Ярл Гакон (Эленшлегер А.)

Автор: Ганзен Анна Васильевна

ЯРЛЪ ГАКОНЪ

Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ, Е. Адама Эленшлегера.

(1806 г.)

 

 

 

 

Датскій поэтъ Адамъ Эленшлегеръ, замѣчательнѣйшій изъ поэтовъ сѣвера, весьма мало извѣстенъ въ Россіи. Мы избрали для перевода трагедію этого датскаго классика «Ярлъ Гаконъ», какъ одно изъ самыхъ выдающихся и характерныхъ произведеній его, отличающееся, помимо художественныхъ достоинствъ, чисто сѣвернымъ колоритомъ.

Адамъ Эленшлегеръ родился 14-го ноября 1779 г. въ Копенгагенѣ; первоначальнымъ образованіемъ былъ обязанъ больше всего своей страстной любви къ чтенію, а курсъ учебныхъ заведеній, куда его помѣщали, проходилъ не особенно прилежно, и закончилъ его 16-ти лѣтъ, съ небольшимъ запасомъ научныхъ познаній. Поэтическое дарованіе Эленшлегеръ началъ обнаруживать еще девятилѣтнимъ мальчикомъ; писалъ стихи — по большей части сатирическіе — еще въ реальномъ училищѣ, а по окончаніи курса, вмѣсто того, чтобы серьезно готовиться къ поступленію въ университетъ, увлекся театромъ и писаніемъ драматическихъ произведеній. Онъ даже поступилъ на сцену, но скоро понялъ, что никогда не сдѣлается первокласснымъ актеромъ, и оставилъ сцену, чтобы снова отдаться научнымъ занятіямъ. Къ тому его склонили два новыхъ его пріятеля, извѣстные впослѣдствіи братья Эрстедъ. Въ 1800 г., Эленшлегеръ поступилъ въ университетъ на юридическій факультетъ, но научныя занятія не могли надолго захватить страстнаго, мечтательнаго и увлекающагося юношу, и онъ постоянно отвлекался въ сторону, чему содѣйствовали различныя внѣшнія событія и обстоятельства его жизни. Помолвка съ свояченицей извѣстнаго тогда литературнаго дѣятеля Рабека ввела Эленшлегера въ кругъ самыхъ выдающихся умственныхъ и литературныхъ силъ Даніи; общеніе съ ними, конечно, имѣло сильное и благотворное вліяніе на его духовное развитіе. Увлеченіе университетскою конкурсною тэмою: «Полезно ли было бы для изящной литературы сѣвера введеніе въ нее сѣверной миѳологіи, вмѣсто греческой»?— опредѣлило давнишнее безсознательное влеченіе Эленшлегера къ древней народной поэзіи сѣвера, а разработка данной тэмы помогла ему разобраться въ самомъ себѣ, въ своихъ чувствахъ, творческихъ стремленіяхъ и взглядахъ на поэзію вообще.

Знакомство съ твореніями Гёте еще болѣе усилило влечете молодого человѣка къ поэзіи; но вспыхнувшая въ 1801 г. національная война Даніи съ Англіей окончательно выбила его изъ колеи юриста. Онъ бросилъ университетъ и поступилъ въ отрядъ волонтеровъ-студентовъ. Муза его также прониклась воинственнымъ духомъ, и плодами ея явились нѣсколько патріотическихъ и военныхъ пѣсенъ и драматическій этюдъ «Второе апрѣля 1801 г.» (день битвы на копенгагенскомъ рейдѣ).

Война способствовала тогда общему подъему народнаго духа, какъ бы пробудила всю страну, напомнивъ ей ея былое историческое значеніе. Отсюда явилось всеобщее увлеченіе древней исторіей сѣвера, преданіями, сагами и миѳологіей. Эленшлегеръ прилежно занялся изученіемъ древне-исландскаго языка, и въ пѣсняхъ его зазвучали новые звуки, говорившіе о зародившемся въ его душѣ новомъ творчествѣ.

Эленшлегеръ началъ стихотвореніемъ «Золотые рога», которое сразу обратило на него вниманіе. Вышедшій затѣмъ въ концѣ 1802 г. небольшой сборникъ новыхъ стихотвореній Эленшлегера составилъ своего рода явленіе въ датской литературѣ, и до сихъ поръ остается образцомъ сѣверной поэзіи нынѣшняго вѣка. Сборникъ этотъ содержалъ 84 оригинальныхъ стихотворенія и 5 переводныхъ. Кромѣ того, въ сборникъ вошла еще «Шутка въ ночь на Ивана Купалу» — рядъ смѣло набросанныхъ пестрыхъ сценъ изъ народной жизни. Отличительными чертами всѣхъ этихъ произведеній были — жизнерадостность, свѣжесть и юношеская сила настроенія, истинно-поэтическое вдохновеніе и гибкій, образный, чарующе-музыкальный языкъ.

Продолжая свою творческую дѣятельность, Эленшлегеръ не заблудился, подобно современнымъ ему нѣмецкимъ романтикамъ, въ таинственномъ полумракѣ «волшебной лунной ночи» («mondbeglänzte Zaubernacht»), полномъ болѣзненныхъ видѣній и призраковъ, но нашелъ болѣе здоровые, свѣтлые пути, углубляясь въ древность сѣвернаго міра, населенную могучими образами.

Изъ-за границы, куда ему позволила поѣхать съ образовательною цѣлью государственная стипендія, молодой поэтъ прислалъ въ теченіе пяти лѣтъ на родину цѣлый рядъ классическихъ произведеній, а именно, трагедіи: «Ярлъ Гаконъ», «Бальдуръ Добрый» (1806 г.), «Пальнатокъ»; историческую драму «Аксель и Вальборга» (1808 г.), драму «Корреджіо» (1809 г.). Всѣ эти произведенія тогда же ставились на сценѣ королевскаго театра и доставили поэту такую извѣстность, что по возвращеніи на родину онъ былъ встрѣченъ какъ настоящій тріумфаторъ. Вскорѣ затѣмъ онъ былъ назначенъ профессоромъ на каѳедру эстетики при копенгагенскомъ университетѣ.

Здѣсь заканчивается первый, наиболѣе блестящій періодъ творческой дѣятельности Эленшлегера. Далѣе, въ ряду отличныхъ произведеній стали попадаться и слабыя. Изъ первыхъ надо отмѣтить эпопею «Голые»; трагедію «Гагбортъ и Сигне», «Сагу о Роарѣ», написанную опять за границею; прелестную идиллію «Шстушокъ» (1819 г.); грандіозную эпопею «Боги Сѣвера»; трагедіи: «Эрикъ и Авель» (1820 г.), «Варяги въ Царьградѣ» (1827 г.); поэму «Ральфъ Краке», и трагедіи: «Карлъ Великій» и «Лонгобарды» (1829 г.).

Лѣтомъ 1829 г., Эленшлегеръ посѣтилъ Швецію, и 23-го іюня въ лундскомъ соборѣ совершилось рѣдкое торжество: первый поэтъ Швеціи, Тегнеръ, вѣнчалъ своего датскаго собрата лаврами, и провозгласилъ его «наслѣдникомъ (послѣ Гёте) трона въ царствѣ поэзіи».

Изъ позднѣйшихъ произведеній Эленшлегера выдаются трагедіи: «Торденскьольдъ», «Королева Маргарита», «Сократъ», «Олафъ Святой» и «Канутъ Великій»; «Сага объ Эрварёдѣ», драма «Дина», драматическій этюдъ «Найденная и утраченная страна», трагедіи: «Амлетъ» и «Кьяртонъ и Гудруна», наконецъ, поэма «Рагнаръ Лодбракъ» — лебединая пѣснь поэта.

Эленшлегеръ умеръ 20-го января 1850 г.; вся страна оплакивала своего величайшаго національнаго поэта, который имѣлъ громадное значеніе для духовной жизни всего сѣвера, воскресивъ въ современной поэзіи поэтическія сокровища Эдды во всей ихъ мощи и красотѣ, и вызвавъ къ жизни цѣлую плеяду поэтовъ современнаго ему и послѣдующихъ поколѣній.

 

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

ОЛАФЪ ТРЮГВЕСЕНЪ — король Ирландіи.

ГАКОНЪ — ярдъ Ладэ, прозванный Богатымъ; властитель Норвегіи.

ЭРЛИНГЪ — сынъ его.

ТОРЕРЪ КЛАКЕ — купецъ.

КАРЛСХОВЕДЪ, ІОСТЕЙНЪ — родственники Олафа.

ЭЙНАРЪ ТАМБЕСКЬЕЛЬВЕРЪ — молодой стрѣлокъ.

БЕРГТОРЪ — кузнецъ.

ГУДРУНА, АСТРИДА — его дочери.

ОРМЪ, ТОРВАЛЬДЪ — ихъ женихи.

ТОРА — возлюбленная ярла Гакона.

ТАНГБРАНДЪ — духовникъ Олафа.

АУДЕНЪ — одноглазый старецъ.

ГРИБЪ — рабъ Торера Клаке.

КАРНЕРЪ, СТЕЙНЪ, — рабы ярла Гакона.

ИНГЕ — служанка Торы.

ВѢСТНИКЪ.

Монахи, воины, крестьяне и рабы.

 

 

 

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ЛАДЭ, владѣніе Гакона Норвежскаго.

Площадка передъ замкомъ ярла Гакона, обсаженная деревьями; часть строенія обращена на площадку окнами; окна раскрыты, и изъ главнаго покоя доносятся веселый шумъ и клика пирующихъ. Подъ однимъ изъ деревьевъ сидять Барккръ и Гривъ, рабы ярла Гакона и Торера; передъ ними чашка съ яствами и кубокъ съ пивомъ.

 

Каркеръ (рабъ ярла Гакона).

Шумятъ-то какъ! Гульба во всю! Веселье!

Вонъ твой хозяинъ рѣчь опять ведетъ,

Все про свою заморскую поѣздку!

 

Грибъ (рабъ купца Торера Клаке).

Еще бы! Стоитъ рѣчь о ней вести:

Послушать любо, какъ хитро и ловко

Онъ тамъ и сямъ торговлю велъ и мѣну,

Какъ много золота и серебра

Съ собой привезъ! Да, умница хозяинъ!

Ему бы при Гаральдѣ жить покойномъ!

 

Каркеръ.

А почему жъ при немъ?

 

Грибъ.

Гаральдъ, по слухамъ,

Любилъ торговлю, жаловалъ купцовъ,

И все о благѣ родины старался;

А это благо требовало, знать,

Чтобъ сбросилъ онъ и золото и пурпуръ,

Набросивъ на себя овчину!

 

Каркеръ.

Значитъ,

Онъ потому и прозванъ «Сѣрошкурымъ»? 1)

1) Гаральдъ Сѣрошкурый, король Норвежскій.

 

Грибъ.

Да, къ славѣ нашей! Былъ онъ торгашомъ

И состоялъ при немъ весь флотъ изъ барокъ!

А правилъ онъ не скипетромъ — аршиномъ!

Такой герой, что чудо!

 

Каркеръ.

Берегись!

Хвали да мѣру знай! Нашъ ярлъ не любитъ,

Когда при немъ другихъ ужъ очень хвалятъ!

 

Грибъ.

Спасибо, умный другъ мой, за совѣтъ!

 

Каркеръ.

Не стоитъ, другъ! А вотъ что: разскажи-ка

Мнѣ что-нибудь! Скучненько здѣсь проводимъ

Мы наше время. Что здѣсь слышимъ, видимъ?!

 

Грибъ.

О, еслибъ смѣлъ я къ нимъ въ покой войти,

Среди людей свободныхъ сѣсть, какъ равный,

И рогъ златой, нескованной рукою,

Брать въ свой чередъ!

 

Каркеръ.

Неслыханная дерзость —

Желать подобнаго! Опомнись, что ты!

Смирись! Вѣдь мы рабами родились!

 

Грибъ.

Ты этой мыслью душу усыпляешь?

 

Каркеръ.

А что жъ? Судьба велѣла — такъ и будетъ!

 

Грибъ.

Да, да!

 

Каркеръ.

А намъ-то развѣ не везетъ!

Меня Гаконъ вѣдь жалуетъ, тебя же —

Хозяинъ твой! Ну, мнѣ живется лучше:

Хозяинъ твой — купецъ, а мой-то — ярлъ,

И выше всѣхъ! Подъ нимъ шестнадцать лрловъ!

Почти король онъ здѣсь. Такъ мнѣ ли плохо?

Я прежде въ полѣ долженъ былъ работать,

Возить навозъ, пахать и спать въ хлѣву;

Теперь разряженъ я, пью, ѣмъ отлично,

Работы мало, уголъ данъ мнѣ теплый,

И бьютъ меня лишь изрѣдка.

 

Грибъ.

И впрямь,

Для рабской доли ты рожденъ, какъ вижу.

 

Каркеръ.

И ярлъ недавно то же мнѣ сказалъ.

Раба, какъ я, искалъ онъ, видно, долго.

Крутенекъ нравъ-то у него! Рабъ долженъ —

Онъ говоритъ — послушенъ быть и вѣренъ,

Отнюдь не гордъ, зато силенъ и храбръ,

Чтобъ постоять за господина! Такъ-то!

 

Грибъ.

Всѣ добродѣтели собаки, словомъ!

 

Каркеръ.

Меня Гаконъ вѣдь сразу оцѣнилъ,

Лишь увидалъ мой низкій лобъ и плоскій,

Широкій носъ, мозолистые пальцы,

И всю фигуру плотную мою.

Во мнѣ нашелъ онъ, что искалъ, какъ видно,

И съ той поры со мной не разстается.

Скажу еще, что мало кто здѣсь знаетъ

Дѣла и мысли ярла такъ, какъ я!

 

Грибъ.

Тсъ… Объ Олафѣ снова рѣчь! Послушай!

 

Каркеръ.

Да кто такой Олафъ — скажи!

 

Грибъ.

Герой!

Онъ изъ рабовъ сталъ зятемъ королевскимъ

И королемъ!

 

Каркеръ.

Природный рабъ?

 

Грибъ — вздыхая.

О, нѣтъ!

Онъ королевской крови!

 

Каркеръ.

Ну, вотъ, видишь!

Тогда попасть не штука въ короли!

 

Грибъ.

Какъ онъ попалъ — нелегкая задача.

Его еще подъ сердцемъ мать носила,

А ужъ судьба ему была врагомъ.

 

Каркеръ.

Они встаютъ… Идутъ сюда… Вставай же!

Вонъ ярлъ съ дружиной!— Ярлы сопровожденіи воиновъ проходитъ черезъ сцену.

 

Грибъ.

Что за мощный витязь!

Какъ дубъ столѣтній высится Гаконъ,

Средь этой мелкой поросли одинъ!

 

Каркеръ.

Теперь гулять пошелъ онъ по привычкѣ,

А мнѣ пора столы убрать, да надо

И за рабами будетъ присмотрѣть…

А ты? Со мной пойдешь?

 

Грибъ.

Нѣтъ, здѣсь останусь,

Въ покоѣ дивномъ, что равно построенъ

И для раба, и для героя!— Скрывается между деревьями.

 

Каркеръ.

Что-жъ!

Иди себѣ, ступай, глотай тамъ воздухъ,

А я съ тарелокъ подберу остатки,

И кто изъ насъ умнѣй — пусть Торъ1) рѣшитъ!— Уходитъ.

1) Торъ — богъ грома и силы, сынъ Одина и Фригги, богини земли и плодородія.

 

СВЯЩЕННАЯ РОЩА.

Двѣнадцать огромныхъ изваяній боговь; въ серединѣ статуя Одина {Одинъ — отецъ и властелинъ боговъ; по преимуществу богъ войны; древніе сѣверяне представляли его себѣ въ образѣ одноглазаго старца.}. Заходящее солнце бросаетъ на нихъ прощальные лучи. Входятъ Гудруна и Астрида, дочери кузнеца Бергтора; у первой въ рукахъ вѣнокъ.

Астрида.

Куда ведешь меня, Гудруна? Страшно!

Никто сюда въ святилище боговъ

Вступать не долженъ, кромѣ посвященныхъ!

 

Гудруна.

О, тотъ, кто любитъ вѣрно, горячо,

Тотъ посвященъ. А мы вѣдь обѣ любимъ!

 

Астрида.

Какъ сердце бьется! Ахъ, взгляни, сестрица!

Боговъ могучихъ лики такъ сурово

Глядятъ на насъ! Не надо ихъ гнѣвить!

Уйдемъ!

 

Гудруна.

Не всѣ они глядятъ сурово!

Вотъ Фригга-мать съ улыбкой доброй смотритъ,

А тамъ вонъ Фрейя свѣтлая стоитъ,

Любви богиня! Ласково, любовно

Она на юныхъ, робкихъ дѣвъ взираетъ!

 

Астрида.

Она твоей дивится красотѣ!

И ей, какъ всей норвежской молодежи,

Извѣстно, кто ты,— «Солнце рощи»!

 

Гудруна.

Полно,

Сестрица!.. Вотъ что! ты или домой,

Чтобъ поскорѣе ужинъ приготовить.

Отецъ сегодня цѣлый день куетъ

Корону ярлу. Подъ-вечеръ устанетъ,

И подкрѣпиться трапезой захочетъ!

Такъ ты или впередъ, а я вотъ только

Вѣнокъ докончу свой.

 

Астрида.

Напрасный трудъ!

Ты знаешь, Ормъ твой не придетъ сегодня,

А за ночь твой вѣнокъ совсѣмъ завянетъ!

 

Гудруна.

Ступай впередъ! Оставь меня одну!

 

Астрида.

Уединенье — другъ влюбленныхъ, знаю!

Взгляни, какъ чудно солнышко садится

И къ намъ сюда своимъ пурпурнымъ ликомъ

Украдкой смотритъ! Есть на что смотрѣть:

Оно другимъ любуется тутъ «солнцемъ»!— Уходитъ.

 

Гудруна.

Теперь одна я. О, святые боги!

Простите дѣву, что стопою робкой

Вошла сюда, въ священный вашъ пріютъ!

Моя богиня — Фрейя! О, могу ли

Отважиться на то, зачѣмъ явилась?

Вотъ я сплела тебѣ вѣнокъ изъ желтыхъ

Твоихъ цвѣтовъ; въ лучахъ зари вечерней

Они, какъ эльфы свѣтлые, играли.

Позволь, богиня, дѣвѣ подойти

Къ твоей прекрасной статуѣ и кудри

Твоимъ вѣнкомъ украсить!— поднимается на пьедесталъ и возлагаетъ вѣнокъ на голову Фрейи. Въ ту же минуту въ рощу входятъ ярлъ Гомонъ и Клакекупецъ. Гудруна въ страхѣне шевелясь, за статуей.

 

Гаконъ.

Здѣсь одни мы.

Сюда никто входить не смѣетъ; только

Жрецы, да я.

 

Тореръ.

Вѣрь, ярлъ,— я тѣмъ горжусь,

Что довѣряешь мнѣ!

 

Гаконъ.

Мой храбрый Тореръ!

Итакъ, ты думалъ — новы для меня

Твои разсказы были,— что впервые

Я объ Олафѣ услыхалъ?

 

Тореръ.

Судилъ я

По твоему лицу!

 

Гаконъ.

Лицу не вѣрь!

Принадлежитъ оно вѣдь мнѣ, такъ мнѣ же

Послушнымъ быть должно. Мнѣ нужно было

Имъ удивленье выразить тогда,

Оно его и выразило; здѣсь же,

Наединѣ, скажу тебѣ, что слышалъ

Давно я объ Олафѣ.

 

Тореръ.

Мудрено ли,

Что о героѣ вѣсть дошла къ тебѣ.

Но мнѣ сдается — ты всѣ эти вѣсти

Ужъ слишкомъ близко къ сердцу принимаешь,

Владыка мой!

 

Гаконъ.

Дай руку мнѣ, мой Тореръ!

Ты вѣренъ мнѣ, не правда-ль?

 

Тореръ.

Знаешь самъ!

Тебѣ я всѣмъ обязанъ. Отъ тебя я

И корабли въ подарокъ получилъ.

 

Гаконъ.

Ты изъ моихъ людей, мой добрый Тореръ!

И ты мнѣ нуженъ. Хитрости въ тебѣ

На выполненье дѣла хватитъ. Если-жъ

Гдѣ невзначай опасность встрѣтишь, знаю —

Пустить съумѣешь въ ходъ и острый мечъ!

 

Тореръ.

Владыка мой! Не даромъ грозный Одинъ

Далъ людямъ силы разныя; не смѣемъ

Мы ни одной пренебрегать, должны мы

Въ себѣ цѣнить и развивать ихъ всѣ.

 

Гаконъ.

Должны мы сами чувствовать и вѣдать,

На что мы созданы, что насъ влечетъ.

Влеченье-жъ то — природное, и силы

Природныя должно въ насъ развивать

И къ цѣли вѣрно направлять. Другихъ же

Причинъ поступкамъ намъ искать не нужно.

 

Тореръ.

Ты мудро судишь, ярлъ!

 

Гаконъ.

И я, мой другъ,

Я съ дѣтскихъ лѣтъ всегда стремился къ власти!

Страны родной владыкой мощнымъ стать

Всегда мечтой моей завѣтной было!

 

Тореръ.

Твоя мечта была тебя достойна!

Осуществилъ ее ты!

 

Гаконъ.

Да, почти,

Но несовсѣмъ; мнѣ имя — ярлъ Гаконъ,

И ярломъ я родился. Мнѣ бороться

За это званье не было нужды.

 

Тореръ.

Тебѣ лишь стоитъ высказать желанье,

И ты — король!

 

Гаконъ.

Народъ норвежскій гордъ,

И самъ, надѣюсь, чувствуетъ, что лучше,

Достойнѣй быть подвластнымъ королю,

Чѣмъ просто ярлу. Гордое желанье

На первомъ тингѣ 1) высказать хочу я.

Давно куетъ искусный нашъ кузнецъ

И старый воинъ Бергторъ мнѣ корону.

Готова будетъ — тингъ я созову.

1Тингъ — народное собраніе, вѣче древнихъ сѣверянъ для совѣщанія о дѣлахъ общественныхъ, для постановленія или объявленія законовъ и для суда и расправы. Происходили эти собранія обыкновенно подъ открытымъ небомъ, возлѣ могильныхъ кургановъ, причемъ конунгъ или предводитель становился на могильный камень, выше всѣхъ, а народъ располагался но скатамъ и у подножія кургана.

 

Тореръ.

И что ни выйди тамъ — король ты все же!

 

Гаконъ.

Ты какъ купецъ о дѣлѣ судишь, Тореръ!

Въ высокомъ санѣ выгоды лишь цѣнишь,

А я борюсь и за наружный блескъ.

Короны тяжесть мнѣ сулитъ блаженство,

Какого дѣвъ объятья не сулятъ!

Почти достигъ я цѣли, но — «блѣднѣетъ

И догораетъ день, роса цвѣты

Къ землѣ ужъ клонитъ» — какъ поется въ пѣснѣ,

Мои сѣдѣть ужъ начинаютъ кудри!

Дай руку мнѣ!— Тореръ подаетъи, сжимая ее, говоритъ.

Да, прежде такъ сжималъ я,

Что кровь, какъ сокъ изъ спѣлаго плода,

Изъ-подъ ногтей, бывало, брызнетъ сразу!

Скажи мнѣ правду: крѣпко сжалъ теперь?

 

Тореръ.

Некстати мужу охать отъ пожатья,

Хотя-бъ оно и крѣпко было!

 

Гаконъ.

Нѣтъ!

Мое не крѣпко было, другъ. Напрасно

Меня увѣрить хочешь! Видишь ты

На лбу вотъ эти борозды?

 

Тореръ.

Морщины

Лишь въ украшенью мужа служатъ, ярлъ!

 

Гаконъ.

Но дѣвы наши ихъ не любятъ! Словомъ —

Старѣю я и самъ то вижу, другъ.

И вотъ хочу какъ должно насладиться

Своей зарей вечерней; я хочу

Зайти, какъ солнце, въ блескѣ лучезарномъ!

И горе, горе облаку, что дерзко

Мой омрачить задумаетъ закатъ!

 

Тореръ.

Да будетъ такъ! Но гдѣ жъ оно, властитель?

 

Гаконъ.

Гдѣ быть не слѣдъ! На западѣ, мой Тореръ!

 

Тореръ.

Ты говоришь о королѣ ирландскомъ?

 

Гаконъ.

Кудряваго Гаральда 1) онъ потомокъ,

А нашъ народъ, ты знаешь, храбръ и честенъ,

Но предразсудковъ старыхъ полонъ. Стоитъ

Ему узнать, что есть Олафъ на свѣтѣ,

И объ закладъ я бьюсь — забудетъ онъ

Мои дѣла, и мощь, и славу — ради

Происхожденія Олафа!

1) Гаральдъ Кудрявый — король норвежскій.

 

Тореръ.

Полно!

Тебѣ такъ только кажется!

 

Гаконъ.

Нѣтъ, Тореръ,

Народъ свой знаю я! Но допустить

Возможно ли, чтобъ сѣлъ на тронъ измѣнникъ,

Мечтатель дикій?

 

Тореръ.

Какъ? Измѣнникъ?

 

Гаконъ.

Слушай!

Стоялъ однажды я съ людьми своими

У вала Даневирке,— помогать

Пришли мы сыну Горма 1). А Олафъ

На сторонѣ враговъ былъ, крѣпость сжегъ,

Оплотъ, твердыню сѣвера, желая

Христіанину Отто 2) услужить!

И не измѣнникъ онъ? Вдвойнѣ измѣнникъ!

Богамъ роднымъ онъ также измѣнилъ!

1) Гормъ — древній объединитель и первый ворохъ Даніи.

2) Императоръ германскій Оттонъ II.

 

Тореръ.

Не измѣнилъ. Олафъ не чтилъ ихъ вовсе!

 

Гаконъ.

Не чтилъ! Тѣмъ хуже,— значитъ, онъ безбожникъ!

И онъ на тронъ Норвегіи взойдетъ?!

 

Тореръ.

Кто жъ это мыслитъ?

 

Гаконъ.

Кто? Да я, мой Тореръ,

И онъ, быть можетъ. Еслибъ не Олафъ,

Владыкъ норвежскихъ родъ давно бъ пресѣкся.

Мой родъ не хуже, такъ же старъ и славенъ

И былъ къ воронѣ изстари ближайшимъ.

Теперь къ ней путь мнѣ преградилъ безумецъ,

Пренебрегающій отцовской вѣрой,

Мечтатель дерзкій, бывшій рабъ, рожденный

Въ лѣсу, въ изгнаньѣ гдѣ-то, безъ отца!

