Кладбище св. Митрофания

Въ двухъ верстахъ отъ Московской-заставы, между царскосельскою и петергофскою дорогами, гдѣ за пятнадцать лѣтъ назадъ была непроходимая топь, болото, куда ни одинъ человѣкъ не смѣлъ пройти, боясь увязнуть въ грязи, тамъ нынѣ вы съ удивленіемъ видите прекрасное зеленѣющее поле, огороды нашихъ добрыхъ русскихъ мужичковъ и березовую рощу. Въ рощѣ, между деревьями, высятся золотыя главы каменной, изящной архитектуры церкви, а возлѣ нея, другой, деревянной, во-имя Святителя Митрофанія. Съ царскосельскаго шоссе вы поворачиваете направо, по широкой, высоко насыпанной дорогѣ, обсаженной деревьями, и незамѣтно подходите къ Божіей нивѣ, къ кладбищу Святителя.   Кладбище это получило свое начало въ 1831 году, въ годину бѣдствій и печали, когда въ нашей сѣверной столицѣ люди умирали не единицами, но десятками и сотнями, въ тотъ страшный годъ, когда цѣлыя семейства въ одинъ день дѣлались жертвами смерти. Это былъ годъ тяжелый для многихъ: каждый ожидалъ смерти. Но время это прошло. И люди забыли прошедшее тяжелое время, одинъ только печальный памятникъ — холерное кладбище, гдѣ успокоились тѣла погибшихъ, напоминаетъ о недавно минувшемъ бѣдствіи.   Въ прошедшее лѣто я часто ходилъ на кладбище св. Митрофанія. Отъ провіантскихъ магазиновъ, возлѣ зданія Школы гвардейскихъ кавалерійскихъ юнкеровъ и гвардейскихъ подпрапорщиковъ, я переѣзжалъ Обводный-каналъ, и чрезъ поля, по протоптанной дорожкѣ, доходилъ до кладбища. {Теперь здѣсь проведена широкая дорога, по которой можно спокойно проѣхать въ экипажѣ и съ удовольствіемъ пройти пѣшкомъ.} Здѣсь покоится между прочими младенецъ, драгоцѣнный лично для меня, малютка сынъ мой, и еще одинъ человѣкъ, памятный всякому русскому сердцу. Это знаменитый нашъ мореходецъ B. М. Головинъ, два раза объѣхавшій вокругъ свѣта и бывшій въ плѣну у Японцевъ. Многіе ли изъ жителей Петербурга знаютъ, что человѣкъ, сдѣлавшій столько полезнаго, человѣкъ, оставившій громкую славу въ удѣлъ исторіи русскаго мореходства, покоится на кладбищѣ св. Митрофанія? Очень немногіе!…   Помолившись на могилѣ сына моего и поклонившись гробницѣ нашего знаменитаго мореходца, я отправился бродить по кладбищу. Не знаю отъ чего, но я люблю кладбище, люблю гулять между могилами отшедшихъ отъ міра сего, и наслаждаться тихой, торжественной тишиной кладбища. Тутъ только вполнѣ я чувствую всю силу выраженія молитвы: «къ тихому пристанищу Твоему прибѣгаю». Я бываю совершенно счастливъ и спокоенъ, когда брожу по обширному царству смерти, гдѣ на каждомъ шагу встрѣчаю печальные слѣды человѣческаго разрушенія. Здѣсь, на рубежѣ двухъ міровъ, между жизнію и смертію, невольно какъ-то погружаешься въ думу: вотъ предѣлъ нашего земнаго странствованія, гдѣ каждому изъ насъ, богатому и убогому, гордому и смиренному, достанется въ удѣлъ небольшой кусокъ земли! И вы, гордые сыны счастія и славолюбія земнаго, и васъ прикроетъ и вмѣститъ такой же клочокъ земли, какъ и убогаго нищаго!