Мэкбет

Автор: Кетчер Николай Христофорович

  

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

ВЫПРАВЛЕННЫЙ И ПОПОЛНЕННЫЙ ПО НАЙДЕННОМУ ПЭНЪ КОЛЬЕРОМЪ, СТАРОМУ ЭКЗЕМПЛЯРУ IN FOLIO 1632 ГОДА.

  

ЧАСТЬ 3.

РИЧАРДЪ III.
ГЕНРИХЪ VIII.
КОМЕЛІЯ ОШИБОКЪ.
МЭКБЕТЪ.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦѢНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.

ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
1864.

OCR Бычков М. Н.

  

МЭКБЕТЪ.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

   Донкэнъ, король Шотландіи.

   Мэлькольмъ, Дональфенъ, сыновья его.

   Мэкбетъ, Бэнко, полководцы его.

   Мэкдофъ, Леноксъ, Россе, Ментисъ, Энгосъ, Кэтнесъ, шотландскіе таны.

   Фліансъ, сынъ Бэнко.

   Сивардъ, графъ Норсомберлэндъ, англійскій полководецъ.

   Сынъ его.

   Сейтонъ, изъ свиты Мэкбета.

   Малолѣтный сынъ Мэкдофа.

   Англійскій врачъ.

   Воинъ.

   Привратникъ.

   Старикъ.

   Леди Мэкбетъ.

   Леди Мэкдофъ.

   Придворная.

   Геката и три Вѣдьмы.

Лорды, Джентльмены, Вожди, Воины, Убійцы, служители Гонцы и Духи.
Мѣсто дѣйствія Шотландія, только въ концѣ четвертаго дѣйствія Англія.

  

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Поле. Громъ и молнія.

Входятъ Три Вѣдьмы.

   1 вѣд. Когда жь мы снова сойдемся? при молньи и громѣ, или дождѣ?

   2 вѣд. Тогда, какъ затихнетъ шумъ битвы; тогда, какъ побѣда рѣшится.

   3 вѣд. Такъ прежде, чѣмъ закатится солнце.

   1 вѣд. А мѣсто?

   2 вѣд. Пустынное поле.

   3 вѣд. Тамъ встрѣтимъ Мэкбета.

   1 вѣд. Котъ сѣрый, иду!

   2 вѣд. Жаба кличетъ.— Сейчасъ {Тутъ должно предположить, что въ воздухѣ раздастся крикъ подобный кошачьему и потомъ лягушечьему.}!

   ВСѢ ВМѢСТѢ. Добро все тожь что зло, и зло — добро; сквозь туманъ и мглу летимъ! (Изчезаютъ.)

  

СЦЕНА 2.

Лагерь близь Фореса. За сценой шумъ сраженія.

Входятъ Король Донкэнъ, Мэлькольмъ, Дональбенъ, Леноксъ и свита. Они встрѣчаютъ раненаго Воина.

   ДОНК. Что, это за человѣкъ, весь окровавленный? Онъ вѣрно можетъ сказать намъ, какъ идутъ дѣла наши?

   МЭЛЬК. Это тотъ самый воинъ, который, какъ слѣдуетъ честному и храброму воителю, избавилъ меня отъ плѣна.— Здравствуй, храбрый другъ! скажи королю, въ какомъ положеніи находилась битва, когда ты оставилъ ее.

   ВОИН. Въ весьма сомнительномъ; въ положеніи двухъ утомленныхъ пловцевъ, когда они, схватившись, мѣшаютъ другъ другу. Къ безпощадному Мэкдонвальду — по множеству другихъ врожденныхъ пороковъ, какъ бы созданному быть бунтовщикомъ, — подоспѣли съ западныхъ острововъ Керны и Галовглассы, и фортуна, улыбаясь грудами труповъ, которыя громоздилъ проклятый, сдѣлалась наложницей бунтовщика; но не помогло ему и это. Презирая Фортуной, храбрый Мэкбетъ — вполнѣ заслуживаетъ онъ это прозваніе, — какъ истый любимецъ мужества, проложилъ себѣ дорогу къ измѣннику мечемъ, дымившимся отъ кровавой работы, и не потрясъ ему руки, не сказалъ прости, пока не разсѣкъ головы его отъ темя до челюстей и не украсилъ ею стѣнъ нашихъ.

   ДОНК. О, храбрый братъ нашъ! доблестный воинъ!

   ВОИН. Но какъ оттуда же, откуда солнце начинаетъ свое теченіе, наносятся иногда и сокрушительныя бури и страшные громы, такъ точно изъ того же самого источника, изъ котораго, казалось, вытекало наше благо, хлынули на насъ новыя напасти. Слушай, король Шотландіи, слушай: только что правосудіе, вооруженное храбростью, заставило быстроногихъ Керновъ искать спасенія въ бѣгствѣ — король Норвегіи, выжидавшій только благопріятнаго случая, напалъ на насъ съ свѣжими силами, въ доспѣхахъ еще чистыхъ, сверкающихъ.

   ДОНК. И вожди наши Мэкбетъ и Бэнко устрашились?

   ВОИН. Какъ орлы воробьевъ, или какъ львы зайцевъ. Они разразились, какъ пушки вдвое заряженыя, вдвое удвоенными ударами. Хотѣли ль они выпариться въ дымящихся ранахъ, или увѣковѣчить другую Голгоѳу — не знаю.— Силы мои, однакожь, слабѣютъ; раны громко требуютъ помощи.

   ДОНК. Онѣ прекрасны, какъ разсказъ твой, и какъ онъ, дышатъ славой.— Отведите его къ врачамъ. (Воина уводятъ.)

Входить Россе.

   Это кто?

   МЭЛЬК. Доблестный тамъ Россе {Танъ — древнее шотландское титло, равнозначительное барону.}.

   ЛЕНОК. Какая поспѣшность въ глазахъ его! такъ смотрятъ только вѣстники чудесъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: So should be look, That seems to speak… По Колльеру: So should he look, That comes to speak…}.

   РОСС. Да здравствуетъ король!

   ДОНК. Откуда, достойный танъ?

   РОСС. Изъ Фейфа, государь, гдѣ такъ еще недавно норвежскія знамена издѣвались надъ небесами и охлаждали пылъ нашихъ воиновъ. Самъ властитель Норвегіи, съ многочисленнымъ войскомъ, вспомоществуемый подлымъ, вѣроломнымъ таномъ Кавдора, началъ страшную сѣчу; но грозный, закованный въ непроницаемые доспѣхи женихъ Беллоны, смирилъ кичливый духъ его, сразившись съ нимъ, противупоставивъ свой мечь мечу, руку рукѣ возмутителя. Коротко, мы побѣдили.

   ДОНК. О, счастіе!

   РОСС. Свенонъ, король Норвегіи, проситъ теперь мира. Мы не позволили ему похоронить даже убитыхъ его, пока онъ не отсчиталъ намъ на островѣ Сентъ-Кольмѣ, десяти тысячь долларовъ.

   ДОНК. Не обманывать же болѣе нашей довѣрчивости тану Кавдора! — Ступай, вели казнить его немедленно; саномъ же его поздравь Мэкбета.

   РОСС. Все будетъ исполнено.

   ДОНК. Вся его утрата — выигрышъ благороднаго Мэкбета.

  

СЦЕНА 3.

Поле поросшее верескомъ. Громъ.

Входятъ Три Вѣдьмы.

   1 вѣд. Сестра, гдѣ ты была?

   2 вѣд. Душила свиней.

   3 вѣд. А ты гдѣ, сестра?

   1 вѣд. У жены моряка каштановъ былъ полонъ передникъ, и она ихъ все ѣла да ѣла.— «Дай мнѣ!» сказала я ей.— «Убирайся ты, вѣдьма!» паршивая крикнула туша. Шкиперомъ Тигра {Названіе корабля.} мужъ ея поплылъ въ Алепо; какъ безхвостая крыса, за нимъ въ рѣшетѣ поплыву, поплыву, поплыву.

   2 вѣд. Я дамъ тебѣ вѣтеръ.

   1 вѣд. Спасибо.

   3 вѣд. Тебѣ дамъ я другой.

   1 вѣд. Въ моей остальные всѣ власти; во власти моей всѣ брега и страны, куда они носятъ, по ландкартамъ, пловцевъ. Изсушу какъ былинку его; сонъ ни ночью, ни днемъ его вѣкъ не смѣжитъ, будетъ жить проклятымъ; девять девятью разъ семь тяжелыхъ ночей ему ныть, изнывать; корабль не потонетъ его, но отъ бурь не уйдетъ.— А это что у меня?

   2 вѣд. Покажи, покажи!

   1 вѣд. Большой палецъ пловца. На возвратномъ пути онъ ко» дну пошелъ. (За сценой барабанный бой.)

   3 вѣд. Барабанный бой! барабанный бой! Это Макбетъ идетъ.

   ВСѢ ВМѢСТѢ. Сестры рока {Weird sisters — Валькиріи, Парки сѣвера, преобразованныя Шекспиромъ въ англійскихъ бородатыхъ вѣдьмъ.}, носимся мы быстро по землѣ, по водамъ; рука въ руку кружитесь, кружитесь! Трижды тебѣ, трижды и мнѣ, да трижды еще, до девяти чтобъ дойдти. Теперь стойте, — колдовство развилось.

Входятъ Мэкбетъ и Бэнко.

   МЭКБ. Никогда не видалъ я еще дня такъ страшнаго и вмѣстѣ такъ прекраснаго.

   БЭНКО. Далеко ль еще до Фореса? — Это что за существа? какъ тощи, въ какомъ убранствѣ, и какъ не похожи на обитателей земли, хоть и на землѣ! Скажите, живете вы, и можетъ ли человѣкъ вопрошать васъ? Вы кажется, понимаете меня; вы прикладываете костлявые пальцы къ изсохшимъ губамъ вашимъ. Вы должно быть женщины, хоть ваши бороды {Борода у женщины почиталась признакомъ, что она вѣдьма.} и заставляютъ меня сомнѣваться въ этомъ.

   МЭКБ. Говорите, если можете.— Кто вы?

   1 вѣд. Да здравствуетъ Мэкбетъ! да здравствуетъ танъ Гламиса {Это танство было наслѣдственнымъ въ родѣ Мэкбета.}!

   2 вѣд. Да здравствуетъ Мэкбетъ! да здравствуетъ танъ Кавдора!

   3 вѣд. Да здравствуетъ Мэкбетъ, будущій за тѣмъ король!

   БАНКО. Что смутился ты и какъ бы испугался привѣтствій столь лестныхъ? — Во имя правды, говорите: вы призраки, или въ самомъ дѣлѣ то, чѣмъ кажетесь? Моего благороднаго товарища вы привѣтствовали его настоящимъ самомъ, предсказаніемъ новыхъ почестей, царственными надеждами, и онъ какъ бы внѣ себя; мнѣ же вы не говорите ничего. Если вамъ видны посѣвы грядущаго, если вы можете сказать, какое зерно взойдетъ, какое нѣтъ — предсказывайте же и мнѣ; не ищу, да и не страшусь я ни вашего расположенія, ни вашей ненависти.

   1 вѣд. Да здравствуетъ!

   2 вѣд. Да здравствуетъ!

   3 вѣд. Да здравствуетъ!

   1 вѣд. Меньшій и вмѣстѣ большій, чѣмъ Мэкбетъ.

   2 вѣд. Не столь счастливый, но счастливѣйшій.

   3 вѣд. Не король, но родоначальникъ королей. Да здравствуютъ Мэкбетъ и Бэнко.

   1 вѣд. Да здравствуютъ Бэнко и Мэкбетъ!

   МЭКБ. Постойте, вы не договариваете; говорите все. Я знаю, что смерть Синеля {Отецъ Мэкбета.} сдѣлала меня таномъ Гламиса; но какъ же быть мнѣ таномъ Кавдора? танъ Кавдора живъ и здравствуетъ; а быть королемъ еще немыслимѣе, чѣмъ быть таномъ Кавдора. Скажите, откуда почерпнули вы чудныя вѣсти эти? для чего остановили насъ въ этой безплодной пустынѣ такими пророческими привѣтствіями? — Говорите, я требую! (Вѣдьмы изчезаютъ.)

   БЭНКО. И на землѣ, какъ на водѣ, иногда вскакиваютъ пузыри, какъ, напримѣръ, теперь.— Куда жь изчезли онѣ?

   МЭКБ. Обратились въ воздухъ; и то, что казалось тѣлеснымъ, унеслось вѣтромъ, какъ дыханіе.— Мнѣ хотѣлось бы, чтобъ онѣ остались.

   БЭНКО. Да неужели то, о чемъ говоримъ мы, было здѣсь въ самомъ дѣлѣ? не объѣлись ли мы бѣлены, оковывающей разумъ {Въ подлинникѣ insane root — вредный корень.}?

   МЭКБ. Твои дѣти будутъ королями.

   БЭНКО. Ты будешь королемъ.

   МЭКБ. И таномъ Кавдора; кажется такъ?

   БЭНКО. Звукъ въ звукъ, слово въ слово.— Кто это спѣшитъ сюда?

Входятъ Россе и Энгосъ.

   РОССЕ. Вѣсти о твоихъ успѣхахъ, Мэкбетъ, дошли уже до короля, и при разсказѣ о твоей личной отвагѣ въ битвѣ съ бунтовщиками, удивленіе его спорило въ немъ съ достойными хвалами тебѣ. Онъ онѣмѣлъ и совсѣмъ отъ изумленія, когда — обозрѣвая остальныя событія этого дня, — увидалъ тебя въ рядахъ отчаянныхъ Норвежцевъ, нисколько не запуганнаго страшными картинами смерти, которыми ты самъ окружалъ себя. Быстро, какъ въ сказкѣ, приходила вѣсть за вѣстью, и каждая, вычисливъ твои подвиги въ великой защитѣ королевства, повергала ихъ къ ногамъ его.