Не трудно такъ стать сыномъ королевскимъ!

Нѣтъ, мнѣ, клянуся, онъ не помѣшаетъ!

Не дамъ боговъ безсмертныхъ оскорблять!

Великій Одинъ, мощный Торъ и Фрейя!..

Идетъ въ глубину сцены къ статуѣ Фрейи и замѣчаетъ Гудруну.

Что это значитъ?

 

Гудруна.

Ахъ! прости меня!

Я отъ стыда, отъ страха умираю…

Никто сюда, въ святилище боговъ,

Входить не долженъ, знаю я! Прости же!

 

Гаконъ — удивленно.

Да, какъ же ты сюда попала, дѣва?

Ужъ не пришла ль подслушивать меня?

Я угадалъ?

 

Гудруна.

Клянуся Фрейей, нѣтъ!

Клянусь моей невинностью, ни слова

Я не слыхала! Я давно хотѣла

Отсюда спрыгнуть внизъ, по страшно было…

 

Гаконъ.

Зачѣмъ пришла сюда?

 

Гудруна.

Властитель мой!

Придется мнѣ во всемъ тебѣ признаться!

Отецъ мой — старый Бергторъ, твой кузнецъ;

И я — невѣста; мой женихъ — Ормъ Лургій;

Пришла же я сюда къ богинѣ Фрейѣ

Вѣнкомъ ее украсить!..

 

Гаконъ.

Въ добрый часъ!

Клянусь, прекраснѣй встрѣчи быть не можетъ!

Такъ вотъ та дѣва, что слыветъ всѣхъ краше

И прозвана влюбленной молодежью

Здѣсь «Солнцемъ рощи»?

 

Гудруна.

Смилуйся, молю!

Дай мнѣ уйти! Я свято обѣщаю:

Моя нога сюда не ступитъ больше.

 

Гаконъ — Тореру.

Она прекрасна!— Дай же мнѣ помочь

Тебѣ, малютка!— Подхватываетъ ее и несетъ на авансцену.

Перышко! И все же

Лилеи пышной почва налитая!

Скажи, тебѣ по нраву ли, красотка,

Быть на рукахъ Гакона, какъ на тронѣ?

 

Гудруна.

Пусти меня, молю! Боговъ святыни

Не оскорбляй, властитель мой!

 

Гаконъ — опускаетъ ее на землюсмущенно косясь въ сторону боговъ.

Красотка!

Какъ могутъ сладкія уста твои

Такъ лепетать по-дѣтски неразумно?…

И что за руки! Бѣлы, нѣжны, мягки!— Цѣлуетъ ея руки.

 

Гудруна.

О, заклинаю всѣмъ святымъ, пусти!

 

Гаконъ — обвиваетъ ея станъ рукою.

          Хитёръ же старый Бергторъ! Мастеръ прятать!

Я посмотрѣть хотѣлъ не разъ тебя,

Да какъ зайду — одинъ отвѣтъ все слышу:

«Въ гостяхъ у тетки»!

 

Гудруна.

Что смотрѣть во мнѣ,

Крестьянина простого нареченной!

И онъ ревнивъ! Что, еслибъ онъ пришелъ?..

Пусти же!

 

Гаконъ.

Еслибъ онъ пришелъ! Какъ страшно!

Я бъ пригласилъ себя на вашу свадьбу!..

И даръ невѣстѣ я бы не забылъ.

 

Гудруна.

Молю, пусти!

 

Гаконъ.

Нѣтъ, погоди, красотка!

Тебѣ изъ рощи Фрейи не уйти,

Не подаривъ мнѣ поцѣлуя!

 

Гудруна.

Боги!

 

Гаконъ.

Какіе боги! Или ты откажешь

Страны владыкѣ, чуть не королю?

Ну, долго ль будетъ мнѣ просить?

 

Гудруна.

О, горе!

 

Гаконъ — силой цѣлуетъ ее; она вырывается и убѣгаетъ.

          Ты убѣгаешь, серна! И настигнуть

Тебя медвѣдю старому не въ мочь!

Но подожди!

 

Тореръ.

Мой ярлъ!

 

Гаконъ.

Да, вотъ красотка!

Ты видѣлъ косы золотыя въ лентахъ,

Любви и нѣги полные глаза?

И перси дѣвственныя, что грозили

Расторгнуть цѣпь литого серебра?

 

Тореръ.

Властитель мой!

 

Гаконъ.

Съ ея красой сравниться

Могла ль покойной Бёргліотъ краса?

Нѣтъ, нѣтъ! Предъ нею даже Тора меркнетъ!

 

Тореръ.

Свидѣтель Одинъ мнѣ, она прекрасна!

Но не забудь, властитель мой, зачѣмъ

Меня призвалъ ты. Мнѣ довѣрить тайну

Ты обѣщалъ…

 

Гаконъ.

Да что ты,— ледяной?

Ужель огонь любви погасъ навѣки

Въ твоемъ холодномъ сердцѣ? Тронь мое!

Оно, какъ въ юности, горитъ и бьется!

Да и на что, скажи, мнѣ власть была бы,

Когда бъ желаньемъ не было моимъ,

А также правомъ — рвать цвѣты повсюду,

Гдѣ ихъ найду?

 

Тореръ.

Все такъ, но, ярлъ мой,

Мы объ Олафѣ рѣчь вели.

 

Гаконъ.

Да, правда!

Ее замѣтилъ во-время я, къ счастью;

Она клялась невинностью своей,

Что ничего не слышала, и вѣрю

Ея словамъ. Она чиста, невинна!..

А вотъ и Карлсховедъ съ Іостейномъ идутъ!

Входятъ Карлсховедъ и Іостейнъ.

 

Гаконъ — идя имъ на встрѣчу.

          Привѣтъ друзьямъ! Сюда! Теперь со мною

Три лучшихъ друга. Жаль, что не могу

Всѣмъ тремъ заразъ пожать руки.

 

Карлсховедъ.

Гордимся

Твоею дружбой, ярлъ!

 

Гаконъ.

Съ какою цѣлью

Я васъ просилъ сюда придти — извѣстно

Обоимъ вамъ. Я все повѣдалъ вамъ

И Торера лишь ждалъ. Теперь откроюсь

Я и ему. (Тореру) Вниманье, другъ! Всю жизнь

Боролся я, велъ битвы неустанно,

И много сорныхъ травъ, камней, кустовъ

Пришлось разбить мнѣ, выполоть и вырвать,

Чтобъ дать взрости соснѣ вотъ этой гордой

Такою мощной. Вы — друзья мои,

Такъ съ вами рѣчь вести могу по сердцу.

Недаромъ ярлъ Гаконъ прославился

На цѣлый сѣверъ. Нёдруги лишь могутъ

Не отдавать мнѣ должнаго. Гаральдъ

Ничтожный, слабый, съ братьями своими

Страну губилъ. И за права свои

Стоять никто изъ братьевъ не былъ въ силахъ.

Они, какъ псы, и грызлись межъ собой,

Пока не пали всѣ. Лишь Сѣрошкурый

Одинъ остался. Признаюсь, обязанъ

Я хитрости побѣдой надъ Гаральдомъ;

Но говорятъ, что дурно поступилъ

Я съ братомъ датскаго владыки. Чѣмъ же?

Пресытясь золотомъ, король-торгашъ

Задумалъ часть страны отнять у брата,

Свой планъ довѣрилъ мнѣ и поплатился

За жадность низкую. Съумѣлъ завлечь

Надеждою на выгоды большія

Я Сѣрошкураго хитро въ ловушку,—

И онъ, какъ Золотой Гаральдъ, короны

Былъ недостоинъ. Вотъ и сгибли оба!

Страною датской править нераздѣльно

Сталъ Синезубый. А когда задумалъ

Отъ насъ онъ дани требовать, то я,—

На что норвежцы сѣтовать не станутъ —

Я далъ отпоръ датчанину! Короче:

Вся жизнь моя, особенно же подвигъ

Послѣдній мой, когда сломилъ въ конецъ

Я власть надменныхъ викинговъ1), и Буэ,

Понявъ, что нѣтъ спасенья, за-бортъ прыгнулъ,

Держа въ обрубкахъ рукъ сундукъ съ казною,—

Все объ умѣ и силѣ говоритъ.

Теперь въ закату дѣло. Наслаждаться

Зарей вечерней мнѣ уже не долго;

Такъ омрачить ее я не позволю!

И лишь одинъ соперникъ у меня —

Король ирландскій. Скажете, пожалуй,

Что онъ далеко, въ Дублинѣ сидитъ?

А что, мой хитрый, осторожный Тореръ,

Ты скажешь мнѣ, узнавъ, что здѣсь Олафъ?

1) Викинги — предводители морскихъ удальцовъ, плававшіе по морямъ со своими дружинами, ища добычи и славы.

 

Тореръ.

Онъ здѣсь?

 

Карлсховедъ.

Ужель?

 

Іостейнъ.

Въ Норвегіи?

 

Гаконъ.

Хотѣлось,

Твои разсказы слушая, смѣяться —

Съ такой ты важной миной говорилъ

О королѣ, твоемъ высокомъ другѣ!

Ты думать — ново это для меня!

А я давно слѣжу за нимъ, все знаю!

Я промолчалъ тогда, теперь скажу:

Мнѣ донесли лазутчики недавно,

Что къ Мостеру на дняхъ присталъ Олафъ.

Онъ въ Гардарикъ 1) плылъ, видишь, къ Вальдемару 2),

Да по пути ему вдругъ захотѣлось

На родину взглянуть. По крайней мѣрѣ,

Такъ говоритъ онъ самъ.

1) Такъ называли норманны Русь.

2) Т.-е. къ Владиміру; Олафъ, сынъ Трюгье, согласно сагамъ, былъ воспитанъ при дворѣ великаго князя кіевскаго, Владиміра Святого.

 

Тореръ.

Онъ здѣсь! Возможно ль?

 

Гаконъ.

Не знаю — впрочемъ, онъ всегда способенъ

Свернуть съ пути, чтобъ разъ-другой вдохнуть

Мечтательно въ себя здѣсь горный воздухъ,—

Да не хочу и знать; но знать мнѣ надо,

Тутъ не таится ль хитрости какой

Въ его на видъ невинномъ столь желаньѣ!

Согласенъ ты помочь мнѣ, вѣрный Тореръ?

Бывалъ въ гостяхъ ты у него, такъ диво ль,

Что посѣтить Олафа здѣсь захочешь,

Узнавъ, что къ намъ въ Норвегію онъ прибылъ.

Попутный вѣтеръ, Тореръ, обѣщаетъ,

Что будешь тамъ ты завтра же. Такъ вотъ

И сослужи мнѣ службу: отправляйся

И королю напой, что знаешь, въ уши,

Чтобъ онъ другихъ не сталъ и слушать пѣсенъ!

 

Тореръ.

Свое желанье, ярлъ мой, объясни.

 

Гаконъ.

Желаю знать, чего Олафъ желаетъ!

Его поймать хочу, и въ этомъ мнѣ

Твой гибкій умъ поможетъ и умѣнье

Съ людьми поладить. Знаю, что способенъ

Ты задержать его, пока свой флотъ

Я соберу и на него ударю.

Тогда держися! Сила противъ силы!

По старинѣ! Кто можетъ осудить?!

 

Карлсховедъ.

Никто, конечно!

 

Тореръ.

Такъ. Но чѣмъ, повѣдай,

Я задержать его могу, мой ярлъ?

 

Гаконъ.

Затронь тѣ струны, что ему пріятны.

Тебѣ охотно будетъ онъ внимать,

Когда начнешь ты пѣть о недовольствѣ

Народа властію моей; о томъ,

Что громко ропщутъ всѣ и ждутъ лишь знака,

Да храбреца-вождя. И постарайся

Его сманить на сушу: я старѣю

И въ море трудно стало мнѣ ходить.

А если онъ остаться не захочетъ

И, цѣли вѣрный прежней, отплыветъ,

Не соблазнясь Норвегіи короной,

То пусть себѣ! Не правъ я, значитъ, былъ.

Тогда оставлю я его въ покоѣ

И успокоюсь самъ.

 

Тореръ.

Властитель мой!

Ты мудро судишь. Выполнить задачу

По мѣрѣ силъ своихъ я постараюсь.

 

Гаконъ.

И вѣрь: твой трудъ за мной не пропадетъ!

 

Тореръ.

Мой ярлъ, я знаю — всѣхъ по-королевски

Ты награждаешь! Твой слуга я вѣрный!

 

Гаконъ — жметъ ему руку.

          Мой храбрый Тореръ!

 

Карлсховедъ.

Значитъ,— коль Олафъ

Опустошать здѣсь берега явился,

Отпоръ онъ встрѣтитъ; если жъ прибылъ онъ,

Какъ соглядатай — въ сѣти попадется.

 

Гаконъ.

А вы, друзья мои, родня Олафу,—

Такъ захотите ль съ Тореромъ поѣхать,

Чтобъ подкрѣпить его слова?

 

Іостейнъ.

Мой ярлъ!

Конечно, близокъ намъ Олафъ по крови,

Но ты властитель нашъ и другъ! Къ тому.же

Все наше дѣло будетъ — испытать

Его невинность!..

 

Тореръ.

Правда!

 

Гаконъ — протягивая свой мечъ.

                                        Такъ клянитесь

Надъ этой острой сталью, въ этой рощѣ,

Передъ лицомъ боговъ; что вѣрой-правдой

Готовы мнѣ служить!

 

Всѣ трое.

Пусть Одинъ, Торъ

И Фрейръ 1) въ Валгаллѣ 2) клятвѣ нашей внемлютъ!

1) Фрейръ — богъ плодородія.

2) Валгалла — небесная обитель, куда, по вѣрованію древнихъ сѣверянъ, попадали воины, павшіе геройской смертью въ бою отъ руки врага, или павшіе на свой мечъ.

 

Изваяніе Одина рушится.

Іостейнъ.

Ахъ! Что случилось?

 

Карлсховедъ.

Одинъ палъ!

 

Тореръ.

Разбился!

 

Гаконъ — овладѣваетъ собой и идетъ къ упавшему изваянію.

Давно тутъ въ камнѣ трещину я видѣлъ.

Сюда, друзья! Глядите! Хоть темно,

Но разглядѣть возможно, что по старой

Онъ раскололся трещинѣ. Давно

Чуть не насквозь она прошла чрезъ камень,

Лишь на одномъ кускѣ держалось все;

А вѣтеръ дунулъ, вотъ онъ и свалился!..

Однако, время кончить намъ. Ступайте!

Поговоримъ за ужиномъ мы съ вами

Передъ отъѣздомъ вашимъ, а теперь

Хочу одинъ остаться!

Тореръ, Іостейнъ и Карлсховедъ уходятъ. Гаконъ долго молча глядитъ на поверженную статую.

    ;                          Нѣтъ, не въ старомъ,

А въ новомъ мѣстѣ трещина идетъ!

Зачѣмъ упалъ ты, мощный Одинъ? Гнѣвъ ли

Тому причиной? Иль хотѣлъ ты этимъ

Предостеречь меня? Ты въ прахъ поверженъ,

А Фрейя, мать любви, въ цвѣтахъ стоитъ

Съ улыбкой ясной. Что же значитъ это?

Иль то, что сила сѣвера падетъ

Передъ любовью нѣжной юга? Одинъ,

Не покидай насъ! Дай мнѣ сокрушить

Врага боговъ, что надъ тобой глумится!— Преклоняетъ колѣни.

Внемли! Всѣхъ плѣнныхъ въ жертву обѣщаю

Я принести и девяносто-девять

Быковъ заклать, лишь даруй мнѣ побѣду,

Мое чело короной увѣнчай!

И будутъ въ честь твою дымиться чаши

Со свѣжей кровью, и алтарь твой кровью

Я окроплю!— Въ Олафа мечъ вонзить

Хочу, владыко, самъ!— И статую

Тебѣ я вновь изъ мрамора воздвигну!

И вѣчности оно не убоится!— Встаетъ.

Своимъ покровомъ ночь одѣла землю;

Стемнѣло.— Стоитъ нѣсколько минутъ какъ бы въ раздумьѣ.

Къ Бергтору пойду теперь,

Взглянуть хочу я на свою корону!— Уходитъ.

 

КУЗНИЦА.

Входятъ: Бергторъ съ короной и молоткомъ въ рукахъ и Грибъ со свѣтильникомъ.

Бергторъ.

Поставь свѣтильникъ тамъ, да наковальню

Мнѣ принеси. Темно по вечерамъ,

Хоть дни и долги. Надо мнѣ додѣлать

Тутъ кое-что.

 

Грибъ.

Вотъ руки золотыя!

 

Бергторъ.

Зачѣмъ же дѣло стало? Коль по нраву —

Хоть каждый день учиться заходи,

Пока здѣсь въ Ладэ твой живетъ хозяинъ.

 

Грибъ.

Я, кстати, празденъ. Время зачастую

Бываетъ въ тягость мнѣ. Какая радость

Мнѣ коротать его въ кругу рабовъ?

Другіе жъ насъ, бѣднягъ, и не подпустятъ!

Лишь ты такъ добръ. Да наградитъ за это

Тебя самъ Торъ! Раздуть тебѣ мѣхи?

 

Бергторъ.

Нѣтъ, нѣтъ! Пилу возьми!

 

Грибъ.

Вотъ заходила!

 

Бергторъ.

Что заходила! Много смыслишь, парень!

Ты поглядѣлъ бы, какъ мечи ковалъ

При томъ, другомъ Гаконѣ 1) твой Бергторъ;

Какъ мясо, камни рѣзали они!

Однако, долго я вожусь съ короной!..

И все-жъ готова будетъ слишкомъ рано!

1) Гаконъ «Драгоцѣнный Камень» — король норвежскій.

 

Грибъ.

Совсѣмъ готова, кажется, она?

 

Бергторъ.

Ну, что ты смыслишь! Камни надо вставить!

Входитъ Гудруна.

Кто тамъ? Гудруна! Что такъ запыхалась?

 

Гудруна.

Меня Гаконъ нашъ встрѣтилъ!

 

Бергторъ.

Встрѣтилъ? Гдѣ же?

 

Гудруна.

Ахъ, въ рощѣ!

 

Бергторъ.

Развѣ я не говорилъ,

Чтобъ вы не смѣли бѣгать тамъ по рощамъ,

Цвѣты да травы рвать! Благодаренье

Богамъ, что замужъ скоро выйдешь, дочь!

Вздохну полегче — все-жъ стеречь не надо.

Постукиваетъ молоткомъ по коронѣ.

          Повѣрь мнѣ, малый, десять предпочту

Коронъ сковать, чѣмъ двухъ беречь дѣвчонокъ!

Металлъ-то больно хрупкій,— вотъ бѣда!

 

Гудруна.

Отецъ! Боюсь я, онъ идетъ за мною!

Что скажетъ Ормъ!

 

Бергторъ.

Идетъ онъ за тобою?

Ну, нѣтъ! Шалить, мой добрый ярлъ! Эй, дочка!

За мною, въ погребъ!

 

Гудруна.

Снова попаду

Я подъ замокъ? Ахъ, мой отецъ!

 

Бергторъ.

Иль лучше

Попасть въ объятья ярла?

 

Гудруна.

О, отецъ!

 

Бергторъ.

Его я знаю! Мужа не осталось

Во всей странѣ, что быть бы могъ спокойнымъ

За дочь, жену, сестру, за мать, за бабку!

И я за васъ спокоенъ лишь тогда,

Какъ подъ замкомъ вы! Ну, или скорѣе!

А гдѣ сестра?

 

Гудруна.

Она готовитъ ужинъ.

 

Бергторъ.

Все это я съумѣю сдѣлать самъ,

А вотъ сберечь отъ ярла васъ, такъ развѣ

Замкамъ желѣзнымъ впору! Ну, ступай же!

А завтра васъ обѣихъ къ женихамъ!

Пусть стерегутъ васъ сами тамъ, какъ знаютъ,

Иль на себя пеняютъ. Живо, дочка!— Уходитъ.

 

Грибъ — подходитъ къ наковальнѣ и въ нѣмомъ удивленіи разсматриваетъ корону.

Такъ вотъ корона! Такъ-то ихъ куютъ!

Готова будетъ — ярлъ ее надѣнетъ,.

Съ народа клятву вѣрности возьметъ,

И онъ — король! Какъ просто и какъ дивно!— Беретъ корону.

Горитъ, какъ жаръ! Тутъ золото одно.

И тяжела. Вотъ свѣсить, сколько фунтовъ?

А что, мнѣ впору будетъ?— Надѣваетъ корону.

Велика!

Немножко сдвинуть дальше на затылокъ.

Вотъ такъ. Однако, думалъ я, что легче

Носить корону. Просто давитъ!— Расхаживаетъ по сценѣ.

Вотъ

Теперь король я!— Беретъ въ руки пилу.

Это будетъ скипетръ.

Садится на наковальню.

А это тронъ. Теперь сижу на тингѣ…

Входитъ ярлъ Гаконъ ине замѣченныйслѣдитъ за нимъ изъ глубины сцены.

Я буду добрымъ, милостивымъ къ вамъ,

Мои норвежцы, если вы согласны

Меня вѣнчать Норвегіи короной;

Но если въ томъ, что требую по праву,

Отъ васъ, норвежцы, встрѣчу я отказъ —

То горе, горе вамъ!..— Замѣчаетъ ярла и нѣмѣетъ отъ страха.

 

Гаконъ — спокойно.

Такъ, такъ! Отлично!

 

Грибъ.

Владыка нашъ! Не гнѣвайся! Прости!

 

Гаконъ.

Дрожишь на тронѣ, мальчикъ? Нѣтъ, не долженъ

Король дрожать, хотя бы всѣ стихіи

Въ хаосъ смѣшались вкругъ него, и адъ

Предъ нимъ разверзся! Долженъ онъ спокойно

На бурю окомъ царственнымъ взирать.

Настанетъ мигъ — метнетъ онъ взоръ орлиный,

И — буря стихнетъ разомъ, заиграетъ

Въ лазурномъ небѣ солнце!

 

Грибъ.

Правда! Правда!

Теперь я вижу самъ, что не рожденъ

Для столь высокой доли!

Входитъ Бергторъ съ большой связкойувидѣвъ ярлапрячетъ ее въ карманъ.

Гаконъ.

Здравствуй, Бергторъ!

 

Бергторъ.

Привѣтъ мой ярлу!— Замѣчаетъ Гриба, который все еще не смѣетъ двинуться съ мѣста.

Это что такое?

 

Гаконъ.

Онъ въ короли играетъ!

 

Бергторъ — въ сторону.

Въ ходъ пошла

У насъ игра-то эта! (Грибу) Ты рехнулся?

Снимай сейчасъ!

 

Гаконъ.

Какъ жалъ, что слышалъ я

Лишь половину рѣчи королевской.

Твой подмастерье?

 

Бергторъ.

Нѣтъ, мой ученикъ

И рабъ купца…

 

Гаконъ.

И ты рабу довѣрилъ

Мою корону?

 

Бергторъ.

Что-жъ тутъ будешь дѣлать!

Пришлось работу бросить да бѣжать,

Чтобъ подъ замокъ скорѣй упрятать дочекъ.

А этотъ дурень…

 

Гаконъ.

Дочекъ подъ замокъ?

 

Бергторъ.

Да, да, мой ярлъ! Сейчасъ одну ты видѣлъ,

Теперь боимся — вдругъ захочешь ты

Ее почаще видѣть; значитъ, лучше

Ей подъ замкомъ сидѣть, а завтра утромъ

За женихомъ ея пошлю, да свадьбу

Скорѣй наладимъ! Самъ пускай тогда

Свое добро, какъ хочетъ, охраняетъ!

 

Гаконъ.

Что за чудакъ ты, Бергторъ? Вправѣ я

За оскорбленье это счесть!

 

Бергторъ.

Э, полно!

Ярлъ знаетъ самъ свое больное мѣсто!

Ну, да объ этомъ лучше помолчимъ.

Примѣритъ ярлъ корону? Отыскалъ я

Тотъ древній обручъ, найденный въ землѣ

Подъ капищемъ. Передавался обручъ

Изъ рода въ родъ. По этой самой мѣркѣ

Мой дѣдъ корону Гильфдану 1) ковалъ.

Такъ драгоцѣненъ обручъ этотъ ржавый,

Онъ — мѣра древняя коронъ!

Гаконъ надѣваетъ коронуона спадаетъ ему на глаза.

                                        Не ладно!

Въ глазахъ темнѣетъ отъ нея у ярла.

1) Король норвежскій.

 

Гаконъ — гнѣвно.

Старикъ! Вѣдь далъ я мѣрку! Гдѣ она?

 

Бергторъ.

Торъ знаетъ, гдѣ! Я, признаюся, думалъ,

Что до короны Гальфдана доросъ ты!

 

Гаконъ.

Да, Бергторъ! Старъ ты, честенъ, прямъ, искусенъ,

И я щажу тебя! Но берегись,

Терпѣнью есть предѣлы! Знай, не мертвымъ

Корона впору быть должна, а мнѣ!»

Еще три дня тебѣ даю я сроку,

И берегись, коль и тогда не впору

Она мнѣ будетъ!— Уходитъ.

 

Бергторъ — вслѣдъ ему гордо и взволнованно.

Вздумалъ мнѣ грозить!

А чѣмъ? Что можетъ грозный ярлъ мнѣ сдѣлать?

Я старъ, и смерть моя ужъ за плечами,

Такъ не ея бояться мнѣ! Скорѣй

Паду на мечъ, а ужъ ворону портить

Не стану. Тотъ короной увѣнчаетъ

Свое чело, кто до нея доросъ!

 

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ОСТРОВЪ МОСТЕРЪ.

Скалистая мѣствость, поросшая лѣсомъ. На заднемъ планѣ морѣ. Олафъ, Тангбрандъ, его духовникъ, Тореръ Клаке, Карлсховедъ, Іостейнъ и свита Олафа идутъ съ берега.

Олафъ.

Вотъ это дружбой, Тореръ, я зову!

Одинъ землякъ способенъ это сдѣлать:

Плыть ночь, чтобъ друга во-время застать!

И правда, часомъ позже не засталъ бы.

Попутный вѣтеръ насъ умчалъ бы вновь!

Но какъ же свѣдать ты о томъ, что здѣсь я?

 

Тореръ.

Случайно! Кормчій мнѣ сказалъ одинъ.

Гостепріимствомъ, рѣдкой добротою

Ты всѣ сердца, король мой, привлекаешь!

И не забылъ я, какъ ты принялъ насъ,

Когда насъ бурей къ Дублину прибило.

