Три барона

Три  барона.

 

 

У нее было восемь любовников,

но когда прошла жизнь, —

вспоминала она лишь трех.

Первый — хотя был рыцарем и воином, —

золотистыми кудрями,

тонкоочерченным ртом

и юношеской талией

походил больше на пажа.

Он великолепно владел мечом,

и был даже незаурядным лучником,

но редко думал и почти не говорил о войне.

Первый — был добр к вилланам,

но они его не любили,

и слегка презирали,

скорей — не за разорение управителями, —

а за доброту.

Дни и ночи Первого

проходили в Угловой башне замка

за старинными манускриптами,

за исчислениями,

и у реторт.

И когда в деревне случались

падежи скота

или болезни,

наблюдая за перебегающими огнями

Угловой башни, —

сжимали кулаки вилланы,

и, пересыпая речь проклятьями,

говорили вполголоса

о том,

что совершенно правы монахи:

давно надо было бы

осмотреть башню,

сжечь книги,

а заодно с ними и Сына Дьявола

на медленном огне.

Лишь иногда упоминал Первый

в разговоре с ней

о способе добывания золота из простого металла,

об Элексире Жизни,

но больше говорил о том,

чего не могла она понять.

И погиб он странно:

когда бежали крестоносцы,

под внезапным напором неверных —

он занял горный проход с небольшим

отрядом,

задержал сарацин,

и труп нашли его

на трупах его слуг.

Чернокнижник, не думавший о Боге,

сложил жизнь за веру,

за Гроб Господа нашего Иисуса Христа.

Он был красив и нежен,

любить его было приятно,

но, как любовник,

он не годился никуда.

О поцелуях говорил больше стихами,

забывал о них среди реторт и манускриптов,

и был крайне нетребователен

в любви.

Черную душу его

Да примирит в Чистилище

Господь!

Имя Второго

гремело по всей Европе

и далеко за пределами ея.

Когда, закованный в сталь,

склонив копье и опустив забрало,

мчался он на коне своем вдоль поля,

все дрожало от рукоплесканий,

бледнели дамы,

становились влажными их губы,

и любая готова была

бросить

к ногам коня его

не только перчатку,

розу или кошелек…

Но не таким был он

на супружеском ложе.

Его голова

от постоянного ношения шлема

совершенно облысела.

Великан испанец под Кордовой

страшным ударом

не только снес забрало,

но раздробил челюсть,

нос,

и выбил глаз.

Второй прихрамывал на одну ногу

но особенно страшной была — рана в боку.

Он был до свирепости справедливым и

строгим,

и, не беспокоясь о собственной жизни,

привык за малейший проступок

вешать других,

«как собак».

Вилланы его любили, вернее, — боялись,

и совершенно разорились,

собрав огромный выкуп,

когда попал он в плен.

Второй погиб тоже странно:

он, испытавший

столько битв и стычек,

заехал по дороге, случайно,

в не знакомый замок.

Ночью был разбужен

ревом взбунтовавшейся черни,

не успел даже взять меч,

не то, что одеть доспехи,

и был вытащен полуголым,

дрожащим от ночного холода,

на освещенный смоленными факелами двор.

Под завывание вилланов

Лучший Рыцарь Европы

был, как котенок, повешен

на выступающем конце башенной балки

рядом с теплыми еще

трупами господ.

Любить его было большой честью,

но он был плохим любовником:

слишком много отдал он войне.

Упокой, Господи,

суровую душу его

в Раю!

Третий — не прочел ни одной книги,

путал слова латыни,

и не был никогда на войне…

Был неучем и трусом Третий.

Весь день его проходил

в складе,

на псарне,

или в мрачных подвалах замка,

где пытал он захваченных купцов,

дабы выжать, как можно больше,

из сундуков

их родственников и друзей.

Третий был алчным,

но был хорошим хозяином,

купцы и вилланы не только боялись,

но и уважали его.

Ибо он знал свое право,

и старался до последнего использовать его.

Особенно: «Право Проезжей Дороги»

и «Право первой брачной ночи».

За тридцать лет ни один купец

не прошел без выкупа мимо его замка,

и даже самые некрасивые

дочери вилланов,

не прельстив господина,

все же прежде, чем попасть мужу,

иногда — в виде подарка,

иногда — за плату, —

передавались

проезжающим рыцарям или друзьям.

Он был краснощеким и рыжебородым,

ел и пил много,

и смеялся так

над каждою шуткою шута,

что приносящие в залу

очередное кушанье слуги

невольно глядели вверх:

не провалится ли потолок.

Умер он спокойно,

окруженный такими же здоровыми сыновьями,

и капеллан сказал, прослезившись,

что так умереть может

лишь христианин.

Он был здоровым животным,

и, кроме нее имел десятки женщин.

Но была она ему верной,

и лишь его по-настоящему любила,

думая всегда

о первых двух.