — чувствуешь?

П а в е л (подозрительно). Вы о чём?

Х а р и т о н о в. Например — о старике этом, о страннике…

П а в е л. Ну, так что?

Х а р и т о н о в. А вот что: ты на моих глазах рос… и такое прочее… Значит — я имею к тебе чувства… заботит меня твоя судьба…

П а в е л (усмехаясь). Первый раз слышу.

Х а р и т о н о в. Первый? Н-да… Ну, когда-нибудь надо же начало положить!.. Я старше тебя, лет эдак на двадцать пять… я могу тебя поучить…

П а в е л. Поучите… что же…

Х а р и т о н о в. Ты не усмехайся… погоди! Я, может, такое скажу тебе, что у тебя ноги подогнутся…

П а в е л. Про вотчима?

Х а р и т о н о в. Видишь ли — все мы одного плетня колья… и, значит, должны друг друга поддерживать — так?

П а в е л. Ну, так!

Х а р и т о н о в (прислушиваясь). Стой… Татьяна идёт… Ей эти дела не надо знать! Пойдём-ка в сад, поговорим.

(Из кухни идут Таня и Захаровна. Харитонов оглядывается на них.)

Х а р и т о н о в. Запоздал я, заспался, а у меня завтра в городе рано утром дела…

(Ушёл.)

З а х а р о в н а. Ну, куда ты? Спать пора!

Т а н я. Никто не спит — видишь? Нянька, скажи мне — что такое делается у нас?

З а х а р о в н а. Ничего не делается,

Т а н я. Неправда!

З а х а р о в н а. Ночь светлая, вот и не спит никто.

Т а н я. Неправда!

З а х а р о в н а. Как это — неправда? Сама видишь — никто не спит, и ты не спишь…

Т а н я. Ты думаешь — ты хитрая?

(Выстрел за садом.)

Т а н я. Ой, что это? Ты слышишь!.. Вот — я чувствовала…

З а х а р о в н а (с досадой). Да что ты чувствовала? Степаныч воров пугает, а ты…

Т а н я. Воров? А чему Павел радуется? Это нехорошо, если Павел весёлый, — уж я знаю!

(Из-за угла дома поспешно идёт Старик.)

С т а р и к. Кто это стреляет?

З а х а р о в н а. Сторож.

С т а р и к. Стрелять — нельзя!

З а х а р о в н а. У нас — можно, мы за городом живём…

Т а н я (строго, но всё-таки тревожно) И — это не твоё дело, кто стреляет!

С т а р и к. Ты, девушка, моих дел не знаешь. А узнаешь восплачешь…

З а х а р о в н а (торопливо, примирительно). В постройке ночуют босяки, жулики разные — вот он и стреляет, чтоб они знали…

Т а н я. Ты как смеешь, старичишко…

С т е п а н ы ч (бежит, задыхаясь). Эй, идите… Захаровна — скорее… Иван Васильич убился!

Т а н я (кричит). Вот! Вот — видишь?..

(Бежит в дом.)

З а х а р о в н а (за ней). Стой!.. Господи…

С т е п а н ы ч. Захаровна — воды надо, полотенцев…

С т а р и к (бегая по двору). Марина — где ты?.. Ма-рина-а!

П а в е л (бежит из сада). Нянька, скорее! Степаныч, в город, за доктором…

С т а р и к (убежал в кухню). Марина…

Х а р и т о н о в (из сада). Как это он?

С т е п а н ы ч. Нечаянно. Взял у меня ружьё — что ты, говорит, не почистишь его, ржавое всё? Отошёл несколько, а оно и выстрелило, да прямо в рот ему…

Х а р и т о н о в. В рот? Ох…

С т е п а н ы ч. Так всю голову и снесло, одна шея осталась, ей-богу…

П а в е л. Запрягай…

С т е п а н ы ч (бессильно опускаясь на крыльцо). Да чего же тут какой тут доктор!

Х а р и т о н о в. Павел — идём! Где Яков?

П а в е л. Я боюсь… Идём, Степаныч…

С т е п а н ы ч. Да чего же… куда же уж… Вот те и хозяин! А какой ведь был человек…

П а в е л. Попадёт тебе за ружьё…

С т е п а н ы ч. Ну… чего уж… пускай!

(Ушли. Из кухни выбегает Старик с палкой и котомкой в руках, за ним Девица, тоже с котомкой.)

С т а р и к (бормочет). Ах ты, глупый, ах, хитрый…

Д е в и ц а. Я тебе говорила…

С т а р и к (трясётся). Надень котомку мне… Ах, еретик!

Д е в и ц а. Что теперь будет с нами?

С т а р и к. Уходить надо, изобьют! В город надо. Там — не найдут. Живее, ты! Всё ли взяла?

Д е в и ц а. Чего брать-то? Говорила я — запутают они!

С т а р и к. Молчи! Струсил… испугался он…

Д е в и ц а. Не так надо было…

С т а р и к. Молчи, говорю…

(Захаровна и Таня с полотенцами и ведром воды.)

З а х а р о в н а (кричит). Ну, что, старый пёс, казнил человека?

Т а н я. Его задержать надо!

З а х а р о в н а. На что? Полно-ка!

(Убежали.)

Д е в и ц а (со слезами). Да возись ты скорее! Какая выгода нам? А взять бы с них…

С т а р и к. Идём, Маринушка, идём!

Д е в и ц а. Зря вышло… Перемучил ты его, перемучил, вот…

С т а р и к. Господь лучше нас знает, что вышло! (Крестясь, идёт в сад.) Там дыра есть в заборе, мы с тобой в дыру…

Д е в и ц а. Догонят они нас…

С т а р и к. Не до того им! Ну, идём с богом, скоренько… Ах, еретик, а? Покарал господь, ага! (Грозит палкой дому.) Насорил вас господь на земле, окаянных, насорил червей… Сметёт он вас в геенну рукою моею, сорьё… хлам червивый!