Не поспѣши воспользоваться я

Попутнымъ вѣтромъ, свѣтлой лунной ночью,

Чтобъ здѣсь у насъ тебя привѣтомъ встрѣтить,

Я бъ недостоинъ былъ твоей пріязни.

Попутный вѣтеръ, впрочемъ, измѣнилъ,

И намъ пришлось-таки кружиться въ морѣ,

На что я такъ досадовать не сталъ бы,

Когда бъ не мысль, что тотъ же самый вѣтеръ

Тебя уноситъ, можетъ быть, отъ насъ!

 

Олафъ.

Но ярлъ Гаконъ, надѣюсь, не въ обидѣ,

Что посѣтилъ я родину свою?

Остался въ морѣ весь мой флотъ; въ заливъ же

Лишь королевскій свой корабль я ввелъ:

Я не хотѣлъ причины къ подозрѣнью

Подать малѣйшей.— Это кто съ тобой?

 

Тореръ.

Они — твои двоюродные братья!

Вотъ этотъ — Іостейнъ, этотъ же — Карлсховедъ.

Они тебѣ по матери родные

И вотъ съ тобой хотѣли повидаться.

 

Олафъ.

Мои родные! О, вдвойнѣ вамъ радъ я!

 

Іостейнъ.

Привѣтъ тебѣ, нашъ Ола!

 

Олафъ.

Ола? Да!

Норвежецъ истый въ выговорѣ слышенъ!

Какая звучность, сила, полнота!

О, сколько чувствъ и думъ во мнѣ проснулось!..

Пришлось мнѣ крошкой родину покинуть…

Такъ вы со мной по матери въ родствѣ?

 

Карлсховедъ.

Астрида, мать твоя, намъ тетка, Ола!

Отецъ нашъ, Гальфданъ, братомъ былъ ея.

 

Іостейнъ.

Да, братомъ.

 

Олафъ.

Значитъ, братья мы! Я вижу,

Что вы на мать мою похожи оба.

Ее давно лишился я, но помню.

Кудрями схожъ ты съ нею, Карлсховедъ,

А ты, мой Іостейнъ, ямками ланитъ!

 

Карлсховедъ.

Мы рады, если ты находишь сходство…

 

Олафъ.

Отъ васъ разсказовъ жду я съ нетерпѣньемъ

О дорогой Норвегіи, друзья!

Я плылъ, какъ можетъ статься, вамъ извѣстно,

На Русь, на помощь сыну Вальдемара.

Скончался нынѣ мой отецъ пріемный,

И въ Гардарикѣ смуты начались.

Такъ сынъ его насъ звалъ къ себѣ на помощь,—

Христіанинъ онъ и мнѣ другъ вдобавокъ.

Я плылъ туда съ дружиной, съ духовенствомъ,

И о странѣ родной не помышлялъ;

Но вотъ вдали завидѣлъ скалы, сосны —

Забилось сердце, самъ себя не вспомнилъ…

Затрепеталъ весь, слезы потекли,

Какъ будто звукамъ пѣсни богатырской,

Давно забытой, но родной, внималъ я!

И парусъ нашъ надулся вдругъ, и вымпелъ

Свое крыло по вѣтру распустилъ,

Какъ бы желая птицей унестися —

Туда, на берегъ! Могъ ли я сдержаться

И равнодушно путь свой продолжать?

Найдется ль сынъ, что могъ бы отвернуться,

Когда предъ нимъ объятья мать раскроетъ?

Чтобъ къ подозрѣньямъ повода не дать,

На этотъ островъ высадку я сдѣлалъ.

Тутъ ни души нѣтъ, кромѣ пастуховъ,

И нѣтъ строеній, кромѣ хижинъ ветхихъ,

Что тамъ и сямъ попрятались въ скалахъ.

Но вотъ, пока я здѣсь, узнать хочу я,

Друзья мои, о родинѣ побольше!

Какъ знать, увижу ль вновь страну родную?

Скажите мнѣ, тверда ль, крѣпка ль она?

 

Тореръ.

Король! Стоитъ она ногою твердой

На берегахъ скалистыхъ; ей въ нихъ данъ

Устой надежный; онъ-то не поддастся!

 

Олафъ.

Еще бы! Вѣрно! Одинъ одноглазый,

И тотъ не смогъ заставить ихъ поддаться,

Хоть и пытался!

 

Тореръ.

Правда, мой король!

Страна стоитъ попрежнему надежно;

Какъ прежде, зелень сосенъ и березъ,

Пригрѣтыхъ солнцемъ вешнимъ, взоръ ласкаетъ;

Все такъ же солнце скалы наши грѣетъ,

Хлѣба въ долинахъ нашихъ золотитъ;

Какъ прежде, волны тщетно берегъ роютъ;

Но, мой король! Хотя цвѣтетъ природа,

Хотя на видъ все миръ и благодать,—

Страна страдаетъ внутреннею язвой,

Точащей ядъ день это дня сильнѣе!

 

Олафъ.

Что этимъ хочешь ты сказать, мой другъ?

Бразды правленья держитъ ярлъ вѣдь крѣпко!

 

Тореръ.

Да, было время; минуло оно:

Норвежцы стали думать, что постыдно

Повиноваться ярлу!

 

Олафъ.

Пусть вѣнчаютъ

Его короной — будетъ королемъ!

 

Тореръ.

И Гальфдана потомокъ судитъ такъ?

 

Олафъ.

Да что норвежцамъ Гальфданъ!

 

Тореръ.

Онъ имъ больше,

Чѣмъ полагаешь ты. Привязанъ крѣпко

Къ своимъ исконнымъ королямъ народъ.

 

Олафъ.

И восемнадцать лѣтъ онъ служитъ ярлу!

 

Тореръ.

Король мой вѣрно знаетъ, какъ и всѣ мы,

Какимъ путемъ Гаконъ власть захватилъ.

Въ умѣ, въ отвагѣ ярлу кто откажетъ,—

Въ умѣньѣ рѣдкомъ пользоваться всѣмъ?

Когда сыны ничтожные Гунхильды

Стяжать успѣли общее презрѣнье,

То ярлъ съумѣлъ покончить съ ними живо.

Затѣмъ сдружился съ датскимъ королемъ

И незамѣтно, выгоды умѣя

Изо всего и изо всѣхъ извлечь,

Добился полной власти надъ страною.

Народъ, уставъ бороться, жаждалъ мира

И править съ миромъ ярлу предоставилъ.

Потомъ походъ на Томсборгъ 1) утвердилъ

И власть за нимъ, и славу межъ народа.

1) Замокъ-крѣпость въ Винддандш близъ богатаго торговаго пункта Юлина, воздвигнутый датскими королями и сдѣлавшійся затѣмъ оплотомъ викинговъ, которые, основавъ «союзъ викинговъ« (нѣчто въ родѣ рыцарскаго ордена), почти сбросили съ себя всякую вассальную зависимость отъ владыкъ Даніи и Норвегіи.

 

Олафъ.

И въ блескѣ славы будетъ онъ отверженъ?!

 

Тореръ.

Само собою! Прежде осторожно,

Съ умомъ онъ правилъ, зная, что умомъ

Онъ власть стяжалъ, что въ немъ его вся сила.

Теперь прославленъ всюду ярлъ героемъ,

Гремитъ на цѣлый сѣверъ ярлъ Ладэ,—

Кому жъ тягаться съ нимъ, вступать въ борьбу?

Отъ славы, власти, голову вскружило,

И ярлъ Гаконъ утратилъ прежній умъ,

Забылъ, что трона первая опора —

Любовь народа,— ею пренебрегъ,

Давъ волю всѣмъ страстямъ и всѣмъ желаньямъ.

И справедливость, милость, доброта

Въ немъ уступили мѣсто произволу.

Распоряжаться сталъ онъ, какъ хотѣлъ,

Добромъ народа, жизнью и свободой.

Да мало,— женъ крестьянскихъ, дочерей

Къ себѣ во дворъ онъ бралъ, чтобъ тѣшить прихоть!

Что мнѣ сказать еще? Шли дни за днями,

И волноваться глухо сталъ народъ.

Враговъ побилъ Гаконъ побѣдоносно

И не страшился больше никого,

Врага внутри страны не замѣчая

И язвы, что до сердца добралась.

Теперь живетъ средь вѣчныхъ смутъ и козней.

То тамъ, то тутъ волнуются норвежцы

И короля законнаго лишь ждутъ,

Чтобъ свергнуть иго ярла!

 

Олафъ.

Правда ль, Тореръ?

 

Тореръ.

Не вѣришь мнѣ, такъ вотъ родныхъ спроси.

 

Олафъ.

Мой Іостейнъ! Ямки съ щекъ твоихъ исчезли!

Улыбки нѣтъ! Не радъ, что цѣпи рабства

Страна родная сбросить замышляетъ?

 

Гостейнъ — смущенно.

          Король! Я слишкомъ молодъ, чтобъ судить

О благѣ края истинномъ, какъ должно.

Но то, что онъ сказалъ, пожалуй, правда.

 

Topеръ.

Еще скажу — что вздумалося мнѣ,

Когда узналъ я о твоемъ пріѣздѣ!

Я чаялъ — все ты знаешь, мой король,

И прибылъ съ цѣлью дѣйствовать,— но слышу,

Ты говоришь, что къ намъ понялъ случайно.

Но этотъ случай — свыше указанье!

 

Олафъ.

Перевернулъ всю душу ты мнѣ, другъ!

 

Тореръ.

Въ нее зерно посѣялъ я, чтобъ пышнымъ

Взошло цвѣткомъ! Ты чей потомокъ, вспомни!

 

Олафъ — задумчиво.

Кудряваго Гаральда?

 

Тореръ.

Ты потомокъ

Его прямой, по линіи меча!

 

Олафъ.

Рагнгильдѣ какъ-то разъ приснилось древо…

Была въ саду большомъ она, какъ будто,

И вѣтку подняла съ земли. Вдругъ смотритъ:

Большою вѣтвью стала вѣтка та,

Однимъ концомъ ушла глубоко въ землю,

И тамъ пустила корни, а вершина

Все поднималась выше къ небесамъ,

И скоро вовсе изъ вида исчезла.

Могучимъ древомъ стала вѣтвь Рагнгильды;

Внизу былъ красенъ стволъ, какъ кровь, вверху же

Былъ ровенъ, бѣлъ, съ зелеными вѣтвями.

Онѣ надъ всей Норвегіей простерлись!..

Не такъ ли, другъ?

 

Тореръ.

Преданье такъ гласитъ.

 

Олафъ.

И не Кудрявый ли Гаральдъ разъ видѣлъ

Во снѣ, что будто часть его кудрей

Вплоть до земли спускалась, часть спадала

Лишь до колѣнъ, часть по плечамъ ложилась,

А остальныя вкругъ чела вились?

 

Тореръ.

Да, мой король! Тотъ сонъ вѣщалъ Гарельду,

Что много будетъ, у него потомковъ,

Которые весь сѣверъ покорятъ!

Олафъ молчитъпогруженный въ глубокую думу.

Тореръ.

Какимъ мечтамъ ты новымъ отдаешься?

 

Олафъ.

Не новымъ! Старымъ! Съ юности мнѣ милыхъ!

И возмужалъ я съ ними!

 

Тореръ.

И достойны

Онѣ тебя и рода твоего.

Прости за смѣлость,— но зачѣмъ же прежде

Отъ правъ своихъ на тронъ ты отступался?

 

Олафъ.

Его рукою было не достать!

Далекъ былъ тронъ и занятъ! И другія

Меня въ то время думы волновали.

Святой покой души дороже троновъ!

Меня на югъ влекло благословенный,

Гдѣ введено ученіе Христа.

Тамъ счастье, други, вѣрно мнѣ служило!

Второй ужъ разъ я скипетромъ владѣю.

Любовь разстаться съ нимъ велѣла мнѣ

Въ землѣ венедовъ 1), послѣ-жъ мнѣ вручила

Его въ странѣ Зеленаго Эрина 2).

Но никогда, нигдѣ, гдѣ ни скитался,

И что ни дѣлалъ — родины своей

И правъ на тронъ не забывалъ я.

И часто мысль мнѣ въ душу западала:

«Возьмись за мечъ! Добейся правъ своихъ»!

Но какъ? Я слышалъ, былъ народъ доволенъ

Правленьемъ ярла. Что же могъ я сдѣлать?

Въ страну чужую трудно вѣдь ворваться!

А если быть увѣреннымъ не могъ я,

Что овладѣть удастся мнѣ короной,

То что жъ и дѣло было начинать?

Раздоръ и смерть въ странѣ родной лишь сѣять!

1) Древняя Виндландія; нынѣшняя Померанія.

2) Въ Ирландіи.

 

Тореръ.

Теперь совсѣмъ не тѣ у насъ дѣла.

Повѣрь мнѣ, стоитъ троньемцамъ 1) лишь свѣдать,

Что живъ прямой потомокъ ихъ Гаральда —

И перейдутъ къ тебѣ они толпами,

Когда войдешь ты въ Троньемскій заливъ.

Я увѣрять тебя не стану въ дружбѣ

Твоихъ родныхъ, а также и моей,

Но вотъ увѣрить въ чемъ тебя хотѣлъ бы:

У насъ мужей не мало знатныхъ, сильныхъ,

Тебѣ готовыхъ дружбу доказать.

Вотъ съ этой вѣстью мы въ тебѣ и плыли.

И если хочешь внять друзей совѣту,

То не пускайся въ дальніе края,

Но счастья здѣсь ищи. Судьба не даромъ

Тебя сюда влекла.

1) Троньенъ — древняя столица Норвегіи.

 

Олафъ — послѣ минутнаго молчанія.

                                        Не ожидалъ я

Такихъ вѣстей. Застигнутъ я врасплохъ.

Друзья, прошу на часъ меня оставить!

Вонъ тамъ шатеръ раскинутъ! Отдохните!

Моя дружина вамъ укажетъ путь.

Тореръ, Карлсховедъ и уходятъ въ сопровожденіи дружины. Остаются лишь Олафъ и Тангбрандъ.

Олафъ.

А ты, отецъ мой, ты молчалъ все время?

 

Тангбрандъ (духовникъ Олафа).

Король! Въ молчаньѣ томъ таилась радость!

Ты овладѣешь этимъ чуднымъ краемъ!

 

Олафъ.

Но въ немъ одни язычники, отецъ!

 

Тангбрандъ.

Тѣмъ больше чести ты себѣ стяжаешь,

Коль ихъ въ Христову вѣру обратишь!

 

Олафъ.

О, да! Я внемлю неба указанью,

Хоть и хотѣлъ спѣшить на помощь другу!

 

Тангбрандъ.

Ты ничего не обѣщалъ И что

Влекло тебя туда? Пустые слухи.

Ты къ подвигамъ привыкъ, скучалъ покоемъ,

И подвига ты жаждалъ, что достоинъ

Христіанина былъ бы. Чуялъ ты

Въ груди своей и силы, и влеченье

Господню вѣру всюду утверждать.

 

Олафъ.

И гдѣ, отецъ?! На родинѣ придется!

 

Тангбрандъ.

Къ тому жъ, мой сынъ, норвежскимъ королемъ

Ты помощь другу большую окажешь.

 

Олафъ.

Сначала должно родинѣ помочь

И просвѣтить ее Христовой вѣрой!

Какая цѣль! Прекрасная, святая!

 

Тангбрандъ.

Да, Гардарикъ предъ родиной — ничто.

 

Олафъ.

Но, мой отецъ,— тебѣ готовъ открыть я,

Какъ и всегда, всю душу! Не одною

О дѣлѣ Божьемъ ревностью я движимъ.

Волнуетъ душу радостью мнѣ мысль —

Свои права вернуть! Вѣдь былъ рожденъ я

Носить корону родины своей.

Я не грѣшу, себѣ желая счастья,

Что отъ рожденья быть моимъ должно?

 

Тангбрандъ.

О, нѣтъ, мой сынъ! И это такъ же вѣрно,

Какъ то, что Богъ Отецъ нашъ любитъ насъ.

Цѣнить всѣ блага жизни, наслаждаться

Съ душой невинной ими здѣсь — не грѣхъ,

А созерцанье Божьей благодати!

Блаженъ стократъ, кто въ этихъ благахъ видитъ

Небесныхъ благъ высокихъ отраженье!

Блаженъ и ты, мой сынъ, коль обратить

Въ Христово стадо свой народъ съумѣешь!

 

Олафъ.

Святой отецъ, оставь меня теперь!

Дай одному побыть!

 

Тангбрандъ.

Господь съ тобою!

Да укрѣпитъ Христосъ твой слабый духъ!—

 

Олафъ — сложивъ руки, надаетъ на колѣни.

Великой мыслью я совсѣмъ подавленъ!

Такъ ты меня орудіемъ избралъ,

Чтобъ мирно утвердить Твою здѣсь славу?

Отецъ небесный, зри! Я повинуюсь!

Твоя да будетъ воля надо мной!— Встаетъ

Да, да, Отецъ! Я чувствую, что буду

Въ странѣ родной апостоломъ Твоимъ!

Горю желаньемъ, грудь отвагой дышетъ!

Рука сильна, мечомъ владѣть привыкла,

А мечъ мой крестъ на рукояти носитъ.

Я сокрушу имъ дерзостныхъ враговъ,

Враговъ Твоихъ, о, Боже Милосердый!

Затѣмъ, какъ пастырь добрый, буду печься

О стадѣ, мнѣ довѣренномъ Тобой.

На мѣстѣ капищъ, мерзостныхъ, угрюмыхъ,

Гдѣ льется кровь невинныхъ жертвъ рѣкою,

Тебѣ святые храмы я воздвигну,

И въ нихъ не жертвъ стенанье будетъ слышно,

И не жрецовъ свирѣпыхъ вой и крикъ,

Но къ небу гимны стройно понесутся,

И звуки арфъ, и ѳиміамъ кадилъ.

Съ благоговѣньемъ станутъ здѣсь молиться

Тебѣ лишь, Богу истины и свѣта!

Не осквернится трапезой жрецовъ

Твой храмъ, о, Боже! Лишь въ воспоминанье

Твоей послѣдней трапезы, здѣсь будутъ

Вкушать Твой хлѣбъ и пить Твое вино.

Такъ прочь же мракъ, жестокость, заблужденья!

Зову любовь я, истину и свѣтъ!— Уходитъ.

 

ЛАДЭ.

Лѣсная тропа. Ярдъ Гаковъ идетъ, вооруженный мечомъ, лукомъ и щитомъ и неожиданно встрѣчается съ Торой.

Гаконъ — останавливаясь, въ смущеньѣ.

Кого я вижу? Лѣтній день прекрасный

Сманилъ и Тору въ лѣсъ зеленый?

 

Тора.

Да!

А кто сманилъ тебя? Не я, конечно!

Ты не ко мнѣ вооруженный шелъ?

 

Гаконъ.

Нѣтъ, на войну! Сейчасъ отплыть готовлюсь.

Не все на юго-западѣ спокойно,—

На берегахъ разбойникъ появился.

 

Тора.

Какой же случай мнѣ благодарить

За то, что я здѣсь встрѣтилась съ тобою

Еще разъ, прежде чѣмъ уѣхалъ ты?

 

Гаконъ.

Къ тебѣ я съ вѣстью Каркера отправилъ…

 

Тора.

Раба!

 

Гаконъ.

Я самъ не могъ имѣть минуты.

 

Тора.

Гаконъ, Гаконъ!

 

Гаконъ.

Но брось же подозрѣнья,

Не докучай!

 

Тора.

Ты разлюбилъ меня!

 

Гаконъ.

А если такъ, то хочешь снова въ сердцѣ

Огонь любви упреками возжечь?

 

Тора.

И такъ со мной ты говоришь, со мною!

Вѣдь больше жизни ты любилъ меня!..

Измѣнникъ! Сколько сладкихъ словъ умѣлъ ты

Тогда найти! Лишь я одна могла

Внести отраду, счастье въ жизнь героя!

Лишь я въ броню закованное сердце

Могла смягчить, заставить полюбить!..

И простодушно я могла повѣрить,

Покинуть домъ, молвою пренебречь

И за тобой пойти, тебѣ отдаться!..

О, заслужила Тора свой позоръ!

 

Гаконъ.

Какой позоръ? Не красотой одною

Въ тебѣ плѣнился я, но и умомъ,

И смѣлостью, свободой мысли, Тора!

Гакона упрекая и коря,—

Себя ты такъ же, Тора, обвиняешь!

Гдѣ прежній твой свободный взглядъ на жизнь?

Ты говоришь, что отдалась мнѣ? Правда!

Ты отдалась, я счастливъ былъ съ тобою.

Такъ что-жъ? Кого во мнѣ ты полюбила?

Иль покорилъ тебя мечтатель юный,

Что на луну глядитъ и таетъ? Нѣтъ!

Ты признавалась мнѣ, что любишь мужа,

Притомъ же мужа, перваго въ странѣ!

А развѣ мужу только лишь и дѣла —

Вздыхать у ногъ возлюбленной своей?

Ты молода была, собой красива,

Скучала вдовьей жизнью одинокой,—

Такъ что же въ жертву ты мнѣ принесла?

Свободна ты была, знатна, богата,—

Пустой молвой могла пренебрегать!

Мы провели два мѣсяца съ тобой

Въ блаженствѣ полномъ. Нынѣ на другое

Свои и взоры долженъ обратить.

Крестьяне дерзки стали, громко ропщутъ,

И посѣщать разбойники насъ смѣютъ;

Такъ первый мужъ Норвегіи обязанъ,

Пока есть время, вырвать съ корнемъ зло.

Пройдутъ недѣли прежде, чѣмъ удастся

Урвать часокъ для шалостей любви.

Такъ ты пока въ свой домъ вернися, Тора!

Повѣрь, разлука оживить любовь.

Къ тебѣ явлюсь я новой страсти полонъ.

 

Тора.

И это все! И этой жалкой рѣчью

Мнѣ за любовь и вѣрность платятъ? Да!

Я заслужила это; заслужила

Твою измѣну низкую, клянусь!

Ты говоришь, что я умна? Конечно,

Умна настолько я, что понимаю,

Какъ тщетно было бъ мнѣ стараться вновь

Разжечь любовь въ твоемъ жестокомъ сердцѣ!

Но то, что можешь ты такъ безсердечно,

Съ такимъ безстыдствомъ, видимо, привычнымъ,

Взирать на горе тяжкое мое,—

Вотъ это, это — сердце мнѣ терзаетъ!— Плачетъ.

 

Гаконъ.

Клянуся Фрейей, ты мнѣ дорога!

Когда бъ хитрилъ съ тобой я, какъ ты мыслишь,

Тебѣ спокойно такъ я не открылъ бы

Своихъ желаній! Ихъ не поняла ты!

 

Тора — внѣ себя.

Ты лжешь, развратникъ! Фрейей ты клянешься?

О! Не клянись! Вѣдь отвратитъ богиня

Свой чистый ликъ отъ твоего лица!

Прелюбодѣй! И я тебя любила?

Любила, да! И Тора лишь одна

Тебя любовью истинной любила!

Меня не санъ прельстилъ твой — такъ же древенъ

И такъ же славенъ родъ мой, какъ и твой —

Но въ ослѣпленіи любви я мнила

Твое очистить, вѣрнымъ сдѣлать сердце!

Но, Одинъ!.. Локи 1) развѣ знаетъ вѣрность?

Не зналъ и ты цѣны моей красѣ!

Въ тебѣ одна лишь чувственность играла,

За новизной одною ты гонялся!

Теперь же, можетъ быть, увлекся ты

Здоровой, свѣжей молодицей! Да!

Моей служанкой, можетъ быть,— съумѣвшей

Тебя, глупца, опутать! Но ты помни,—

Не беззащитна я и буду мстить!

Мои два брата мужествомъ и силой

Съ тобой, Гаконъ, поспорятъ! Берегись же!

Я отомстить ихъ за меня заставлю!

1) Локи — богъ зла, коварства, хитрости; олицетвореніе злыхъ началъ.

 

Гаконъ — холодно.

          Встревожилась ты. Тора! Отдохни!

Видитъ Каркера и подзываетъ его къ себѣ.

          А если что еще сказать желаешь,

То вотъ мой рабъ готовъ къ твоимъ услугамъ.

А ярлу даромъ время тратить здѣсь,

Внимая брани женщины сварливой,

И недосугъ, и непристойно!—

 

Тора — Карперу.

                ;                        Рабъ!

Чего, ты ждешь?

 

Каркеръ.

Чтобъ выслушала ты,

Что приказалъ мой господинъ!

 

Тора — ударяетъ его по лицу.

                                        Негодный!

 

Каркеръ.

Ахъ, госпожа! Себя-то пожалѣй!

Вѣдь объ меня, пожалуй, зашибешься!

 

Тора — приходя въ себя.

          О, Тора, ты унизила себя!

Такъ позабыться!— Рабъ, ступай отсюда!

 

Каркеръ.

Не получалъ такого я приказа.

 

Тора.

Такъ что жъ тебѣ приказано?

 

Каркеръ.

Сказать,

Что все къ отъѣзду госпожи готово.

 

Тора.

Такъ вотъ съ какою вѣстью самъ явиться

Онъ не рискнулъ ко мнѣ! Пусть будетъ такъ!

Онъ — господинъ намъ всѣмъ. Я повинуюсь!— Уходитъ.

На зовъ Карпера приходятъ другіе рабы.

 

Каркеръ.

Она пошла готовиться къ отъѣзду!

Глядите въ оба! Гнѣваться изволитъ:

Коль что не такъ, то угоститъ и васъ

Своею бѣлой ручкой. Будетъ важно!

Такъ ткнула въ носъ, что толковой подушкой,

А по спинѣ мурашки пробѣжали!

 

Лейфъ (другой рабъ Гакона).

Эге!

 

Каркеръ.

Она-то, слышь, не прочь была бы

Еще побыть у насъ, да нѣтъ, шалишь!

За что жъ другимъ-то быть у насъ въ загонѣ?

Сейчасъ рабовъ послали за Гудруной.

Посадитъ дочку Бергтора онъ вѣрно

На мѣсто Торы!

 

Лейфъ.

Новая уже?

 

Каркеръ.

Уже? И видно, самъ-то здѣсь ты вновѣ!

Не то сказалъ бы: «Какъ? теперь лишь только?»

Она жила два мѣсяца здѣсь, шутка ль?

А такъ нельзя, коль хочешь, чтобъ чередъ

Дошелъ до всѣхъ, чтобъ всѣмъ досталось! Такъ-то!

 

Лейфъ.

Чередъ до всѣхъ дошелъ? Чтобъ всѣмъ досталось?

 

Каркеръ — убѣдительно.

