Владетель волшебного хрусталька
Автор: Коншин Николай Михайлович
Владетель волшебного хрусталька.
(Аллегорическая сказка)
—Трещит мороз; как днем свод неба ясен!
Огня в камин и трубки для гостей…
Сюда, друзья, охотники до басен,
До небылиц и были старых дней!
Садись в кружок; бросайте сабли, каски!
Вы любите послушать болтунов;
И мне мой дед, бывало, баял сказки:
У Русских век обычай был таков.
Вот рукопись, Бог весть, какого года!
Мой дед ее за бабушкою взял
В приданое, и бабушкина ж рода
Какой-то Мавр ту рукопись писал
В Аравии, где промысл вел торговой;
Был весельчак: вот все, что знаю я
От бабушки. Тетрадь, из слова в слово,
По-русски вам прочту, мои друзья! —
Сказал и сел полковник Глеб Угаров,
Солдат-мудрец, герой и хлебосол;
Уселась вкруг семья его гусаров,
И две свечи; поставлены на стол.
Был-жил старик, хотя и без старухи,
Но повесть я пишу и об одном,
Друзья мои, вы слушаете ж слухи:
Постылый бред о иначе-былом;
Вы терпите ж, когда острится тупость,
Иль модной франт вестями душит вас.
Оброчную отвесит каждый глупость,
И сказочкам откинет лишний час…
В Аравии, в краю событий странных,
Где Магомет писал закон мечем,
Вблизи однех развалин безымянных
Был-жил старик, зовомый Силачем.
Волшебные носились пустословья
О странностях и силе старика:
Силач сей был героем баснословья
Украшенным названьем чудака.
Одни его считали чудодеем,
Кто мистиком, кто просто дураком;
Мы смертные свободу врать имеем,
То каждый врал по-своему о нём.
Узнать его тянуло любопытство;
Я сблизиться с мудреным пожелал,
В упрямое пустился волокитство,
И наконец нашел, чего искал.
Но что ж нашел? Нашел я в нем искусство
Скрывать себя, и быть самим собой:
Безмолвным быв, будить живое чувство,
И изумлять улыбкою простой.
Колдун умел представиться великим,
И в колпаке с дурацким позвонком;
Казаться вдруг общественным и диким,
Безумствовать и удивлять умом.
И дружество в беседы наши вкралось,
И каждый день приветных больше слов,
И много раз, разжалобясь, казалось,
Готов он был сорвать с себя покров;
Видал я вдруг и вспыхнувшие розы:
На старцевых ввалившихся щеках,
И ласково блистающие слёзы
С доверчивой улыбкой на устах:
Но все опять мгновенно исчезало,
Как сонная в проснувшемся мечта,
И мрачное спускалось покрывало
На взор его, ланиты и уста.
Послушайте ж, какое чудо было:
Повечеру однажды оба с ним
Сидели мы безмолвно и уныло
Перед огнем; упрямый нелюдим
Был сумрачен; казалось, колебался
Отважиться на важный разговор;
Просиявал, но тотчас помрачался
Давно уже мне прорекавший взор
Обидные надежд моих потери
Вдруг на дворе раздался громкой клик;
Как вихрем вдруг отбило настежь двери,
И кто-то в дверь, и с воплем мой старик
К пришедшему накинулся на шею:
Отец, отец, рыдая, он вскричал,
Уже в глаза тебе глядеть я смею…
Невиданный, обняв его, молчал,
И шляпою, и мантии полою
Пришлец прикрыл лице свое; но что ж
Увидел я? Он держит под рукою
И с петлею аркан, и голый нож,
И кровь на нем… Предмет на госте каждый
Внушал в меня к нему какой-то страх.
Мне в жизнь мою случилося однажды
Сопутствовать разбойнику в цепях,
Влеченному на роковую плаху,
И зреть его мучительный конец;
Я и тогда набрался много страху:
Ио страх не тот внушал в меня пришлец…
Мне раз в лесу попались у дороги
Убийца и ободранный мертвец;
Я трусоват; от страха дай Бог ноги:
Но страх не тот внушал в меня пришлец…
То был не страх, но немощи сознанье:
Я навсегда т о чувство сохранил;
То был не страх, но самое страданье,
Тяжелая оцепенелость сил.
Не знаю, что случилось бы со мною,
Когда б старик не вышел тотчас с ним
На двор, в потьмах, где долго меж собою
Шептались и замолкли… Недвижим,
Я все сидел как прежде у камина;
Чего-то ждал, как ждут себе конца
Преступники… казалося, судьбина
По жизнь мою прислала пришлеца.
Я долго ждал: дрова уж угасали;
Вкруг разлило сомнительную мглу,
Лишь пламенные отблески мелькали
По кипам книг, наваленных в углу.