   ЭНГОС. Мы посланы передать тебѣ благодарность нашего повелителя; не съ наградой — только съ приглашеніемъ къ царственному лицу его.

   РОССЕ. Въ задатокъ же еще большихъ милостей, онъ повелѣлъ мнѣ привѣтствовать тебя таномъ Кавдора; будь счастливъ этимъ новымъ титломъ — оно теперь твой, достойный танъ.

   БЭНКО. Что жь этой неужели дьяволъ можетъ говорить правду?

   МЭКБ. Танъ Кавдора живъ еще; зачѣмъ облекаете вы меня въ заемныя одежды?

   ЭНГОС. Бывшій танъ живъ еще; но жизнь его, которой онъ нисколько не заслуживаетъ, подъ судомъ безпощаднымъ. Былъ ли онъ въ союзѣ съ Норвежцами, помогалъ ли въ тайнѣ бунтовщикамъ, или за одно и съ тѣми и съ другими замышлялъ гибель отечества — не знаю; знаю только, что онъ умретъ за измѣну, доказанную и самимъ имъ сознанную.

   МЭКБ. (Про себя.) Гламисъ и танъ Кавдора! главное же впереди еще.— (Громко.) Благодарю за трудъ вашъ.— (Тихо Бэнко.) Вѣришь теперь, что твои дѣти будутъ королями? вѣдь это обѣщано имъ сдѣлавшими меня таномъ Кавдора.

   БЭНКО. Повѣрь только, и за Кавдоромъ захочется короны. Странно, однакожь; впрочемъ, духи мрака говорятъ часто я правду, чтобъ только завлечь въ бѣду, обольщаютъ невинными бездѣлками, чтобъ погубить важнѣйшимъ.— Друзья, на одно слово.

   МЭКБ. (Про себя). Двѣ правды, какъ два прекрасные пролога, къ величественному дѣйствію царственнаго содержанія — сказаны! — (Громко.) Благодарю васъ, друзья.— (Про себя) Это чудное предсказаніе не можетъ быть зломъ, не можетъ быть и добромъ;— если оно зло, зачѣмъ же этотъ задатокъ сбыточности? зачѣмъ началось правдой? — Я танъ Кавдора. Если добро — зачѣмъ же поддаюсь я внушенію, страшный образъ котораго становитъ волосы дыбомъ, заставляетъ твердо-прикрѣпленное сердце мое стучать такъ неестественно въ ребры? Дѣйствительные ужасы не такъ еще страшны, какъ ужасы воображенія. Мысль, въ которой убійство еще только фантазія, овладѣваетъ моей слабой человѣческой природой до того, что всѣ способности мои поглощаются предположеніями, и для меня существуетъ только то, что не существуетъ еще.

   БЭНКО. Посмотрите, какъ встревоженъ нашъ товарищъ.

   МЭКБ. Хочетъ судьба, чтобъ я былъ королемъ, пусть вѣнчаетъ меня безъ всякаго съ моей стороны содѣйствія.

   БЭНКО. Новыя почести, какъ новыя платья, сидятъ хорошо только пообносившись.

   МЭКБ. Пусть будетъ, что будетъ; время ждетъ себѣ своей чредой, несмотря ни на что.

   БЭНКО. Доблестный Мэкбетъ, мы ждемъ тебя.

   МЭКБ. Извините; я припоминалъ забытое.— Добрые друзья мои, все, что вы для меня сдѣлали, вписано въ книгу, которую я перечитываю ежедневно. Ѣдемте къ королю.— (Тихо Бэнко.) Подумай о томъ, что случилось; взвѣсивъ все хорошенько, поговоримъ, при первомъ удобномъ случаѣ, откровенно.

   БЭНКО. Пожалуй.

   МЭКБ. Пока довольно.— Ѣдемъ, друзья.

  

СЦЕНА 4.

Форесъ. Комната во дворцѣ.

Трубы. Входятъ Донкэнъ, Мэлькольмъ, Дональбенъ, Леноксъ и свита.

   ДОНК. Казненъ ли Кавдоръ? — неужели посланные съ этимъ порученіемъ не возвратились еще?

   МЭЛЬК. Нѣтъ, государь; но я видѣлъ человѣка, который былъ при казни. Онъ говоритъ, что Кавдоръ откровенно сознался въ измѣнѣ; просилъ прощенія у вашего величества, показывая глубочайшее раскаяніе. Въ цѣлой жизни его не было ничего лучше разставанья съ ней; онъ умеръ, какъ человѣкъ свыкшійся со смертью, готовый бросить и то, что для него было дороже всего, какъ какую-нибудь ничтожную бездѣлку.

   ДОНК. Нѣтъ искусства узнавать по лицу что въ душѣ; я вѣрилъ ему такъ безусловно —

Входятъ Мэкбктъ, Бэнко, Россе, и Энгосъ.

   А, доблестный братъ нашъ! — Грѣхъ неблагодарности тяготѣетъ еще надъ нами. Ты такъ опереживаешь насъ, что и быстрѣйшій вѣтеръ награды {Въ прежнихъ изданіяхъ: That swiftest wing of recompense… По Колльеру: That swiftest wind of recompense…} не въ состояніи догнать тебя; я желалъ бы даже, чтобъ заслуги твой были меньше, чтобъ и благодарность наша и награда могли перевысить ихъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Might have been mine!… По экземпляру Колльера: Might have been more!…}. Теперь же намъ остается только сознаться, что сдѣланное тобой выше всякой награды.

   МЭКБ. Вѣрная служба — сама себѣ награда. Ваше величество имѣете полное право требовать исполненія на нихъ обязанностей; наши обязанности дѣти и слуги вашего престола и государства. Дѣлая все, что можно для чести и счастія вашего величества, мы исполняемъ только должное.

   ДОНК. Привѣтствую тебя здѣсь. Я только еще насадилъ тебя, постараюсь возрастить совершенно.— Благородный Бэнко, твои заслуги не менѣе — не менѣе и моя признательность; позволь обнять тебя, прижать къ моему сердцу.

   БЭНКО. Взойду въ немъ — жатва ваша.

   ДОНК. Своевольная въ преизбыткѣ радость моя хочетъ освѣжиться росой печали.— Сыны, родственники, таны и всѣ приближенные къ намъ, да будетъ вамъ извѣстно, что наслѣдіе престола мы утверждаемъ за нашимъ старшимъ сыномъ Мэлькольмомъ, который съ этого мгновенія долженъ именоваться принцемъ Комберлэндскимъ; но не одному ему пользоваться нашей милостью: какъ звѣзды засверкаютъ знаки отличій на всѣхъ, заслужившихъ награду.— Ѣдемъ въ Инвернесъ, чтобъ еще болѣе съ тобой сблизиться.

   МЭКБ. Для меня и покой — трудъ, если онъ не на пользу вашему величеству. Я самъ буду вашимъ вѣстникомъ, самъ обрадую жену мою вашимъ пріѣздомъ; прощайте, государь.

   ДОНК. До свиданія, добрый Кавдоръ.

   МЭКБ. (Про себя). Принцъ Комберлэндскій! — Чтобъ не упасть, запнувшись за порогъ этотъ, я долженъ перескочить черезъ него, потому что онъ на пути моемъ. Сокройте ваше сіяніе, звѣзды; не озаряйте черныхъ замысловъ моихъ; да не видитъ глазъ руки, и пусть свершится, что по свершеніи такъ страшно для взора. (Уходитъ.)

   ДОНК. Да, добрый Бэнко, онъ дѣйствительно такъ доблестенъ, и хвалить его — моя пища; это пиръ для меня.— Ѣдемъ же вслѣдъ за тѣмъ, чья ревность опередила насъ, только изъ желанія встрѣтить насъ радушнымъ привѣтомъ. Я не знаю другаго подобнаго человѣка. (Уходятъ при звукахъ трубъ.)

  

СЦЕНА 5.

Инвернесъ. Комната въ замкѣ Мэкбета.

Входитъ Леди Мэкбетъ.

   Л. МЭК. (Читая письмо). «Я встрѣтилъ ихъ въ самый день побѣды; знанія ихъ, какъ показало потомъ самое дѣло, не человѣческія. Я сгаралъ желаніемъ разспросить ихъ подробнѣе; но онѣ обратились въ воздухъ и изчезли. Между тѣмъ, какъ я еще стоялъ, пораженный изумленіемъ, прибыли посланцы короля и привѣтствовали меня таномъ Кавдора — тѣмъ самымъ тиломъ, которымъ прежде привѣтствовали меня сестры рока, предсказывая еще болѣе восклицаніемъ: да здравствуетъ будущій король! Я почелъ долгомъ увѣдомить объ этомъ тебя, дражайшая участница моей славы, чтобъ невѣдѣніе обѣщаннаго самъ величія не лишили тебя слѣдующей тебѣ доли радости. Прими же это къ сердцу и за тѣмъ, прощай!» — Ты танъ Гламиса, танъ Кавдора — будешь и тѣмъ, что предсказано! Боюсь только природы твоей; она слишкомъ переполнена млекомъ человѣколюбія, чтобъ избрать путь кратчайшій. Тебѣ хотѣлось бы величія, ты не безъ честолюбія, но безъ необходимой ему злобности; того, чего тебѣ такъ хочется, ты хотѣлъ бы добиться безгрѣшно; тебѣ не хотѣлось бы играть нечестно, и все-таки хочется выиграть то, чего честнымъ образомъ не выиграть; тебѣ хочется того, великій Гламисъ, что говоритъ: «сдѣлай вотъ что, если хочешь достигнуть желаемаго, сдѣлай именно то, что болѣе боишься сдѣлать, чѣмъ не желаешь, чтобъ было сдѣлано».— Спѣши же сюда! я вдохну въ тебя духъ мой, уничтожу смѣлымъ языкомъ моимъ все, что отдаляетъ золотой вѣнецъ, которымъ, какъ кажется, увѣнчали уже тебя и судьба и силы неземныя.

Входитъ Служитель.

   Что тебѣ?

   СЛУЖ. Король нынче вечеромъ будетъ здѣсь.

   Л. МЭК. Съ ума ты сошелъ. Твой господинъ при немъ; еслибъ это было справедливо — онъ извѣстилъ бы меня, чтобъ я могла приготовиться.

   СЛУЖ. Это справедливо однакожь; и самъ благородный танъ будетъ здѣсь сейчасъ же. Онъ прислалъ гонца, который чуть-чуть не задохся отъ спѣха — насилу выговорилъ свое порученіе.

   Л. МЭК. Позаботься же о немъ; онъ привезъ вѣсть великую. (Служитель уходитъ.) Осипъ даже и воронъ, прокаркавшій роковый пріѣздъ Донкэна въ нашъ замокъ. Придите же, духи, прислужники убійственныхъ помысловъ, лишите меня всякой женственности, презаполните меня отъ темя до пятокъ лютѣйшимъ жестокосердіемъ, сгустите кровь мою, уничтожьте всякій доступъ состраданію, чтобъ ни малѣйшій отголосокъ совѣстливой природы не поколебалъ моего страшнаго замысла, не заключилъ перемирія между имъ и свершеніемъ! Гдѣбъ ни поджидали вы гибель, незримые прислужники убійства, принеситесь, прильните къ грудямъ моимъ, высосите изъ нихъ молоко и замѣните его желчью! Приди, ночь темная, окружи себя густѣйшей копотью ада, чтобъ острый кинжалъ мой не видѣлъ ранъ имъ наносимыхъ, чтобъ небо не прозрѣло сквозь завѣсу мрака и не закричало: удержись, удержись!

Входитъ Мэкбетъ.

   Велкій Гламисъ! доблестный Кавдоръ! и еще большій, чѣмъ оба въ грядущемъ! — Письмо твое унесло меня далеко за предѣлы ничего не вѣдающаго настоящаго; теперь въ этомъ уже мгновеніи я чувствую всю будущность.

   МЭКБ. Милая, Донкэнъ пріѣдетъ нынче къ намъ.

   Л. МЭК. А когда уѣдетъ?

   МЭКБ. Думаетъ завтра.

   Л. МЭК. О, никогда не узритъ солнце этого завтра. Но лице твое, любезный танъ, какъ книга, въ которой всякой можетъ прочесть престрашныя вещи; чтобъ обмануть всѣхъ, придай ему выраженіе сообразное времени: будь привѣтливъ и глазами, и рукой, и языкомъ; кажись цвѣткомъ и будь змѣей, которая кроется подъ нимъ. Того, что пріѣдетъ, надо принять хорошенько; предоставь мнѣ великое дѣло этой ночи — всѣмъ грядущимъ ночамъ и днямъ нашимъ оно даруетъ и царственное величіе и могущества.

   МЭКБ. Мы поговоримъ еще объ этомъ.

   Л. МЭК. Будь только веселѣе; ежеминутныя перемѣны въ лицѣ обнаруживаютъ страхъ. Предоставь все остальное мнѣ.

  

СЦЕНА 6.

Тамъ же. Передъ замкомъ.

Служители Мэкбета стоятъ съ ожиданіи. Трубы. Входятъ Донкэнъ, Мэлькольмъ, Дональбенъ, Бэнко, Леноксъ, Мэкдофъ, Россе, Энгосъ, и свита.

   ДОНК. Мѣстоположеніе замка прекрасно; самый воздухъ привѣтствуетъ наши чувства такъ нѣжно, такъ сладостно.

   БЭНКО. Какъ благоуханно здѣсь дыханіе неба показываютъ и многочисленныя жилища лѣтняго гостя храмовъ — домовитой ласточки; нѣтъ ни одного выступа, ни одного фриза, ни одного столбика, ни одного удобнаго уголка, гдѣ бы она не прилѣпила своей висячей постельки — колыбельки птенцовъ своихъ. Я замѣтилъ, что тамъ, гдѣ она болѣе водится, воздухъ всегда превосходенъ.