Ну, да! У ярла столько вѣдь заботъ,—

За всѣхъ, про всѣхъ, одинъ онъ думать долженъ,

Бывать повсюду, гдѣ всего опаснѣй!

Такъ вотъ, коль столько есть заботъ у ярла,

Коли за всѣхъ, про всѣхъ онъ думать долженъ,

Такъ упрекать его нельзя, что онъ,

Заботъ имѣя столько — и тяжелыхъ,

Бывая всюду, гдѣ всего опаснѣй,

Что онъ…

 

Лейфъ.

Да это я давно ужъ понялъ!

 

Каркеръ.

А коли такъ, по совѣсти скажи

Мнѣ, добрый Лейфъ: ну, будь ты ярломъ нашимъ

И смѣй все дѣлать, что найдешь хорошимъ,—

Не станешь развѣ дѣлать ты всего,

Что лишь найдешь хорошимъ?

 

Лейфъ.

Да, хорошимъ,

А не дурнымъ!

 

Каркеръ.

Дурнымъ? Помилуй, другъ!

Вотъ новичокъ и виденъ, что ни разу

Еще не слышалъ умныхъ словъ господскихъ.

Не то бъ ты зналъ, что мужѣ такой, какъ ярлъ,

Заботъ имѣя столько — и тяжелыхъ,—

Бывая всюду, гдѣ всего опаснѣй,

За всѣхъ, про всѣхъ…

 

Лейфъ.

Да понялъ, понялъ я!

 

Каркеръ — обиженный что его прервали.

А что ты понялъ? Ну?

 

Лейфъ.

Сказать ты хочешь —

Герой, что долженъ бодрствовать въ странѣ

За всѣхъ мужей,— и выспаться вѣдь долженъ

Вездѣ, гдѣ спятъ безъ нихъ…

 

Каркеръ.

Вотъ это такъ!— Каркеръ и уходятъ,

Эйнаръ Тамбескьельверъ, молодойпоявившійся на сценѣ еще во время предъидущаго явленія и сидѣвшій на пнѣ, приводитъ теперь свой лукъ въ порядокъ, встаетъ и смотритъ въ сторону, противоположнуюкуда ушли рабы.

Эйнаръ.

Остановился кто-то на дорогѣ…

Да это ярлъ! Опять идетъ обратно!..

Постой! Сыграю шутку съ нимъ сейчасъ!

Онъ, говорятъ, не знаетъ страха; такъ ли?

Прицѣливается и стрѣляетъ.

Ага! султанъ у шлема отлетѣлъ!

 

Гаконъ — вбѣгаетъ съ обнаженнымъ мечомъ и схватываетъ Эйнара за грудь.

Разбойникъ! Кѣмъ подкупленъ? Признавайся!

И что за жизнь мою тебѣ сулили?

 

Эйнаръ — спокойно.

Да ничего! Ни въ чемъ я не нуждаюсь —

И не разбойникъ! Родъ мой благороденъ!

Тебѣ извѣстны родичи мои.

 

Гаконъ.

Убійца! Кто же ты? Какого рода?

 

Эйнаръ.

Мой ярлъ! Отецъ мой — мужествомъ зовется.

Его ты знаешь: старый хрычъ, но бодрый;

Сѣдобородъ, по крѣпокъ и подвиженъ;

Въ странѣ норвежской онъ давно живетъ.

 

Гаконъ.

А! негодяй, смѣешься ты? Умри же!

 

Эйнаръ — его руку.

Благодаренье азамъ 1), давшимъ мнѣ

Такую силу! Тутъ мнѣ и конецъ бы,

Когда бъ руки твоей не удержалъ!

1) Азами древніе норманны называли вообще ботовъ. Въ концѣ IV вѣка на Скандинавскомъ полуостровѣ появились скиѳскіе пришельцы азы (имя, указывающее на ихъ первоначальную родину — Азію) изъ страны азовъ (Asaland) и ея столицы Азгоръ (Asgaard), находившейся при рѣкѣ Танаисъ (Донъ); предводителя ихъ звали Одиномъ. Впослѣдствіи Одинъ и азы превратились въ народномъ представленіи въ боговъ.

 

Гаконъ.

Какая вѣдьма старая снабдила

Тебя такою силой?

 

Эйнаръ.

Мать моя!

Она колдунья, впрямь, но не старуха,

Бѣла, румяна; имя ей — здоровье!

Ведетъ свой родъ она, какъ ты, издревле.

 

Гаконъ.

Все-жъ, ты погибъ!

 

Эйнаръ.

Не рано ль, господинъ!

Едва мнѣ двадцать минуло! Къ тому же

Ты проиграешь, ярлъ, коль станешь самъ

Губить такъ цвѣтъ норвежской молодежи!

 

Гаконъ.

А самъ меня ты не хотѣлъ сгубить?

 

Эйнаръ.

О, нѣтъ, клянуся Одиномъ и Фрейей!

Я только сбить хотѣлъ султанъ у шлема.

 

Гаконъ.

И цѣлью выбралъ голову мою?

 

Эйнаръ.

Нѣтъ, господинъ! Султанъ у шлема только!

Всѣ говорятъ — тебя не испугаешь,

Такъ испытать тебя сейчасъ я вздумалъ;

И вотъ, султанъ у шлема отлетѣлъ!

Что-жъ, небольшой тебѣ нанесъ убытокъ:

Вѣдь въ пѣтушиный хвостъ, никакъ не больше!

Скажу еще: коль выбить не смогу

Своей стрѣлой изъ рукъ твоихъ монетки,

Да такъ, чтобъ пальцевъ краемъ не задѣть,

Меня назвать ты можешь старой бабой

И хоть на первомъ деревѣ повѣсить!

 

Гаконъ.

Твои глаза не лгутъ! Хочу я вѣрить.

Вонъ на корѣ березы той, гляди,

Едва замѣтно пятнышко чернѣетъ.

Всади стрѣлу въ него, тогда повѣрю.

 

Эйнаръ — прицѣливается и стрѣляетъ.

Ну, вотъ и вѣрь!

 

Гаконъ.

Ты — удалой стрѣлокъ!

Я при себѣ тебя оставлю! Кстати

Я повстрѣчалъ тебя. Давно молва

У насъ идетъ о молодцѣ какомъ-то,

Что будто лучшій онъ стрѣлокъ въ краю.

Его къ себѣ велѣлъ я вызвать ныньче.

Придетъ — покажемъ: есть стрѣлки и тутъ!

 

Эйнаръ.

Пускай придетъ! Я потягаюсь съ каждымъ!

Онъ какъ зовется?

 

Гаконъ.

Эйнаръ Тамбескьельверъ.

 

Эйнаръ.

Мы, значитъ, тёзки. Пусть придетъ. Я съ нимъ

Во всемъ — и даже въ имени поспорю.

 

Гаконъ.

Такъ ты тотъ самый Эйнаръ Тамбескьельверъ?

 

Эйнаръ.

Онъ самый!

 

Гаконъ.

Значитъ, ты ко мнѣ и шелъ,

Веселый, славный малый?— Беретъ его за подбородокъ.

Молодъ, ловокъ,

Красивъ и смѣлъ! Такихъ-то мнѣ и нужно!

Согласенъ ты Гакону послужить?

 

Эйнаръ.

Я послужить тебѣ, гдѣ можно, радъ бы,

Да на бѣду въ Норвегіи такъ тихо,

Какъ въ уголкѣ старушечьемъ за печкой!

 

Гаконъ.

Не такъ-то тихо, другъ мой! Нужно мнѣ

Людей отважныхъ, сильныхъ и надежныхъ.

Какъ разъ сегодня мы отплыть готовы

На юго-западъ, берегъ защищать

Отъ чужеземца дерзкаго. Такъ хочешь

Ты тетиву у лука натянуть

Въ защиту мнѣ, себѣ на честь и славу?

 

Эйнаръ.

Клянусь, хочу!.. Но, мощный аза-Торъ!

Какой у ярла дивный лукъ! Украшенъ

И серебромъ, и золотомъ! А мой —

Простой сосновый съ жилами медвѣдя!

 

Гаконъ — снимаетъ съ себя лукъ и подаетъ Эйнару.

Прими въ знакъ дружбы, Эйнаръ Тамбескьельверъ!

 

Эйнаръ — пробуя тетиву.

Ужъ больно слабъ! Возьми назадъ, мой ярлъ!

Тяжелъ и слабъ твой лукъ! Мой будетъ лучше!

 

Гаконъ.

Мой даръ дерзаешь ты отвергнуть развѣ?

 

Эйнаръ.

Имѣетъ мощный ярлъ иное нѣчто…

Того бы дара Эйнаръ не отвергъ!

 

Гаконъ.

Иное? Что же?

 

Эйнаръ.

Дочка есть у ярла.

Красою съ розой Бергліотъ поспоритъ.

Ну да объ этомъ рѣчь вести успѣемъ.

 

Гаконъ.

Такъ полагаешь ты?..

 

Эйнаръ.

Что заслужить

Ее я долженъ!

 

Гаконъ.

Мѣтишь высоконько.

 

Эйнаръ.

Какъ подобаетъ ловкому стрѣлку.

Моя стрѣла далеко бьетъ — ты видѣлъ,

Но очи дѣвы тоже мечутъ стрѣлы!

 

Гаконъ.

И самъ стрѣлокъ подстрѣленъ?

 

Эйнаръ.

Я отвѣчу,

Когда враговъ твоихъ поистреблю!

Скорѣе въ путь-дорогу!

 

Гаконъ.

Ты готовъ ужъ?

 

Эйнаръ — ударяя колчану.

Весь скарбъ мой тутъ! Идемъ!

 

Гаконъ.

Ты славный малый!

И, право, милъ, какъ женщина, мнѣ сталъ!

 

Эйнаръ.

Ну, ужъ отъ бабьей доли, Торъ, избави!— Уходятъ.

 

КРЕСТЬЯНСКАЯ ГОРНИЦА.

Свадебный пиръ. Ормъ и Гудруна, женихъ и невѣста, сидятъ за столомъ на первомъ мѣстѣ. Бергторъ рядомъ съ дочерью Гудруной. Напротивъ — Астрида, ея сестра, и Торвальдъ, женихъ Астриды. Много гостей-крестьянъ.

Бергторъ.

Эй, веселѣе! Чашу въ круговую!

До капли пейте! Медъ-то старый, добрый!

Я какъ сыгралъ свою съ Гунлэдой свадьбу,

Такъ эту бочку въ погребъ и скатилъ,

Да клятву далъ до той поры не трогать,

Какъ свадьбу первой дочки станемъ ладить.

И клятву я, какъ видите, сдержалъ!

Зато теперь и веселюсь съ друзьями!

Что скажешь, Ормъ? Невѣста хороша?

Моложе меда мѣсяцевъ на девять!

Да, да, какъ разъ, не больше и не меньше.

Я помню, страсть разгнѣвался тогда,

Жену бранить сталъ: «Это что за штуки?

На что дѣвчонокъ? Что мнѣ съ ними дѣлать?

Мнѣ сыновей давай, которыхъ можно

Учить мечомъ владѣть!» Затѣмъ въ постель

Швырнулъ дѣвчонку!

 

Ормъ.

Да, но послѣ все-же

Любить дѣвчонку сталъ!

 

Бергторъ.

Да вотъ поди же!

Какъ подросла, такъ все, бывало, вьется

Вокругъ да возлѣ! Какъ тутъ не любить!

Чѣмъ дальше — больше! Право! А какъ минетъ

Дѣвчонкамъ лѣтъ пятнадцать — и подавно

Ихъ любишь, хочешь иль не хочешь!

 

Ормъ.

Веселъ

Старикъ сегодня! Торвальдъ, не зѣвай!

Передавай же рогъ! Не пьется, что-ли?

 

Торвальдъ.

Не пьется? Друже, что ты? Я почти

Какъ конунгъ Фьельнеръ, медомъ захлебнулся!

 

Бергторъ.

Постойте, дѣтки! Шумъ какой-то?…

 

Торвальдъ.

Вѣрно,

Еще друзья пришли на свадьбу нашу.

Идетъ къ дверямъ. Входитъ Стейнъ въ сопровожденіи толпы другихъ рабовъ.

Друзья! Что надо вамъ? Зачѣмъ пришли?

 

Стейнъ (рабъ Гакона).

Рабы Гакона мы, и вотъ явились

Вамъ возвѣстить о волѣ ярла.

 

Ормъ.

Значитъ,

Узналъ нашъ ярлъ, что всѣ мы здѣсь сегодня

И случаемъ воспользоваться хочетъ?

Такъ въ чемъ же дѣло? Слушаемъ.

 

Стейнъ.

Того,

Что здѣсь васъ столько, онъ не вѣдалъ вовсе,

Но зналъ, что свадьбу здѣсь играютъ въ домѣ.

 

Ормъ.

Такъ говори скорѣе, съ чѣмъ явились?

 

Стейнъ.

Чтобъ не тянуть, скажу я прямо! Ярлъ

Тебѣ, женихъ, привѣтъ свой посылаетъ,

Въ тебѣ онъ цѣнитъ вѣрнаго слугу.

Недавно видѣлъ онъ твою невѣсту,

Она зажгла въ немъ сердце. Безъ нея

Онъ жить не можетъ. Тщетно онъ старался

Преодолѣть любовь. Снести не въ силахъ

Нашъ ярлъ того, что подданный его

Владѣть той дѣвой будетъ, о которой

Онъ самъ тоскуетъ день и ночь. Такъ вотъ

И полагаетъ онъ, что ты невѣсту

Ему уступишь.

 

Бергторъ — встаетъ.

Вотъ оно!

 

Ормъ.

Вы, значитъ,

Пришли отнять невѣсту у меня?

 

Стейнъ.

Зачѣмъ отнятъ? Надѣется Гаконъ,.

Что ты ее уступишь добровольно.

Вѣдь не надолго. Скоро онъ вернетъ

Ее съ дарами.

 

Ормъ.

Дерзкій рабъ! И смѣешь

Мнѣ предлагать пойти на это! Смѣетъ

Нашъ ярлъ къ норвежцамъ, гордымъ и свободнымъ,

Васъ посылать съ такимъ приказомъ?

 

Стейнъ.

Мало ль

Людей свободныхъ, гордыхъ, какъ и ты,

Такой приказъ за счастье почитали!

Тебя мы, правда, думали застать

Лишь въ небольшомъ кружкѣ друзей. Пришлось же

Такъ невзначай къ тебѣ нагрянуть, Ормъ,

По двумъ причинамъ: первая, что долженъ

Сегодня былъ нашъ ярлъ отплыть; вторая —

Что ты со свадьбой очень торопился.

Такъ вотъ, какъ видишь, ярлу и пришлось

Спѣшить покончить это дѣло разомъ.

И по приказу ярла мы доставить

Должны Гудруну тотчасъ же въ нашъ домъ,

И тамъ стеречь до возвращенья ярла.

Судить же ярла намъ не подобаетъ,—

Онъ выше насъ и всякаго суда!

Необычайный шумъ.

Бергторъ.

Всему есть мѣра! Вонъ отсюда, дерзкій!

 

Торвальдъ — схватывая рогъ съ медомъ.

Снеси поклонъ нашъ ярлу, да ужъ кстати

Скажи, что мы по немъ поминки правимъ!

 

Голоса.

Долой рабовъ! Гоните ихъ отсюда!

 

Стейнъ — рабамъ.

За мной, впередъ, ребята!

 

Торвальдъ.

Испытать

Свое безсилье хочешь, рабъ?

 

Крестьяне — грозно.

Убьемъ ихъ!

 

Бергторъ.

Добро! Сковалъ я кстати добрый молотъ;

Заразъ троихъ на мѣстѣ уложу!

 

Стейнъ — другимъ разамъ.

Смѣлѣй, ребята!

 

Крестьяне.

Други! Не щади ихъ!

Коли, руби змѣиное отродье!

Схватка; послѣ нѣкотораго сопротивленія, рабы Геккона бѣгутъ, крестьяне преслѣдуютъ ихъ. Женщины хлопочутъ около лишившейся чувствъ Гудруны.

Астрида.

Приди въ себя, Гудруна! Ихъ прогнали!

Взгляни въ окно! Они далеко всѣ.

Крестьяне возвращаются. Ормъ, безъ чувствъ, бросается къ ея ногамъ.

Ормъ.

Верните жизнь ей, женщины! Что плакать!

Куда дѣвалось все искусство ваше?

Верните жизнь моей невѣстѣ!

 

Торвальдъ.

Одинъ!

Тебя зову въ свидѣтели и мечъ,

Въ крови рабовъ омытый, подымаю

Въ знакъ нарушенья клятвы, данной ярлу!

Клянусь я впредь покоя не знавать,

Пока съ презрѣнной этой рабской кровью

Я не смѣшаю крови ярла! Месть

За тотъ позоръ, что Орму онъ готовилъ!

 

Бергторъ.

И я, хоть старъ годами, сѣдъ, въ морщинахъ,

Даю такую жъ клятву вотъ на этомъ

Окровавленномъ молотѣ. Вѣнецъ

Себѣ ковать велѣлъ онъ. Погоди же!…

Я здѣсь старѣйшій, я — отецъ Гудруны…

Ты, бѣдная, какъ скошенный цвѣтокъ,

Лежишь въ объятьяхъ милаго!.. О, братья!

Сплотимся! Станемъ другъ за друга! Дайте

На этомъ тяжкомъ молотѣ мнѣ клятву:

Гакону смерть! Смерть лютому Гакону!

 

Ормъ.

Гудруна милая жива!

 

Крестьяне — поднимая руки надъ молотомъ.

Клянемся:

Гакону смерть! Смерть лютому Гакону!

 

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ОСТРОВЪ МОСТЕРЪ.

Карлсховедъ и Іостейнъ, родственники Олафа, короля ирландскаго; Грибъ, рабъ Торера, приверженца ярла Гакова.

Грибъ.

Могу вамъ объявить — Гаконъ ужъ здѣсь;

Присталъ сегодня къ острову онъ съ флотомъ,

И въ томъ концѣ залива якорь отдалъ.

 

Карлсховедъ.

И не столкнулся онъ съ Олафомъ?! Дивно!

Тотъ въ море вышелъ флотъ собрать свой въ гавань;

Теперь его мы съ нетерпѣньемъ ждемъ.

 

Грибъ.

Ну, помогли, знать, ярлу ночь да хитрость.

 

Іостейнъ.

Итакъ, герой норвежскій наготовѣ

Съ врагомъ схватиться, если тотъ замыслитъ

На сушу выйти. Мѣста вдоволь здѣсь

Для жаркой битвы. Есть гдѣ разгуляться!

 

Грибъ.

Съ врагомъ сразиться ярлъ давно рѣшился;

Но мѣсто намъ открытое для битвы

Совсѣмъ негодно; лѣсъ дремучій, темный,

Сослужитъ лучше службу намъ.

 

Карлсховедъ.

Не знаю,

Что говоришь ты, рабъ? Скажи яснѣе!

 

Грибъ.

Богамъ угодно было превратить

Въ святую правду ложь, что господинъ мой

Хитро придумалъ; и теперь всѣ планы

Его и ярла разомъ измѣнились!

 

Іостейнъ.

Ты дерзокъ, рабъ! Тебѣ ль такъ говорить!

 

Грибъ.

И вы бы такъ заговорили, если бъ

Узнали все, какъ я.

 

Карлсховедъ.

Такъ объяснись!

 

Грибъ.

Едва Гаконъ отплылъ на островъ Мостеръ,

Его гонцы догнали съ извѣщеньемъ,

Что вспыхнулъ бунтъ въ народѣ — за Гудруну,

Которой ярлъ задумалъ овладѣть.

Давно, какъ видно, искра возмущенья

Въ народѣ тлѣла; часъ насталъ, и пламя

Объяло всѣхъ! Что было дѣлать ярлу?

Извѣстно вамъ, онъ на рѣшенья скоръ,

И, поразмысливъ, счелъ, что будетъ лучше

Идти сначала противъ чужеземца:

Надъ нимъ побѣда снова укрѣпитъ

За ярломъ славу мощнаго героя

И устрашитъ народъ. Но вотъ теперь

Отъ соглядатаевъ узналъ нашъ ярлъ,

Что флотъ врага сильнѣй, чѣмъ былъ по слухамъ.

На счастье ярла, встрѣтилъ здѣсь его

Наперсникъ вѣрный, хитрый Тореръ Клаке,

И ярлъ совѣтъ его принять рѣшился.

Гаконъ не любитъ, знаемъ, падать духомъ:

Не удалось одно — онъ за другое

Тотчасъ берется. «Ради, молъ, боговъ

Иду на это я, нужда неволитъ!»

Онъ говоритъ, но не совсѣмъ-то такъ,

И о своей тутъ пользѣ ярлъ хлопочетъ.

Сбыть гостя съ рукъ ему необходимо,

Не то — бѣда! Узнай народъ, что прибылъ

Сюда потомокъ древнихъ королей,

Любовь къ нему въ народѣ возгорится,

Тогда возненавидятъ ярла всѣ.

На что рѣшился ярлъ, о томъ молчитъ.

Разбить палатки велѣно дружинѣ;

Что будетъ дальше — мы того не знаемъ.

Одно лишь ярлъ успѣлъ внушить всѣмъ: будто

Разбойника выслѣживаетъ онъ!

 

Іостейнъ.

На что, однако, ярлъ рѣшиться можетъ?

 

Грибъ.

Лежалъ я какъ-то ночью на соломѣ,

Въ слезахъ, и вопрошалъ боговъ великихъ:

За что влачу я молодую жизнь

Въ оковахъ рабства? Нынѣ жъ восхваляю,

Благодарю за то боговъ премудрыхъ!

Не будь рабомъ я — планъ коварный Клаке

Раскрылся бъ слишкомъ поздно, и Олафъ

Погибъ бы смертью злой отъ рукъ убійцы!

 

Іостейнъ.

Не мучь же насъ! Скажи скорѣе все!

 

Грибъ.

Я самъ былъ тутъ же, слышалъ все до слова.

Вѣдь я ничтожный, жалкій рабъ, не болѣ,

Что незамѣтно, словно край плаща,

Влачится всюду вслѣдъ за господиномъ!

Такъ отъ раба ль таиться? Въ этотъ лѣсъ

Олафа сманитъ низкій Тореръ Клаке

И тамъ убьетъ! Гаконъ же ждать засядетъ

Въ лѣсу, въ пастушьей хижинѣ; ему

Онъ голову Олафа принесетъ.

Покончивъ дѣло, ярлъ назадъ вернется

И въ Рогаландѣ вѣрномъ кликнетъ кличъ,

Собравъ же войско, дастъ отпоръ ирландцамъ,

Коль тѣ отмстить за смерть вождя замыслятъ.

 

Іостейнъ.

Ты самъ все слышалъ?

 

Грибъ.

Бальдуръ 1) мнѣ свидѣтель!

1) Бальдуръ — ботъ свѣта и добра, сынъ Одина и Фригги; олицетвореніе добрыхъ началъ.

 

Іостейнъ.

И за одно мы съ ярломъ быть должны?!

 

Карлсховедъ.

И помогать ему мы въ этомъ станемъ?!

 

Іостейнъ.

О, Грибъ! Мнѣ стыдно — стыдно за тебя!

 

Грибъ.

Властитель мой! Подумай, кто же могъ

Отъ ярла ждать такихъ поступковъ низкихъ?

Гаконъ вѣдь мечетъ молніи очами,

Повелѣваетъ взглядомъ! Передъ нимъ

И преклонились вы. Кого желанье

Не увлечетъ доставить тронъ герою?

И васъ оно могло увлечь; не правда ль?

 

Іостейнъ.

Но не бывать ему на тронѣ!

 

Карлсховедъ.

Вѣрно!

На тронъ взойдетъ Олафъ, король норвежскій,

Онъ сынъ Астриды, намъ родной герой.

Достойный трона!

 

Грибъ.

Да, вотъ это вѣрно!

Какъ кстати!— и корабль уже въ заливѣ;

Сейчасъ причалитъ къ берегу ладья.

Олафъ съ дружиной въ ней плыветъ. Такъ надо,

Пока не поздно, дѣйствовать живѣй!

Оставшись съ нимъ наединѣ, откройте

Ему всю правду. Тореръ Клаке съ ярломъ

Въ лѣсу теперь. Такъ пусть король съ дружипой

Туда спѣшитъ накрыть обоихъ разомъ.

Удастся, впрочемъ, это имъ, иль нѣтъ,

За королемъ вѣдь сила будетъ все же.

А можетъ статься, кое-что еще

До той поры свершится… Вотъ ужъ слышно,

Съ ладьи несется пѣніе монаховъ.

Какъ дивно звуки льются надъ водою!..

Но мнѣ пора, меня давно тамъ ждутъ!

И такъ, сдержите ваше обѣщанье!— Уходитъ.

 

Іостейнъ.

О, будь спокоенъ!

 

Карлсховедъ.

Вотъ ладья пристала,

Король, монахи, стража — всѣ сошли.

Олафу знамя подаютъ монахи.

На красномъ полѣ бѣлый крестъ, гляди!

 

Іостейнъ

Да, красный цвѣтъ — цвѣтъ мужества и силы,

А бѣлый — цвѣтъ невинности и мира.

Идутъ сюда! Мы отойдемъ пока.

Олафъ несетъ въ рукахъ большое знамя; за нимъ идутъ монахи и нѣсколько человѣкъ стражи.

 

Хоръ монаховъ.

Разсѣйся, злобный мракъ ночной!

Небесный лучъ! своей стрѣлой

Его пронзи и освѣти

Любви и правды всѣ пути!

 

Холодный сѣверъ Ты согрѣй,

Господь, тепломъ любви Своей!

Съ мечомъ въ рукѣ герой грядетъ

И свѣточъ вѣры здѣсь возжетъ!

 

Олафъ — поднимаетъ знамя къ небу и затѣмъ водружаетъ его передъ собою въ землю.

Сажаю съ этимъ знаменемъ священнымъ

Въ родную почву древо христіанства!

Да пуститъ корни, пышно зеленѣетъ

И принесетъ обильные плоды!

Смиренной вѣры полные, мы станемъ

Слезами корни древа орошать,

А вздохи съ устъ, лепечущихъ молитвы,

Какъ дуновенье вѣтра будутъ нѣжить

Цвѣты и почки сочные плодовъ!

Какъ пѣнье птицъ несется къ сводамъ неба,

Такъ понесутся здѣсь къ церковнымъ сводамъ

Смиренной паствы гимны и молитвы!

Надъ всей страною сѣнь своихъ вѣтвей,

Какъ дубъ столѣтній, дерево раскинетъ

И дастъ пріютъ любви, надеждѣ, вѣрѣ!

