Мост вздохов

МОСТ ВЗДОХОВ

(Из Томаса Гуда).

 

 

Drown’d! drown’d! (Утонула! утонула!)

ГАМЛЕТ.

 

 

Вот,— посмотрите! еще горемычная:

Знать, истомилася жизнью голодной!

В городе людном была она лишняя —

Так приютилася в Темзе холодной.

 

Бережно выньте страдалицу бедную,

Горя тяжелого жертву несчастную!

Тише бери ее, мертвенно-бледную,

Девственно-стройную, детски-прекрасную!

 

С трупа покрытого грубой холстиною,

Липкою грязью, да смрадною тиною

С грохотом льется вода….

Выньте ж скорей ее; но не с проклятьями

Выньте из волн,— и тогда —

Встретьте с любовью,— и будьте ей братьями!..

 

Не прикасайтеся к ней с омерзением;

С грустью гляди на нее,— не с презрением,

Иль отверни хоть лицо твое строгое!

Все ей оставилось, все ей простилося;

Если пятно на ней было, так смылося:

Много страдавшим прощается многое!

 

О, не судите ее! Это бедствие

Вашей же строгости страшное следствие,

Брата виновного судьи пристрастные!

Все миновалось — что прежде безславило

Жизнь ее горькую; смерть ей оставила —

Только невинное, только прекрасное!

 

Да; не взирая на все заблуждения

Дочери Евы,— поднимемте труп ее,

Братья!— и полные к ней снисхождения,

Тину зловонную снимемте с губ ее,

 

Да обовьем ее голову косами,

Иль обвернем полотном

Голову бедную с русыми косами,—

Вместо того, чтоб толпиться с вопросами:

Кто она? где ее дом?

 

Кто ж был отец ее? кто была мать ей?

Кто ее сестры? кто были братья?

Но кто бы ни были, где б они ни жили

Да вот помочь-то они не могли же ей!

Или быть может был кто нибудь ближе ей,

Сердцу дороже, желаннее, нежели

Все эти сестры, родители, братья?

 

Знать, это гордость твоя неприступная,

Нехристианская, мерзко-преступная —

Вот до чего довела!

Дело ты горькое! дело позорное!

Видишь вокруг себя домы просторные —

Нет тебе в них и угла!

 

Нынче не знают, что братство, что дружество;

Стало расчетом холодным супружество —

Все то опошлилось, все изменилось!

К детям любовь — стала пошлым обычаем,

Сына к родителям — только приличием,

И Провидение с гордым величием —

От человека совсем отчудилось!

 

Здесь, у моста с этой черною аркою,

Где полосою то тусклой, то яркою

Блещут огни с чердака до подвала:

Здесь, над рекой неприветливо-мутною,—

В городе людном чужой, бесприютною,

Не совладав с своей мыслию смутною,

Верно она неподвижно стояла…

 

Что же? страшна ли ей Темза холодная,

Темза с тяжелыми, мрачными барками,

Мост исполинский с тяжелыми арками?

Нет! ей страшна эта скорбь неисходная,

Вся эта жизнь с ее скорбною повестью!

Да и борьбу непосильную с совестью

Было сносить уж не в мочь!

Где бы то ни было, что бы то ни было,

Только б из мира ей прочь!

 

Кинулась!… страшное дело свершилося!

Что ж? если смерти она не страшилася —

Жить видно было страшней!…

Дайте дорогу развратнику низкому!

Пусть прикоснется к челу ее склизкому

Пусть он наклонится к ней….

Пристально, долго гляди на усопшую:

Пить ли захочешь — припомни утопшую

В Темзе холодной,— и пей!

 

Бережно выньте страдалицу бедную,

Горя тяжелого жертву несчастную!

Тише бери ее, мертвенно-бледную,

Девственно-стройную, детски-прекрасную!

Вот и из волн ее бедную вынули.

Прежде, чем члены совсем не остыли,

Братья,— душою смирясь,

Тихо смежим ее веки опухшие,—

Пусть эти тускло слепые, потухшие

Очи не смотрят на нас.

 

Сквозь оболочку свою тиноватую

Мертвенно очи блестят;

Словно на небо во всем виноватое,

Вечно-немое, ни кем непонятое,

С дерзкой угрозой глядят

 

Кончилась жизнь ее, мрачно суровая.

В вечном труде, нищете, нездоровая,

Всеми, всегда беспощадно гонимая,

И никогда-то никем нелюбимая —

Век свой она прожила

Сложим на грудь, истомленную битвою,

Руки крестом ей, как будто с молитвою

В вечность она отошла!….

 

Братья! сознаем теперь ее слабости,

Вспомним всю силу греха-искусителя

И представим несчастную благости

И милосердью ее Искупителя.