…   Іюня 28-го, наканунѣ праздника св. Апостолъ Петра и Павла, я, по обыкновенію, отправился на кладбище. Вечеръ былъ чудный, упоительный. Звонъ колокола призывалъ православныхъ ко всенощной. Я вошелъ въ каменную церковь, построенную иждивеніемъ Василья Григорьевича Жукова и нѣкоторыхъ другихъ благочестивыхъ людей. Церковь небольшая, но прекрасная. Толпа богомольцевъ съ усердіемъ молилась св. Митрофанію. По окончаніи всенощной, я отправился на кладбище. На концѣ его, два старика солдата устанавливали на свѣжей могилѣ большой, чорный деревянный крестъ. Оба они были около семидесяти лѣтъ, одинъ изъ нихъ безногій, на костылѣ. Сѣдые волосы осѣняли ихъ лица, но оба они были еще бодры и свѣжи. По окончаніи работы они перекрестились, сотворили молитву, и сѣли у могилы. Безногій воинъ утиралъ, повременамъ, глаза, а другой грустно смотрѣлъ на товарища своего.   — Полно, Власъ Карпычъ, говорилъ здоровый безногому. Доброму Антипу Терентьичу, царство ему небесное, не встать, на то Божья сила. Жаль, правда, Терентьича, ему только и было что сорокъ семь, или сорокъ девять годковъ, а намъ съ тобою, чай, восьмой десятокъ скоро стукнетъ.   — То-то и нелюбо, Сидоръ Пантелеичъ, молодость въ могилу, а старость по свѣту гуляетъ. Намъ, Пантелеичъ, въ сыру бы землю, а Терентьичу жить бы да поживать, отвѣчалъ инвалидъ.   — На то Божья воля, Власъ Карпычъ. Терентьичъ сегодня — а мы завтра. Помяни его Господи во царствіи своемъ!   — Правду ты молвилъ, Пантелеичъ. Царство ему небесное! А какой онъ добрый былъ. Послѣднее бывало отдастъ, когда попросятъ. Помнишь какъ отъ отдалъ больной женщинѣ съ семьей 10 руб. сер., что накопилъ и хотѣлъ послать въ деревню женѣ своей.   — А въ полку-то, онъ былъ первый солдатъ. Фельдфебель Рудаченко разсказывалъ, когда они были въ Туречинѣ, подъ Шумлой, во-время перестрѣлки, четыре Турка напали на Рудаченку. Рудаченко псамъ молодецъ, но противъ четырехъ дюжихъ Турковъ не устоялъ. Саблею отрубили ему два пальца; плохо приходилось ему, и еслибы не Терентьичъ, не видать бы ему свѣта Божьяго. Терентьичъ одного Турка прикололъ штыкомъ, другаго прихлопнулъ прикладомъ, третьяго подстрѣлилъ Рудаченко, а четвертый самъ далъ тягу; Терентьичъ нагналъ его, схватилъ за шиворотъ, и привелъ въ лагерь. Дивизіонный произвелъ его за храбрость въ ундера…. Царство ему небесное!… Хорошій, бравый былъ молодецъ.   Потолковали еще старики. Наконецъ безногій сказалъ:   — Солнышко-батюшко закатилось. Пойдемъ, Пантелеичъ, вѣдь намъ далеко идти.   Тутъ два старика поднялись, поклонились могилѣ, перекрестились, и по дорожкѣ побрели изъ кладбища.   Когда старики скрылись изъ виду, подошелъ я къ могилѣ, и прочелъ на крестѣ надпись:   Во имя Отца и Сына, и Свитаго Духа, здѣсь погребено тѣло унтеръ-офицера Антипа Терентьева сына Колотова. Родился 45-го марта 1796 года, умре 16-го іюня 1845 года.   Миръ праху твоему добрый, храбрый и честный русскій солдатъ. Не громко твое имя было въ жизни, но въ томъ царствіи, куда ты переселился, ты обрѣтешь сладостный покой. Ты кончилъ тихо, честно и мирно свое земное поприще: прахъ твой лежитъ въ сырой землѣ. На могилу твою придутъ жена, дѣти, облагодѣтельствованныя тобою и два друга, товарищи твой: они оросятъ слезами благодарности и умиленія твое мирное пристанище, благословятъ имя твое, и тебѣ будетъ спокойно отдыхать въ твоей вѣчной постелѣ…. Надъ прахомъ твоимъ не возвышается мраморный памятникъ, а стоитъ простой, и въ простотѣ великій крестъ…. И мнится мнѣ, мраморъ и металлъ современемъ падутъ; одни лишь добрыя дѣла въ рядъ съ вѣчностью идутъ. Вѣчная тебѣ память, добрый человѣкъ!…