Онѣ, корней его питаясь сокомъ,

На небо взоры будутъ устремлять.

А на корѣ священной, чистой древа,

Какъ на скрижаляхъ новыхъ, имена

Свои начертятъ сѣвера владыки.

Сама невинность здѣсь цвѣты насадитъ,

Что будутъ, словно сонмы райскихъ духовъ,

Отъ древа черныхъ духовъ отгонять.

Въ безсильной злобѣ Одинъ одноглазый

Направитъ дикій свой полетъ въ пустыни,

Въ ущелья горъ, и тамъ въ попыткахъ тщетныхъ

Вернуть себѣ былую мощь и власть,

Какъ волкъ голодный, раненый, завоетъ!

Но вой его не устрашитъ сыновъ

Благочестивой церкви; съ дѣтской вѣрой

Они подъ древомъ головы укроютъ;

Его листва, какъ крылья духовъ райскихъ,

Отъ слуха ихъ отвѣетъ страшный вой.

 

Хоръ монаховъ.

Аминь!

 

Олафъ.

Аминь! Благодарю васъ, братья!

Вы поддержать меня готовы, знаю!

Вамъ показалъ сейчасъ я въ морѣ островъ;

Гаконъ тамъ Драгоцѣнный, предокъ мой,

Былъ на пиру, какъ вдругъ на пиръ кровавый,

На битву вызванъ былъ, гдѣ смерть нашелъ.

Гаконъ, о, кроткій, набожный мой предокъ!

Ты, какъ цвѣтокъ, расцвѣтшій слишкомъ рано,

Побитъ морозомъ былъ ночнымъ! Твой корень

Не смогъ пробиться въ глубь могучихъ скалъ,

Но все жъ ростокъ твой свѣжій былъ здѣсь первымъ,

И ты блаженъ во вѣки въ небесахъ!

Ты вѣрно тамъ, хотя не смогъ бороться

И одолѣть слѣпое заблужденье.

Тебя вкусить отъ жертвы принудили,

Твоимъ устамъ, что жаждали испить

Вина изъ чаши Новаго Завѣта,

Пришлось коснуться чаши съ кровью жертвы!

Тогда, Гаконъ, еще не время было!

Теперь съ улыбкой смотришь ты съ небесъ

На своего потомка, что вступаетъ

На правый путь, проложенный тобой!

 

Хоръ монаховъ.

Аминь!

 

Олафъ.

Аминь! Вы берегъ освятили,

И возвратитесь съ миромъ на корабль!

Для васъ шатры на палубѣ разбиты;

Вы утомились, отдыхъ нуженъ вамъ.

Монахи направляются къ ладьѣ. Олафу подходятъ Карлсховедъ и Іостейнъ.

          А вотъ и вы, мои друзья и братья!

Хотите ль быть со мной въ союзѣ тѣсномъ?

 

Іостейнъ.

Король!

 

Карлховедъ — смущенно.

Король!

 

Олафъ.

Что сталось съ вами, братья?

 

Іостейнъ — преклоняя колѣни.

 ;         Мы головы свои тебѣ приносимъ!

 

Карлсховедъ — тоже.

Да, да! Виновны мы!

 

Олафъ.

Какъ мнѣ понять

Такія рѣчи?

 

Іостейнъ.

Мы тебѣ солгали!

 

Карлсховедъ.

Мы обманули, мой король, тебя!

 

Олафъ.

Не можетъ быть! Иль выдумкой все было?

Меня вы въ сѣти ярла заманили?

 

Карлсховедъ.

О, нѣтъ, не бойся!

 

Олафъ.

Ада не боюсь,

Не то что ярла! Встаньте! Передъ Богомъ

Падите ницъ, Ему, Отцу, молитесь,

Коль согрѣшили! Онъ васъ покараетъ!

 

Карлсховедъ.

Коварный Тореръ Клаке лгалъ тебѣ,

Но нынѣ въ правду ложь та превратилась.

 

Іостейнъ.

Народъ усталъ терпѣть несправедливость!

 

Олафъ.

И возмутился?

 

Карлсховедъ.

Да!

 

Олафъ.

Гаконъ же?…

 

Іостейнъ.

Здѣсь!

 

Олафъ.

Онъ здѣсь?

 

Карлсховедъ.

Съ ничтожнымъ флотомъ, что сравниться

Съ твоимъ не можетъ!

 

Олафъ.

Что жъ онъ хочетъ сдѣлать?

 

Іостейнъ.

Коварствомъ взять, гдѣ сила не беретъ!

Въ открытый бой съ тобою онъ не вступитъ,

Но Тореръ долженъ въ лѣсъ тебя сманить

И тамъ убить!

 

Олафъ.

И ярлъ въ лѣсу? Иль Тореръ

Одинъ придетъ? Большое ль съ ярломъ войско?

 

Іостейнъ.

Нѣтъ, мой король, оно гораздо меньше.

Да не при чемъ тутъ войско. Хочетъ онъ

Коварствомъ все покончить. Ярлъ боится

Своихъ людей-то больше, чѣмъ твоихъ!

Коль о твоемъ прибытіи узнаютъ

Норвежцы наши — ярлу будетъ плохо.

Теперь сидитъ онъ въ хижинѣ, въ лѣсу,

Гдѣ ждетъ тебя убійца гнусный Тореръ.

Возьми съ собою всю свою дружину

И смѣло въ лѣсъ ступай!

 

Олафъ.

Но какъ теперь

Мнѣ вамъ повѣрить? Снова, можетъ статься,

Меня въ обманъ ввести хотите вы?

Что мнѣ порукой?…

 

Іостейнъ.

Наша откровенность!

Гаконъ съ тобою биться думалъ прежде

И вотъ, просилъ насъ съ Тореромъ поѣхать,

Чтобъ задержать тебя, пока онъ самъ

Сюда прибыть успѣетъ съ сильнымъ і ойскомъ.

Открытый, честный бой норвежцамъ любъ,

И поддались мы хитрымъ уговорамъ!

Къ тому же ярлъ былъ нашимъ властелиномъ,

Въ тебѣ же зрѣли мы врага отчизны!

Теперь иного хочетъ хитрый ярлъ,

И мы, узнавъ о томъ, тебѣ открылись.

А промолчи мы — былъ бы ты убитъ!

Но наказанья все жъ мы стоимъ оба

За то, что лгали, были легковѣрны!

Возьми же наши головы, король!

 

Олафъ.

На что мнѣ ихъ? Себѣ оставьте лучше!

Онѣ куда нужнѣе вамъ, чѣмъ мнѣ.

 

Карлсховедъ.

Великодушный вашъ король!

 

Іостейнъ.

Спѣши же

Съ дружиной въ лѣсъ! Не то скорѣй укройся

На свой корабль! Не Тореръ ли тамъ съ Грибомъ

Крадутся межъ деревьевъ?

 

Олафъ.

А вонъ тамъ

Моя дружина на берегъ выходитъ!

Сейчасъ велю имъ островъ оцѣпить,

Гаконъ вашъ будетъ взятъ!— своимъ воинамъ.

Друзья! Скорѣе!

Идите въ лѣсъ съ мечами наготовѣ!

Облаву время сдѣлать намъ на звѣря!

Уходитъ, сопровождаемый воинами,Карлсховедомъ и Іостейномъ. Съ другой стороны быстро входятъ Тореръ и Грибъ; у перваго въ рукахъ корзинка и кинжалъ.

Тореръ.

Гляди, гляди! Олафъ уходитъ въ лѣсъ!

Знать, отдохнуть въ тѣни тамъ захотѣлось.

Постой, Олафъ! Къ чему такъ торопиться!

Не ожидаешь самъ, какъ скоро вкусишь

Покой глубокій, долгій! Грибъ! Ты понялъ,

Что я сказалъ тебѣ?

 

Грибъ.

Я понялъ все!

 

Тореръ.

Ты подбѣжишь къ нему, когда со мною

Заговорится онъ, и въ грудь ему

Кинжалъ вонзишь!

 

Грибъ.

Да, да!

 

Тореръ.

Затѣмъ немедля

У трупа голову ты отсѣчешь,

Ее въ корзину спрячешь и пойдешь

Со мною къ ярлу. Онъ тебѣ свободу

Даруетъ, Грибъ, и тотчасъ припояшетъ

Тебя мечомъ!

 

Грибъ.

Исполню, мой владыка!

 

Тореръ.

Пойми всю честь, что выпала на долю

Тебѣ, рабу! Олафа ты убьешь,

Врага боговъ, что дерзко замышляетъ

Здѣсь Одина ученье съ корнемъ вырвать.

Пройдутъ вѣка, и въ хроникахъ отыщутъ

Разсказъ о славномъ подвигѣ твоемъ,

И вѣчно будутъ имя Гриба славить!

 

Грибъ.

Давно о подвигѣ такомъ мечтаю,

Что разорветъ на мнѣ оковы рабства!

 

Тореръ.

И вотъ теперь онъ предстоитъ тебѣ!

Показываетъ ему кинжалъ.

          Взгляни, какой блестящій, гибкій, острый,

Какъ лучъ луны по глади водъ скользящій!

 

Грибъ.

Кинжалъ чудесный!

 

Тореръ.

Ты лишь половину

Его достоинствъ видишь! Погляди

На желобокъ, что къ острію сбѣгаетъ.

 

Грибъ.

Да, вижу, вижу.

 

Тореръ — съ ядовитой усмѣшкой.

                              Малъ кинжалъ, но можетъ

Кого угодно въ адъ отправить, Грибъ!— Озирается.

Мы здѣсь одни?

 

Грибъ.

Голодный воронъ только

Взвился и каркнулъ.

 

Тореръ.

Чуетъ, знать, добычу!

Теперь взгляни на рукоять. Пуста

Она внутри, съ пружиной,— понимаешь?

 

Грибъ.

Нѣтъ, не пойму.

 

Тореръ.

Да, правда! Развѣ знаетъ

Нашъ грубый сѣверъ тонкости такія!

Купилъ кинжалъ я за-моремъ. Я думалъ:

Какъ знать? быть можетъ, онъ и пригодится!

 

Грибъ.

Мой властелинъ былъ правъ.

 

Тореръ.

Теперь скажи:

Ты видѣлъ ли, что не всегда отъ раны,

Хотя бъ и тяжкой, люди умираютъ?

 

Грибъ.

И часто видѣлъ.

 

Тореръ.

Значитъ, если долженъ

Ударъ смертельнымъ быть, то намъ нельзя

На нашу силу только полагаться!

 

Грибъ.

Но отчего же, если сила есть?…

 

Тореръ.

Э, что тамъ сила? Много ли въ ней толку?

Вѣрнѣе дѣло будетъ, если жидкость,

Что рукоять содержитъ, отъ нажима

Пружины этой въ рану попадетъ.

То странный, рѣдкій сокъ, онъ кровь сгущаетъ.

 

Грибъ.

А, вотъ теперь я понялъ! Ядъ!

 

Тореръ.

Потише!

Бери жъ кинжалъ, да будь съ нимъ осторожнѣй,

Ты не привыкъ къ оружію.

 

Грибъ.

Да, да!— играя кинжаломъ.

          А знаешь ли, мой властелинъ, какое

Во мнѣ проснулось странное желанье?

 

Тореръ.

Твой взоръ горитъ! Желанье? Ну, какое?

 

Грибъ.

Вонзить кинжалъ въ тебя!

 

Тореръ.

Въ умѣ ли ты?

 

Грибъ.

Ну, тише, тише! Это шутка только.

 

Тореръ.

Такія шутки!..

 

Грибъ.

Слишкомъ грубы, что ли?

 

Тореръ.

Ну да, ну да! И не до шутокъ намъ!

 

Грибъ.

Такъ бросимъ шутки! Снова каркнулъ воронъ!

Добычу чуешь? На, бери!— вонзаетъ кинжалъ въ грудь Торера.

 

Тореръ — падая.

Измѣнникъ!

Пронзилъ мнѣ сердце!

 

Грибъ.

Ложь! Иль называешь

Ты сердцемъ комъ холодный мяса съ кровью,

Что у тебя въ боку былъ лѣвомъ? Такъ?

Но онъ не стоитъ имени такого!

И какъ онъ могъ — безчувственный всю жизнь —

Теперь ударъ почувствовать?

 

Тореръ.

Измѣнникъ!

 

Грибъ.

Себя ты назвалъ!

 

Тореръ.

Правда!— умираетъ.

 

Грибъ.

То-то вотъ!

Пораньше надо было спохватиться!— Смотритъ на нею.

          А то теперь въ своей крови и плавай!

И гдѣ теперь твой тонкій умъ и хитрость?

Иль, видно, ими крови не унять?

Забылъ ты всѣ уловки, извороты,

Лежишь разинувъ ротъ, и не избавитъ

Тебя былая хитрость отъ прогулки

Въ далекій Настрондъ 1).

Приближается Олафъ въ сопровожденіи Іостейна и дружины.

1) Настрондъ, одна изъ палатъ преисподней, гдѣ полъ былъ выстланъ змѣями и протекали ядовитыя рѣки; туда попадали по смерти клятвопреступники, убійцы и т. п.

 

Олафъ — съ поднятымъ мечемъГрибу:

Рабъ, гдѣ твой хозяинъ?

 

Грибъ — указывая на Торераспокойно.

Вотъ тутъ лежитъ!

 

Олафъ.

Онъ плаваетъ въ крови!

 

Грибъ.

Плыветъ теперь онъ въ Нифльгеймъ 1) по волнамъ

Холоднымъ Эливоговъ! 2)

1) Нифльгеймъ — собственно міръ тумана; этимъ же именемъ обозначается адъ, преисподняя.

2) Эливоги — ледяныя, ядовитыя рѣки, вытекающія изъ Нифльгейма.

 

Олафъ.

Кто жъ убійца?

 

Грибъ.

Онъ самъ себя убилъ своей измѣной.

 

Олафъ.

Что это значитъ?

 

Грибъ.

Онъ меня пытался

Уговорить въ тебя вонзить кинжалъ;

Не могъ онъ, видно, самъ на то рѣшиться.

Боялся, что ли, Торъ вѣсть!

 

Олафъ.

Ну? И что же?

 

Грибъ.

Я взялъ кинжалъ — онъ ядомъ былъ отравленъ —

Да по ошибкѣ въ Клаке и вонзилъ,

А не въ тебя! И вотъ теперь недвиженъ,

Безгласенъ онъ. А прежде-то какъ бѣгалъ

Его языкъ и хитрые глаза!

По сторонамъ шныряютъ все, бывало,

Туда, сюда, лишь прямо не глядятъ!

Теперь ихъ взглядъ спокоенъ, но и мутенъ,

Недвиженъ, тусклъ. Да, да, на диво скоро

Перемѣнился бывшій мой хозяинъ!

 

Олафъ.

Ты молодецъ!

 

Грибъ.

Не будь безгласенъ онъ,

Мои слова онъ, вѣрно, подтвердилъ бы.

Онъ мнѣ сулилъ свободу, обѣщалъ,

Что ярлъ меня въ свою дружину приметъ,

Мнѣ мечъ и щитъ носить даруетъ право,

И распивать съ дружиной крѣпкій медъ!

И это все за смерть твою въ награду!

Но показалось мнѣ дороговато

Твоею кровью ярловъ медъ купить!

 

Олафъ.

Да, молодецъ ты! Я готовъ тебя

Тотчасъ принять въ свою дружину. Хочешь

Служить мнѣ вѣрой-правдою и мѣсто

Занять средь первыхъ витязей моихъ?

Грибъ — слезами на глазахъ.

          О, мой король! Своею добротою

Меня растрогалъ ты до слезъ!.. Прости же,

Я, какъ дитя, готовъ рыдать. Итакъ,

Свободы часъ насталъ!

 

Олафъ.

И ярлъ свободу

Вѣдь обѣщалъ тебѣ!

 

Грибъ.

Но рабствомъ духа

Я ту свободу долженъ былъ купить.

Рабомъ я только зваться пересталъ бы,

И впалъ бы въ рабство вѣчное душой!

 

Олафъ.

По христіански ты, язычникъ, судишь!

Дай руку мнѣ! Ты какъ зовешься?

 

Грибъ.

Въ рабствѣ

Я звался Грибомъ, мой король.

 

Олафъ.

Отнынѣ

Не Грибомъ будешь зваться ты, а Грифомъ,

И на щитѣ изобразимъ мы грифа,

Что пригвоздилъ къ землѣ змѣю!

 

Грифъ.

Я понялъ!

Змѣя та — Клаке! О, великій Одинъ!

Я награжденъ по-королевски!

 

Олафъ.

Грифъ!

Не призывай боговъ! Они безсильны,

Какъ ихъ поборники! Гдѣ ярлъ?

 

Грифъ.

Въ лѣсу!

Сидитъ и ждетъ онъ въ хижинѣ убійцу,

Что съ головой твоей придти хотѣлъ.

Вотъ отрублю я голову у Клаве

И положу въ корзину; ты жъ, король,

Ее взамѣнъ своей доставишь ярлу!

 

Олафъ.

Не надо, другъ мой! Мертвыхъ не тревожатъ!— Дружинѣ.

          Заройте трупъ!

 

Грифъ.

Въ канавѣ, средь крапивы!

 

Олафъ.

Подъ бузиной вонъ тою закопайте!

Пусть на могилу сыплются съ нея

Цвѣты, какъ слезы. Помни, Грифъ! Не долженъ

Ты быть жестокимъ, мертвыхъ ненавидѣть!

 

Грифъ.

О, лишь учи меня, учи, король!

Увидишь, стану лучше и добрѣе!

 

Олафъ.

Теперь за мной, на поиски за ярломъ!

 

Грифъ.

Такъ мы должны сюда свернуть, король!

Уходятъ въ лѣсъ.

 

КРЕСТЬЯНСКАЯ ГОРНИЦА.

Ярлъ Гаковъ и Каркеръ.

Гаконъ.

Исполнилъ ты, что я велѣлъ тебѣ?

 

Каркеръ, рабъ ярла.

Исполнилъ все. Сказалъ имъ, что ты вышелъ

Въ тѣни деревъ немного прохладиться.

Отъ зноя на морѣ терпѣнья нѣтъ,

Тамъ два заразъ насъ донимаютъ солнца:

Одно съ небесъ, другое-жъ съ глади водъ.

То солнце въ небѣ смотритъ сверху въ море,

И вновь глядитъ оттуда,— значитъ, два;

А на землѣ-то все-жъ полегче будетъ:

Отъ одного приходится страдать!

Такъ вотъ, нашъ ярлъ, молъ, на берегъ и вышелъ.

 

Гаконъ.

Ты не забылъ сказать, что приготовить

Себѣ я здѣсь и трапезу велѣлъ?

 

Каркеръ.

О, мой властитель! Мнѣ ль забыть объ этомъ?

Ужъ объ ѣдѣ-то памятую крѣпко!

На свѣтѣ есть ли лучше что ѣды?

Оно, положимъ, если поразмыслить,

То возразить мнѣ можно, что питье

Необходимо тоже человѣку.

Такъ вотъ, понятно, я и не забылъ

Сказать, что ѣсть мы съ ярломъ будемъ здѣсь же,—

Отъ качки въ морѣ кусъ не лѣзетъ въ горло!

 

Гаконъ.

Отлично, Каркеръ! Ты уменъ, какъ вижу!

Такъ помоги же Кистингу въ стряпнѣ;

А я одинъ хочу побыть. Когда же

Прибудетъ Тореръ, или рабъ его,

Тотчасъ впустить во мнѣ! Ты слышалъ?

 

Каркеръ.

Слышалъ,

Мой властелинъ! Иду!— Уходитъ.

 

Гаконъ — одинъ.

Побольше бъ мнѣ

Такихъ рабовъ, и былъ бы я спокоенъ.

Съ собакой — силой, вѣрностью поспоритъ,

Да говорить еще вдобавокъ можетъ.

Не обойтись безъ молодцовъ такихъ;

На лучшій мечъ его не промѣняю!— Садится.

Другіе съ бойкимъ взглядомъ, умпой рѣчью,

Да мало вѣрны. Впрочемъ, Тореръ Клаке…

Ну, какъ-то ты уладилъ дѣло, другъ,

Олафа ты къ его богамъ послалъ ли

Туда, на небо?— Подпираемъ голову рукой и задумывается.

Что жъ? Не я придумалъ,

Не я, а Тореръ! Онъ и отвѣчай!

Къ тому же Одинъ гнѣваться не станетъ.

Илъ допустить безумца можно было

Боговъ низвергнуть? Тронъ и власть отнять

Не у меня лишь дерзко онъ задумалъ,

Но у самихъ боговъ! Такъ пусть погибнетъ!

Коль ураганъ остановить — такъ разомъ!

И часъ пришелъ!— Посеребрились вы,

Мои густыя кудри! Подождите —

Позолотитесь скоро! Было время,

Что надъ кудрями черными моими

Красотки-дѣвы юныя смѣялись,—

Имъ подавай все золотыхъ кудрей!

Постойте-жъ, скоро будутъ золотыми!

Позолотитъ ихъ обручъ золотой!…

Кто тамъ идетъ? Должно быть, Тореръ Клаке,

Хотѣлъ придти онъ съ головой врага.

Смотрѣть не стану.

Остается сидѣть въ той же позѣ. Входитъ Олафъ, закутанный въ сѣрый плащъ и съ надвинутой на глаза широкополой шляпой.

Гаконъ — не оборачиваясь.

Тореръ! Удалось ли?

Что обѣщать — принесъ? Ну, отвѣчай же!

 

Олафъ.

Все шло, какъ должно, ярлъ! Но Тореръ самъ

Не могъ въ тебѣ съ обѣщаннымъ явиться.

Не по себѣ ему. Претило, видно,

Стать предъ тобою съ мертвой головой,—

Онъ и послалъ меня.

 

Гаконъ.

Такъ, такъ! Ступай же,

И закопай ее поглубже въ землю.

Я не хочу смотрѣть: мнѣ сниться станетъ.

Ступай, зарой и Торера пришли.

 

Олафъ.

Онъ спитъ.

 

Гаконъ.

Онъ спитъ?

 

Олафъ.

Заснулъ тамъ въ чащѣ лѣса

Глубокимъ, мертвымъ сномъ.

 

Гаконъ.

Иди скорѣе

И разбуди его! Въ сторону. Онъ можетъ спать!

Дивлюсь я, Тореръ, мужеству такому!— Вслухъ.

          Ступай же, рабъ, буди его!

 

Олафъ.

А развѣ

Не хочетъ ярлъ на голову взглянуть?

 

Гаконъ.

Сказалъ я — нѣтъ!

 

Олафъ.

Да вѣдь ничуть не страшно!

И не противно вовсе поглядѣть;

Совсѣмъ живая!

 

Гаконъ.

Нѣтъ! Ступай, сказалъ я!

 

Олафъ.

Ну, вотъ, а слышалъ я, что ярлъ герой,

Какихъ немного! Какъ же онъ боится

Снесенной съ плечъ, безсильной головы?

О, какъ бы онъ отъ страха весь затрясся,

Коль на плечахъ ее живой узрѣлъ бы!

 

Гаконъ — гнѣвно оборачиваясь.

          Ты смѣешь, рабъ!.. Ну, гдѣ-жъ она?

 

Олафъ — сбрасывая шляпу и плащъ.

                                                  Да, вотъ!

Я на плечахъ ее принесъ живою!

Прости, что такъ,— мнѣ такъ удобнѣй было!

 

Гаковъ.

Что это значитъ? Га! Олафъ?! Измѣна!

 

Олафъ.

Умѣрь свой пылъ, Гаконъ, и не дерзай

Меня коснуться! Живъ Олафъ, какъ видишь,

А ты съ своею старческою силой

Тягаться могъ бы съ нимъ лишь съ мертвымъ развѣ!

 

Гаконъ.

Га! Нифльгеймъ, Гела 1) — бросается на Олафа.

1) Гела — богиня подземнаго міра, олицетвореніе смерти; женщина-чудовище, полу-бѣлая, полу-синяя, дочь Локи, низвергнутая Одиномъ въ преисподнюю. Къ ней попадали всѣ умершіе не на полѣ битвы.

 

Олафъ — выбиваетъ у него изъ рукъ мечъ и говоритъ громовымъ голосомъ.

Смирно! я сказалъ.

Вложи свой мечъ! И помни: лѣсъ оцѣпленъ,

И корабли мои готовы къ битвѣ!

Хочу я взять страну по чести, съ боя!

Ты заманилъ меня! И вотъ теперь

Стоишь, какъ рабъ презрѣнный, самъ попавшись

Въ свои же сѣти! Только не хочу я,

Чтобъ мнѣ побѣду случай даровалъ!

Я знаю — въ силахъ встрѣтиться съ тобою

Лицомъ къ лицу въ бою! Твой планъ, какъ видишь,

Не удался; твой Тореръ самъ убитъ.

Тебя схватить мнѣ ничего не стоитъ,

Убить тѣмъ болѣ,— случай за меня.

Но я держусь ученія Христа

И отвергаю этотъ низкій способъ,

Тебя щажу и предлагаю выборъ.

Одно изъ двухъ: останься ярломъ въ Ладэ

И покорись мнѣ; если-жъ нѣтъ — бѣги

И знай, коль вновь сойдемся — кровь прольется!

 

Гаконъ — гордо и спокойно.

Второе выберу, Олафъ! Второе!

Меня рабомъ презрѣннымъ назвалъ ты?

Одной улыбкой я могу отвѣтить

На эти рѣчи! Юноша въ нихъ слышенъ!

Задоренъ ты, кичливъ, въ сужденьяхъ скоръ,

Какъ подобаетъ юношамъ незрѣлымъ!

А я скажу: взгляни, Олафъ, въ глаза мнѣ!

Гляди на лобъ мой! Это ль взглядъ раба?

Иль низкихъ думъ слѣды — морщины эти?

Я заманилъ тебя. Я зналъ, что ты

Возьмешь приманку, стоитъ лишь закинуть!

Я зналъ, что цѣнишь больше ты, Олафъ,

Свое родство съ угасшимъ, древнимъ родомъ

Владыкъ норвежскихъ, чѣмъ дѣянья всѣ

И славу ярла Ладэ! И увѣренъ

Я былъ, что только случая ты ждешь

Напасть на старца, власть его похитить!

И ты еще дивишься, что хотѣлъ

Я все покончить разомъ и рѣшился

Пойти на хитрость, чтобъ тебя, безумца,

Врага боговъ, сюда завлечь на гибель?

Что, наконецъ, совѣту Клаке внялъ,

Когда судьба враждебная грозила

Не только мнѣ — самимъ богамъ Валгаллы?

