Фланкерская перестрелка

Фланкерская перестрелка.

 

 

Одушевленная картина!

Два войска грозные стоят;

Меж них обширная равнина

И укреплений древний ряд.

Все тихо вкруг; но оба строя

Готовы двинуться на бой,

И освежишься ото зноя

Потоком влаги кровяной.

Вот, рассыпаются фланкёры,

Вот, выезжают казаки,

Движенья ловки и легки

И поворотливы и скоры!

Беспечность вольную храня,

Донцы идут на пир кровавой;

В чалме широкой. Поле сечи —

Как хмель да песни, и резня

Им служит праздничной забавой.

Но вот и Турки! рукава

Засучены у них по плечи;

Вся грудь открыта, голова

Стихия их; они горят

Великодушной жаждой брани;

От детства самого острят

Булат на Русского их длани.

А конь Турецкий — этот конь

Пред нашим истинное диво!

Он весь кипит, он весь огонь,

Он рвется в бой, нетерпеливо!

И только всадник удалой

Припустит повода немного,

Как молния по пм ночной,

В пыли несется легконогой!

По произволу седока,

Кружится ласточкой он в беге;

Пожатый стременем слегка,

Он через ров — и, вновь на бреге,

И вновь помчался, вновь летит,

И тучи пыли подымает,

И высоко из-под копыт

Дресву и камень вышибает!

Но повод вдруг укорочён —

И в миг остановился он. . .

 

Смотрите, скоро на долине

Взаимно сблизятся враги.

Бог только наших береги!

О Мусульманах нет в помине.

Чу! выстрел! — и другой!… паф, паф. . .

Все чаще!… завязалось дело! . . . .

Вон, Турок, на луку припав,

Летит назад уже, и белой

В крови багровеет рукав!

Строй Русских громко восклицает

Свое веселое ура,

Победный возглас повторяет

Невнятным откликом гора. . . .

Вот и под нашим пал конь гордый,

На всем скаку пробит свинцом;

Вставая, плачет воин твердый

Над падшим борзым удальцом.

Как не жалеть о нем солдату,

Как не грустить и не тужить!

К нему привык он, словно к брату,

С ним чаял службу отслужить. . . .

Меж тем Ала уж проревело

В отплату нашим; но пускай!

За лошадь, в ратном поле, смело

Возьмем мы Турка, лишь давай!…

 

Ах, поглядите, как лукаво

Врага манит в беду казак;

То вдруг вперед, назад, направо —

Как смел и ловок — браво! браво!

Не попадися лишь в просак.

О, плут! как лихо он лукавит,

Какие сети Турку ставит!

Но видно, сам не промах тот,

За ним удар не пропадет.

Что-ж, оробел?… смотри, задавишь!

Скачи! . . . еще два, три шага —

И роста казаку убавит

Рука тяжелая врага. . . .

Нет! увернулся! — Турок минул,

Дал маху длинный ятаган;

Свершен замышленный обман!

Донец проворный уж накинул

На Мусульманина аркан….

 

А там опять другая сцена:

Как вихрь степной легок и скор

Несется конь во весь опор;

Седок приподнял, от колена,

Висевший с боку пистолет;

В дыму сверкнул мгновенный свет —

Он выстрелил — и вольт налево,

Летит поляной, как стрела!

Но вот, еще гремит Алa —

Как с корня срубленное древо

Донской казак упал с седла.

Вернулся Турок; он слезает,

Он к трупу вороном припал,

И осквернительно сверкает

В руке жестокого кинжал .

В миг операция готова,

И снова всадник на седле,

Ретивый конь несется снова,

Чуть прикасаяся к земле!

При блеске дневного светила

Белеет хищника чалма,

А у бедра видна сума,

Ушей отрезанных могила.

Из ней бежит на пыльный путь

Густая кровь струей багровой:

Постой, злодей, когда-нибудь

Мы разочтемся в драке новой !

 

 

С. Петербург. 1831