Граф Уголин. (Эпизод из Поэмы: Ад. Дантовой.)
Автор: Норов Авраам Сергеевич
Граф Уголин.
(Эпизод из Поэмы: Ад. Дантовой.)
В 1282 году, три гражданина, начальники заговора, оспаривали владычество над городом Пизою. Двое из них: Судья Нино ди Галлура и Граф Уголин де Герардеска, дед первого с женской стороны, принадлежали к партии Гельфов; а один, Архиепископ Рогер ди Убальдини, — к партии Гибеллинов. Сей последний пристал к Графу и склонил его восстать против своего внука, владевшего городом. Нино ди Галлура был вскоре изгнан со всею своей партиею. Архиепископ, видя силу Гибеллинов ослабшею, не преминул воспользоваться сим случаем; он изменил Уголину, рассея в народе между прочими обвинениями слух, что будто он продал Флоренции и Люкке крепость Пизу. Сделавшись главою рассвирепевшего народа, он схватил Уголина в его доме и заключил его в темницу с двумя сыновьями и с двумя правнуками. Через полгода (повествует И. Виллани) Пизяне заперли на глухо башню, в коей находился Уголин с детьми, и бросили ключи от оной в реку Арно. Несчастные жертвы вскоре умерли от голода, и с той поры темница их названа была: башнею глада.
……………………………………….
Мы оставляли их (1) поспешно за собою,
Как вдруг, во льдистом рве, узрели двух людей
Лежавших в хладной мгле, смежась глава с главою:
Как гладом мучимый, снедает плод полей —
Так, челюстью, один впился в главу другого,
Близ выи, там, где мозг соединялся с ней.
Так, некогда, Тидей, у трупа кровяного
Врага сраженного, рассвирепел — и вдруг
Спал грызть главу его от исступленья злого. (2)
О ты! являющий, я рек, столь зверский дух,
Чрез ненависть, над сим, терзаемым тобою —
Поведай мне судьбу связующу вас двух?
Какою от него ты оскорблен виною? —
Тогда, познав, кто вы, сколь грех его велик,
Невинность я твою, пришедши в мир, открою,
Коль не прильнет тогда к гортани мой язык! (3)
И отвратя устa от столь ужасной яствы,
Отер их, грешник сей, о белые власы
Главы, источенной от непрестанной паствы. —
И начал: „ты велишь мне обновить часы
Отчаянной тоски, от коей сердце стонет;
Ужасно вспомнишь мне прошедших бед грозы!
Но если ж речь моя бесславием покроет
Злодея, коего я здесь снедать судим —
То, вместе с плачем, скорбь устa мои откроет:
Не ведаю, кто ты, и случаем каким
Находишься средь нас, в сем мире столь противном, —
Но Флорентинец ты, наречием твоим.
Познай, что вживе я был Графом Уголином;
Архиепископом был этот враг — Рогер.
И расскажу, за чем мы с ним во рву едином:
Нет нужды повторять известное теперь,
Как смерти я достиг доверившись злодею —
Измены ближнего поноснейший пример! —
Но ты подвигнешься злой участью моею,
Узнав сколь смерть была ужасна для меня —
И скажешь, коль права на мщенье я имею! . .
Уже сквозь узкое отверстие окна
Тюрьмы, чрез смерть мою, тюрьмою глада слывшей, —
Которая до-днесь осталася страшна, —
Я много раз видал луч солнца заходивший,
Как вдруг, судеб моих завесу разорвал
Ужасный сон, меня в то время посетивший!
Мне снилось, что Рогер мне властелином спал —
И там, где Люкки вид скрыт от Пизян горою,
На ловле, волка он с волчатами гонял.
Со стаей тощих псов, влекомых гладом к бою,
Галанди, Сисмонди, Лафранки, (4) перед ним
Стремились на добыч, шумящею толпою.
Злощастный зверь с детьми, побегом небольшим
Приметно уставал; — я видел псов сих мстящих
Зубами острыми раздравших ребра им.
Возставши до лучей, тюрьму мою златящих —
Я слышу, запертых со мной детей моих,
Сквозь сон рыдающих и хлеба им просящих . . .
Жесток ты, если скорбь не движет чувств твоих,
Представя, чтó тогда мне сердце предсказало; —
И коль теперь без слез, когда ж прольешь ты их? . .
Возстали и они: уж солнце возвещало
Определенный час для скудной пищи нам; —
Но каждого, от сна, сомненье колебало . . .
Вдруг слышим . . . млатов стук по запертым дверям
Ужасной сей тюрьмы; — недвижный взор, с тоскою,
Я молча устремил на лица сыновьям.
Без слез я был тогда, окаменев душою; —
Но плакали они . . . . Тут рек Ансельмий мой:
„Ты так глядишь на нас… отец мой, что с тобою!
Но все не плакал я, и пребыл как немой
Весь день тот и всю ночь; сидел в оцепененьи,
Пока светило дня круг начало другой.
И дня наставшего при слабом появленьи,
Увидел, с ужасом, я в сем жилище мук,
На четырех лицах свое изображенье ! . .
Тогда, с отчаянья, стал грызть конечность рук,
А дети, думая, что мучим смертью гладной,
Я пищи требовал: — возстав, вопили вдруг :
„Родитель, легче бы нам было всем стократно,
Когда б вкусил он нас! . . не ты ль нас облачил
В плоть скорбную сию?.. возьми ж ее обратно! . . . “
Тогда смирился я, чтоб не лишить их сил.
Весь день тот и другой хранили все молчанье:
(Земля! за чем твой зев меня не поглотил?..)
Когда ж четвертого достигли мы в страданьи,
То младший сын упал к ногам моим стеня, —
Сказав: „отец! иль ты помочь не в состояньи!..“
И умер. . . . так и всех я зрел, как зришь меня,
На землю падавших, друг за другом, кончаясь,
В день пятый и шестой. . . . Не взвидел света я. . .
Как тень, над трупами я стал бродишь, шатаясь . . . .
Три дня, три целых дня! умерших звал детей —
И гладу отдался, с отчаяньем сражаясь . . .“
Окончив, Уголин сверкнул огнем очей,
Кровавый череп вновь взял жадными зубами —
И как голодный пес, вонзил их до костей,
О Пиза! в прах пади пред всеми городами
Страны гармонии и молодой весны! —
Коль ты соседними пощажена мечами;
То пусть, стремниной вод с корней отторжены,
Вход Арны запрудят Капрая и Горгона (5)
И будут жители и град потоплены!
Хотя бы Уголин преступник был закона,
И стены города хотел предать врагам:
То для детей была от казни оборона,
Невинность нежных лет и жалость к сиротам! . . .
С Италиян. Норов.
Флоренция.
1822 г. Сентября 2-го
(1) Тени изменивших своему отечеству.
(2) Тидей, сын Энея, Царя Каледонского, и Фивянин Меналип, уязвили друг друга смертельно при осаде Фив. Меналип,
умер прежде; Тидей велел отсечь ему голову и начал грызть оную. (Stac. Тheb. L. VIII.)
(3) Здесь кончается ХХХII песнь и начинается ХХХIII.
(4) Три первейшие фамилии города Пизы, из партии Рогера.
(5) Капрая и Горгона, суть два небольшие острова Средиземного моря, неподалеку от устья реки Арно, где построен город Пиза.
Новости литературы: Книжка XII, 1825