Отрывки из драматической поэмы

Отрывки из драматической поэмы

 

Первый отрывок

 

Смолинский

Нет, недоволен я своей работой.
В порыве вдохновенья, иногда
Я думаю, что кисть моя и краски
Передадут немому полотну
Ее черты волшебные… Напрасно!
Красавица! Склоняясь пред тобой,
В тебе мы обожаем богомольно
Творца природы лучшее созданье…
Но повторить его не в силах мы.
Какая бесконечность выражений
В твоем лице, то озаренном светом
Пленительной улыбки, то печальном,
Задумчивом, как первый день весны,
Одетый голубыми облаками.
Как дивно хороши в твоих чертах
Все измененья чувства: грусть и радость,
Любовь и страх. В них целый мир глубокой,
Неизъяснимой, чудной красоты.
Глядишь на них, – и каждое мгновенье
Меняются они, разнообразны,
Неуловимы, как движенья духа,
Как жизнь его… И мысль сама трепещет,
Теряется невольно в этой бездне
Гармонии сияния и тени.
Нет, величавый гений человека
В минуты самых светлых откровений
Ничтожен, слаб и беден пред тобой,

Всесильная природа! Ты одна
Способна выражать свою идею
В достойной форме, и счастливы мы,
Когда, смиряя гордое желанье
Постигнуть тайны творчества, умеем
Прекрасным наслаждаться с умиленьем.

       Луиза

Ты не рисуешь?

       Смолинский

Это ты, Луиза?
Мое дитя, мой чистый, белый голубь!
О, как душа светлеет при тебе,
Полна глубоким, сладостным блаженством,
Которого не выражает слово,
Не постигает наша мысль, – блаженством,
Которое я ощущал когда-то,
В часы молитв, когда, еще ребенком,
Я призывал святое имя Бога
И чувствовал присутствие Его;
Которое звучит порою нам
В сияньи догорающего солнца,
В мелодии цветов благоуханных,
Любимых, нежных первенцев весны.

       Луиза

Как ты ленив! Портрет еще не кончен!

       Смолинский

О, улыбнись еще! Твоя улыбка
Так сладостно ласкает сердце мне;
Согретое лучом ее приветным,
Оно в груди двойною жизнью бьется.

       Луиза

Меня ты любишь?

       Смолинский

Ангел мой Луиза!
Вся жизнь моя, все существо мое –
Тебе ответ на твой вопрос. Луиза,

Верь: с той поры, как я тебя увидел,
Все прошлое из памяти моей
Изгладилось. Все радости, все муки,
Желания мои слились в тебе,
В тебе одной. Нет, больше! Жизнь моя
Исчезла для меня; твоею жизнью
Я начал жить; твоим я счастьем счастлив,
Твоей печалью я грущу, Луиза,
Твоей улыбкой улыбаюсь я.

       Луиза

О, для чего я не могу ответить
Любовью равной на твою любовь!
Бог видит, я люблю тебя, Владимир,
Но так, как ты, – любить я не умею.

       Смолинский

Ты ропщешь на себя, мой добрый ангел;
Своих даров ценить ты не умеешь.
О, верь: твоя улыбка, взгляд один,
Один привет – дарят меня восторгом,
Перед которым все восторги рая,
Вся вечность счастья – тень одна, Луиза!
За поцелуй твоей волшебной ручки
Небесное блаженство я отдам!

       Луиза

Когда тебя я слушаю, Владимир,
В моей душе сомненью места нет.
Я знаю, ты до обожанья любишь;
Но кто, скажи, кто поручится мне,
Что эта страсть останется надолго?

       Смолинский

Кто поручится? – Красота твоя,
Твоя душа невинная, Луиза.
О, как ничтожно, жалко чувство то,
Которое слабеет в нас с годами!
Нет, надо мной бессильно время! Сердце,
Забившись раз любовию к тебе,
Последнее биение свое
Тебе же посвятит, моя Луиза!

Луиза

Да, до конца люби меня, Владимир,
Люби меня, как в первую минуту,
Когда, склонясь в объятия мои,
Ты замирал от неги и блаженства,
Когда в избытке счастья задыхаясь,
Ты мне клялся не разлюбить меня.

       Смолинский

Святая ночь восторгов, упоений!
О! помню я ее немую тень:
Как пышный храм, воздвигнутый любви,
Она сияла яркими звездами,
И эти звезды крупные, дрожа,
На нас смотрели с радостной улыбкой,
И их лучи тянулись к нам с небес,
Нас золотым сияньем обливая…
Обвив меня горячими руками,
Откинув кудри с бледного чела,
Полузакрыв потупленные очи,
Ты жгла меня лобзаньями своими…
О, где они, те чудные мгновенья?
Где первый, страстный поцелуй любви?