Входитъ Леди Мэкбетъ.

   ДОНК. Вотъ и благородная хозяйка наша.— Любовь, которую мы внушаемъ, бываетъ иногда причиной безпокойствъ; но мы должны быть благодарны и за эти безпокойства, какъ за любовь. Я хочу сказать этимъ, что вы должны благодарить Бога и насъ за то, что мы утруждаемъ васъ собою.

   Л. МЭК. Всѣ наши заслуги, удвоенныя въ каждомъ отношеніи и потомъ еще разъ вдвое взятыя — жалкія, ничтожныя бездѣлки въ сравненіи съ той высокой честью, которой ваше величество осчастливили домъ нашъ. За всѣ ваши прежнія милости, увеличенныя еще болѣе послѣдними наградами, мы навсегда останемся вашими богомольцами.

   ДОНК. Гдѣ жь танъ Кавдора? Мы скакали по пятамъ его, думали опередить; но онъ отличный ѣздокъ, и любовь его, какъ самая острая шпора, помогла ему примчаться домой гораздо прежде насъ.— На эту ночь, прекрасная леди, мы ваши гости.

   Л. МЭК. Всегдашніе слуги вашего величества, мы и нашихъ слугъ, и себя самихъ, и все что имѣемъ, почитаемъ вашей собственностью, которой вы всегда можете располагать какъ вамъ угодно.

   ДОНК. Дайте жь мнѣ вашу руку; проводите меня къ нашему хозяину. Мы такъ любимъ его, — онъ всегда будетъ пользоваться нашей особенной милостью. Съ вашего позволенія, любезная хозяйка.

  

СЦЕНА 7.

Комната въ замкѣ.

Трубы и факелы. Черезъ сцену проходитъ дворецкій и разные служители съ приборами и кушаньями. Входитъ Мэкбетъ.

   МЭКБ. Да, еслибъ все этимъ и кончилось, — что тогда долго думать; еслибъ убійство могло уловить всѣ послѣдствія и воспользоваться только удачей уничтоженія; еслибъ ударъ этотъ рѣшалъ и заключалъ все, хоть только здѣсь, на этой школьной лавкѣ времени — мысль о будущей жизни не остановила бы. Но дѣламъ такого рода есть судъ еще и здѣсь; дай только кровавый урокъ, и онъ тотчасъ же обратится бѣдой на главу учителя; такъ, къ нашимъ же устамъ подноситъ безпристрастное правосудіе чашу нами отравленную {Въ прежнихъ изданіяхъ: This even-handed justice… По Кольеру: Thus even-handed justice…}.— Здѣсь онъ долженъ бы быть вдвойнѣ безопасенъ; во первыхъ, я его родственникъ и подданный, — и то и другое должно остановить меня; потомъ, какъ хозяину, мнѣ слѣдуетъ замкнуть убійцамъ двери, а не идти самому съ ножомъ въ рукѣ. Къ тому жь, онъ царствовалъ такъ кротко, исполнялъ свои великія обязанности такъ праведно, что его добродѣтели возопіютъ противъ этого дьявольскаго убійства, какъ ангелы, гласомъ трубнымъ, и состраданіе, какъ нагое, новорожденное дитя, или, какъ херувимъ небесный, осѣдлаетъ незримыхъ коней воздуха, дунетъ страшнымъ этимъ дѣломъ въ глава каждому, и слезы зальютъ дуновеніе его. Мнѣ нечѣмъ пришпоривать реберъ моего замысла, кромѣ честолюбія, которое, вскакивая въ сѣдло, переваливается на другую —

Входитъ Леди Мэкбетъ.

   Что? что тебѣ?

   Л. МЭК. Онъ отужиналъ. Зачѣмъ оставилъ ты столовую?

   МЭКБ. Онъ спрашивалъ меня?

   Л. МЭК. Развѣ тебѣ не сказывали?

   МЭКБ. Оставимъ это дѣло. Онъ такъ еще недавно почтилъ меня новымъ самомъ, я пріобрѣлъ общее уваженіе — походимъ въ этомъ новомъ, блестящемъ убранствѣ? зачѣмъ бросать его тотчасъ же?

   Л. МЭК. Что жь, пьяна что ли была надежда, въ которую ты рядилъ себя? Проспалась что ли, что блѣднѣетъ и недоумѣваетъ теперь передъ тѣмъ, на что прежде смотрѣла такъ смѣло? Съ этого мгновенія я и о любви твоей думаю не лучше. Боишься ты, и по самому дѣлу и по мужеству быть тѣмъ, что ты въ желаніяхъ? Хочешь того, что почитаешь украшеньемъ жизни, и готовъ остаться въ собственномъ сознаніи трусомъ, подчиняя «хочу» слабодушному «не смѣю», какъ жалкая кошка пословицы {Catus a mat pieces sed non vult tingere plautas — кошкѣ хотѣлось бы рыбки, да не хочется намочить лапокъ.}.

   МЭКБ. Прошу тебя, молчи. Я оcмѣлюсь на все? что возможно человѣку; тотъ же, кто отваживается на большее — не человѣкъ.

   Л. МЭК. Что жь за хвастовство {Въ прежнихъ изданіяхъ: What beast was’t then… По Колльеру: What boast was’t then…} заставило тебя сказать мнѣ объ этомъ замыслѣ? Ты былъ мужемъ, когда рѣшился на зло; сдѣлавшись большимъ того, чѣмъ ты еси — ты тѣмъ еще больше будешь мужемъ. Тогда не благопріятствовали ни время, ни мѣсто — ты самъ хотѣлъ уладить и то и другое; теперь все это уладилось само собою, и благопріятность уничтожаетъ тебя. Я кормила грудью — я знаю, какъ сильно любишь младенца, когда онъ сосетъ молоко твое; но поклянись я, какъ ты — я вырвала бы сосецъ мой изъ беззубыхъ десенъ его и разможжила бы ему черепъ, тогда какъ онъ, улыбаясь, смотрѣлъ бы мнѣ въ глаза.

   МЭКБ. Но если не удастся —

   Л. МЭК. Не удастся? Напряги только всѣ силы души твоей, и все удастся. Только что Донкэнъ заснетъ — а съ дороги онъ заснетъ скоро и крѣпко, — я напою двухъ служителей его виномъ и медомъ до того, что память, этотъ стражъ мозга, обратится въ паръ, а вмѣстилище разума — въ простой кубъ; когда же скотскій сонъ овладѣетъ, какъ смерть, всѣми чувствами ихъ — чего не можемъ мы сдѣлать съ никѣмъ не охраняемымъ Донкэномъ? чего не можемъ мы взвалить на пьяныхъ, спящихъ въ его комнатѣ служителей? На нихъ падетъ вина ужаснаго убійства.

   МЭКБ. О, рождай мнѣ только сыновъ; только мужей можетъ производить твоя безстрашная природа! — Разумѣется, всякій подумаетъ на нихъ, если мы выпачкаемъ ихъ кровью, употребимъ даже кинжалы ихъ.

   Л. МЭК. Кто жь осмѣлится искать другихъ виновниковъ, особливо, когда раздадутся наши стоны и вопли о смерти его?

   МЭКБ. Рѣшено; всѣ силы души моей напряжены на этотъ страшный подвигъ.— Пойдемъ, насмѣемся надъ настоящимъ притворнымъ веселіемъ; лживое лице скроетъ все, что задумало коварное сердце.

  

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Дворъ замка.

Входятъ Бэнко и Фліансъ съ служителемъ, который несетъ передъ ними факелъ.

   БЭНКО. Который теперь часъ, сынъ мой?

   ФЛІАН. Я не слыхалъ ихъ боя; мѣсяцъ закатился ужь.

   БЭНКО. А онъ закатывается кажется въ двѣнадцать?

   ФЛІАН. Теперь вѣрно больше.

   БЭНКО. Возьми-ка мечь мой.— Небо слишкомъ ужь заэкономничало; не оставило ни одной свѣчки.— Возьми и это. Какъ свинецъ гнететъ меня дремота, а уснуть не хотѣлось бы. О, Господи! удали отъ меня преступныя мысли, которымъ во снѣ, такъ легко предается природа человѣка! Мечъ мой —

Входитъ Мэкбетъ съ служителемъ, который несетъ факелъ.

   Кто идетъ?

   МЭКБ. Другъ.

   БЭНКО. Какъ, сэръ, вы не спите еще? Король легъ уже; нынче онъ былъ необыкновенно веселъ. Онъ щедро наградилъ всѣхъ вашихъ служителей; этимъ же бриліянтомъ благодаритъ вашу супругу, какъ добрѣйшую и радушнѣйшую изъ всѣхъ хозяекъ. Онъ отпустилъ насъ вполнѣ довольный.

   МЭКБ. Насъ не предувѣдомили, и наше доброе желаніе было рабомъ недостатковъ, не могло развернуться свободно.

   БЭНКО. Все было прекрасно.— Прошедшей ночью мнѣ приснились таинственныя сестры. Вамъ онѣ сказали отчасти правду.

   МЭКБ. Я и забылъ о нихъ. Впрочемъ, въ свободное время я поговорилъ бы съ вами объ этомъ, если вы только захотите пожертвовать мнѣ какимъ-нибудь часомъ.

   БЭНКО. Когда вамъ угодно.

   МЭКБ. Согласитесь со мной, придетъ время — и вамъ принесетъ это много чести.

   БЭНКО. Только бъ не лишиться ея, домогаясь большей; я готовъ на все, что не будетъ противно совѣсти и долгу.

   МЭКБ. Итакъ покойной ночи!

   БЭНКО. Благодарю, сэръ; того жь и вамъ. (Уходить съ Фліансомъ и служителемъ.)

   МЭКБ. (Своему служителю). Скажи госпожѣ твоей, чтобъ она ударила въ колоколъ, когда поспѣетъ питье мое, и за тѣмъ ложись спать. (Служитель уходитъ.) — Что это — не кинжалъ ли вижу я передъ собой? и рукоять его обращена къ рукѣ моей. Дай же взять себя.— Не возьмешь; и все-таки я вижу тебя. Отчего жь ты и для осязанія не такъ же ощутителенъ, какъ для зрѣнія? или ты только кинжалъ воображенія, лживое созданіе распаленнаго мозга? Однакожь я все вижу тебя, и такъ же ясно, какъ этотъ, что обнажаю теперь. Ты показываешь мнѣ путь, которымъ я шелъ, и точно съ такимъ же орудіемъ.— Или мои глаза сдѣлались игрушками другихъ чувствъ, или постоятъ всѣхъ остальныхъ. Я все вижу тебя, и на лезвеѣ и на рукояти пятна крови, которыхъ прежде не было.— Ничего этого нѣтъ; все это только представляется глазамъ моимъ кровавымъ замысломъ.— Теперь на цѣломъ полушаріи природа какъ бы мертва, и только злыя грезы тревожатъ плотно занавѣсившагося сонливца {Въ прежнихъ изданіяхъ: The curtain’d sleep… По Колльеру: The curtain’d sleeper…}; чародѣйство приноситъ теперь жертвы блѣдной Гекатѣ, и тощее убійство, поднятое часовымъ своимъ — хищнымъ волкомъ, вой котораго служитъ ему сигналомъ, движется къ цѣли воровской своей поступью — поступью безпощаднаго Тарквинія, какъ привидѣніе.— О, твердая, такъ прочно установленная земля, не прислушивайся, куда поведутъ меня стопы мои {Въ прежнихъ изданіяхъ: Thou sour and firm-set earth, Hear not my steps which they may walk… По Колльеру: Thou sure and firmset earth, Hear not my steps which way they walk…}, чтобы самые камни не заболтали о моемъ замыслѣ, не лишили этого мгновенія всей ужасности, которая такъ идетъ къ нему?— Но я грежу, а онъ живетъ еще; слова расхолаживаютъ только пылъ дѣла. (Слышенъ ударъ въ колоколъ.) Иду, и свершено; колоколъ зоветъ меня.— Не слушай, Донкэнъ, звона его; звонъ этотъ зоветъ тебя на небо, или въ адъ.

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА 2.

Тамъ же.

Входитъ Леди Мэкбетъ.

   Л. МЭКБ. То самое, что опьянило ихъ, дало мнѣ смѣлость; что погасило въ нихъ все — меня воспламенило. А! — нѣтъ, это вскрикнула сова — зловѣщій сторожъ, такъ страшно желающій доброй ночи.— Онъ тамъ теперь. Двери отперты, и пьяные служители издѣваются надъ своими обязанностями громкимъ храпомъ. Въ ночное питье ихъ {Posset — родъ молочнаго питья, которое употребляли обыкновенно, ложась спать.} я подмѣшала столько зелья, что смерть и жизнь спорятъ теперь: жить или умереть имъ —

   МЭКБЕТ. (Выглядывая въ окно и тотчасъ же скрываясь.) Кто тамъ? — эй!

   Л. МЭКБ. Боже! они проснулись, и ничего не сдѣлано.— Не дѣло, покушенье погубитъ насъ.— Послушай! — Я приготовила кинжалы ихъ; онъ не можетъ не найти ихъ.— Не походи онъ, сонный, такъ на отца моего, я кончила бы все и сама.— Что?

Входить Мэкбетъ.

   МЭКБЕТ. Кончено.— Ты не слыхала шуму?

   Л. МЭКБ. Слышала крикъ совы, да трескъ сверчка. Ты говорилъ?

   МЭКБЕТ. Когда?

   Л. МЭКБ. Сейчасъ.

   МЭКБЕТ. Когда сходилъ?

   Л. МЭКБ. Да.

   МЭКБЕТ. Слышишь! — Кто спитъ во второй комнатѣ?