Д е в и ц а (толкая его). Иди-и уж! Тоже — праведник! Обманул меня…

С т а р и к. Ты — погоди!.. Ты….

Д е в и ц а. Прежде чем божьи-то дела устраивать, свои бы устроил, старый пёс…

С т а р и к. Маринушка…

Д е в и ц а. Обманул ты меня… «Большими кораблями поплывём отсюда»… Вот — поплыли! Эх, ты-и…

С т а р и к (бешено). Молчи, девка!

Д е в и ц а. Чего орёшь? Не боюсь я тебя!

С т а р и к. Гляди!

Д е в и ц а. Чем ты меня удержишь теперь? Иди уж, пёс! Дура я… послушать бы мне добрых людей… Эх, дура!

С т а р и к (бормочет). Господи! Господи!

Занавес 1915 г.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано отдельной книгой в издательстве И.П.Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания; повидимому, не позднее 1921 года).

Пьеса «Старик», как указывал М.Горький, написана в 1915 году. Впервые поставлена 1 января 1919 года на сцене Государственного Академического Малого театра.

Как показывают машинописные копии с авторской правкой (Архив А.М.Горького) и режиссёрский экземпляр пьесы, хранящийся в музее Малого театра и датированный 23 октября 1918 года, первопечатный текст «Старика» в издании И.П.Ладыжникова воспроизводил первоначальную редакцию пьесы. По этому тексту пьеса печаталась позднее в собраниях сочинений М.Горького. Однако этот текст не является последним авторизованным текстом пьесы «Старик». В 1922 году «Старик» был опубликован в новой редакции в «Петербургском альманахе», Петербург — Берлин, 1922, книга первая. Но и эта редакция не была последней. В Архиве А.М.Горького хранится экземпляр отдельного издания пьесы в издании И.П.Ладыжникова, содержащий очень существенную авторскую правку и три авторских рукописных дополнения (одно к третьему и два — к четвёртому действиям). В этой последней редакции пьеса была напечатана одним из нью-йоркских издательств на английском языке в 1924 году под названием «Судья».

Пьеса «Старик» тесно связана с опубликованными в 1913 году публицистическими статьями М.Горького «О карамазовщине» и «Еще о «карамазовщине». В предисловии к указанному американскому изданию пьесы М.Горький писал: «В пьесе «Старик» я старался указать, как отвратителен человек, влюблённый в своё страдание, считающий, что оно даёт ему право мести за всё то, что ему пришлось перенести. Но если человек убеждён в том, что страдание даёт ему право считать себя исключительной личностью и мстить другим за свои несчастья, — такой человек, по моему мнению, не принадлежит к людям, заслуживающим уважения других. Вам это будет понятно, если вы представите себе человека, поджигающего дома и города только по той причине, что ему холодно!» (Архив А.М.Горького.)

Сохранилась следующая авторская характеристика действующих лиц пьесы: «М а с т а к о в — лет 40-45; светловолосый, бородатый, типичное лицо хорошего русского мужика. Неспокойная совесть вызывает у него неуверенность речи, осторожность движений. Но когда возбуждается — в сцене со Стариком страшен. Однако — ненадолго. В общем — добрый, мягкий человек. П а в е л лет 20-22. Лицо туповатое. Самолюбив, зол, глуп. Двигается тяжело, неловко. Т а т ь я н а — 17-19 лет. Милое, наивное лицо, одета просто и красиво. Избалована, капризна. З а х а р о в а — лет 60. Бодрая старуха, к людям равнодушна, но любит дом, в котором живёт, хозяйство, этим и объясняется её забота о людях. С т е п а н ы ч — лет 50. Тупой, равнодушный человек. С о ф ь я — 30-35 лет. Энергична, насмешлива, самоуверенна. Красива. Любит покровительственно относиться ко всем, как старшая. Х а р и т о н о в — лет 45-50. Живой, подвижный человечек с острой бородкой, с наклонностью к юмору и клоунаде, эксцентричен, говорит бойко. В общем неудачник и жуликоват. Я к о в — лет 25. Слащаво красив, глуповат. Одет, как приказчик модного магазина, — щёголь дурного тона. К а м е н щ и к — старый человек, о чём-то задумавшийся, о важном, может быть — о цели жизни, о боге. Живёт, как во сне. С т а р и к — лет 60-65. Одет в полумонашеское платье, — и длинный подрясник. Лицо злое, взгляд исподлобья. Движения гибкие, змеиные. Притворяется сутулым, но вдруг — выпрямится и страшен в ненависти к людям. Считает себя пострадавшим невинно и любит заставить людей страдать, любит мучить их. В этом — всё наслаждение его жизни. Мастер, художник страдания. В минуты возбуждения отвратителен и страшен, как всякий садист. В конце пьесы его поражает неудача мести, он чувствует себя проигравшим последнюю игру и боится, как бы полиция не привлекла его к делу о самоубийстве. В сцене с Софьей он сначала испугался, но быстро понял, что Софья не страшна, ибо неспособна отнестись к нему, как к вредному насекомому, не сможет раздавить. Д е в и ц а — тупое, животное лицо с неподвижными глазами. Жадна, чувственна, глупа. Держится почти неподвижно и мёртвыми глазами щупает все вещи, всех людей.» (Архив А.М.Горького).

Начиная с 1923 года, пьеса «Старик» включалась во все собрания сочинений.

Печатается по тексту отдельного издания И.П.Ладыжникова с правкой и рукописными дополнениями автора (Архив А.М.Горького).