       Луиза

К чему жалеть, Владимир, о прошедшем?
Все та же я, и, полны страстной неги,
Все так же жгут лобзания мои.
Люби меня, одну меня, как прежде;
Забудь весь мир, друзей своих и славу,
И я тебе взамен блаженство дам.
Но если ты изменишь, если ты
Любить другую будешь – о, Владимир! –
Я сицильянка! – ревности огонь
Горит в крови, как пламень нашей Этны.
В одну минуту вся любовь моя
Пройдет как сон; я буду ненавидеть,
Я буду проклинать тебя, так страстно,
Так пламенно, как я теперь целую
Тебя под сенью молчаливой ночи.
Я не отдам тебя другой, Владимир!

В тот миг, когда ты скажешь мне: «Прости!» –
Тебе отвечу смертью я.

       Смолинский

Луиза!
Благодарю, благодарю тебя!
Мне нравятся порывы бурной страсти,
И самые угрозы милы мне
В твоих устах, как нежное лобзанье.
Дай руку мне, взгляни сюда, Луиза…
Ты улыбнулась… О, благодарю!..

 

 

 

Второй отрывок

       Смолинский

Когда порой поэзия лукаво
Закрадется в мой ум, я обращаюсь
К безмолвному товарищу работ –
Скелету этому. В нем нахожу
Я верное лекарство от фантазий
И от обманов чувства. Что такое
Красавица, больных сердец богиня? –
Костяк, обтянутый удачно кожей,
Явившийся на пестрый маскарад,
Который называем «светом» мы.
Пускай поэт-невежда увлечется
Ее блестящей маской, – для меня
Она кусок материи, не больше…
Покуда в нем свершается известный
Химический процесс, – в его щеках
Играет свежий, розовый румянец,
Атласом отливает кожа, блещут
Лазурным цветом светлые зрачки,
Из легких вылетает нежный голос,
И мускулы сжимаются в улыбку.
Настанет время, – нужно будет снять
Уборы маскарадные; тогда
Останется скелет немой и голый,
С тупой и безобразною гримасой…
Таков закон физический.
А много
Провел ночей я, над скелетом этим
Работая; зато мне удалось
Связать искусно кости. Сколько дум
Тогда в моей родилось голове!
Мечтал я о поре, когда наука
Могучим взором будет проникать,
Сквозь темные и плотные покровы,
Во внутренность живого организма;
Когда врачу следить возможно будет
За всеми проявленьями его,
За всеми уклоненьями от нормы;
Когда он в силах будет излечить
Теперь неизлечимые болезни;
Когда постигнет разум человека

Все тайны бытия: и сон, и голод,
И жизнь, и смерть, и зарожденье мысли.
До той поры далеко; но приятно
Сознанье мне, что и мои труды
Принесть динарий бедный также могут
В сокровищницу пышную науки;
Приятно думать, что живу я в мире
Не тунеядцем, не больным, который
На все предметы смотрит сквозь кошмар
Горячки нервной, – а прилежным, трезвым
Работником. Отсюда нужно мне
Уехать поскорее; за работу
Приняться нужно снова; каждый день,
Украденный у дела и труда,
Считаю я потерянным преступно.
.    .    .    .     .    .    .    .     .    .    .    .     .    .    .
Печальный гость, пришелец из могилы!
Как грустно смотрит он на Божий свет,
Как много говорит его улыбка
И строгое молчание его!
Увы! Та мысль, которая жила
Под черепом, угасла невозвратно…
И кто найдет следы ее? А верно
Они остались в мире. В этой массе,
В движеньи, в измененьях бытия,
Ничто пропасть не может без следа:
В идее, чувстве, слове, даже взгляде –
Мы нашу жизнь передаем другим.
Жизнь первого творения пройдет
Сквозь все творенья, вечно изменяясь,
Не исчезая никогда; и если
Мы не умеем даже воплотить
Свою идею в форму, дать ей образ, –
Она должна воскреснуть в наших внуках.
Так звук давно на век умолкшей песни,
Когда-то волновавшей сердце нам,
Чрез много лет, в часы бессонной ночи
Вдруг воскресает в памяти, и снова
Внимает ухо пламенным созвучьям,
Опять душа трепещет, замирая
В порыве неразгаданных стремлений.