   Л. МЭКБ. Дональбенъ,

   МЭКБЕТ. (Показывая руки.) Жалкій это видъ.

   Л. МЭКБ. Какая глупость; что жь тутъ жалкаго?

   МЭКБЕТ. Одинъ захохоталъ во снѣ, другой закричалъ: «рѣжутъ!» и оба проснулись. Я стоялъ и слушалъ; они прочли молитву и легли опять.

   Л. МЭКБ. Да, ихъ тамъ двое.

   МЭКБЕТ. Одинъ сказалъ: «умилосердись Боже!» другой прибавилъ: «аминь», какъ будто они видѣли меня — видѣли эти кровавыя руки палача. Внимая боязни ихъ, я не могъ сказать: «аминь», когда они сказали: «умилосердись Боже!»

   Л. МЭКБ. Не обращай на это такого вниманія.

   МЭКБЕТ. Но отчего жь не могъ я сказать: аминъ? Милосердіе мнѣ было нужнѣе, чѣмъ кому-нибудь, а аминь засѣлъ такъ у меня въ горлѣ.

   Л. МЭКБ. Такъ не представляютъ себѣ подобныхъ дѣлъ; они могутъ свести и съ ума.

   МЭКБЕТ. Мнѣ казалось, какой-то голосъ кричалъ: «не спи болѣе! Мэкбетъ умерщвляетъ сонъ, невинный сонъ — сонъ, разматывающій спутанный мотокъ заботъ, эту смерть жизни каждаго дня, эту мыльню тягостнаго труда, этотъ бальзамъ душъ растерзанныхъ, эту вторую перемѣну за столомъ природы — питательнѣйшее блюдо на пиру жизни».

   Л. МЭКБ. Что хочешь ты сказать этимъ?

   МЭКБЕТ. Все кричалъ на весь домъ: «не спите болѣе! Гламисъ умертвилъ сонъ, и потому не спать болѣе Кавдору, не спать болѣе Мэкбету!»

   Л. МЭКБ. Да кто жь кричалъ это?— Любезный другъ, зачѣмъ ослабляешь ты благородное мужество свое такими сумазбродными фантазіями? Поди, добудь немного воды, и смой съ рукъ это гадкое свидѣтельство.— Зачѣмъ принесъ ты сюда кинжалы ихъ? Они должны лежать тамъ; снеси ихъ назадъ, и вымарай спящихъ служителей кровью.

   МЭКБЕТ. Нѣтъ, не пойду туда. Мнѣ страшно даже и подумать о сдѣланномъ; увидать еще разъ — не могу.

   Л. МЭКБ. Малодушный! Дай мнѣ кинжалы ихъ. Спящій и мертвый просто картинки; только глазъ дѣтства боится намалеваннаго черта. Если кровь течетъ еще изъ ранъ его, я вызолочу {Тутъ игра созвучіями словъ gild — золотить и guilt — вина, преступленіе.} ею лица служителей; вина должна пасть на нихъ. (Уходитъ. За сценой стучатся.)

   МЭКБЕТ. Стучатся! — что со мной сталось? малѣйшій шумъ, и я блѣднѣю.— Какія руки! о, онѣ вырываютъ глаза изъ очницъ моихъ! Смоетъ ли съ нихъ кровь эту и весь великій океанъ Нептуна? Никогда; скорѣй онѣ обагрятъ всѣ моря, сдѣлаютъ зеленое краснымъ.

Леди Мэкбетъ возвращается.

   Л. МЭКБ. Ну вотъ, мои руки одного цвѣта съ твоими, а душа не блѣднѣетъ, какъ твоя. (Стучатся.) У южныхъ воротъ кто-то стучится; скорѣй въ нашу комнату. Немного воды, и мы чисты, и тогда намъ будетъ легко. Мужество оставило тебя совершенно. (Стучатся.) Слышишь, стучатся. Надѣнь спальное платье; можетъ-быть намъ надо будетъ показаться, а никто не долженъ знать, что мы бодрствуемъ еще. Да стряхни же съ себя это жалкое раздумье.

   МЭКБЕТ. Помня дѣло это, лучше бъ не помнить самого себя.— (Стучатся.) Да, разбуди Донкэна стукомъ своимъ; желалъ бы, чтобъ ты могъ!

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА 3.

Тамъ же.

Входитъ Привратникъ.

   ПРИВР. Вотъ это какъ стучатъ! — А что, еслибъ быть привратникомъ ада, то-то пришлось бы повертѣть ключемъ. (Стучатъ.) Стукъ, стукъ, стукъ.— Во имя Вельзевула, кто тамъ? — Мызникъ, что повѣсился въ ожиданіи урожая.— Входи; да запасся ли платками? вѣдь тебѣ порядкомъ придется попотѣть здѣсь за это! — (Стучатся.) Стукъ, стукъ.— Во имя, все равно, какого бы ни было дьявола, кто тамъ? — Двуличка, что клялся за того и за другаго и противъ обоихъ; что во славу Божію довольно таки надѣлалъ пакостей, и все-таки не могъ отдѣлаться отъ ада.— Милости просимъ, милости просимъ, двуличка. (Стучатся.) Стукъ, стукъ, стукъ.— Кто тамъ? — Англійскій портной, за то, что воровалъ даже отъ французскаго нижняго платья {Французское нижнее платье было гораздо уже англійскаго, и потому украсть отъ него было гораздо труднѣе.}.— Входи, портной; здѣсь кали себѣ утюгъ сколько хочешь.— (Стучатся.) Стукъ, стукъ.— Ни на минуту покоя! вы кто? — Однакожь это мѣсто для ада немного холодновато. Будетъ привратничать черту. А я изъ всѣхъ сословій впустилъ бы по нѣскольку голубчиковъ, бѣгущихъ по цвѣтистой дорогѣ къ вѣчному фейерверку. (Стучатся.) Сейчасъ, сейчасъ. (Отпирая ворота) Прошу не забыть привратника.

Входятъ Леноксъ и Мэкдофъ.

   МЭКДОФ. Что ты, поздно легъ что ли, что встаешь такъ поздно?

   ПРИВР. Мы прображничали, сэръ, до вторыхъ пѣтуховъ; ей-богу. А вино, сэръ, великой производитель трехъ вещей.

   МЭКДОФ. Какихъ же?

   ПРИВР. Красныхъ носовъ, сна и мочи. Непотребство же, сэръ, оно и производитъ и уничтожаетъ; оно производитъ желаніе и отнимаетъ возможность удовлетворить его. Поэтому можно сказать, что вино двуличка въ отношеніи къ непотребству; оно родитъ и душитъ его, подстрекаетъ и удерживаетъ, ободряетъ и запугиваетъ, говоритъ: держись! и не позволяетъ держаться; въ заключеніе же усыпляетъ его своей двуличностью, и, надувъ такимъ образомъ, наконецъ оставляетъ его.

   МЭКДОФ. Кажется въ эту ночь оно и тебя надуло {Тутъ непереводимая игра значеніями слова lie — лгать и лежать, въ смыслѣ надуть и уложить или свалить.}.

   ПРИВР. Какъ же, сэръ; только и отплатилъ же я ему за это надуванье. Я, какъ видно, былъ не подъ силу ему; оно нѣсколько разъ отнимало уже у меня ноги, а я все-таки уловчился, да и вонъ его.

   МЭКДОФ. Всталъ господинъ твой? — Да, вотъ и онъ; мы разбудили его стукомъ своимъ.

Входитъ Мэкбетъ въ спальной одеждѣ.

   ЛЕНОКС. Добраго утра, благородный сэръ.

   МЭКБЕТ. Добраго утра обоимъ.

   МЭКДОФ. Проснулся король, достойный тамъ?

   МЭКБЕТ. Нѣтъ еще.

   МЭКДОФ. Онъ приказалъ мнѣ разбудить себя пораньше, а я и самъ заспался.

   МЭКБЕТ. Я провожу васъ къ нему.

   МЭКДОФ. Знаю, что это былъ бы для васъ пріятный трудъ, но все-таки трудъ.

   МЭКБЕТ. Трудъ, который нравится, перестаетъ быть трудомъ. Вотъ, въ эту дверь.

   МЭКДОФ. Я долженъ исполнить приказаніе его; я разбужу его. (Уходитъ.)

   ЛЕНОКС. Ѣдетъ король нынче?

   МЭКБЕТ. Нынче; такъ самъ сказалъ.

   ЛЕНОКС. А ночь была пребурная; тамъ, гдѣ мы спали, вихрь поломалъ всѣ трубы. Говорятъ: въ воздухѣ слышались вопли, стоны смерти, страшные голоса, предвѣщавшіе жесточайшія смуты, гибельныя событія, вновь высиженныя на бѣду современности. Безъ умолку кричала птица мрака всю эту ночь, длинную какъ цѣлая жизнь; разсказываютъ, что даже земля тряслась какъ въ лихорадкѣ.

   МЭКБЕТ. Да, бурная была ночь.

   ЛЕНОКС. Другой подобной не припомнитъ юная память моя.

Возвращается Мэкдофъ.

   МЭКДОФ. О, ужасъ! ужасъ! ужасъ! Ни языкъ, ни умъ не въ силахъ, ни постигнуть, ни высказать тебя!

   МЭКБЕТ. и ЛЕНОКС. Что такое?

   МЭКДОФ. Злодѣйство увѣнчалось величайшимъ изъ подвиговъ своихъ. Святотатственное убійство взломало мѵропомазанный храмъ Господа и похитило изъ него жизнь всего зданія!

   МАКБЕТ. Что говорите вы? жизнь?

   ЛЕНОКС. Его величества, хотите вы сказать?

   МЭКДОФ. Войдите, и новая Горгона ослѣпитъ васъ.— Не заставляйте меня разсказывать; взгляните, и тогда говорите сами. (Мэкбетъ и Леноксь уходятъ.) Пробудитесь, пробудитесь! — Бейте въ набатъ! — Измѣна, убійство! Бэнко, Дональбенъ, Мэлькольмъ, пробудитесь! стряхните съ себя покойный сонъ, это подобіе смерти, и взгляните на самую смерть! Вставайте, вставайте, посмотрите на картину страшнаго суда! — Какъ изъ могилъ возстаньте, Малькольмъ и Бэнко! какъ духи принеситесь смотрѣть на этотъ ужасъ! — Бейте, бейте, въ набатный колоколъ! (Бьютъ въ набатъ.)

Входитъ Леди Мэкбетъ.

   Л. МЭКБ. Что случилось, что такой страшной трубой вызываютъ спящихъ на переговоры? Говорите, говорите!

   МЭКДОФ. О, нѣтъ, любезная леди, не вамъ слушать то, что могъ бы сказать я; передать это женскому уху — совершить другое убійство.

Входитъ Бэнко полуодѣтый.

   О, Банко, Банко, умерщвленъ нашъ царственный владѣтель!

   Л. МЭКБ. О, Боже! какъ! въ нашемъ замкѣ?

   БЭНКО. Гдѣбъ ни было — ужасно. Прошу, любезный Мэкдофъ, скажи что ты оговорился, что это неправда,

Возвращаются Мэкбетъ и Леноксъ.

   МЭКБЕТ. Умри я хоть часомъ прежде — я умеръ бы блаженнѣйшимъ человѣкомъ, потому что съ этого мгновенія, въ жизни нѣтъ ничего достойнаго — все вздоръ; слава и добродѣтель умерли; вино жизни выцѣжено и только дрожжами можетъ теперь хвастаться подвалъ этотъ.

Входятъ Мэлькольмъ и Дональбенъ.

   ДОНАЛ. Что такое? что случилось?

   МЭКБЕТ. Васъ постигло ужаснѣйшее несчастіе, и вы не знаете; ключь, родникъ, источникъ вашей крови изсякъ; изсякъ въ самомъ началѣ своемъ.

   МЭКДОФ. Умерщвленъ царственный отецъ вашъ.

   МЭЛЬК. О! кѣмъ же?

   ЛЕНОКС. Кажется служителями, спавшими въ одной съ нимъ комнатѣ. Руки и лица ихъ запачканы кровью; на подушкахъ мы нашли кинжалы ихъ еще не обтертые; они смотрѣли такъ дико, такъ неистово — никто не повѣрилъ бы имъ жизни своей.

   МЭКБЕТ. О, какъ же каюсь я теперь, что не сдержалъ бѣшенства и убилъ ихъ.

   МЭКДОФ. Зачѣмъ же убили вы ихъ?

   МЭКБЕТ. Кто же можетъ быть въ одно и то же мгновеніе и возмущенъ и разсудителенъ, и взбѣшенъ и хладнокровенъ, и вѣренъ долгу и равнодушенъ? Никто. Пылъ любви опередилъ копотливое благоразуміе. Тутъ лежалъ Донкэнъ: серебристое тѣло его было окаймлено золотомъ крови, раны его зіяли какъ проломы, которыми всеуничтожающая смерть вторглась въ оплоты жизни; а тутъ — его убійцы, окрашенные цвѣтомъ ремесла своего; кинжалы ихъ въ ножнахъ изъ ссѣвшейся крови. Кто же, въ чьемъ сердцѣ есть любовь и мужество доказать ее самымъ дѣломъ, удержался бы, не сдѣлалъ бы того же?

   Л. МЭКБ. Проводите меня отсюда, мнѣ дурно! (Падаетъ въ обморокъ.)

   МЭКДОФ. Поддержите леди.

   МЭЛЬК. Что жь молчимъ мы — мы, которымъ это горе ближе, чѣмъ кому-нибудь?

   ДОНАЛ. Что говорить намъ здѣсь, гдѣ гибель можетъ ринуться на насъ изъ каждой щели? Уѣдемъ скорѣй отсюда; слезы наши не выработались еще.

   МЭЛЬК. И жестокое горе недвижно еще.