 

Олафъ.

И ты, Гаконъ, не вспомнилъ, что ты самъ

Христіаниномъ былъ! Епископъ Поппо

Тебя крестилъ, но ты обѣтъ нарушилъ!

Скажи мнѣ, сколько ты нарушилъ клятвъ?

 

Гаконъ.

Будь проклятъ мигъ, когда монахъ лукавый

Своимъ искусствомъ мнѣ глаза отвелъ!

Онъ въ руки бралъ каленое желѣзо —

Сначала саломъ вѣдьмы ихъ намазавъ!

 

Олафъ.

Слѣпецъ несчастный, старый! Ты мнѣ жалокъ

 

Гаконъ.

Га! про себя ты жалость береги!

Во мнѣ ты зришь послѣдній отблескъ, искру

Сіянья славы сѣвера сѣдого!

И этой искры, мальчикъ, не задуть

Тебѣ съ твоими хилыми мечтами!

Вѣдь христіанамъ только лишь и дѣла,

Что обращать, да исправлять, да хныкать,

А наше дѣло — всѣхъ васъ презирать,

И замышлять вамъ гибель, какъ безумцамъ,

Врагамъ боговъ и славы сѣверянъ!

И это же Гаконъ себѣ поставилъ цѣлью,

И только въ этомъ низость вся его!

Огонь священный сѣвера родного

Не дастъ, клянусь, онъ загасить тебѣ

Твоей туманной вѣрой!

 

Олафъ.

Мы увидимъ!

Разстаться намъ пора! Но берегись же

При новой встрѣчѣ!

 

Гаконъ.

Самъ поберегись!

Я раздавлю тебя, клянусь богами!

 

Олафъ.

Тебя огонь небесный поразитъ!

 

Гаконъ,

Нѣтъ, молотъ Тора крестъ твой сокрушитъ!

Расходятся въ разныя стороны.

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ЛАДЭ.

Ярлъ Гаконъ и Вѣстникъ.

Гаконъ.

Ну, говори скорѣе, безъ утайки,

И не боясь! Сплотились ли крестьяне?

 

Вѣстникъ.

Мой властелинъ! Ихъ ненависть сплотила!

Женихъ Гудруны кликнулъ кличъ въ странѣ,

Всѣхъ призывая взяться за оружье.

Изъ края въ край призывъ передается —

Тебя убить! И во главѣ возстанья,

Помимо Орма, мужъ Бруньольфы, Сигурдъ,

И братья Торы, Альфъ и Скьяльмъ. Теперь

Они стоятъ въ долинѣ Орке съ войскомъ.

 

Гаконъ.

Я на своихъ надѣюсь храбрецовъ;

И съ небольшимъ, но пріученнымъ къ дѣлу

И хорошо вооруженнымъ войскомъ

Побью толпы нестройныя крестьянъ.

 

Вѣстникъ.

Но, властелинъ! Толпы крестьянъ громадны.

И съ каждымъ днемъ становятся все больше.

Имъ озлобленье силы придаетъ.

 

Гаконъ.

Лишь на мгновенье! Стоитъ мнѣ ударить

На нихъ съ моей дружиной — разбѣгутся!

Ну, что-жъ еще? Олафъ гдѣ? Близко ль онъ?

 

Вѣстникъ.

Онъ съ кораблями къ Троньему подходитъ.

 

Гаконъ.

Въ заливъ вошелъ? Не встрѣтилъ тамъ отпора?

Не преградилъ ему дорогу Эрландъ?

Гдѣ-жъ былъ мой сынъ?

 

Вѣстникъ.

Увы, мой ярлъ!

 

Гаконъ.

Вздыхаешь?

Да говори смѣлѣе, что случилось?

 

Вѣстникъ.

Олафъ привелъ съ собой пять боевыхъ

Обвѣшанныхъ щитами кораблей.

А Эрландъ тамъ стоялъ съ тремя ладьями;

Суда другія въ гавани остались,

Густой туманъ мѣшалъ, подать имъ знакъ.

Къ тому-жъ сначала принялъ-было Эрландъ

Суда врага за наши, допустилъ

Ихъ подойти поближе и ошибку

Тогда лишь понялъ; быстро повернулъ

Онъ въ берегу съ ладьями, но ужъ поздно!

Король велѣлъ гребцамъ напрячь всѣ силы

И погнался за Эрландомъ, мой ярлъ.

Недалеко отъ берега, гдѣ мелко

И кораблямъ ужъ кода нѣтъ, твой сынъ

Съ дружиной за-бортъ прыгнулъ, чтобъ добраться

До суши вплавь. Что-жъ могъ онъ сдѣлать противъ

Наполненныхъ закованною въ сталь

Дружиною пяти большихъ судовъ —

Съ тремя ладьями, съ малою дружиной?

Быть можетъ, имъ спастись и удалось бы,

Но блескъ доспѣховъ Эрланда богатыхъ

Привлекъ вниманіе Олафа. Онъ

Счелъ за тебя его и съ крикомъ громкимъ:

«Гаконъ, Гаконъ! Теперь ты не уйдешь!

Я говорилъ — когда мы вновь сойдемся,

Прольется кровь»! И палкой отъ руля

Въ него метнулъ… О, пощади меня

И пощади себя! Позволь, властитель,

Не продолжать!..

 

Гаконъ.

Ты долженъ! Говори!

 

Вѣстникъ.

И раскроилъ високъ… И брызнулъ въ море,

Мѣшаясь съ кровью, мозгъ…

 

Гаконъ — подавляя скорбь.

Еще что скажешь?

 

Вѣстникъ.

Узнавъ о томъ, что не тебя убилъ,

Король былъ внѣ себя. Его дружина

Поистребила много нашихъ; часть же

Король велѣлъ помиловать. Отъ нихъ

Узналъ онъ, гдѣ стоятъ теперь крестьяне,

И настроенье ихъ, и чувства.

 

Гаконъ.

Нѣтъ ли

Еще чего?

 

Вѣстникъ.

Я кончилъ.

 

Гаконъ.

Такъ ступай!

Вѣстникъ уходитъ.

Такъ ты, Олафъ, разгнѣванъ, что ошибся,

Что не меня ты поразилъ? Олафъ!

Ты поразить меня не могъ вѣрнѣе!

Ты поразилъ не сына!.. Рана 1) нѣжно

Его въ свои объятья приняла

И отнесла, баюкая, въ Валгаллу!

Ты поразилъ его отца, отцу

Пронзилъ ты сердце! О, мой Эрландъ, Эрландъ!

О, сынъ мой, сынъ мой!.. Что съ тобой, Гаконъ?

Слеза катится по твоей щекѣ!

Когда-жъ бывало это? Ты хилѣешь

И плакать сталъ, какъ женщина, какъ старецъ!..

Онъ былъ мнѣ дорогъ, былъ моей надеждой;

Я видѣлъ въ немъ преемника себѣ.

Куда исчезли вы, мечты мои?

Задумывается; затѣмъсъ внезапнымъ порывомъ.

Все измѣняетъ, рушится! Ужели

Заволоклась Валгалла облаками?

Ужель заржавѣлъ тронъ отца боговъ

И потерялъ свой блескъ? Ужели Фригга,

Увяла ты, цвѣтущая богиня,

Поблекла, словно осенью береза?

Похитилъ снова яблоки Идуны 2)

Коварный Лови? Гдѣ твой молотъ, Торъ?

Иль Тиръ 3) своею дѣвою рукою

Ужъ не владѣетъ больше? Неужели

Окуталъ мракъ васъ, боги, и толпою

Вы снизошли въ обитель Гелы, вслѣдъ

За кроткимъ, свѣтлымъ Бальдуромъ?.. Воспрянь же,

Норвежскій витязь! Ярлъ Гаконъ, воспрянь!

Тебя язычникомъ зовутъ недаромъ;

Гордись же славнымъ именемъ такимъ!

За сѣверъ нашъ языческій стоишь ты!

Впередъ, къ побѣдѣ! О, простите, боги,

Простите мнѣ! Я о себѣ лишь думалъ

И позабылъ Валгаллу для себя.

Внимайте жъ мнѣ: всю жизнь свою отнынѣ

Я посвящаю вамъ. Не суждено,

Увы, моей мечтѣ прекрасной сбыться —

Что озарится на закатѣ дней

Мое чело сіяньемъ лучезарнымъ!

Вокругъ меня бушуетъ буря, солнце

Окуталъ мракъ, и прежде чѣмъ опять

Лазурью ясной небо просіяетъ —

Заблещутъ звѣзды надъ моей могилой.

Мой Эрландъ умеръ, Эрлингъ мнѣ остался,

Но гдѣ ему, гдѣ слабому ростку

Съ напоромъ бури яростнымъ поспорить?

И такъ, клянусь камнями дорогими

Въ коронѣ свѣтлой Одина — звѣздами,

И колесницей Тора, что отнынѣ

Я буду жить лишь для боговъ Валгаллы!

Увлекся я надменною мечтой,

Простите мнѣ! То чаровница — Сага

Меня волшебной пѣснью увлекла!

Но если гнѣвъ твой, Одинъ, пробудили

Мои дѣянья — требуй отъ меня

Какой угодно жертвы! Все исполню!

1) Рана — супруга бога моря; олицетвореніе морской бездны.

2) Идуна — супруга бога поэзіи Браге, богиня юности, у которой водились золотыя яблоки, охранявшія юность боговъ.

3) Тиръ — сынъ Одина, богъ войны; волкъ Фенрисъ откусилъ ему правую руку.

Входитъ Стейнъ, рабъ Гакона, съ большимъ золотымъ           рогомъ.

          Ты что принесъ?

 

Стейнъ.

Мы у врага отбили,

Вотъ этотъ рогъ. Олафъ, ты знаешь, выслалъ

Своихъ людей, чтобъ тамъ на берегу

Они воздвигли храмъ богамъ ихъ новымъ.

Ты отдалъ намъ приказъ имъ помѣшать.

Мы и пошли, а люди тѣ успѣли

Найти въ землѣ вотъ этотъ рогъ старинный,

Такъ мы его тебѣ и принесли!

 

Гаконъ.

Вы молодцы! Васъ много было?

 

Стейнъ.

Много.

 

Гаконъ.

Во дворъ ступайте. Пусть тамъ поднесутъ

Вамъ по такому жъ рогу съ медомъ всѣмъ!

 

Стейнъ.

Мы за твое здоровье медъ осушимъ!— Уходитъ

 

Гаконъ.

Старинный рогъ изъ золота литого!

Должно быть, храмъ тамъ нѣкогда стоялъ.

Ты свой, Олафъ, хотѣлъ тамъ храмъ построить,

Монахамъ кельи мрачныя? Добро,

Мои рабы, что вы имъ помѣшали

И отняли сокровище у нихъ.

Старинный рогъ, священный и прекрасный!

На немъ есть руны! Что онѣ вѣщаютъ?

Читаетъ.

«Если согрѣшилъ ты,

Счастье отвернулось,

Лучшее пожертвуй

Азамъ всемогущимъ»!

Гаконъ долго смотритъ молча,затѣмъ медленно перечитываетъ надпись.

«Пожертвуй азамъ лучшее»?.. О, боги,

Такъ вотъ что можетъ васъ смягчить? Я понялъ

Намекъ твой, Скульда! Вижу я, какъ ты,

Главу окутавъ бѣлымъ покрываломъ,

Сидишь подъ сѣнью древа Игдразиля 1),

Въ источникъ Урды взоры устремивъ.

Скажи: вода красна ли? Проситъ крови?..

«Пожертвуй азамъ лучшее»! Но что же?

Мой Эрландъ палъ, вы лучшее ужъ взяли!

Но не былъ онъ вамъ въ жертву принесенъ,

Не я его вамъ отдалъ. Долженъ самъ я

Вамъ, боги, въ жертву лучшее отдать,

Чтобъ вы вернули мнѣ былое счастье.

Я согрѣшилъ и былъ наказанъ вами…

«Пожертвуй азамъ лучшее»!… Еще

Одинъ есть у Гакона сынъ, ребенокъ,

Съ очами, словно небо, и съ кудрями,

Какъ свѣтлый ленъ; какъ звѣздочка прекрасный

И ловкій, смѣлый, что козленокъ горный;

Послѣдній отпрыскъ рода моего.

Вѣдь не его-жъ вы требуете, боги?

Богиня Фрейя, свѣтлая, не можетъ

Желать отнять, что мнѣ дала сама же!— Задумывается.

          Два рода жертвъ приносятся богамъ.

Когда почтить боговъ желаютъ люди,

То имъ во славу льется кровь ручьями

Быковъ отборныхъ, плѣнниковъ, рабовъ;

Горятъ костры и къ небу дымъ несется

При кликахъ громкихъ, пѣньи, ликованьи,

И съ высоты небесъ съ улыбкой ясной

На жертвы тѣ взираетъ мощный Одинъ.

А если жертвой надо тяжкій грѣхъ

Намъ искупить, съ богами примириться —

Ее въ молчаньи скорбномъ сожигаемъ,

И наше сердце кровью истекаетъ

При видѣ крови жертвы, приносимой

Во искупленье нашего грѣха. — Смотритъ на рогъ.

Да, да, и здѣсь такъ ясно говорится:

«Пожертвуй азамъ лучшее»… Зачѣмъ же

Какъ разъ теперь мнѣ принесли его,

Когда я клятву далъ богамъ Валгаллы

Имъ все отдать и жить для ихъ лишь славы?

Гаконъ! Стыдись же! Прочь всѣ колебанья!..

Торгердуръ-Горгабрудъ 2)! На бѣлоснѣжномъ

Конѣ ты мчишься воинамъ во слѣдъ,

Въ одеждѣ, кровью алой окропленной,

Съ мечомъ въ рукѣ! Свирѣпымъ взоромъ алчешь

Ты свѣжей крови, острый мечъ заносишь —

Я повинуюсь, я не трепещу!—

1) Игдразиль — міровое дерево — ясень, олицетворяющее вселенную. Подъ первымъ изъ его корней течетъ источникъ Урды, у котораго живутъ богини судьбы — норны: Урда, Верданде и Скульда (прошедшее, настоящее, будущее). Подъ вторымъ — источникъ Вергельмеръ, изъ котораго вытекаютъ рѣки земныя; подъ третьимъ — источникъ мудрости, который стережетъ великанъ Мимиръ, столь мудрый, что сами боги обращаются къ нему за совѣтами.

2) Одна изъ валькирій.

 

ЛѢСЪ.

Тангбрандъ, духовникъ Олафа, и Грифъ.

Тангбрандъ.

Ну, наконецъ-то, хоть тебя нашелъ я!

А гдѣ-жъ король? И что все это значитъ?

Куда дѣвался онъ со старикомъ?

 

Грифъ.

Они все ходятъ тамъ въ лѣсу. Увлекся

Король бесѣдой. Старецъ говоритъ

Такъ мудрено, загадочно о дѣлѣ,

Что нашъ король предпринялъ.

 

Тангбрандъ.

Но откуда

Взялся старикъ? И какъ сюда попалъ!

Я не былъ вѣдь за трапезой вечерней.

 

Грифъ.

Мы радостно встрѣчали Духовъ день

За трапезою праздничной, веселой;

Съ челомъ сіяющимъ сидѣлъ король;

И вдругъ вошелъ къ намъ старецъ одноглазый,

Сѣлъ у дверей сначала, но Олафъ,

Гостепріимный какъ всегда, сейчасъ же

Его къ себѣ поближе подозвалъ,

И началась у нихъ бесѣда. Старецъ,

Какъ видно, зналъ о всемъ, что здѣсь творится,

Шутилъ, но какъ-то странно; королю

Не по душѣ тѣ шутки приходились.

«Я вижу,— старецъ говорилъ:— что вы

Здѣсь собрались отпраздновать день смуты,

Когда святые ваши стали вдругъ

На языкахъ различныхъ объясняться,

Кто какъ хотѣлъ. Иль полагаешь, лучше

Они другъ друга стали понимать»?

Затѣмъ, старикъ нашелъ, что слишкомъ душно

Сидѣть въ покоѣ; ночь такъ хороша,

Ясна была, Олафъ и согласился

Пройтись со старцемъ по-лѣсу. Слѣдилъ я

Издалека за ними. И ужъ гдѣ-то

Король со старцемъ ни бродилъ! Старикъ

Водилъ его и по скаламъ отвѣснымъ,

И, говоря о чемъ-то, все рукой

Окрестъ указывалъ. При лунномъ свѣтѣ

Смотрѣло какъ-то странно все, и старецъ

Въ своемъ плащѣ мнѣ издали казался

Могучимъ троллемъ 1).— Правда, королю

Давно бъ пора домой вернуться; поздно,

Роса ужъ пала.

1) Тролль — миѳическое существо, олицетворяющее темныя силы природы; различаются тролли лѣсные и горные.

 

Тангбрандъ.

Гдѣ же онъ, скажи?

Сведи меня къ нему! Ужъ солнце сѣло

Давнымъ давно; съ его восходомъ завтра

Настанетъ праздникъ свѣтлый, Духовъ день,

А мы еще вечерни не служили!

Какъ мнѣ понять, что сталось съ королемъ?

Онъ къ Божьей службѣ такъ всегда усерденъ!

Пойдемъ, поищемъ тамъ въ лѣсу его!— Уходятъ.

Съ противоположной стороныбесѣдуя, Олафъ и Ауденъодноглазый старецъзакутанный въ черный плащъ; на головѣ у него широкая шляпа.

Ауденъ.

Я понимаю, юноша, что звуки

Прекрасныхъ гимновъ въ сводчатыхъ церквахъ

Вполнѣ могли твое разнѣжить сердце,

А взоръ твой могъ картинами увлечься;

Поддавшись этимъ чувствамъ, ты подумать,

Что истину ностигъ. И вотъ, тѣ чувства

Съ тобой весь сѣверъ долженъ раздѣлить,

Не то ему твой мечъ себя покажетъ!

Не такъ ли?

 

Олафъ.

Старъ годами ты и въ вѣрѣ

Своей застылъ, такъ диво-ль, что считаешь

Мое стремленье только заблужденьемъ.

 

Ауденъ.

Застылъ въ своей я вѣрѣ — говоришь?

Прекрасно, мѣтко сказано; по слушай,

Что я тебѣ скажу: нельзя-ль того же

Сказать о всякой вѣрѣ, обо всѣхъ?

Вѣдь, что иное вѣра какъ ни склонность,

Влеченье душъ познать источникъ жизни?

И измѣняется влеченье это

По людямъ, мѣсту, времени и нравамъ.

Взгляни на эти сосны, эти скалы!

Стремленье ввысь вершинъ ихъ горделивыхъ,

Вотъ, такъ сказать, ихъ вѣра. И, какъ видишь,

Одна у всѣхъ. И знай, король, не даромъ

Весь сѣверъ нашъ, куда ни кинь свой взоръ,

Одинъ особый носитъ отпечатокъ…

Въ долинахъ южныхъ духъ иной царитъ,

Тамъ зелень вьется нѣжно, льнетъ любовно

Къ домамъ; стволы не рвутся дерзко ввысь,

А какъ-то все смиренно гнутся долу,—

Точь-въ-точь твои монахи, мой король!

 

Олафъ.

Мудреный старецъ!

 

Ауденъ.

Тамъ, гдѣ сводъ небесный

Всегда лазуренъ, солнечный закатъ

Всегда такъ ясенъ, гдѣ густыя рощи

Къ любовнымъ пѣснямъ манятъ, къ наслажденьямъ,

Тамъ все стремится въ музыкѣ и пѣнью,

Рука за кисть берется и за краски,

Чтобъ подражать природы яркимъ краскамъ,

И отпечатокъ тамъ всему даютъ

Любовь и нѣга, ими все тамъ дышетъ!

А гдѣ природа, какъ у насъ, сурова,

Гдѣ чаще встрѣтишь камни, чѣмъ цвѣты,

Гдѣ спятъ подъ снѣжнымъ саваномъ полгода

Земля и воды, гдѣ борьба съ природой

Всѣ силы держитъ въ вѣчномъ напряженьи,

Гдѣ добродѣтель состоитъ въ умѣньѣ

Отказывать себѣ во всемъ, а также

Въ защитѣ силой скудныхъ, рѣдкихъ благъ

Природы бѣдной — тамъ ужъ не до пѣсенъ,

Не до картинъ прекрасныхъ. Но душа

Въ молчаньи зимней ночи почерпаетъ

Покой и отдыхъ, мужество и силу.

Въ тиши ночной въ душѣ растетъ цвѣтокъ,

Что расцвѣтетъ на сердцѣ женскомъ розой

И чистой, гордой лиліей украситъ

Чело мужское. Краскою непрочной

Здѣсь не малюютъ на доскахъ боговъ,

Тутъ высѣваютъ ихъ изъ скалъ могучихъ,

И съ высоты они глядятъ на землю

Задумчиво, спокойно. Развиваетъ

Здѣсь силы страсть къ борьбѣ; печать на все

Здѣсь наложили мужество и храбрость,

Какъ тамъ — любовь.

 

Олафъ.

Какія рѣчи!

 

Ауденъ.

Если

Теперь незрѣлый юноша, что былъ

Судьбой на югъ заброшенъ, къ намъ вернется

Съ цвѣтами юга и затѣетъ здѣсь

Ихъ посадить въ скалахъ, въ ущельяхъ горныхъ,

И вырубать начнетъ тутъ безпощадно

Лѣса могучихъ сосенъ и березъ,

Чтобъ мѣсто дать прекраснымъ южнымъ розамъ,—

Какъ назовешь ты юношу такого?

 

Олафъ.

Оставь меня!

 

Ауденъ.

Героемъ и борцомъ

За благо? Старца же, что крикнетъ: — » Мальчикъ,

Не тронь моихъ лѣсовъ! Твоимъ цвѣтамъ

Здѣсь не рости!» — его ты какъ бы назвалъ?

 

Олафъ.

Тобою-бъ назвалъ я!

 

Ауденъ — пристально глядя на него.

                              А имя мнѣ?

 

Олафъ.

Себя ты назвалъ Ауденомъ. Но кто ты?

 

Ауденъ.

Да, кто я, мудрый юноша? Ты знаешь

Вѣдь все, такъ знать ты долженъ и меня!

 

Олафъ.

Ты одноглазъ!

 

Ауденъ.

А сколько глазъ у свѣта?

Для ночи одного довольно ока,

А завтра будетъ день — другимъ свѣтить.

Такъ не забудь же, что сейчасъ ты слышатъ;

Взгляни на этотъ мѣсяцъ, онъ тебѣ

Забросилъ въ сердце лучъ!..

 

Олафъ — въ сторону.

О, Боже правый!

Ты подкрѣпи меня! Впервые сердце

Стѣснили страхъ, сомнѣнье!..

Отворачивается отъ Аудена, и тотъ быстро скрывается за деревьями. Съ другой стороны входятъ Тангбрандъ и Грифъ.

 

Тангбрандъ.

Наконецъ-то

Нашли тебя, мой сынъ! Какъ могъ забыть ты

Священный долгъ свой — выслушать вечерню?

Его доселѣ ты не забывалъ,

А ужъ тѣмъ болѣ въ столь великій вечеръ!

 

Олафъ.

Ахъ, Тангбрандъ!— Оборачиваясь.— Гдѣ же старецъ?

 

Тангбрандъ.

Я не знаю.

Язычникъ старый голову вскружилъ

Тебѣ, мой сынъ! Забудь его!

 

Олафъ.

О, Тангбрандъ!..

Ужъ отошла вечерня?

 

Тангбрандъ.

Отойти

Давно бы ей пора, но ты не слышалъ,

Какъ призывалъ тебя я. Этотъ старецъ

Заворожилъ тебя своею рѣчью!

 

Олафъ.

Но кто онъ былъ?

 

Грифъ.

Его никто не знаетъ.

Мнѣ показался страненъ видъ его.

Ну, точно Одинъ въ рощѣ ярла!

 

Олафъ.

Старецъ

Себя мнѣ назвалъ Ауденомъ.

 

Грифъ.

Ну, да;

Одно и то же — Ауденъ или Одинъ.

 

Тангбрандъ.

То просто былъ жрецъ Одина! Его

Къ тебѣ, конечно, подослалъ Гаконъ!

Пытался онъ лукавыми рѣчами

Тебя склонить на сторону свою.

 

Олафъ.

Но кто-бъ онъ ни былъ тамъ, одно я знаю,

Что онъ явился мнѣ, какъ привидѣнье,

Какъ ангелъ мрака, чтобы доказать,

Насколько я несправедливъ, пытаясь

Отъ вѣры предковъ мой народъ отторгнуть.

 

Тангбрандъ.

И съ этой цѣлью онъ нарисовалъ

Тебѣ картину яркую, какъ чудно

Сжился съ той вѣрой сѣверъ вашъ суровый?

О томъ же, что и эту вѣру ввелъ

Пришлецъ съ востока, старецъ, безъ сомнѣнья,

Не проронилъ ни слова?

 

Олафъ.

Правда, Тангбрандъ!

Ты правъ, ты правъ! И старое ученье

Сюда извнѣ занесено! Тогда

Всѣ рѣчи старца о старинной вѣрѣ,

Рожденной вмѣстѣ съ сѣверомъ, ей давшимъ

Свой отпечатокъ…

 

Тангбрандъ.

Рѣчи тѣ пустыя!

Нигдѣ, и здѣсь на сѣверѣ нельзя

На алтари боговъ лить кровь людскую,

И тѣмъ законы Божьи и людскіе

Всѣ попирать.

 

Олафъ.

Отецъ, ты правъ, ты правъ!

 

Тангбрандъ.

Но осуждать старинное ученье

Въ его сокрытомъ корнѣ я не стану.

Господь недаромъ далъ ему окрѣпнуть

И утвердиться. Нынѣ же оно

Уже руина. Было время, люди

Еще не знали лучшаго ученья,

Христовой вѣры; но теперь держаться

Полузабытой, полуискаженной

Старинной вѣры — тяжкій грѣхъ, мой сынъ!

 

Олафъ.

Ты правъ, отецъ!

 

Тангбрандъ.

Предайся волѣ Божьей

И не смущайся хитрыми рѣчами!

Ты задался великою задачей,

И, какъ герой, и выполни ее!

Благословитъ тебя тогда весь сѣверъ!

Ты слышишь хрипъ предсмертный старой вѣры,—

Ей жить недолго! Ярлъ Гаконъ безсиленъ!

 

Олафъ.

И завтра, въ день великій и святой,

Надѣюсь я отпраздновать побѣду.

Я сокрушу язычниковъ и ярла!..

Свѣтаетъ ужъ, и все готово къ битвѣ…

Идемъ, молитву Богу вознесемъ,

И въ бой!