Молчало все; уже за полночь было;
Пропал старик; огня в камине нет;
Уже бежать мне в мысли приходило,
Как вдруг кругом раздался яркой свет;
Блестит стена, стоящая к востоку;
Огромный хор ударил по струнам;
Блестя, стена взлетает к потолоку,
И предо мной блестящий вижу храм.
Чудесного непредваренный зритель,
Испуганный, я чаял видеть сон…
Прекрасного прекрасная обитель
Украшена была между колонн
Кустами мирт и роз белейших снега;
И аромат их веял на меня….
Гармонии томительная нега,
Волшебный свет невиданного дня,
Их чудное вьедино сочетанье,
И лепотой величественный храм
Какое-то лили очарованье,
Безвестное и сердцу и очам.
Друзья мои! Во время золотое
Как в девственном восторге бытия
И на земли блаженство неземное
Подобно вам торжествовал и я,
Видал я храм, похожий на чудесной,
Прельстительный, без прелести искусств;
Слыхал я там гармонии небесной
Ответный глас на бездну новых чувств;
Слыхал я там волшебные напевы,
Каких нигде не слышал после я;
Толпами там приветствовали девы
И с юностью и с жизнию меня.
Увы, друзья, уже разочарован
Гармонии и милых граций храм!
Все тоже в нем; он также меблерован,
И те ж огни, и тот же фимиам,
И много дев, и те ж музыки хоры:
Но для души бывалого уж нет.
Безмолвны дев безжизненные взоры
И холоден веселия привет.
И там, где жизнь была очарованье,
Душа любовь, уныние призрак,
И там уже, будя существованье,
Я пью вино и нюхаю табак…
Но речь у нас о храме стариковом;
Намеком лишь сказать я вам желал,
Что он предстал в сияньи вовсе новом,
И новые восторги пробуждал.
Послушайте ж: не знаю, как случилось,
И хижина ль преобратилась в храм,
Или она сквозь землю провалилась,
Но в храме вдруг я очутился сам.
Передо мной тянулись переходы
Между столпов, идущих в два ряда;
Над головой, как день, сияли своды,
И тайный глас, неведомо куда,
Меня манил. Тропинкой меж цветами
Излучистой я шествовал вперёд;
Но встречи нет; все пусто; лишь рядами
Живых цветов усажен узкой ход,
Лишь музыка волшебная играет.
Вдруг громче хор светлее на столпах;
Вдруг чья-то тень между столпов мелькает
Идут… и вдруг растроганный, в слезах,
В сиянии торжественного платья,
Приветственный мне подавая клик.
Ко мне стремглав кидается в объятья
Таинственный и чудный мой старик.
„ Сегодня день, давно желанный мною,
Он, помолчав, приветно мне сказал,
Сегодни я, как друг, тебе открою,
О чем поднесь под клятвою молчал.
Узнай меня… Никто бы между вами
Не разгадал загадку старика;
Узнай меня: я, избранный судьбами,
Волшебного владетель Хрусталька….
Старик махнул; музыка замолчала.
Мы сели с ним на медную скамью:
Любезный сын, сказал он мне, сначала
Историю ты должен знать мою.
Уже давно прошли мои страданья
Их быстрый огнь в груди моей утих;
Но я храню о них воспоминанья,
Как о друзьях-сопутниках моих;
Послушай же: родился я далёко,
В полночных льдах Америки; мой дом
Стоял в дичи; я помню снег глубокой,
И помню, как проваливался в нём,
Зa хворостом в кустарниках бывая.
Однажды мы: отец, и мать, и я,
И, сторож наш, собака удалая
Повечеру все грелись у огня,
В большой печи разкладеннаго; с роду
Я так отца печальным не видал,
Как в этот день. Вдруг слышим: с огороду
В оконницу к нам кто-то застучал…
Где двери к вам: воскликнул страшный голос
Где каторжный? Отец мой побледнел;
Он встал; горой его поднялся волос;
Он обнял мать, меня, и снова сел…
Как лютый зверь собака зарыкала
И встретила злодеев у дверей,
И мертвая через порог упала,
Обнявши труп задавленного ей.
Но тщетно все! Заступник благородный
Не защитил ни матерь, ни отца;
И сирота, оставленный, безродный,
Я скоро был свидетель их конца…
В глазах моих их бросили на лавку:
Мне памятен их искаженный лик…
И смертную накинули удавку,
Ругательством их заглушая крик
Свободен ты убийцы мне сказали:
И я в лесу один уже сидел;
Я скоро зрел, как стены запылали,
И светлый дым на небо полетел.
От стен вспылал шалаш мой хворостинный,
И весь приют семьи моей вспылал,
И долго мне в ночи огонь пустынный
Через леса тропинку освещал.