   БЭНКО. (Служителямъ). Возьмите леди. (Леди Мэкбетъ уносятъ.) Прикрывъ полунагую бренность нашу, которая такъ страждетъ отъ обнаженія, мы сойдемся снова и изслѣдуемъ всѣ обстоятельства этого страшно-кроваваго дѣла. Всѣ мы потрясены ужасомъ и опасеніями; но я знаю, жизнь моя во всемогущей десницѣ Создателя, и потому не побоюсь возстать прстивъ всѣхъ скрытыхъ еще замысловъ вѣроломнаго злодѣйства.

   МЭКБЕТ. И я.

   ВСѢ. И мы всѣ.

   МЭКБЕТ. Такъ облечемся же скорѣй въ мужественную рѣшимость и соберемся въ залѣ.

   ВСѢ. Явимся. (Всѣ уходятъ, кромѣ Мэлькольма и Дональбена.)

   МЭЛЬК. На что жь рѣшился ты? Намъ не зачѣмъ примыкать къ нимъ; лицемѣру ни мудрено показывать горе, котораго не чувствуетъ. Я ѣду въ Англію.

   ДОНАЛ. А я въ Ирландію. Раздѣломъ судебъ нашихъ мы обезопасимъ себя еще болѣе; здѣсь же — кинжалъ въ улыбкѣ каждаго; чѣмъ ближе по крови, тѣмъ кровожаднѣе.

   МЭЛЬК. Убійственная стрѣла пущена, но не долетѣла еще, и для насъ, чѣмъ дальше отъ цѣли, тѣмъ лучше. Что думать? на лошадей! тратить время на прощанье не къ чему. Бѣгство не позоръ, когда нѣтъ никакой пощады.

  

СЦЕНА 4.

Внѣ замка.

Входятъ Россе и Старикъ.

   СТАР. Лѣтъ семьдесятъ я помню хорошо; видѣлъ въ это время много ужасовъ, много чудесъ, но все это вздоръ передъ этой страшной ночью.

   РОСС. Да, старикъ, небо, какъ бы раздраженное дѣлами человѣка, грозитъ кровавому поприщу его дѣйствій; по часамъ теперь день, а черная ночь тушитъ катящуюся лампу. Пересиліе ли ночи, или просто стыдъ дня хоронитъ лице земли во мракъ, тогда какъ яркій свѣтъ давно бы долженъ лобызать его.

   СТАР. Это такъ же не натурально, какъ и то, что случилось въ прошедшій вторникъ; соколъ, гордо парившій въ поднебесьи, былъ настигнутъ и заклеванъ неповоротливой совою.

   РОСС. А Донкэновы лошади? — это еще непостижимѣе. Прекрасныя, всегда послушныя, перлы породы своей — вдругъ обѣ взбѣсились, вырвались изъ стойлъ и забыли всякое повиновеніе, какъ будто вздумали враждовать съ цѣлымъ человѣчествомъ.

   СТАР. Говорятъ, онѣ пожрали другъ друга.

   РОСС. Да, я самъ видѣлъ это. Вотъ идетъ добрый Макдофъ.

Входитъ Мэкдофъ.

   Ну что, какъ дѣла, сэръ?

   МЭКД. Вы сами знаете.

   РОСС. Доискались, кто свершилъ это, болѣе, чѣмъ кровавое дѣло?

   МЭКД. Тѣ самые, что убиты Мэкбетомъ.

   РОСС. Да изъ чего же имъ?

   МЭКД. Они были подкуплены. Мэлькольмъ и Дональбенъ, сыновья короля, скрылись, бѣжали тайкомъ, и это заставило подозрѣвать, что они главные виновники.

   РОСС. Какъ все это противуестественно. Расточительное честолюбіе, ты не щадишь даже источника своей собственной жизни! — Такъ стало быть корона перейдетъ теперь къ Мэкбету?

   МЭКД. Его и провозгласили королемъ; онъ поѣхалъ въ Скону короноваться.

   РОСС. Гдѣ жь тѣло Донкэна?

   МЭКД. Отправлено на островъ Кольмъ-киль, эту священную кладовую его предшественниковъ, это хранилище костей ихъ.

   РОСС. Вы поѣдете въ Скону?

   МЭКД. Нѣтъ, я ѣду въ Фейфъ.

   РОСС. Такъ я поѣду туда.

   МЭКД. Желаю, чтобъ вы нашли, что все тамъ идетъ хорошо; чтобъ не привелось сознаться, что старое-то платье было покойнѣе новаго. Прощайте. (Уходитъ.)

   РОСС. Прощай, старикъ.

   СТАР. Благословеніе Божіе да сопутствуетъ вамъ и всѣмъ, кто желаетъ обратить зло въ добро, а враговъ въ друзей.

  

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Форисъ. Комната во дворцѣ.

Входитъ Бэнко.

   БЭНК. Ну вотъ, ты и король, Кавдоръ, Гламисъ, все, что обѣщали вѣщія сестры, и какъ сдается, гнуснѣйшими средствами; но онѣ сказали еще, что коронѣ не остаться въ твоемъ родѣ, что мнѣ быть отцемъ и родоначальникомъ цѣлаго ряда королей. Могутъ онѣ говорить правду, а что могутъ — это доказано тобой, Мэкбетъ, — почему жь не сбыться ихъ пророчествамъ и на мнѣ, какъ на тебѣ? И мнѣ можно надѣяться — Но полно, ни слова болѣе.

Трубы. Входятъ Мэкбетъ и Леди Мэкбетъ, оба въ королевскомъ облаченіи Леноксъ, Россе, лорды, леди и свита.

   МЭКБЕТ. Вотъ и первый изъ гостей нашихъ.

   Л. МЭКБ. Безъ него, наше празднество было бы неполно, все было бы какъ-то не такъ.

   МЭКБЕТ. Сэръ, мы нынче даемъ ужинъ и просимъ васъ почтить его своимъ присутствіемъ.

   БЭНКО. Ваше величество можете располагать мной; я навсегда привязанъ къ вамъ неразрывными узами долга.

   МЭКБЕТ. Послѣ обѣда вы куда-то хотѣли ѣхать?

   БЭНКО. Да, государь.

   МЭКБЕТА мы думали было узнать ваше мнѣніе — всегда такъ полезное и основательное, — въ совѣтѣ, который предполагали собрать нынче; впрочемъ, все равно, мы отложимъ это и до завтра. А далеко вы ѣдете?

   БЭНКО. Такъ далеко, что возвращусь не прежде какъ къ, ужину; если же лошадь моя не ускоритъ обыкновеннаго бѣга своего, придется даже занять часъ или два у темной ночи.

   МЭКБЕТ. Не опоздайте только къ ужину.

   БЭНКО. Никакъ, ваше величество.

   МЭКБЕТ. Мы слышали, что кровожадные братья нами находятся теперь: одинъ въ Англіи, а другой въ Ирландіи; что они отпираются отъ ужаснаго отцеубійства и наполняютъ уши слушателей безстыднѣйшими вымыслами. Но объ этомъ завтра; завтра намъ и безъ того надо будетъ собраться по дѣламъ государственнымъ. Итакъ, до вечера; счастливаго пути! — А Фліансъ ѣдетъ съ вами?

   БЭНКО. Со мной, государь; онъ необходимъ мнѣ.

   МЭКБ. Желаю лошадямъ вашимъ быстроты и вѣрнаго бѣга, и затѣмъ повѣряю васъ спинамъ ихъ. Прощайте. (Бэнко уходитъ.) До семи часовъ вечера, каждый можетъ быть господиномъ своего времени. Чтобъ еще болѣе оцѣнить пріятность бесѣды, до ужина мы сами останемся одни; прощайте! (Все удаляются.) Эй, ты! — здѣсь люди, за которыми посылалъ я?

   СЛУЖ. Ждутъ у воротъ.

   МЭКБ. Приведи ихъ сюда. (Служитель уходитъ.) — Быть тѣмъ, что я есть, это еще ничего; быть этимъ безопасно — вотъ главное. Боюсь я сильно Бэнко; въ его царственной душѣ много страшнаго. Онъ предпріимчивъ; неопреодолимое мужество соединено въ немъ съ умомъ, который даетъ ему возможность дѣйствовать вѣрно. Кромѣ его, въ цѣломъ мірѣ нѣтъ существа, котораго бы я боялся; духъ его подавляетъ мой, какъ нѣкогда Цезаревъ подавлялъ духъ Марка Антонія. Онъ накинулся на вѣщихъ сестръ, когда онѣ провозгласили меня королемъ; заставилъ ихъ предсказывать и ему, и онѣ пророчественно привѣтствовали его отцемъ цѣлаго ряда королей. На мое чело онѣ возложили вѣнецъ безнаслѣдственный, всунули въ руку скиптръ безплодный, съ тѣмъ, что будетъ исторгнутъ чуждымъ мнѣ потомствомъ, не перейдетъ къ дѣтямъ моимъ. Справедливо это — такъ только для потомковъ Бэнко осквернилъ я душу мою; только для нихъ отравилъ я сосудъ покоя моего, отдалъ безсмертный брилліянтъ мой врагу человѣчества, чтобъ сдѣлать ихъ королями, отродье Бэнко королями! Нѣтъ, если такъ, такъ ужь лучше выходи судьба, сразимся на жизнь и смерть! — Кто тамъ?

Служитель возвращается съ двумя Убійцами.

   Теперь, ступай, и жди за дверьми, пока позову. (Служитель уходитъ.) Кажется вчера говорилъ я съ вами?

   1 уб. Точно такъ, ваше величество.

   МЭКБ. Ну что жь, обдумали, что я сообщилъ вамъ? Онъ одинъ виновникъ всѣхъ притѣсненій, которымъ вы подвергались; нисколько не я, какъ вы прежде полагали. Все это вы должны были понять изъ прошедшаго нашего разговора; я показалъ вамъ, какъ васъ проводили, какими способами и кто были главные дѣятели, и все это такъ ясно, что даже и тупица и полоумный сказалъ бы: «да, это дѣло Бэнко!»

   1 уб. Ваше величество открыли намъ глаза.

   МЭКБ. Да, открылъ; но я хочу еще большаго, и для этого позвалъ васъ опять. Неужели вы до того терпѣливы, что такъ все это и оставите? до того набожны, что будете молиться за человѣка, тяжелая рука котораго пригнула васъ къ могилѣ, сдѣлала навсегда нищими?

   1 уб. Мы мужи, государь.

   МЭКБ. Да, въ валовомъ спискѣ и вы названы мужами, точно такъ же, какъ шавки, моськи, лягавыя, гончія, борзыя, всѣ называются собаками; но въ спискахъ разрядныхъ отмѣчаютъ одну проворной или лѣнивой, другую дворной или охотничьей, и такъ каждую, смотря по способностямъ, которыми надѣлила ее щедрая природа. Поэтому, кромѣ общаго названія, онѣ имѣютъ еще и другія, особенныя; такъ и у людей. Занимаете вы мѣсто и въ разрядномъ спискѣ, и не послѣднее по мужеству, такъ скажите, и я повѣрю вамъ дѣло, исполненіе котораго уничтожитъ врага вашего, пріобрѣтетъ вамъ и любовь и расположеніе наше; потому что и мы хвораемъ отъ его жизни, и только его смерть можетъ возстановить наше здоровье.

   2 уб. Государь, жестокіе толчки и удары, на которые не поскупился міръ этотъ, довели меня до того, что я безъ всякаго зазрѣнія готовъ на все, чтобъ только отомстить міру.

   1 уб. И меня утомили неудачи и борьба съ несчастіями такъ, что я не задумаюсь рискнуть даже жизнію; выиграю или проиграю — все равна.

   МЭКБ. Вы оба знаете, что Бэнко врагъ вамъ?

   2 уб. Знаемъ, государь.

   МЭКБ. Онъ врагъ и мнѣ, и до того жестокій, что каждое мгновеніе его жизни нападокъ на мою. Конечно, я могъ бы уничтожить его открыто; для этого было бы достаточно и одной моей воли, но у меня есть друзья съ нимъ общіе; мнѣ не хотѣлось бы потерять любовь ихъ, для нихъ я долженъ даже оплакивать смерть его. Имѣя такую важную причину скрыть это дѣло отъ глазъ толпы, я прибѣгаю къ вамъ.

   2 уб. И мы готовы исполнить все, что прикажете, ваше величество.

   1 уб. Еслибъ даже жизнь наша —

   МЭКБ. Я увѣренъ въ вашемъ мужествѣ. Черезъ часъ, никакъ не позже, я скажу гдѣ вамъ засѣсть, назначу время, самое мгновеніе; необходимо, чтобъ все было кончено въ эту же ночь, и въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ замка. Не забывайте только, что на меня не должно пасть ни малѣйшаго подозрѣнія. Съ нимъ поѣдетъ сынъ его, Фліансъ — чтобъ не было никакихъ недодѣлокъ, онъ долженъ раздѣлить съ нимъ судьбу этого чернаго мгновенія, потому что смерть его для меня такъ же важна, какъ и смерть отца.— Подумайте, я сейчасъ же ворочусь къ вамъ.

   2 уб. Мы рѣшились, государь.

   МЭКБ. Такъ подождите, вонъ, въ той комнатѣ; я не задержу васъ. (Убійцы уходятъ.) Кончено; ну, Бэнко! предназначенъ душѣ твоей рай — она будетъ тамъ нынче же.

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Другая комната.

Входятъ Леди Мэкбетъ и Служители.

   Л. МЭКБ. Бэнко уѣхалъ?

   СЛУЖИТ. Уѣхалъ, но къ ночи возвратится.

   Л. МЭКБ. Скажи королю, что мнѣ надо поговорить съ нимъ.

   СЛУЖИТ. Сейчасъ, ваше величество. (Уходитъ.)