 

Тангбрандъ.

Какъ жаль, у насъ отбили рогъ,

Что я нашелъ въ землѣ. Его хотѣлось

Перековать мнѣ въ чашу для Даровъ.

Мнѣ по душѣ пришлось то изреченье,

Что я прочелъ на немъ: «Коль согрѣшилъ ты

И отвернулось счастье отъ тебя,

Богамъ пожертвуй лучшее!» И чаша

Должна была ту надпись сохранить:

Какая жертва Богу такъ угодна,

Какъ чистое, признательное сердце?..

Отбили рогъ у насъ! И Богъ накажетъ

Ихъ и за этотъ грѣхъ, какъ за другіе!

 

Олафъ.

Смотри! Ужъ солнца брызнули лучи

И скоро всю Норвегію освѣтятъ,

И вмѣстѣ съ нею встрѣтятъ здѣсь впервые

Великій Духовъ день! У насъ нѣтъ храма,

Но тамъ въ скалѣ есть гротъ, такъ намъ часовню

Даетъ сама природа. И сейчасъ

Оттуда гимны стройно понесутся

На встрѣчу солнцу ясному, и — тьма,

Ночные страхи, всѣ сомнѣнья сердца,

Отъ звуковъ тѣхъ исчезнутъ, какъ туманъ!

 

Тангбрандъ.

Такая рѣчь тебя, Олафъ, достойна!

Уходитъ вслѣдъ за Олафомъ,

Грефъ — все время задумчиво стоявшій поодаль.

Онъ жрецъ?… Подосланъ ярломъ?… Можетъ статься,

Но я-то все же думаю свое!— Уходитъ.

 

СВЯЩЕННАЯ РОЩА.

Входитъ Гаконъ, ведя за руку своего маленькаго сына Эрлинга.

Эрлингъ.

О, какъ сегодня холодно, отецъ!

 

Гаконъ.

А оттого, что очень рано, Эрлингъ;

Еще нѣтъ солнца. Ты озябъ, мой мальчикъ?

 

Эрлингъ.

О, ничего! Я очень радъ, что ты

Покажешь мнѣ, какъ солнышко восходитъ!

Я никогда вѣдь не видалъ!

 

Гаконъ.

Ты видишь

Тамъ на востокѣ красныя полоски?

 

Эрлингъ — всплеснувъ руками.

          Какія розы! Ахъ, какія розы!

Отецъ! скажи, откуда этотъ жемчугъ?

Гляди! Онъ всю долину сплошь усѣялъ!

Какъ онъ блеститъ при этихъ чудныхъ розахъ!

 

Гаконъ.

Не жемчугъ это, Эрлингъ, а роса.

А тамъ не розы — солнышко восходитъ.

 

Эрлингъ.

Ахъ, шаръ какой! Сверкаетъ какъ! Отецъ,

А намъ нельзя туда подняться къ солнцу?

 

Гаконъ.

Стремится къ солнцу все земное, Эрлингъ!

Ты знаешь: этотъ лучезарный кругъ —

Дневное око Одина. Другое —

Въ залогъ онъ отдаіъ Мимеру; 1) оно

Со дна его источника намъ свѣтитъ

Порой ночной, но тускло, слабо. Отдалъ

Отецъ боговъ одинъ свой глазъ, чтобъ Мимеръ

Ему открылъ источникъ: Одинъ пьетъ,

И — глазъ другой становится свѣтлѣе

И видитъ зорче!

1) Великанъ, стражъ источника мудрости.

 

Эрлингъ.

Гдѣ же тотъ источникъ?

 

Гаконъ.

Тотъ океанъ, что тамъ вдали синѣетъ,

И есть источникъ Мимера глубокій,

Что укрѣпляетъ глазъ отца боговъ.

Еще прекраснѣй и свѣтлѣй выходитъ

Изъ волнъ прохладныхъ солнце раннимъ утромъ.

 

Эрлингъ.

Какъ высоко оно теперь! Мнѣ больно

Туда глядѣть! Глаза слѣпитъ!

 

Гаконъ.

Да. Одинъ

На золотой свой тронъ теперь восходить

И скоро взглядомъ весь окинетъ міръ!

Слѣпитъ глаза земные тронъ блестящій;

И кто дерзнетъ поднять ихъ на владыку

Всей жизни, дня, когда онъ въ полномъ блескѣ!

 

Эрлингъ — боязливо озираясь.

          Отецъ, какіе странные уроды

Изъ-за деревьевъ тамъ глядятъ?

 

Гаконъ.

Мой сынъ,

Не говори такъ. То изображенья

Боговъ великихъ. Всѣ они изъ камня

Рукою смертныхъ вытесаны. Блеска

И красокъ яркихъ нѣтъ въ нихъ, но должны

Мы преклонять колѣна передъ ними,

Взирать на нихъ съ благоговѣньемъ, Эрлингъ!

Пойдемъ взглянуть на нихъ поближе!

 

Эрлингъ.

Нѣтъ!

Я ихъ боюсь, отецъ! Вонъ бородатый

Старикъ такъ страшно смотритъ на меня!

 

Гаконъ.

То Одинъ самъ, мой сынъ! Его боишься?

 

Эрлингъ.

Я не боюся Одина, что въ небѣ;

Тотъ добрый, тотъ меня не тронетъ. Онъ

Изъ-подъ земли цвѣточки вызываетъ,

И самъ сейчасъ похожъ былъ на цвѣтокъ.

А этотъ бѣлый тролль такъ страшно смотритъ,

Какъ будто взять меня онъ хочетъ!

 

Гаконъ.

О…

 

Эрлингъ.

Позволь сходить мнѣ за вѣнкомъ красивымъ,

Что я повѣсилъ тамъ на кустъ, когда

Меня позвалъ ты поглядѣть на солнце,

Да и пойдемъ, отецъ, домой скорѣе

Отъ этихъ страшныхъ каменныхъ людей.

И на тебя старикъ-то этотъ смотритъ,

Какъ будто зла желаетъ!

 

Гаконъ.

За вѣнкомъ,

Дитя, или и возвратись скорѣе!— Эрлингъ уходитъ.

          Пусть на закланье жертва, какъ на праздникъ,

Идетъ въ цвѣтахъ! Воззрите же на вѣру

И на дѣянія мои, о, боги!

Ну, вотъ и я!

 

Эрлингъ — возвращается съ вѣнкомъ изъ бѣлыхъ розъ на головѣ.

Гаконъ.

Колѣна преклони

Предъ мощнымъ, свѣтлымъ Одиномъ, мой Эрлингъ,

И обѣ руки къ небу подыми

Съ мольбой къ отцу боговъ: внемли, Альфадеръ 1)

Малюткѣ Эрлингу, призри его!

1Альфадеръ — Всеотецъ, т.-е. отецъ всего; верховное, невѣдомое, вѣчное безтѣлесное существо, существовавшее до начала міра и рожденія боговъ. Этимъ же именемъ называется иногда Одинъ, какъ представитель Альфадера.

 

Эрлингъ — становится на колѣни, протягиваетъ руки къ солнцу и говоритъ.

          Внемли малюткѣ Эрлингу, Альфадеръ,

Призри его!

Галеонъ хочетъ нанести ему сзади ударъ кинжаломъ, но роняетъ оружіе. Эрлингъ оборачиваетсяподымаетъ кинжалъ, подаетъ отцу и говоритъ довѣрчиво и спокойно.

                              Ты уронилъ кинжалъ!

Возьми, отецъ! Какой блестящій, острый!

Когда большимъ я выросту, и мнѣ

Кинжалъ дадутъ! Я тоже стану въ битву

Ходить съ тобой! Враговъ твоихъ разить!

 

Гаконъ.

Какой злой духъ тебѣ такія рѣчи

Внушаетъ, мальчикъ?

 

Эрлингъ.

Что съ тобой, отецъ?

Разгнѣванъ ты? Но что-жъ я сдѣлалъ?

 

Гаконъ.

Слѣдуй

За мной скорѣе!

 

Эрлингъ.

Какъ? Туда, отецъ,

Гдѣ этотъ злой старикъ?

 

Гаконъ.

Да, да, скорѣе!

Тамъ позади него увидишь розы,

Но не такія бѣлыя, какъ эти;

Тѣ розы, словно кровь! И ты увидишь —

Онѣ въ одну минуту расцвѣтутъ!

Скорѣй же, сынъ мой!

 

Эрлингъ — плачетъ.

                                        Ахъ, отецъ! Боюсь я

Кровавыхъ розъ!

 

Гаконъ.

Немедли! Чу! Запѣлъ

Пѣтухъ Геймдаля 1)! Намъ пора! Идемъ же!

1Геймдаль — стражъ неба, возвѣщающій богамъ звукомъ своего рога, о приближеніи опасности.

Схватываетъ сына за руку и уходитъ

Эйнаръ — молодой стрѣлокъ.

Вбѣгаетъ въ полномъ вооруженіи.

Ну, гдѣ же онъ? Сказали — въ рощѣ ярлъ!

Но нѣтъ его! И что ему здѣсь дѣлать?

Не до молитвъ теперь! Насъ битва ждетъ!

Прислушивается. За сценой слышенъ дѣтскій крикъ.

          О, боги, что случилось тамъ? Гаконъ!

Гаконъ — входитъ съ окровавленными руками.

Меня зовутъ?

 

Эйнаръ — пораженный.

                              Что это значитъ, ярлъ?

 

Гаконъ.

Зачѣмъ пришелъ ты?

 

Эйнаръ.

Звать тебя на битву!

Олафъ успѣлъ примкнуть съ своей дружиной

Къ толпамъ крестьянъ и двинулъ ихъ на Ладэ.

Твою дружину выстроилъ я въ бою,

Недоставало лишь тебя, мой ярлъ!

Вездѣ тебя искали! Вѣрно, жертву

Ты приносилъ опять богамъ?

 

Гаконъ.

Да… жертву.

 

Эйнаръ.

Какую?

 

Гаконъ.

Самъ ступай взгляни,— лежитъ

За изваяньемъ Одина.

 

Эйнаръ.

Да, много

Она поможетъ намъ!— Уходитъ за изваянье Одина.

 

Гаконъ.

Свершилось!.. Боги!..

Теперь лишь силы, мужество мнѣ дайте!

 

Эйнаръ — внѣ себя отъ ужаса и негодованія.

О, что ты сдѣлалъ, старый чародѣй!

 

Гаконъ.

Я примирилъ съ собой боговъ! Я отдалъ

Свою надежду, радость за спасенье

Родной страны!

 

Эйнаръ.

О, въ Нифльгеймъ мнѣ дорога,

Коль я отнынѣ лукъ свой натяну

Въ твою защиту, какъ ни дорожу я

Любовью Бергліотъ!— Срываетъ съ шеи золотую цѣпъ.

                              Вотъ цѣпь твоя!

Съ тобой отнынѣ все я порываю!

Ты кровопійца! Ухожу къ Олафу,

Твой часъ насталъ! Внушилъ ты мнѣ лить ужасъ

Къ своимъ богамъ! Пускай предъ новымъ богомъ,

Олафа богомъ, всѣ падутъ! Не знаю,

Что мнѣ мѣшаетъ мечъ свой обнажить

И въ адъ тебя послать?.. Но нѣтъ! Не надо!

Тебя ждетъ казнь позорнѣе, при всѣхъ!

Я помогу тебя поймать, Олафъ же

Тебя прикажетъ вздернуть на сосну!— Уходитъ.

 

Гаконъ.

И долженъ я такія рѣчи слушать!

Слышны призывные звуки роговъ и крики: «Гаконъ! Гаконъ! Гаконъ обнажаетъ мечъ.

Такъ часъ насталъ!.. Часъ выбора насталъ

Между Христомъ и Одиномъ! Призывно

Звучатъ рога, сливаясь съ свистомъ крыльевъ

И съ браннымъ кликомъ хищныхъ дѣвъ-валькирій 1).

Въ свой рогъ трубитъ самъ Геймдаль такъ, что жилы

На лбу его вздуваются, чернѣютъ!..

Торгердуръ-Горгабрудъ! Иду! Иду!

Уже принесъ тебѣ я въ жертву сына

И принесу еще толпы враговъ!— Уходитъ.

1) Валькиріи — дѣвы-щитоносиды, которыхъ Одинъ посылаетъ на поле битвы, гдѣ онѣ избираютъ достойныхъ славной смерти и возносятъ ихъ въ Валгаллу.

 

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Внутренній покой въ Римолѣ, гдѣ домъ Торы, возлюбленной Гакона. Ночь. Тора и Инге, ея служанка, сидятъ у стола, занятыя рукодѣльемъ. Свѣточи почти догорѣли.

Тора.

Тебя ко сну, я вижу, клонитъ, Инге.

 

Инге.

Давно минула полночь, госпожа!

Но… тсъ! Какъ будто въ ворота стучатся?

Они, они!

 

Тора.

О, нѣтъ, то вѣтеръ, Инге.

Разбушевался, крышу съ дома рветъ.

Такая темень, холодъ, непогода!

И дождь, и градъ бьютъ въ окна!

 

Инге.

Госпожа!

Ну кто поѣдетъ ночью въ непогоду!

Они дождутся дня! Такъ что-жъ напрасно

Себя томить?

 

Тора.

Иди — усни, коль хочешь,

Коль ты устала; мнѣ же не до сна.

Сегодня утромъ битва началася,

А братья слово дали мнѣ явиться

Не медля съ вѣстью, если можно будетъ.

Иди, прилягъ же!

 

Инге.

Если позволяешь,

Такъ я пойду, немного отдохну.

Но, чу! Стучатъ, какъ будто? Да, и громко!

Не можетъ быть, чтобъ вѣтеръ…

 

Тора.

Ворота

Скрипятъ… Ихъ отперъ Геддингъ… Да, я слышу

Шаги мужскіе!

 

Инге.

Радуйся — они!

Я посвѣчу имъ! То они навѣрно!— Уходитъ.

 

Тора.

Клещами сжали сердце боль и страхъ!

О, кто-бъ ни палъ изъ нихъ — Гаконъ, они ли,

Для Торы бѣдной горе, а не радость!

 

Эйнаръ, стрѣлокъ — входитъ.

Привѣтъ тебѣ и съ добрымъ утромъ, Тора!

Уже вѣдь утро брезжитъ. Слышно было,

Какъ пѣтухи пропѣли.— Я къ тебѣ

Явился, Тора, съ вѣстью съ поля битвы.

Мое же имя — Эйнаръ Тамбескьельверъ.

Не испугайся, что къ тебѣ пришелъ

Гакона воинъ и слуга. Я болѣ

Ужъ не слуга ему. Онъ въ изступленьи

Зарѣзалъ сына Эрлинга, чтобъ въ жертву

Его принесть богамъ и заслужить

Ихъ милость снова, счастье и побѣду!

 

Тора.

И могъ онъ, боги!..

 

Эйнаръ.

Ты права, Гаконъ

Внушаетъ только ужасъ, отвращенье!

И ты имѣешь право ненавидѣть

Его, со мною вмѣстѣ,— оскорбилъ онъ

Тебя смертельно. Я примкнулъ къ Олафу

Вчера лишь только; съ братьями твоими

Не долго былъ знакомъ, но подружиться

И оцѣнить другъ друга мы успѣли.

Въ бою довольно часа вѣдь на то,

На что нужны намъ годы мирной жизни.

Они дрались геройски; впрочемъ, всѣ

Дралися такъ же; мы и побѣдили.

Олафъ, король нашъ, молніей ударилъ

На войско ярла. Грянулъ бой кровавый,

И скоро жарко стало за щитами,

Горячей кровью залитыми сплошь.

Мечи горѣли въ ранахъ; дѣвы брани,

Носясь надъ полемъ, требовали крови,

И кровь лилась ручьями. Одинъ самъ

Не льетъ щедрѣе въ чаши медъ въ Валгаллѣ!

И много пало воиновъ. А ярлъ

Съ своимъ рабомъ бѣжалъ.

 

Тора.

Но гдѣ же братья?

Ты, благородный витязь, мнѣ чужой

И поспѣшилъ ко мнѣ съ извѣстьемъ ночью…

А съ ними что же сталось?.. Я дрожу!..

 

Эйнаръ.

Не трепетать, а радоваться надо

Тебѣ за нихъ! Передъ восходомъ солнца

Они умчались въ свѣтлую Валгаллу!

Теперь сидятъ они съ богами рядомъ

И въ честь ихъ медомъ цѣнятся рога!

 

Тора.

Богиня Фрейя!

 

Эйнаръ.

Радуйся же, Тора!

Не всѣмъ на долю счастье выпадаетъ

Такою смертью пасть геройской въ битвѣ.

Они все время были впереди.

Не отставалъ и я; Гаконъ же бился,

Какъ разъяренный сѣверный медвѣдь.

И горяча недаромъ вышла битва!,

Вѣдь полстраны шло за Гакона въ бой,

И за Олафа пол страны! Еще бы!

Молва о немъ по всей странѣ промчалась,

Какъ по сухой степной травѣ огонь!

И Альфъ, и Скьяльмъ, пылая жаждой мести,

Рвались убить обидчика сестры

И пали сами! Ярлъ убилъ обоихъ!

Мечомъ разитъ онъ въ ярости, какъ громомъ!

И павшихъ былъ достоинъ ихъ убійца!

Про ярла, что тамъ кто ни говори —

Такихъ бойцовъ, какъ онъ, у насъ немного!

И показалъ себя онъ въ этой битвѣ!

 

Тора.

О, Альфъ! О, Скьяльмъ! О, братья дорогіе!

 

Эйнаръ.

Я ихъ судьбѣ завидую! Теперь

Они эйнгеріями 1) стали оба!

На нихъ доспѣхи свѣтлые сіяютъ,

И Ваулундуръ 2) имъ сковалъ мечи!

Надъ прахомъ ихъ насыплютъ холмъ высокій,

Его обложатъ глыбами гранита,

И простоитъ вѣка онъ.— Передъ смертью

Снести поклонъ тебѣ просили братья;

Я слово далъ и вотъ сдержалъ его,

Хоть и пришлось свернуть съ пути; веду я

Одинъ отрядъ на поиски за ярломъ,

Олафъ ведетъ другой. И сговорились

Сойтись мы оба въ Гауло. Король

Созвать задумалъ тингъ, но гдѣ — не зирю.

Должно быть, дождь идетъ… Со шлема каплетъ!

Надѣюсь, скоро мы настигнемъ ярла,

И отмщена ты будешь! Да хранитъ

Тебя богиня Фригга!— Уходитъ.

1Эйнгеріи — «избранные», воины, павшіе славной смертью и вознесенные въ Валгаллу, гдѣ они ведутъ блаженную жизнь, пируютъ съ богами и занимаются воинскими потѣхами, причемъ раны, наносимыя ими другъ другу, заживаютъ тотчасъ же по окончаніи битвы.

2) Ваулундуръ — хромоногій богъ кузнецъ.

 

Тора — одна.

О, за что же

Святые боги Тору обрекли

Судьбѣ ужасной? Чѣмъ я заслужила

Всѣ эти муки, что терзаютъ сердце?

Входитъ незнакомецъзакутанный въ плащъ.

Что это значитъ? Кто ты?

 

Незнакомецъ.

Мы одни?

И въ безопасности?

 

Тора.

Тебѣ-ль объ этомъ

Справляться здѣсь? Вѣдь ты чужой, пробрался

Сюда тайкомъ и испугалъ меня!

Что надо здѣсь тебѣ?

 

Незнакомецъ — сбрасывая плащъ.

                              Узнала, Тора?

 

Тора.

О, боги! Ты-ль, Гаконъ?

 

Гаконъ.

Да, я!

 

Тора.

И ты

Спасенья ищешь здѣсь?

 

Гаконъ.

Клянусь богами,

Ты можешь мнѣ дивиться. Но куда

Не забѣжитъ олень, ища спасенья

Отъ своры хищныхъ псовъ!

 

Тора.

Гаконъ, ты блѣденъ,

Твой взоръ погасъ!

 

Гаконъ.

Свидѣтель Одинъ мнѣ,

Я защищалъ страну, какъ защищаетъ

Своихъ дѣтей разсвирѣпѣлый волкъ!

Своимъ мечомъ отправилъ я въ Валгаллу

Толпы враговъ. Теперь усталъ я, Тора.

Мнѣ измѣнило счастье, насъ разбили…

Олафъ проклятый чарами своими

Мечи моихъ норвежцевъ притупилъ!

Съ измѣной горсти воиновъ послѣдней

Одинъ остался я, покинутъ всѣми.

Рукой холодной дѣва брани Рота

Сдавила мнѣ чело… Съ однимъ рабомъ

Бѣжалъ я темной ночью съ поля битвы!

Давно палитъ мнѣ горло жажда!.. Пить!

Вода здѣсь въ кубкѣ?

 

Тора.

О, Гаконъ, постой же,

Я принесу сейчасъ…

 

Гаконъ — пьетъ.

Не нужно, Тора!..

Ужъ утолилъ я жажду!— Конь мой палъ

Недалеко отъ Гауло. Вонзилъ я

Въ него свой мечъ, съ себя снялъ плащъ и, кровью

Его обрызгавъ, бросилъ возлѣ,— все,

Чтобъ обмануть погоню…

 

Тора.

О, Гаконъ!

 

Гаконъ.

И вотъ, твой домъ завидѣлъ я и вспомнилъ

Всѣ клятвы Торы. Мнѣ клялась она,

Что лишь одна меня всѣмъ сердцемъ побитъ.

Любовь смѣниться ненавистью можетъ —

Л знаю самъ — и все-жъ рѣшился я

Придти къ тебѣ. И если отъ погони

Меня укроешь ты, я не забуду

Твоей любви! Увы, ее доселѣ

Я не умѣлъ цѣнить. А если ты

Откажешь мнѣ въ пріютѣ,— тяжко, Тора,

Тебя просить мнѣ!— если ты откажешь,

Пойду блуждать во мракѣ ночи снова…

И, набредя на первую скалу,

Взойду туда, и на страну родную,

Гдѣ былъ владыкой, взоръ прощальный кину,

Затѣмъ — паду на мечъ. И буря мигомъ

На крыльяхъ мощныхъ духъ мой унесетъ

Къ отцу побѣды, Одину, въ Валгаллу,

И солнце, утромъ трупъ увидѣвъ мой,

Пусть скажетъ:— въ смерти онъ великъ, какъ въ жизни!

 

Тора.

Не говори такъ, мой Гаконъ! Забыла,

Простила все я! Ненависть угасла,

Спасу тебя, укрою отъ враговъ!

Схватываетъ его за руку.

Гаконъ.

А знаешь ты, что этою рукою

Убилъ я сына… Эрлинга?.. Его

Любила ты!..

 

Тора.

Я знаю все. Ты въ жертву

Его принесъ богамъ. И эта жертва

Лишь говоритъ мнѣ, до чего дошелъ ты,

И до чего была доведена

Твоя великая душа судьбою!

 

Гаконъ.

А знаешь ты, кого еще убилъ я

Рукою этой? О, не жми ея!

Мнѣ тяжело, мнѣ жаль…

 

Тора.

О, все я знаю!

Лишилъ меня ты братьевъ!

 

Гаконъ.

Знаешь, Тора?

И все же?

 

Тора.

Тору это не измѣнитъ!

Ты, правда, былъ жестокъ со мной, Гаконъ,

Мнѣ за любовь презрѣньемъ заплатилъ,

И, наконецъ, убилъ обоихъ братьевъ…

Но ихъ убилъ въ бою ты, гдѣ борьба

На жизнь и смерть идетъ!.. Сказалъ мнѣ Эйнаръ,

Что души ихъ въ Валгаллу вознеслись!..

Закрываетъ лицо руками и затѣмъ снова поднимаетъ голову и пристально смотритъ на ярла.

          Но я глазамъ не вѣрю! Ты ли это

У Торы въ домѣ, здѣсь въ глуши лѣсной,

Вдали отъ пышно-убранныхъ чертоговъ?..

Сюда укрылся — ты ли ночью, въ бурю,

Что тамъ бушуетъ вкругъ жилища Торы,

Какъ и въ груди ея? Да, ты ли это

Стоишь усталый, блѣдный и безмолвный,

Безъ шлема, безъ пурпурнаго плаща,

На мечъ рукой дрожащей опираясь?

 

Гаконъ.

Передъ собой ты видишь тѣнь героя

И властелина бывшаго страны.

Ловили каждый взглядъ его норвежцы.

Онъ палъ въ бою, подъ Ладэ, ужъ давно,

И позабытъ уже! Теперь лишь бродитъ

Порой ночной героя призракъ блѣдный.

Его Гакономъ ярломъ звали прежде.

 

Тора.

Я отмщена! И отмщена ужасно!

Такъ прочь же злая ненависть! Вернись

Опять любовь! Не женщиной была бы,

Лѣсной волчицей, я, когда бъ теперь

Малѣйшій слѣдъ вражды хранила въ сердцѣ!

О, отдохни же на груди моей!

Дай отереть твое чело и снова

Зажечь огонь въ твоемъ потухшемъ взорѣ!

 

Гаконъ — какъ въ бреду.

          Скажи мнѣ, дѣва, какъ зовутъ тебя?

 

Тора.

Меня когда-то звали — незабудкой.

Я тотъ цвѣточекъ скромный, голубой,

Что росъ подъ дубомъ ярла, и, впивая

Въ себя и жизнь, и краски отъ него,

Завянуть долженъ былъ, едва лишили

Его могучей сѣни дуба!

 

Гаконъ — въ бреду.

Значитъ,

Ты незабудка! Какъ звучитъ красиво!

 

Тора.

О, небо! Что съ нимъ?.. Ты въ моихъ объятьяхъ,

Какъ въ лихорадкѣ, весь дрожишь, Гаконъ?

И плачешь ты? Мнѣ страшно! Что съ тобою?

Когда же ты въ былое время плавалъ?

 

Гаконъ.

Ты — незабудка, тотъ цвѣточекъ милый,

Что на курганахъ витязей цвѣтетъ!..

Моимъ слезамъ дивишься? Не видала,

Какъ выступаютъ слезы на камняхъ,

Когда ихъ вдругъ въ тепло съ мороза вносятъ?

То смертный потъ, цвѣтокъ холодной смерти!

Не удивляйся!

 

Тора.

О, богиня Фрейя!

 

Гаконъ.

Коль таетъ горный снѣгъ — исчезнетъ скоро;

Зима слезами скоро изойдетъ,

И мѣсто дастъ веснѣ благоуханной,

Цвѣтамъ Олафа нѣжнымъ. А Гаконъ —

Его ужъ нѣтъ. Лишь тѣнь его здѣсь бродитъ.