Подробностью тебе не наскучаю,
Мой сын! Я жив и так я был спасён.
На третий день проезжий по случаю
Полмертвого меня нашел; и он
Уплыл со мной в предел другого света,
Где новое узрел я для очей:
Страну чудес неведомого лета,
Страну садов, и общество людей.
В их шумный круг, веселый, просвещенной
Я принят был; в нем жил; лета текли:
Но шум пиров и жизни развлеченной
Из сердца мне кинжал не извлекли.
Соскучил я сим счастьем непонятным,
И, дикий сын свободы и снегов,
Нашел приют под небом благодатным
Вдали людей, их счастья и пиров.
Есть бор в степи, задвинутый горами,
Примкнувшийся к утесам двух озёр:
Молва неслась, что некогда духами
Он полон был; и ни один топор
Доныне в том бору не раздавался.
С востока есть ущелье между скал;
Стрегущий бор, там ночью дух скитался,
И вой его окрестность оглашал:
Туда, мой сын, я от людей укрылся,
Довольствуясь свободою моей;
Там случаем нежданным съединился
С семьей духов, отшельников друзей.
И здесь-то я узнал всю жизни сладость,
Узнал любовь, светильник бытия,
И тоже здесь любовь мою и радость
Похоронил навеки в землю я.
Без слез, без чувств, без цели и желанья,
Я выбрался из-за пустынных скал;
Я подавил в груди моей страданья;
Живой мертвец я жил, но не страдал.
Всего себя я посвятил науке,
Предался весь холодному уму;
И в двадцать лет, в поту, пыли и скуке
Прошел сквозь всю читаемую тьму,
Но не нашел, чтоб сердце усладило,
Чтоб истиной блеснуло для очес
И разгадать рассудку пособило
И связь и цель им видимых чудес.
К познанию неведомого жадной,
Обманутый, измученный трудом,
Оставил я, в печали безотрадной,
Тщету наук, премудрости содом.
Любезный сын, так время истребляло
Надежд моих прекрасные мечты,
И с жизни так безжалостно срывало
Блестящие покровы и цветы.
Я зрел ее скелет развороженный,
Без локонов, белил и покрывал,
И помню я, как остов искаженный
Уродливо и страшно хохотал.
Лета текли; с болезнями печали,
Борьба души с уныньем и трудом,
Довремянно, мой сын, меня венчали
Маститых лет печальным серебром:
Но силы мышц ни скорбь не изменила,
Ни старости нежданыя приход.
Я жил дин, в лесу, но близко жила:
Меня питал мой лес и огород
И жители соседнего селенья,
Которым сам посильно помогал.
Без радости, без чувства наслажденья:
Как гостя я желанной смерти ждал.
Раз вечером, сидя в пустынной келье,
Раздумался о жизни я былой,
О юности, о горе и веселье
И кратких дней подруге молодой…
В душе опять, как прежде, взволновалось;
Воскреснули умершие мечты;
И пламенем объятые, казалось,
Зажглись в душе возлюбленной черты;
И я еще слезою умиленья
Моих друзей минувшего почтил,
И не видал, в минуту исступленья,
Что кто- то дверь тихонько отворил,
Взошел и сел. Случайно оглянувшись,
Встречаю я глазами у дверей,
Сидящего, во что-то завернувшись
Широкое: и страшный блеск очей
Недвижимых и быстро устремленных
Не на меня, но будто бы в меня,
Меня смешал. В глазах обыкновенных,
В глазах людей такого нет огня.
Что хочешь ты: вскричал я торопливо;
И замер глас на трепетных устах
Досель, мой сын, скажу, и нехвастливо,
Не ведал я что есть на свете страх;
Моя рука не ведала равенства;
В груди моей текла не кровь, а медь….
Я не забыл: давно, во дни блаженства,
В бору духов, чудовищный медведь
Со мной дерзнул идти на бой неравной;
Я разломал, как лютый зверь, его;
Толпу бродяг разбил еще недавно:
Но пришлец смутился одного.
Я видел льва однажды: за решёткой
Барышника; я безопасен был;
Я знал, что лев, и лютый бы и кроткой,
В тюрьме своей, гостям не повредил;
Вдруг грянуло под сводами рыканье,
Вдруг царь зверей в цепях своих возстал;
Всесильного затрепетало зданье:
Я все забыл, и сам затрепетал.
Так, и теперь забыл я безопасность
И перевес природой данных сил:
Нечаянность страшнее, чем опасность…
Что хочешь ты: я скоро повторил….
— Хочу тебя, воскликнул посетитель;
„Не бойся, встань и друга обойми!