   Л. МЭКБ. Ничего не пріобрѣтено, все потеряно, если достиженіе желаемаго не дало довольства! Лучше быть тѣмъ, что мы уничтожаемъ, чѣмъ пользоваться плодами уничтоженія безъ увѣренности, въ безпрестанныхъ опасеніяхъ.

Входитъ Мэкбетъ.

   Ну что, мой другъ? зачѣмъ ты все одинъ, все въ мрачной думѣ, все съ мыслію, которая должна бы умереть вмѣстѣ съ предметомъ ея? О томъ чего не воротишь, нечего хлопотать; что сдѣлано, то сдѣлано.

   МЭКБЕТ. Мы не убили змѣи, мы только поранили ее; она оживетъ, оправится, и зубъ ея, по прежнему, будетъ грозить бѣдой безсильной нашей злобѣ. Нѣтъ, скорѣй распадется составъ всего существующаго, скорѣй разрушатся оба міра, чѣмъ соглашусь ѣсть хлѣбъ мой въ безпрестанномъ страхѣ, спать подъ вліяніемъ ужасныхъ грёзъ, которыя каждую ночь приводятъ насъ въ дрожь. Лучше лежать съ мертвымъ, котораго мы, для собственнаго спокойствія, успокоили, чѣмъ безпрестанно терзаться муками душевной пытки. Донкэнъ въ могилѣ; тревожная лихорадка жизни миновалась, и онъ спитъ покойно; измѣна разразилась надъ нимъ ужаснѣйшимъ; теперь ему не страшны уже ни кинжалъ, ни ядъ, ни коварство близкихъ, ни гроза враговъ иноземныхъ, ничто!

   Л. МЭКБ. Полно, другъ мой; разгладь насупленное чело; будь живъ и веселъ съ гостями.

   МЭКБЕТ. Я буду веселъ; прошу и тебя о томъ же. Показывай, что Бэнко занимаетъ тебя больше всего; выражай и языкомъ и взорами, какъ высоко мы ставимъ его; положеніе наше такъ еще невѣрно, что и самое величіе свое мы должны омывать потоками лести, должны дѣлать наши лица масками сердца, скрывать что оно такое.

   Л. МЭКБ. Оставь это.

   МЭКБЕТ. О, милая, душа моя полна скорпіоновъ, Бэнцо и сынъ его Фліансъ живы.

   Л. МЭКБ. Но вѣдь договоръ ихъ съ жизнію не вѣченъ.

   МЭКБЕТ. Только въ этомъ-то и отрада; и они смертны. Радуйся жь; прежде чѣмъ летучая мышь кончитъ уединенное порханье свое, прежде чѣмъ жесткокрылый жукъ заключитъ сонливый шумъ ночи усыпительнымъ жужжаньемъ своимъ — дѣло страшное будетъ свершено ужь.

   Л. МЭКБ. Какое жь это дѣло?

   МЭКБЕТ. Нѣтъ другъ мой, не знай, не знай его до мгновенія, когда тебѣ можно будетъ радоваться свершенному. Приди жь ночь ослѣпляющая, завяжи глаза дню слишкомъ жалостливому и уничтожь, разорви въ клочки, рукой кровавой и незримой, страшное обязательство, сгоняющее краску съ лица моего! Свѣтъ меркнетъ; черный воронъ мчится къ роковому лѣсу; все доброе дневное клонится ко сну, все черное ночное поднимается на добычу.— Ты дивишься рѣчамъ моимъ — не дивись; начатое зломъ, зломъ только и упрочишь.— Идемъ.

  

СЦЕНА 3.

Паркъ вблизи воротъ замка.

Входятъ три Убійцы.

   1 уб. Да кто жь прислалъ тебя къ намъ?

   3 уб. Мэкбетъ.

   2 уб. Сомнѣваться нечего; онъ знаетъ всѣ подробноcти нашего порученія.

   1 уб. Такъ оставайся жь съ нами. На западѣ свѣтятся еще нѣсколько полосокъ дня; сильно шпоритъ теперь запоздалый ѣздокъ, чтобъ заблаговременно добраться до ночлега; близится сюда {Въ прежнихъ изданіяхъ: And near approaches… По Колльеру: And here approaches…} и тотъ, кого мы поджидаемъ.

   3 уб. слышите конскій топотъ?

   БЭНК. (За сценой.) Эй, огня!

   2 уб. Это онъ; всѣ другіе давно ужь въ замкѣ.

   1 уб. Лошади сворачиваютъ.

   3 уб. Тутъ объѣздъ почти въ цѣлую милю, и онъ, какъ и всѣ, пробирается отсюда къ замку обыкновенно пѣшкомъ.

Входятъ Бэнко, Фліансъ и Служитель съ факеломъ.

   2 уб. Факелъ, факелъ!

   3 уб. Это онъ.

   1 уб. Дружнѣй же.

   БЭНК. А ночью быть дождю.

   1 уб. Быть! (Нападаетъ на него.)

   БЭНК. Измѣна! Бѣги, Фліансъ, бѣги, бѣги! Ты отмстишь! — О, негодяй! (Падаетъ. Фліансъ и Служитель убѣгаютъ.)

   3 уб. Кто погасилъ Факелъ?

   1 уб. А развѣ не слѣдовало гасить его?

   3 уб. Тутъ лежитъ только одинъ; сынъ бѣжалъ.

   2 уб. Не удалось стало чуть не на половину.

   1 уб. Такъ и быть; пойдемъ, скажемъ ему, что сдѣлали.

  

СЦЕНА 4.

Зала въ замкѣ. Накрытый столъ.

Входятъ Мэкбетъ, Леди Мэкбетъ, Россе, Леноксъ, Лорды и Служители.

   МЭКБЕТ. Каждый знаетъ санъ свой, садитесь; мы равно рады какъ первому, такъ и послѣднему.

   ЛОРДЫ. Благодаримъ, ваше величество.

   МЭКБЕТ. Какъ радушный хозяинъ мы сядемъ посреди васъ; хозяйка же наша займетъ почетное мѣсто, и не оставитъ насъ безъ привѣта.

   Л. МЭКБ. Государь, привѣтствуйте за меня всѣхъ друзей нашихъ; я отъ всей души рада имъ.

   МЭКБЕТ. И вотъ, они отъ всей души благодарятъ тебя. Обѣ стороны стола заняты; я сяду здѣсь въ серединѣ. Будьте-жь вполнѣ веселы.

Первый Убійца показывается у дверей.

   Пустимъ сейчасъ и круговой кубокъ. (Убійцѣ) На лицѣ у тебя кровь.

   1 убій. Коли кровь, такъ кровь Бэнко.

   МЭКБЕТ. На тебѣ она лучше чѣмъ въ немъ. Отправили?

   1 убій. Я самъ перехватилъ ему горло.

   МЭКБЕТ. Ты лучшій изъ всѣхъ горлорѣзовъ; не дуренъ, впрочемъ и тотъ, кто услужилъ тѣмъ же и Фліансу. Если ты же — ты безподобенъ.

   1 убій. Фліансъ бѣжалъ, ваше величество.

   МЭКБЕТ. Прежняя болѣзнь возвращается, а будь и онъ мертвъ, я былъ бы здоровъ какъ мраморъ, твердъ какъ скала, свободенъ и невредимъ, какъ окружающій насъ воздухъ. Я опять охваченъ, сдавленъ, связанъ, окованъ несносными опасеніями и страхомъ. Вѣрно ли, покрайней мѣрѣ, что Бэнко спроваженъ.

   1 убій. Спроваженъ въ ровъ съ двадцатью ранній на головѣ, изъ которыхъ и малѣйшая — смерть.

   МЭКБЕТ. Спасибо и на это. Старый змій задавленъ; со временемъ и ускользнувшій червякъ будетъ такъ же ядовитъ, но пока безъ зубъ еще.— Ступай; завтра ты разскажешь мнѣ все подробно. (Убійца уходитъ.)

   Л. МЭКБ. Государь, вы совсѣмъ не занимаетесь гостями; пиръ безъ радушной привѣтливости не дается, а какъ бы продается. Ѣсть лучше всего дома; въ гостяхъ же всѣ кушанья приправляются только вѣжливостью; безъ нея все безвкусно.

   МЭКБЕТ. Твоя правда, милый другъ! — Желаемъ всѣмъ прекраснѣйшаго аппетита и за тѣмъ, отличнѣйшаго пищеваренія.

   ЛЕНОКС. Не угодно ли вашему величеству садиться?

   МЭКБЕТ. Будь здѣсь благородный Бэнко (Тѣнь Бэнко является и садится на мѣсто Мэкбета) здѣсь было бы собрано все великое и прекрасное нашего государства; впрочемъ, намъ пріятнѣе упрекнуть его забывчивостію, чѣмъ извинить какимъ-нибудь несчастіемъ.

   РОССЕ. Его отсутствіе — укоръ его обѣщанію. Осчастливьте же насъ царственной бесѣдой своей.

   МЭКБЕТ. Всѣ мѣста заняты ужь.

   ЛЕНОКС. Вотъ, оставленное для вашего величества. (Показываетъ на занятое духомъ Банко.)

   МЭКБЕТ. Гдѣ?

   ЛЕНОКС. Вотъ.— Что съ вами, государь?

   МЭКБЕТ. Кто изъ васъ сдѣлалъ это?

   ЛОРДЫ. Что, государь?

   МЭКБЕТТы не можешь сказать, что я сдѣлалъ это; не кивай на меня кровавой головой своей.

   РОССЕ. Встанемъ, джентльмены; его величеству дурно.

   Л. МЭКБ. Нѣтъ, не вставайте. Это часто случается съ нимъ; случалось и въ юности; прошу, сидите. Припадокъ этотъ мгновененъ, какъ мысль; пройдетъ сейчасъ же. Своей заботливостью, вы только раздражите его, усилите его изступленіе; кушайте и не обращайте на него никакого вниманія.— (Подошедъ къ нему.) Опомнись, ты мужъ.

   МЭКБЕТ. Да, я до того безстрашный, что могу смотрѣть даже на то, отъ чего поблѣднѣлъ бы и самъ дьяволъ.

   Л. МЭКБ. Что за вздоръ! все это созданія твоей трусости; это тотъ же воздушный кинжалъ, который, какъ ты говорилъ, велъ тебя къ Донкэну. Всѣ эти выраженія испуга и страха — пародіи дѣйствительнаго ужаса — позволительны только женщинамъ при вечернихъ разсказахъ бабушекъ у зимняго камелька. Стыдись! Что искажаетъ такъ лице твое? передъ тобой пустой стулъ.

   МЭКБЕТ. Нѣтъ, прошу, посмотри! посмотри! вглядись хорошенько! Ну что? Впрочемъ, чего жь боюсь я? можешь кивать головой, такъ и говори ужъ! Будутъ и кладбища и склепы высылать погребенныхъ нами назадъ — внутренности коршуновъ будутъ нашими могилами. (Духъ Бэнко изчезаетъ.)

   Л. МЭКБ. Безуміе лишило тебя всякаго мужества.

   МЭКБЕТ. Я видѣлъ его — такъ вѣрно, какъ я стою здѣсь.

   Л. МЭКБ. Полно, стыдись!

   МЭКБЕТ. Кровь проливалась и прежде, — и въ древности, когда законы человѣческіе не охраняли еще общества, и послѣ того свершались убійства страшныя даже для слуха; но прежде, разможжатъ бывало голову, и человѣкъ мертвъ, и все кончено; теперь же и съ двадцатью смертельными ранами на головѣ, они встаютъ и сгоняютъ насъ съ мѣстъ нашихъ. Это непостижимѣе и такого убійства.

   Л. МЭКБ. (Возвращаясъ на свое мѣсто). Государь, вы совсѣмъ забыли благородныхъ гостей вашихъ.

   МЭКБЕТ. Да въ самомъ дѣлѣ.— Не дивитесь достойные друзья мои; у меня престранная болѣзнь, которая близкихъ моихъ нисколько впрочемъ не тревожитъ.— Мы, прежде чѣмъ сядемъ, пожелаемъ всѣмъ вамъ и радости и здоровья.— Подайте мнѣ вина; лей полнѣе.— Пьемъ здоровье всѣхъ присутствующихъ и нашего достойнаго друга Бэнко; какъ жалко, что его нѣтъ съ нами, и какъ желали бы мы, чтобъ онъ былъ теперь здѣсь. (Духъ Бэнко является снова.) Ему и всѣмъ — здоровья и всего прекраснаго.

   ЛОРДЫ. Благодаримъ ваше величество.

   МЭКБЕТ. Изчезнии прочь съ глазъ моихъ! да сокроетъ тебя земля! мозгъ высохъ въ костяхъ твоихъ, кровь застыла; въ этихъ вытаращенныхъ на меня глазахъ нѣтъ уже зрѣнія.

   Л. МЭКБ. Любезные перы смотрите на это, какъ на обычный припадокъ; другаго это и не имѣетъ значенія; жаль только, что онъ мѣшаетъ полному наслажденію пиромъ.

   МЭКБЕТ. Я отважусь на все, на что только человѣкъ можетъ отважиться. Явись мнѣ свирѣпымъ русскимъ медвѣдемъ, броненоснымъ носорогомъ, или гирканскимъ тигромъ, прими какой хочешь видъ, только не этотъ — во мнѣ не дрогнетъ ни одна жилка. Оживи, вызови меня на смертный бой въ пустыню; обнаружу я хоть малѣйшій трепетъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: If trembling I inhabit… По Колльеру: if trembling I exhibit.} — назови меня жалкой куклой дѣвченки. Изчезни, страшная тѣнь! изчезни, лживый призракъ! (Духъ изчезаетъ.) Ну вотъ, пропалъ — и я снова мужъ.— Прошу васъ, не безпокойтесь, сидите.

   Л. МЭКБ. Ты отогналъ отъ насъ веселіе; разстроилъ пиршество своимъ удивительнымъ изступленіемъ.