Но подойдите къ праху безъ боязни,

Забейте колъ, и трупъ найдетъ покой,.

Бродить не станетъ.

 

Тора.

Мой Гаконъ! Опомнись!

Не говори такъ странно! Дань природѣ

И величайшій духъ отдать вѣдь долженъ.

Въ тискахъ упорства, ненависти, злобы

Твое томилось сердце ужъ давно,

Теперь его освободили слезы.

Иди за иной. Подъ домомъ есть тайникъ

Въ скалѣ кремнистой высѣченъ. Не знаетъ

О немъ никто; лишь я. Тебя тамъ спрячу

Пока гроза не минетъ. Скоро снова

Къ тебѣ вернется счастье!

 

Гаконъ.

Правда, вѣришь,

Что вновь займется солнце для меня

За тайникомъ?

 

Тора.

Увѣрена, Гаконъ мой!

 

Гаконъ.

И въ тайникѣ укрыть меня ты хочешь,

Въ пустомъ, глубокомъ, темномъ подземельѣ,

Куда никто пути не знаетъ, гдѣ

Враги меня не сыщутъ?

 

Тора.

Да, мой милый!

 

Гаконъ — протягивая ей руку, торжественно.

Идемъ, моя валькирія, идемъ!

Тебя узналъ я, Гела!

 

Тора.

Боги, боги!

 

Гаконъ.

Иль полагаешь ты — затрепещу

Передъ твоимъ суровымъ ликомъ? Правда,

Смертельно блѣденъ ликъ, а губы сини.

Не убиваешь разомъ ты, какъ сестры,

Какъ Гильдуръ, Гейерскогуль; предаешь

Ты смерти тяжкой, медленной. Сначала,

Ты убиваешь мужество въ героѣ,

Потомъ его. Но все равно, иду я!

Не погасила ты еще во мнѣ

Послѣдней искры гордости, и смѣло

Я за тобой иду во мракъ могилы!

 

Тора.

О, боги, боги! Смилуйтесь надъ нимъ!— Уходятъ.

 

ЛѢСЪ БЛИЗЬ ГАУЛО.

Олафъ, Карлсховедъ, Іостейнъ, Грифъ, дружина.

Грифъ.

Ужъ брезжитъ утро, небо просвѣтлѣло,

И день хорошъ, какъ видно, будетъ такъ же,

Какъ ночь была ужасна. Утомленъ

Ты, нашъ король? Такъ отдохни немного

Въ тѣни деревъ; а мы коней покормимъ.

 

Олафъ.

Нельзя намъ медлить! Я не успокоюсь,

Пока Гаконъ не пойманъ! Клятву далъ я!

Наказанъ смертью долженъ быть злодѣй

За то, что сдѣлалъ онъ съ малюткой-сыномъ!

Бывало ль что подобное когда?!

До насъ дошло преданіе святое,

Какъ съ сокрушеннымъ сердцемъ Авраамъ

Готовъ былъ волю Божію исполнить;

Но воля та была лишь испытаньемъ,

А еслибъ руку старца не отвелъ

Посланникъ неба, старецъ самъ, быть можетъ,

Изъ рукъ бы ножъ свой выронилъ. Гаконъ же…

 

Іостейнъ.

Ты правъ, король! Ужасное злодѣйство!

 

Олафъ

Войска его разсѣяны, но онъ

Не побѣжденъ еще! И торжествуетъ

Нашъ Эйнаръ юный рано; молодъ онъ

И храбрость въ немъ сильнѣй ума. А если

Гаконъ спасется? Вновь въ потокъ могучій

Онъ соберетъ ручьи, что удалось

Разсѣять намъ! Междоусобной распрей

Я не хочу терзать страну родную,

Въ ней прочный миръ я утвердить хочу.

И грѣхъ свой смертью пусть Гаконъ искупитъ!

Пока-жъ онъ живъ, надежды нѣтъ на миръ;

Пока язычникъ этотъ не погибнетъ,

Не зацвѣтутъ здѣсь розы христіанства!

 

Эйнаръ — входитъ съ окровавленнымъ плащомъ Гакона.

Король! теперь ты можешь быть спокоенъ!

Сейчасъ коня убитаго нашли мы

И плащъ Гакона весь въ крови. Навѣрно,

Его одинъ изъ воиновъ настигъ,

И смерть Гаконъ нашелъ.

 

Олафъ.

Но правда ль это!

Друзья, скажите: это плащъ Гакона?

 

Грифъ.

Да, плащъ его, но гдѣ самъ ярлъ? Нашелъ ты

И тѣло ярла тамъ же?

 

Эйнаръ.

Нѣтъ, лишь плащъ

И трупъ коня, обрызганные кровью.

 

Грифъ.

Найди намъ трупъ Гакона и тогда

Спокоенъ буду я. Не знаешь, развѣ,

Каковъ Гаконъ? Онъ живъ и цѣлъ навѣрно,

Лишь подъ другимъ плащомъ его ищи!

Не вѣрь, король, уловкѣ этой хитрой!

Гакона знаю я; уменъ и ловокъ!

 

Олафъ.

Такъ на коней въ погоню! Недалеко

Отсюда Римолъ! Тамъ я созвалъ тингъ,

И тамъ узнаемъ,— можетъ быть, другіе

На слѣдъ его напали.

 

Грифъ.

Тамъ же, кстати,

Живетъ его возлюбленная — Тора!

 

Эйнаръ.

Она была возлюбленной его,

Но оскорбилъ Гаконъ ее смертельно

И братья Торы злѣйшею враждою

Пылали къ ярлу!

 

Грифъ.

Ну, увидимъ тамъ.

А розыскъ нашъ не лишнимъ будетъ все же.

Любовь, друзья, «не ржавѣетъ съ годами»,—

Недаромъ слово молвится у насъ!

 

Олафъ.

Ужъ день насталъ! Впередъ, друзья, въ погоню!

 

ПОДЗЕМЕЛЬЕ.

Входятъ Гаконъ и Каркеръ, его рабъ; у послѣдняго въ одной рукѣ свѣтильникъ, въ другой миса съ явствами.

Каркеръ — освѣщая подземелье.

Такъ вотъ тайникъ, гдѣ намъ сидѣть придется?

Не очень тутъ удобно. И куда же

Дѣвать свѣтильникъ?

 

Гаконъ.

Тамъ въ углу повѣсь.

 

Каркеръ.

Пожалуй, такъ. Да тутъ я вижу кстати

Въ скалѣ сидѣнья высѣчены. Значитъ,

И отдохнуть здѣсь можно будетъ намъ.

А подкрѣпиться пищей ярлъ не хочетъ?

Вѣдь господинъ не ѣлъ, не пилъ ужъ сутки!

 

Гаконъ.

Я не хочу! Ѣшь самъ.

 

Каркеръ.

Коль ярлъ позволитъ.

Усаживается и ѣстъ. Гаконъ медленно ходитъ взадъ и впередъ.

А гадко въ этой мрачной ямѣ жить!

Замѣтилъ ярлъ — тамъ черный гробъ у входа?

 

Гаконъ.

Молчи и ѣшь! Про себя. И въ этомъ подземельѣ

Бродила Тора цѣлыми ночами

Одна, въ слезахъ… Могильнымъ склепомъ Торѣ

Должны бы были эти своды стать.

Себѣ и гробъ она велѣла сдѣлать;

Въ немъ дожидаться стало бъ тлѣнья тѣло

Ея прекрасное…— Взглянувъ на Каркера.

Не ѣшь ты, рабъ?

А на ѣду ты падокъ былъ. Такъ что же

Не ѣшь теперь?

 

Каркеръ.

Не хочется мнѣ что-то!

 

Гаконъ.

Еще что! Ѣшь! Будь веселъ и надѣйся

На властелина, рабъ!

 

Каркеръ.

Да властелину

И самому-то плохо. Вижу я,

На сердцѣ тяжко.

 

Гаконъ.

Тяжко? Какъ ты смѣешь?

Будь веселъ, рабъ! Не хочешь ѣсть, такъ пой!

 

Каркеръ.

А что мнѣ пѣть?

 

Гаконъ.

Что хочешь! Спой мнѣ пѣсню,

Чтобъ звуки, словно буря, бушевали,

Хлестали, словно ливень, били градомъ!..

Мнѣ колыбельную ты пѣсню спой!

 

Каркеръ.

Какую жъ это?

 

Гаконъ.

Чтобъ ребенокъ старый

Вздремнулъ спокойно въ эту ночь.

 

Каркеръ.

Я знаю,

Мой ярлъ, одну чудеснѣйшую пѣсню!

 

Гаконъ.

Конецъ каковъ? Ужасенъ? А начало?

Какъ будто радость всѣмъ сулитъ да счастье,

Чтобъ поразить въ концѣ убійствомъ, смертью?

 

Каркеръ.

О, нѣтъ, мой ярлъ! Печально и начало.

 

Гаконъ.

Вотъ это такъ! А то мнѣ надоѣли

Уловки скальдовъ 1), все однѣ и тѣ же:

Повеселѣй начать и оттѣнить

Конецъ печальный этимъ посильнѣе.

Нѣтъ, если небо хмурится съ утра,

То видно сразу, что намъ день готовитъ.

Ну, пой же пѣсню, Каркеръ! Пой скорѣе!

1) Скалдъ — древне-сѣверный поэтъ-импровизаторъ.

 

Каркеръ — поетъ.

«Конунгъ Эрлингъ съ Гаральдомъ отправились въ путь;

«Всю ночь при лунѣ они плыли;

«Вотъ явилися въ Сигурду ярлу во дворъ,

«И ярла живого спалили».

 

Гаконъ.

Съ ума сошелъ ты, рабъ! Ты мнѣ поешь,

Какъ мой отецъ погибъ!

 

Каркеръ.

Такъ, значитъ, Сигурдъ

Отцомъ былъ ярлу? Я не зналъ. А правда,

Ему конецъ плохой достался.

 

Гаконъ.

Рабъ!

Ты замолчишь?

 

Каркеръ.

Тутъ нѣтъ соломы даже;

Куда жъ прилечь?

 

Гаконъ.

Да на землю ложись,

Коль ты усталъ. И я не разъ такъ дѣлалъ.

 

Каркеръ.

Ну, что жъ, коль можно, лягу!

 

Гаконъ.

Лягъ и спи!

Каркеръ ложится на землю и засыпаетъ. Гаконъ смотритъ на него.

Уже заснулъ! Едва, едва лишь тлѣетъ

Подъ толстымъ слоемъ пепла искра жизни,

И отъ бревна его не отличишь.

Ему и горя мало; спитъ спокойно!

А тутъ кипятъ, бушуютъ страсти, силы!..

Ты спѣлъ мнѣ рабъ о гибели отца,

Такъ повелѣли Норны! Я погибну,

Какъ Сигурдъ ярлъ! Отецъ мой былъ такимъ же

Неукротимымъ, яростнымъ борцомъ

За сѣверъ древній, за боговъ Валгаллы!

Онъ вѣроломно властью завладѣлъ

И Драгоцѣннаго Гакона погубилъ.— Возбужденно.

Но какъ? Ужель теперь пришелъ конецъ,

Ужель падетъ передъ Христомъ нашъ Одинъ,

И съ нимъ падутъ поборники его?..

Какъ сыро здѣсь и холодно, я дрогну…

Ходитъ взадъ и впередъ, затѣмъ останавливается подлѣ Каркера.

Ему приснилось что-то… Исказилось

Лицо его… И гадокъ онъ и страшенъ!..

Оскалилъ зубы, словно тролль! Толкаетъ ею. Эй, Каркеръ!

Проснись, проснись же, рабъ! Что видѣлъ ты

Сейчасъ во снѣ?

 

Каркеръ — пробуждаясь.

Я видѣлъ… Мнѣ приснилось…

Приснилось мнѣ…

 

Гаконъ.

Надъ нами шумъ… Ты слышишь?

 

Каркеръ.

Я слышу, ярлъ, бряцаніе доспѣховъ,

Дружины клики… Подоспѣлъ Олафъ

Сюда съ людьми. Они тебя здѣсь ищутъ!

 

Гаконъ.

О тайникѣ никто не знаетъ. Тора

Дала мнѣ ключъ. Окована желѣзомъ

Входная дверь; замокъ виситъ надежный,

Никто сюда не проберется къ намъ!

 

Каркеръ — прислушиваясь.

А властелинъ мой слышитъ, что глашатай

Надъ головой моей кричитъ?

 

Гаконъ.

Не слышу!

 

Каркеръ.

Что обѣщаетъ почести, дары

Король тому, кто съ головою ярла

Къ нему придетъ.

 

Гаконъ — смотритъ на него въ упоръ.

Но заслужить награду

Ты не захочешь? Что же ты дрожишь?

Ты поблѣднѣлъ, а губы посинѣли?

 

Каркеръ.

Я не могу опомниться… Мой сонъ…

Ахъ, еслибъ арлъ сказалъ мнѣ, что онъ значитъ!

Мой властелинъ разгадываетъ сны!

 

Гаконъ.

Что видѣлъ ты во снѣ?

 

Каркеръ.

Сперва мнѣ снилось,

Что по волнамъ въ ладьѣ плывемъ мы оба,

И правлю я рулемъ…

 

Гаконъ.

То значитъ, Каркеръ,

Что ты теперь моею жизнью правишь.

Будь вѣренъ мнѣ въ нуждѣ и награжу

Тебя щедрѣй, чѣмъ твой Олафъ!

 

Каркеръ.

Затѣмъ

Приснилось мнѣ…

 

Гаконъ.

Ну, говори!

 

Каркеръ.

Приснилось,

Что изъ скалы вдругъ выросъ черный мужъ

И мнѣ сказалъ: закрыты всѣ заливы!

 

Гаконъ.

Зловѣщій сонъ! Онъ говоритъ, что намъ

Обоимъ жить недолго!.. Будь же вѣренъ!

Ты мнѣ сказалъ, что родились мы оба

Въ одну и ту же ночь, такъ не раздѣлитъ

Надолго насъ и смерть.

 

Каркеръ.

Еще мнѣ снилось:

Я въ Ладэ былъ, и обручъ золотой

Надѣлъ на шею мнѣ король.

 

Гаконъ.

Надѣнетъ

Тебѣ Олафъ на шею петлю, если

Ты мнѣ измѣнишь, рабъ! Ступай въ тотъ уголъ!

А здѣсь я лягу самъ,— и будемъ спать.

 

Каркеръ.

Коль такъ угодно ярлу…

 

Гаконъ.

Стой! Куда ты?

 

Каркеръ.

Хотѣлъ нагаръ я снять…

 

Гаконъ.

Ступай, ложись,

Какъ сказано тебѣ! Оставь свѣтильникъ!

Ты потушить бы могъ его. Тогда бы

Остались мы впотьмахъ. Не понимаю,

Какъ могутъ люди свѣтъ гасить спокойно,

Когда ложатся спать? Зловѣщій мракъ —

Изображенье смерти, и какое!

Куда чернѣй, страшнѣй, чѣмъ самый сонъ!

Что свѣтитъ ярче и сильнѣе свѣта?

Но погаси его и что съ нимъ сталось?

Оставь свѣтильникъ, рабъ; горитъ онъ тускло,

Но все жъ горитъ еще. Пока есть жизнь,

До тѣхъ поръ есть надежда! Ну, на мѣсто!

Оба сидятъ нѣкоторое время молча.

          Заснулъ ты?

 

Каркеръ.

Да, мой ярлъ!

 

Гаконъ.

О, глупый рабъ!

Встаетъ и ходитъ взадъ и впередъ.

          И эта тварь — вотъ все, что мнѣ осталось

Отъ прежней власти? Я ему не вѣрю.

Ему понятны развѣ долгъ и вѣрность?

Онъ песъ цѣпной, что ластится къ тому,

Кто дастъ ему кусокъ послаще! Каркеръ,

Подай кинжалъ! Оружія не смѣютъ

Носить рабы!

 

Каркеръ.

Отъ ярла самого

Я получилъ кинжалъ въ подарокъ. Вотъ онъ!

 

Гаконъ.

И спи теперь!

 

Каркеръ.

Иду!— Ложится.

 

Гаконъ.

Вся голова

Въ туманѣ словно… Жаръ, ознобъ! Усталъ я.

Весь день въ бою и въ бѣгствѣ ночь. Заснуть бы!..

Но нѣтъ, нельзя! Онъ, этотъ низкій рабъ…

Лишь отдохну немного, спать не буду.

Садитсяприслонившись къ стѣнѣ и засыпаетъ.

Каркеръ — тихо поднимается.

          Онъ спитъ теперь. Не вѣритъ мнѣ, какъ видно.

Боится ярлъ, что я его предамъ.

За смерть его сулить Олафъ награду…

А отъ него чего мнѣ больше ждать?

Онъ шевельнулся… Торъ! Во снѣ онъ ходитъ!

 

Гаконъ — встаетъ въ бреду.

И «Сѣрошкурый» здѣсь и «Золотой»!..

Зачѣмъ пришли, что надо вамъ? Оставьте!

Вы заслужили вашу смерть! А я

Не измѣнялъ вамъ!… Ну, а вы, красотки?

И вы во мнѣ? Уйдите! Недосугъ

Мнѣ забавляться съ вами! Это кто же?

И женихи?.. Ахъ, Одинъ палъ! Разбился!..

Олафъ приманку взялъ; теперь же хочетъ,

Чтобы приманку смерти взялъ Гаконъ!

Кто плачетъ тамъ въ кустахъ? О, это хуже

Всего, всего! Мой Эрлингъ… Весь въ крови?

Иль глубоко ужъ очень ножъ вонзился?..

И изъ груди твоей кровавый жемчугъ

На розы каплетъ!.. Громко. Каркеръ! Каркеръ!

 

Каркеръ — подходитъ.

Здѣсь я!

Онъ бредитъ все!

 

Гаконъ.

Свершилось! Вотъ кинжалъ,

Вонзи мнѣ въ сердце!

 

Каркеръ.

Ярлу не пришлось бы

Жалѣть объ этомъ послѣ, какъ проснется!

 

Гаконъ.

Мнѣ по заслугамъ казнь! Скорѣе, Каркеръ!

 

Каркеръ — беретъ кинжалъ.

          Онъ — властелинъ мой, слушаться я долженъ!

 

Гаконъ.

Не медли, рабъ! Скорѣе! Ты — иль я!

Одинъ изъ насъ погибнуть долженъ!

 

Каркеръ — закалывая его.

Пусть же

Погибнешь ты!

 

Гаконъ — падаетъ.

                              Съ небесъ огонь сверкнулъ

И поразилъ меня!— Умираетъ.

 

Каркеръ.

Вотъ и конецъ!

Теперь что толку хныкать? Сколько хочешь

Кричи и вой, въ него не вдунешь жизни!

Достану ключъ и трупъ въ проходъ снесу

Къ дверямъ поближе!.. А потомъ къ Олафу.

Открою все ему, и онъ осыплетъ

И серебромъ, и золотомъ меня!

Ну, и конецъ всему! Онъ напросился

На смерть вѣдь самъ! Онъ властелинъ, я рабъ,

Онъ приказалъ, и я приказъ исполнилъ!

Взваливаетъ трупъ Гакона на плечи и уходитъ.

 

ПЛОЩАДЬ ПЕРЕДЪ ДОМОМЪ ТОРЫ.

Олафъ стоятъ со щитомъ и копьемъ въ рукахъ на высокомъ камнѣ; вокругъ него народъ и воины.

Грифъ.

А вотъ, король, и троньемцы явились!

Итакъ, всѣ собрались. Пришелъ и Бергторъ.

Старѣйшій онъ изъ троньемцевъ. Вчера

Онъ за тебя сражался, но увидѣть

Тебя въ лицо ему не удалось,—

Стемнѣло прежде, чѣмъ утихла битва.

Вотъ это мужъ! А посмотрѣлъ бы ты

На дочерей! Ихъ прижилъ Бергторъ

Съ женою третьей; было же тогда

За шестьдесятъ ему!

 

Бергторъ — окруженный толпой крестьянъ.

                                        Друзья! Взгляните!

Вотъ онъ стоитъ на тингѣ передъ вами!

Ни датъ, ни взять, какъ древній нашъ Гаконъ

Или Гаральдъ Кудрявый!— Снимая шляпу.

Ты ль, скажи,

Олафъ, сынъ Трюгве?

 

Олафъ.

Я Олафъ, сынъ Трюгве!

 

Бергторъ.

Итакъ, ты созвалъ насъ, король, на тингъ.

Меня прислали троньемцы,— я старшій.

Добро пожаловать въ страну, король!

Вчера дрались мы за тебя, сегодня

Тебя впервые видимъ. Да, вчера

Не до того намъ было. Съ нетерпѣньемъ

Тебя давно ждала страна; готовы

Тебя избрать мы королемъ норвежскимъ,—

Рожденъ ты быть имъ и вполнѣ достоинъ.

Прими корону! Мнѣ сковать велѣлъ

Ее Гаконъ, но я ее по мѣркѣ

Короны древней Гальфдана сковалъ,

И не годилася ему корона,—

Въ глазахъ стемнѣло отъ нея у ярла!

Тебѣ, посмотримъ, впору ль будетъ?

Олафъ надѣваетъ корону.

Впору.

Какъ по твоей я дѣлалъ головѣ!

Друзья! Въ щиты ударьте и клянитесь!

Всѣ бьютъ въ щиты.

Народъ.

Олафъ, король нашъ, здравствуй! Ты король!

Тебѣ служить клянемся вѣрой-правдой!

Клянемся всѣми мощными богами!

 

Олафъ.

И одного, норвежцы, намъ довольно.

Итакъ, клянитесь Истиннымъ, Единымъ

И Всемогущимъ Богомъ въ небесахъ!

 

Народъ.

Услышь насъ Богъ Олафа! Мы клянемся!

Громъ оружія и восторженные клики; за сценой слышенъ шумъ.

 

Олафъ.

Но что за шумъ? Друзья! Что тамъ случилось?

 

Эйнаръ — входитъ.

Король! Какъ солнце ты разсѣялъ тучи,

И намъ бояться нечего грозы!

Тамъ на щитахъ лежитъ Гаконъ безъ жизни.

Да, Грифъ былъ правъ. Не измѣнила Тора

Своей любви и ярла въ тайникѣ

Укрыла здѣсь. И вотъ, убитъ Гаконъ

Своимъ рабомъ, прельстившимся наградой!

 

Олафъ.

Ты видѣлъ самъ трупъ ярла? Ты увѣренъ,

Что это онъ?

 

Грифъ — возвращаясь изъ-за стѣны.

                              На этотъ разъ онъ самъ,

Не плащъ его. Лежитъ онъ тамъ недвижный,

Похолодѣвшій… Кровь бѣжитъ изъ раны,

Что на груди.

 

Олафъ.

Такъ миръ его душѣ!

Пусть трупъ снесутъ туда, откуда взяли!

Смиряетъ смерть его мою вражду.

Мнѣ жаль лишь Тору! Бѣдная любила

Его любовью истинной и вѣрной.

Вы ей отдайте дорогой ей прахъ.

Раба жъ того, что смерти предалъ ярла,

Сейчасъ повѣсить!

 

Грифъ.

Все, король, исполню.

 

Олафъ — сходя съ камня.

Теперь же въ Ладэ! Кто идетъ за мною?

 

Бергторъ.

Всѣ, всѣ норвежцы!

 

Олафъ.

Ну, такъ всѣхъ зову

Къ себѣ на пиръ! Хорошій вечеръ, видно,

Сулитъ намъ день. Скамьи разставятъ въ рощѣ,

И за мое здоровье въ круговую

Рога заходятъ съ медомъ золотистымъ!

 

Народъ.

Да здравствуетъ Олафъ, король норвежскій!

Всѣ бьютъ въ щиты и слѣдуютъ за Олафомъ.

 

ПОДЗЕМЕЛЬЕ.

Свѣтильникъ все еще горитъ на прежнемъ мѣстѣ. Двое слугъ вноситъ черный гробъ, молча ставятъ его посерединѣ подземелья и удаляются.

Topа — входитъ медленными шагамивъ рукахъ у нея обнаженный мечъ и вѣнокъ изъ сосновыхъ вѣтвей. Она долго стоитъ у гроба молча.

И вотъ, лежишь въ гробу, Гаконъ,— въ гробу,

Который что былъ для Торы предназначенъ;

Въ моемъ гробу! О этого ль ждала я?

Покойся съ миромъ! Если ты грѣшилъ,

То искупилъ свои грѣхи. Отнынѣ

Да не дерзнетъ никто героя память

Тревожить словомъ, иль упрекомъ злымъ!

Моя жъ любовь къ тебѣ съ твоею смертью

Не умерла! Увы, давно ли ты

Блисталъ на небѣ сѣвера, какъ солнце,

Что разливало блескъ на всѣхъ, и вотъ

Уже забытъ норвежцами своими

Ты для свѣтила новаго. И только

Одно лишь сердце женское болитъ,

Гакона вспоминая; ну, такъ пусть же

Она тебѣ отдастъ и долгъ послѣдній

Людьми твоими въ радости забытый.

Возлагаетъ на гробъ вѣнокъ и мечъ.

Прими изъ рукъ возлюбленной вѣнокъ!

Пусть обовьются вѣтви гордыхъ сосенъ

Вокругъ меча героя. Да, нашелъ

Въ тебѣ героя истиннаго сѣверъ!

Но, какъ цвѣтокъ, охваченный морозомъ,

Въ одну ты ночь увялъ. И вотъ, когда

Рукой своей сотретъ всѣ краски время,

Оставивъ только рѣзкія черты,

Ты уцѣлѣешь въ памяти народной

Лишь какъ язычникъ, лютый, кровожадный,

Чье имя будетъ въ трепетъ повергать.

Но я, Гаконъ мой, трепетать не стану:

Тебя я знала! Мощная душа

Въ стремленьяхъ къ благу стала жертвой рока

И заблужденій времени. О! съ миромъ

Усни теперь, Гаконъ мой, отдохни!

И пусть въ Валгаллѣ свѣтлой вкуситъ радость

Твоя геройская душа!… Прости!

Я ухожу теперь. Когда же снова

Откроютъ эту дверь — сюда внесутъ

Въ гробу и Торы прахъ. И гробъ ея

Поставятъ здѣсь съ ея Гакономъ рядомъ!

Медленно удаляетсясвѣтильникъ горитъ еще съ минуту; затѣмъ вдругъ вспыхиваетъ и погасаетъ. Гробъ и все подземелье погружаются во мракъ.

Съ датскаго АННА ГАНЗЕНЪ.

«Вѣстникъ Европы», NoNo 7—8, 1897