„Досель я был всегдашний твой гонитель:
„Но друг я твой, и дружбы дар прими!”
Он встал, и вдруг неведомые гимны
Послышались вокруг по-за стенам
И угол мой, заваленный и дымный,
Преображен в блестящий этот храм.
К ногам его я пал благоговея;
Другая жизнь в мою вливалась грудь.
„Возстань, он рек: и прежнего злодея
„И выслушай, и ненависть забудь!
„Мучитель я, убийца, зажигатель:
„Я умертвил твоих отца и мать;
„Незримый твой я был законодатель:
«И мой закон тебя учил страдать;
„В шуму пиров ты был отравлен мною:
„Мой дикой яд погнал тебя в леса.
„Вотще любовь там встретилась с тобою:
„Мой яд лечить тебя взяла краса.
,,Она сама была моею жертвой,
„Но жертвою невинной и святой…
„Вотще потом, и дикий и полмертвой,
,,Ты школьною увлекся суетой,
„И двадцать лет тебя томили книги:
„Ты все узнал, но что же ты узнал?,.,
„ Страдальцевы вросли в тебя вериги,
,,Ты поседел, но духом не упал.
„Хвала и честь! Награда за терпенье
„Премудрости нетлеющий венец;
„Как страшный сон прошло твое мученье:
„ Узнай меня!— И с словом сим пришлец
Вдруг возблистал бессмертной красотою,
На облаке подъялся от земли,
И над главой сияющей дугою
Как радуга блеснули хрустали;
И два крыла белелись разпущенны,
И во власах златой венец сиял;
В руках его сосуд был драгоценный,
И пламенный, дымящийся кинжал.
„Прими, открой, сказал он, улыбаясь
„ Хранимый мной для избранных сосуд,
,, И, счастием безбедно наслаждаясь,
„Вознагради и скорбь твою и труд!
„ Испытан ты, но не гоним судьбою;
„Дарю тебя волшебным Хрустальком:
„Ты суету им узришь суетою
„И истина, в сиянии святом,
„Тобой досель незримая, явится,
„Здесь камень тот, который обрести
„Пусть адхамист напрасно век трудится:
„Удобней смерть, чем камень сей найти.
„ И этот храм: храм счастия земного;
,,И в хрусталек он не изменит вид:
„О нем в игре мечтанья молодого
,Предчувствие вам тайно говорит.
„Невидимый, он виден лишь тобою;
„ Где будешь ты, и храм сей будет там.
„ Впусти в него того, кто чист душою:
,, Но гостя я увидеть должен сам.”…
Любезный сын! Ты видел чародея,
Нечаянно явившегося к нам;
Он допустил, и ты, благоговея,
Зришь истины и наслажденья храм:
Но ты не зришь красот его высоких;
Не освятясь, не видишь хрусталька:
Ты не носил на сердце ран глубоких,
Не испытал мучений старика.
Но, может быть, настанет скоро время:
Терновый путь для избранных открыт…
Будь бодр; сноси твоих страданий бремя:
И чудный он тебя благословит!
Любя тебя, что можно я открою;
Узнай, мой сын: мир страшно искажен!
И самых глаз коварною слюдою
Ты зришь не то, чем взор твой окружен.
Не ведая, и что, и как, и где мы,
Не ведая обман своих очей,
Мы смертные воздвигнули системы
На следствиях неведомых вещей.
Я покраснел постыднаго незнанья,
Когда хрусталь мне истину открыл,
И адские минувшего страданья
Я пламенно в душе благословил.
Под маскою дурачества скрываясь,
От всех связей свободен с миром я;
Живу с собой, свободно наслаждаясь
Разгаданной загадкой бытия… “
Старик умолк; мы скоро распрощались….
До завтраго: сказал мой доброхот….
Но что ж, друзья! Мы больше не видались.
На утро же нас позвали на флот.
Коль быть кому в Аравии случится,
Ищете бор, где жил мой куралес….
Увы, друзья! Ваш друг не возвратится
В страну любви, богатства и чудес!
Свернул тетрадь полковник Глеб Угаров,
Солдат-мудрец, герой и хлебосол;
Шушукалась семья его гусаров,
И молча все отправились за стол.
Когда судьба твой мир разочарует,
Засядет грусть в груди твоей немой,
Когда любовь светильник свой задует,
Твоих надежд исчезнет пестрой рой:
Не плачь тогда, проснувшийся мечтатель!
Не порицай предведущих небес,
И Опыт, твой безжалостный каратель,
Введет тебя в святилище чудес;
Наставить ум премудростью высокой
И в счастие оденет угол твой;
Он даст тебе магическое око,
И правды день блеснет перед тобой.
Н. Коншин
Соревнователь просвещения и благотворений, 1825 г. Часть 30