   МЭКБЕТ. Но есть ли какая возможность, чтобъ такія вещи могли являться и изчезать, какъ лѣтнее облачко, не поражая болѣе, чѣмъ обыкновеннымъ изумленіемъ? Вы заставляете меня сомнѣваться даже во врожденномъ мнѣ мужествѣ, какъ подумаю, что вы можете смотрѣть на такія явленія нисколько не измѣняясь въ лицѣ, въ то самое время, какъ страхъ бѣлитъ мои щеки.

   РОССЕ. Какія же явленія, государь?

   Л. МЭКБ. Прошу васъ, не говорите съ нимъ; ему становится все хуже и хуже; вопросы выводятъ его изъ себя. Желаю имъ всѣмъ доброй ночи; ступайте безъ чиновъ, всѣ вдругъ.

   ЛЕНОКС. Доброй ночи и лучшаго здоровья его величеству.

   Л. МЭКБ. Доброй, покойной ночи всѣмъ! (Лорды и свита уходятъ.)

   МЭКБЕТ. Это, говорятъ, требуетъ крови; кровь требуетъ крови. Извѣстно, что камни двигались, деревья говорили; авгуры открывали сокровеннѣйшихъ убійцъ черезъ сорокъ, галокъ и грачей.— Который теперь часъ?

   Л. МЭКБ. Ночь борется уже съ утромъ.

   МЭКБЕТ. Какъ тебѣ покажется? Мэкдофъ не хочетъ повиноваться намъ.

   Л. МЭКБ. Развѣ ты посылалъ за нимъ?

   МЭКБЕТ. Нѣтъ, слышалъ стороной; но я пошлю за нимъ. Изъ нихъ нѣтъ ни одного, у котораго не было бы въ дому служителя на моемъ жалованьѣ. Завтра, чѣмъ свѣтъ, я отправлюсь къ вѣщимъ сестрамъ. Онѣ откроютъ мнѣ все; теперь я готовъ, не разбирая средствъ, узнать и самое худшее. Употреблю все въ свою пользу; я такъ уже углубился въ потокъ крови, что воротиться такъ же трудно, какъ и перейдти его. Голова моя полна чудныхъ замысловъ — замысловъ, которые такъ и рвутся перейдти въ руку, которые необходимо исполнить прежде, чѣмъ обдумаешь.

   Л. МЭКБ. Тебѣ недостаетъ отрады всего живущаго — сна!

   МЭКБЕТ. Да, пойдемъ спать. Странное разстройство, которое заставило меня измѣнить самому себѣ, просто, страхъ новичка же набившаго еще руки; мы еще дѣти въ такихъ дѣлахъ.

  

СЦЕНА 5.

Пустыня. Громъ.

Входятъ Геката и три Вѣдьмы съ разныхъ сторонъ.

   1 вѣд. Что съ тобой Геката? ты сердишься?

   ГЕКАТ. И могу ль не сердиться? Какъ смѣли вы, дерзкія, безстыдныя карги, завести съ Макбетомъ торгъ загадками и убійствами, не призвавъ на помощь — для большей славы нашего искусства — меня, сокровенную владычицу всѣхъ вашихъ чаръ, изобрѣтательницу всѣхъ золъ? Но этого еще мало — всего хуже, что вы трудились для сына своеобычнаго, жестокаго, неблагодарнаго, который, какъ почти всѣ они, предается не изъ любви къ намъ, а изъ собственной выгоды. Все это надо поправить; соберитесь же утромъ въ пещерѣ Адерона; онъ придетъ туда узнавать судьбу свою. Приготовьте ваши снаряды, заговоры, чары и все нужное; я же умчусь въ воздухъ, и всю эту ночь употреблю на дѣло страшное и гибельное. Великое должно свершиться еще до полудня. На рогу луны виситъ капля сгустившійся паровъ, — я поймаю ее, прежде чѣмъ она, долетитъ до земли; перегнанная чародѣйственный силой, она вызоветъ духовъ, которые обольстятъ и увлекутъ его къ вѣрной гибели. Онъ возстанетъ противъ рока, презритъ смертью, вознесется надеждами выше благоразумія и страха; а вы знаете, что самонадѣянность лютѣйшій врагъ смертныхъ.

  

   ПѢНІЕ ЗА СЦЕНОЙ:

                       Спѣши! скорѣй, скорѣй!

                       Геката, Геката, скорѣй!

  

   ГЕКАТ. Зовутъ; посмотрите, малютка, духъ мой, сидитъ уже на туманномъ облачкѣ и ждетъ меня. (Уходитъ.)

   1 вѣд. Скорѣй, поспѣшимъ; она вернется какъ разъ.

  

СЦЕНА 6.

Форесъ. Комната во Дворцѣ.

Входятъ Леноксъ и другой Лордъ.

   ЛЕНОК. Я только намекнулъ вамъ — думайте тамъ какъ хотите; говорю только: много тутъ страннаго. Мэкбетъ плакалъ о добромъ Донкэнѣ — да какъ же и не плакать, вѣдь онъ умеръ; доблестный Бэнко ѣхалъ слишкомъ поздно: угодно — можете сказать, что его умертвилъ Фліансъ, потому что Фліансъ бѣжалъ. Не слѣдуетъ ѣздить такъ поздно. И кому жь не придетъ въ голову, какъ это чудовищно, что Мэлькольмъ и Дональбенъ рѣшились умертвить добраго отца своего? проклятое это дѣло! И какъ сильно подѣйствовало оно на Мэкбета! не умертвилъ ли онъ, въ благородномъ изступленіи, обоихъ виновниковъ тотчасъ же, тогда какъ они были еще рабами вина, холопами сна? И не благородно это? По моему, это очень даже благоразумно; вѣдь они стали бъ отпираться, а я не знаю, кого бъ это не возмутило. Коротко, онъ все уладилъ какъ нельзя лучше, и попадись сыновья Донкэна въ его руки — чего однакожь Всевышній вѣрно не допуститъ, — я увѣренъ, и они узнали бы тотчасъ же, что значитъ убить отца; да и Фліансъ также.— Но довольно! за свободныя рѣчи и за отказъ явиться на пиръ тирана, я слышалъ, Мекдофъ впалъ уже въ немилость. Не знаете ли, сэръ, гдѣ онъ теперь?

   ЛОРД. Сынъ Донкэна, лишенный тираномъ законнаго наслѣдства, живетъ при англійскомъ дворѣ благочестиваго Эдуарда, который принялъ его съ такой любовью и съ такимъ уваженіемъ, какъ будто бы счастіе никогда не измѣняло ему. Къ нему-то отправился и Мэкдофъ, съ тѣмъ, чтобъ упросить добраго короля вооружить Норсомберлэнда и добраго Сиварда; чтобъ при помощи ихъ и Бога возвратить нашимъ трапезамъ хлѣбъ, а ночамъ покой, чтобъ освободить наши празднества отъ кровавыхъ кинжаловъ, чтобъ мы могли жить по прежнему подъ законной властью и въ чести по заслугамъ, чего всегда мы жаждали. Вѣсть объ этомъ встревожила короля такъ, что онъ сталъ готовиться къ войнѣ.

   ЛЕНОК. А посылалъ онъ за Мэкдофомъ?

   ЛОРД. Какже. Посланный, услышавъ рѣшительное: «не поѣду, сэръ!» отвернулся и проворчалъ что-то въ родѣ: погоди, поплатишься ты за отвѣтъ этотъ.

   ЛЕНОК. Это послужитъ ему предостереженіемъ, научитъ его осторожности. О, если бы какой-нибудь добрый ангелъ передалъ Англіи цѣль его поѣздки еще прежде, чѣмъ онъ пріѣдетъ туда, и тѣмъ самымъ ускорилъ освобожденіе нашей отчизны, такъ жестоко страждущей подъ гнетомъ руки проклятой!

   ЛОРД. Молю о томъ же.

(Уходить.)

  

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Темная пещера. По срединѣ котелъ на огнѣ. Громъ.

Входятъ три Вѣдьмы.

   1 вѣд. Котъ пестрый промяукалъ ужь трижды.

   2 вѣд. Трижды, да разъ пропищалъ и еженокъ.

   3 вѣд. Гарпіи вопятъ: время, пора!

   1 вѣд. Вкругъ котла ходите и отравы вы въ него кладите. Жаба, что подъ хладнымъ камнемъ съ днемъ и ночью тридцать сутокъ все спала, да жгучій ядъ копила, въ заколдованномъ котлѣ ты первая варися.

   ВСѢ. Удвояйте, удвояйте трудъ и чары; воздымайся пламя, клокочи котелъ и пѣнься!

   2 вѣд. Змѣй болотныхъ мясо въ немъ варись, кипятись! Лапки лягушки, глазъ саламандры, шерсть мыши летучей, песій языкъ, языкъ раздвоенный ехидны, ящера ноги, медяницы жало, крылья совы, адскимъ взваромъ, чтобъ усилить колдовство, клокочите, кипятитесь.

   ВСѢ. Удвояйте, удвояйте трудъ и чары; воздымайся пламя, клокочи котелъ и пѣнься!

   3 вѣд. Чешуя дракона, волчій зубъ, кожа вѣдьмы, хищной акулы желудокъ и пасть, ночью вырытый корень дурмана, козлиная желчь, богохульнаго печень Еврея, въ часъ затмѣнія луны листья тисса набратыя, Турка носъ, Татарина губы, палецъ младенца, непотребной во рву рожденнаго и тутъ же задушевнаго, сгустятъ и усилятъ нашъ взваръ. Требуху тигра бросайте туда же.

   ВСѢ. Удвояйте, удвояйте трудъ и чары; воздымайся пламя, клокочи котелъ и пѣнься!

   2 вѣд. Павіана кровью, охладивъ его потомъ, придадимъ мы чародѣйству силу, крѣпость.

Входитъ Геката cъ другими Вѣдьмами.

   ГЕКАТ. Прекрасно! Хвалю я вашъ трудъ; будетъ прибыль тутъ каждой. Теперь, какъ эльфы и феи, рука въ руку, вкругъ котла вертитесь и пойте, чаруя все, что кидали въ него.

  

                                 ПѢНІЕ.

  

                       Духи черные и бѣлые,

                       Духи красные и сѣрые,

                       Мѣшайте, мѣшайте

                       Всѣ, кто можетъ мѣшать!

  

   2 вѣд. По зуду въ пальцахъ большихъ, я чую — преступное близится что-то! Отдвигайтеся засовы, ктобъ ни постучался.

Входитъ Мэкбетъ.

   МЭКБ. Что дѣлаете вы здѣсь, черныя, таинственныя, полунощныя вѣдьмы?

   ВСѢ. Дѣло безъименное!

   МЭКБ. Заклинаю васъ вашимъ искусствомъ, откудабъ вы ни заимствовали его, отвѣчайте мнѣ. Хотябъ слова ваши развязали вѣтры и заставили ихъ ратовать съ церквями; хотябъ вспѣненныя волны разбили и поглотили всѣ суда; хотябъ грозная буря прибила созрѣвшіе хлѣба {Въ прежнихъ изданіяхъ: Though bladed corn… По Кольеру: Though bleaded corn…}, исторгла деревья съ корнями; хотябъ замки рухнули на главы, ихъ защитниковъ, а дворцы и пирамиды склонились главами къ своимъ подножіямъ; — хотябъ рушилась и самая сокровищница всѣхъ зародышей природы, захворало бы и самое разрушеніе — отвѣчайте на то, что спрошу у васъ.

   1 вѣд. Говори!

   2 вѣд. Спрашивай!

   3 вѣд. Мы отвѣтимъ!

   1 вѣд. Хочешь, чтобъ мы отвѣчали собственными устами, иль устами старшихъ?

   МЭКБ. Вызывайте старшихъ; кажите мнѣ старшихъ.

   1 вѣд. Кровь свиньи, девять поросятъ своихъ пожравшей; жиръ убійцы, что на висѣлицѣ выпрѣлъ, лейте въ пламя.

   ВСѢ. Поднимайтесь, ниспускайесь! живо намъ являйтесь!

Громъ. Является Голова на шлемѣ.

   МЭКБ. Скажи мнѣ невѣдомая сила —

   1 вѣд. Ей извѣстны твои желанія. Слушай, что скажетъ, и не говори самъ ни слова.

   ГОЛОВ. Мэкбетъ! Мэкбетъ! Мэкбетъ! берегись Мэкдофа, берегись тана Фейфскаго!— Отпусти меня; довольно.

   МЭКБ. Ктобъ ты ни былъ, благодарю за совѣтъ. Ты коснулся настоящей струны моего страха. Еще одно слово — (Голова изчезаетъ).

   1 вѣд. Онъ не терпитъ принужденья. Вотъ другой, сильнѣйшій.

Громъ. Является окровавленный Ребенокъ.

   РЕБЕН. Мэкбетъ! Мэкбетъ! Мэкбетъ!

   МЭКБ. Будь у меня три уха, я слушалъ бы всѣми тремя.

   РЕБЕН. Будь кровожаденъ, смѣлъ и рѣшителенъ; смѣйся надъ нощію людей; никто изъ рожденныхъ женщиной не повредитъ Мэкбету. (Изчезаетъ.)

   МЭКБ. Такъ живи жь Мэкдофъ; мнѣ нечего тебя бояться. Или нѣтъ! я обезпечу себя вдвойнѣ, закабалю самую судьбу; чтобъ мнѣ можно было сказать блѣдноликому страху: «ты лжешь!» чтобъ я могъ спать покойно, какъ бы ни рокотали громы — тебѣ не жить, Мэкдофъ!

Громъ. Является увѣнчанное Дитя съ деревомъ въ рукѣ.

   Это что еще за призракъ царственнаго отродья, съ вѣнцемъ на дѣтскомъ челѣ?

   ВѢДЬМЫ. Молчи и слушай!

   ДИТЯ. Будь гордъ и нетрепетенъ, какъ левъ; не смотри ни на чей ропотъ, ни на чью ярость, ни на какіе заговоры; Мэкбетъ непобѣдимъ, пока огромный Бирнамскій лѣсъ не двинется на него къ высокому холму Донзинанскому. (Изчезаетъ.)

   МЭКБ. Никогда не бывать этому. Кто можетъ завербовать лѣсъ, заставить дерево высвободить свои глубоко въ землѣ заключенные корни? Прекрасное предсказаніе! не возставай же бунтъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Rebellious dead... По Кольеру; Rebellions head…}, пока не возстанетъ лѣсъ Бирнамскій высоко вознесшемуся Мэкбету жить, пока время я сама природа не потребуютъ обычной смертной дани.— Но я горю желаніемъ узнать еще одно; скажите, если вы только можете сказать: царствовать ли когда-нибудь въ этомъ королевствѣ потомству Бэнко?

   ВѢДЬМЫ. Не старайся узнать болѣе.

   МЭКБ. Я требую отвѣта; откажете — вѣчное вамъ проклятіе! Говорите.— Котелъ проливается?— (Гобои) что это за звуки?

   1 вѣд. Явитесь!

   2 вѣд. Явитесь!

   3 вѣд. Явитесь!

   ВМѢСТѢ. Покажитесь его взору, растерзайте его сердце, и какъ призраки, изчезните снова.

Являются восемь королей и проходятъ, одинъ за другимъ, мимо Мэкбета. Послѣдній держитъ зеркало; за нимъ слѣдуетъ Бэнко.

   МЭКБ. Ты слишкомъ похожъ на Бэнко; изчезни! Твоя корона жжетъ мнѣ глаза;— и ты, второй, съ челомъ увѣнчаннымъ, похожъ на перваго;— и третій точь въ точь какъ второй.— Гнусныя вѣдьмы, зачѣмъ показываете вы мнѣ это? — Четвертый? — Ослѣпните, глаза! Какъ! неужели рядъ этотъ протянется до скончанія міра?— Еще!— Седьмой?— Не хочу болѣе видѣть!— Восьмой, и съ зеркаломъ, и въ зеркалѣ много еще другихъ, и нѣкоторые съ двойными державами, съ тройными скиптрами. Страшный видъ! — Вижу, нѣтъ теперь никакого сомнѣнія; обагренный кровью Бэнко, улыбаясь, указываетъ мнѣ на нихъ, какъ на свое потомство.— Неужели все это такъ и будетъ?

   1 вѣд. Будетъ, будетъ!— что жь смутился ты, Мэкбетъ? Мрачную его думу разсѣемте, сестры; нашей лучшей забавой потѣшимъ его. Силой чародѣйной звучать воздухъ я заставлю; вы жь кружитесь въ нашей пляскѣ древней, чтобъ сказалъ король велики, что какъ должно мы его почтили. (Музыка. Вѣдьмы пляшутъ и потомъ изчезаютъ.)

   МЭКБ. Гдѣ жь онѣ?— Изчезли!— Да означится же въ календаряхъ {Въ старыхъ календаряхъ несчастные дни означались особыми знаками.} роковой часъ этотъ проклятіемъ!— Эй, вы! сюда, войдите!

Входитъ Леноксъ.

   ЛЕНОК. Что угодно вашему величеству?

   МЭКБ. Вы не видали вѣдьмъ?

   ЛЕНОК. Нѣтъ, государь.

   МЭКБ. Да заразится жь воздухъ, на которой онѣ умчались, да будетъ проклятъ всякой, кто имъ вѣритъ!— Я слышалъ лошадиный топотъ; кто-то прискакалъ?

   ЛЕНОК. Два или три гонца съ извѣстіемъ, что Мэкдофъ бѣжалъ въ Англію.

   МЭКБ. Бѣжалъ въ Англію?

   ЛЕНОК. Точно такъ, ваше величество.

   МЭКБ. Время, ты опереживаешь мои страшные подвиги. Летучаго помысла не догнать, если исполненіе не пойдетъ съ нимъ нога въ ногу. Съ этого мгновенія первенцы мозга будутъ первенцами и руки; задумано и сдѣлано. И вотъ, сейчасъ же — чтобъ увѣнчать мысль мою дѣломъ, — нападу на замокъ Мэкдофа, возьму Фейфъ, предамъ мечу и жену, и дѣтей, и весь несчастный родъ его. Это не хвастовство глупца; все будетъ свершено прежде, чѣмъ остынетъ этотъ замыселъ. Не бѣжать теперь никому {Въ прежнихъ изданіяхъ: But no more sights… По Колльеру: But no more flights..}.— Гдѣ гонцы? веди меня къ нимъ.

  

СЦЕНА 2.

Файфъ. Комната въ замкѣ Мэкдофа.

Входятъ Леди Мэкдофъ, Сынъ ея и Россе.

   Л. МЭК. Что жь онъ сдѣлалъ, что долженъ бѣжать?

   РОСС. Терпѣніе, леди.

   Л. МЭК. Онъ не имѣлъ его; его бѣгство безуміе. Если не дѣла, такъ наша трусость дѣлаетъ насъ измѣнниками.

   РОСС. Трусость или благоразуміе, — вѣдь ты не знаешь еще.

   Л. МЭК. Оставить жену, оставить дѣтей, домъ, имущество тамъ, откуда самъ долженъ бѣжать — благоразуміе? Онъ не любитъ насъ; онъ чуждъ естественнѣйшаго изъ всѣхъ чувствъ, потому что и бѣдный крапивникъ, малѣйшая изъ птичекъ, защищаетъ гнѣздо и птенцовъ своихъ отъ хищной совы. Все страху, и ничего любви. Какое тутъ благоразуміе, когда бѣгство такъ безсмысленно.

   РОСС. Полно, успокойся, любезная сестра; твой мужъ благороденъ, уменъ, разсудителенъ, знаетъ лучше всякаго, чего требуетъ время. Болѣе я сказать не смѣю; тяжко, однакожь, должно быть время, когда, не зная за собой никакой измѣны, мы дѣлаемся измѣнниками; когда все насъ тревожитъ, и мы, сами не зная чего собственно бояться, носимся изъ стороны въ сторону по бурному, безпощадному морю.— Прощайте; я скоро увижусь съ вами опять. Когда дѣла достигаютъ послѣдней степени гнусности, все кончается, или приходитъ въ прежній порядокъ.— Да будетъ надъ тобой благословеніе Божіе, любезный племянникъ!

   Л. МЭК. Отецъ живъ, а онъ сирота ужь.

   РОСС. Оставаться здѣсь, было бы съ моей стороны величайшей глупостью; я повредилъ бы этимъ и себѣ и вамъ, и потому, прощайте! (Уходитъ.)

   Л. МЭК. Бѣдное дитя мое, твой отецъ умеръ; что теперь тебѣ дѣлать? Какъ будешь ты жить?

   СЫНЪ. Какъ птички, маменька.

   Л. МЭК. Что жь, мушками, червячками?

   СЫНЪ. Нѣтъ, тѣмъ что найду; вѣдь и онѣ живутъ такъ же.

   Л. МЭК. Бѣдная птичка! и ты не боишься ни силковъ, ни сѣтей, ни западней?

   СЫНЪ. Чего жь мнѣ бояться ихъ? Ихъ ставятъ не для бѣдныхъ птичекъ; да и отецъ мой, хоть ты и сказала, все-таки не умеръ.

   Л. МЭК. Умеръ, умеръ; какъ ты теперь добудешь отца себѣ?

   СЫНЪ. Нѣтъ, какъ ты добудешь себѣ мужа?

   Л. МЭК. Мужей я могу купить на каждомъ рынкѣ хоть двадцать.

   СЫНЪ. Такъ ты купишь ихъ, чтобъ продать опять?

   Л. МЭК. Ты говоришь, по своему разумѣнію и по лѣтамъ, совсѣмъ не глупо.

   СЫНЪ. Скажи, маменька, мой отецъ былъ измѣнникъ?

   Л. МЭК. Да, былъ.

   СЫНЪ. А что такое измѣнникъ?

   Л. МЭК. Человѣкъ, который клянется и лжетъ.

   СЫНЪ. И всякой, кто это дѣлаетъ, измѣнникъ?

   Л. МЭК. Каждый, кто такъ дѣлаетъ, измѣнникъ; и долженъ быть повѣшенъ.

   СЫНЪ. И каждаго, кто клянется и лжетъ, вѣшаютъ?

   Л. МЭК. Каждаго.

   СЫНЪ. Ктожь ихъ вѣшаетъ?

   Л. МЭК. Люди честные.

   СЫНЪ. Такъ тѣ, которые клянутся и лгутъ, просто дураки; вѣдь тѣхъ, которые клянутся и лгутъ, столько, что они могли бы сами прибить и перевѣшать всѣхъ честныхъ.

   Л. МЭК. Да поможетъ тебѣ Господь, бѣдная обезьянка! Но какъ добудешь ты теперь отца себѣ?

   СЫНЪ. Еслибъ онъ умеръ, ты плакала бы о немъ; а ecлибъ не плакала, такъ это значило бы, что у меня скоро будетъ новый отецъ.

   Л. МЭК. Какой вздоръ ты болтаешь!

Входитъ Гонецъ.

   ГОНЕЦ. Да благословитъ васъ Господь, прекрасная леди! вы меня не знаете, но я знаю васъ очень хорошо. Вамъ грозитъ близкая опасность. Если вы не пренебрежете совѣтомъ простаго человѣка, вы не останетесь здѣсь; бѣгите отсюда и съ вашими малютками. Мнѣ больно даже, что долженъ испугать васъ этимъ; сдѣлать съ вами что-нибудь еще худшее — просто безчеловѣчіе; а оно близко. Господь да поможетъ вамъ! Я не могу оставаться здѣсь долѣе. (Уходитъ.)

   Л. МЭК. Куда бѣжать мнѣ? Я ничего не сдѣлала дурнаго; но вѣдь я на землѣ, гдѣ злыя дѣла часто превозносятся, а дѣла добрыя почитаются иногда опасной глупостью. Если я и скажу имъ, что я не сдѣлала ничего дурнаго, поможетъ ли мнѣ эта женская оборона?

Входятъ Убійцы.

   Что это за люди?

   1 уб. Гдѣ мужъ твой?

   Л. МЭК. Надѣюсь не въ такомъ еще нечистомъ мѣстѣ, чтобъ подобные тебѣ могли найти его.

   1 уб. Онъ измѣнникъ.

   СЫНЪ. Врешь ты, лохматый бездѣльникъ.

   1 уб. (Закалывая его.) А, цыпленокъ! гнусный пометъ измѣны!

   СЫНЪ. Онъ убилъ меня, маменька; бѣги, прошу тебя. (Умираетъ.)

   Л. МЭК. Спасите, спасите!

(Убѣгаетъ преслѣдуемая убійцами.)

  

СЦЕНА 3.

Англія. Комната во дворцѣ короля.

Входятъ Мэлькольмъ и Мэкдофъ.

   МЭЛЬК. Отыщемъ какой-нибудь пустынный пріютъ, и выплачемъ тамъ все наше горе.

   МЭКД. Возьмемся лучше за смертоносные мечи, и какъ мужи, заслонимъ собой во прахъ поверженныя права наши. Съ каждымъ новымъ утромъ вопли новыхъ вдовъ, крики новыхъ сиротъ, новыя бѣдствія ударяютъ въ сводъ небесный, и онъ, сотрясаясь, вторитъ звукамъ скорби, какъ бы сочувствуя страданіямъ Шотландіи.

   МЭЛЬК. Я сѣтую только о томъ, въ чемъ увѣренъ, увѣренъ только въ томъ, что знаю, и что можно поправить, когда поблагопріятствуетъ время — поправлю. Все, что вы говорили, можетъ-быть и справедливо. Тиранъ, котораго одно имя надрываетъ языкъ нашъ, почитался прежде хорошимъ человѣкомъ; вы любили его — онъ и до сихъ поръ ничѣмъ не обидѣлъ васъ. Конечно, я молодъ, но мной вы все-таки можете подслужиться ему; почему жь и не пожертвовать слабымъ, невиннымъ ягненкомъ, чтобъ только укротить гнѣвнаго бога? Я нахожу это даже благоразумнымъ.

   МЭКД. Я не измѣнникъ.

   МЭЛЬК. Но Мэкбетъ. Грозное повелѣніе властителя можетъ поколебать и самую строгую добродѣтель. Вы простите мнѣ; вѣдь мое мнѣніе не измѣнитъ вашей природы; ангелы всегда свѣтлы, хоть и палъ лучезарнѣйшій изъ нихъ. Еслибъ даже и все злое прикрывалось личиной добра — добро все-таки останется добромъ.

   МЭКД. Рушились всѣ надежды мои!

   МЭЛЬК. Можетъ быть тѣмъ же, что родило мои сомнѣнія. Зачѣмъ оставили вы тамъ поспѣшно и жену и дѣтей — эти безцѣнные залоги, эти всесильные узы любви — не простившись даже съ ними? — Прошу, поймите, что не желаніе оскорбить васъ, а только чувство самосохраненія вина этой недовѣрчивости; что бы я объ васъ ни думалъ, вы все-таки можете быть и честнымъ и благороднымъ.

   МЭКД. Обливайся жь, обливайся кровью, бѣдная родина! Торжествуй, тиранство — законность не смѣетъ обуздать тебя! наслаждайся похищеннымъ — оно утверждено за тобой!— Прощайте, лордъ. Сдѣлаться такимъ негодяемъ, какимъ вы почитаете меня — я не согласился бы и за все, что находится во власти тирана, еслибъ къ этому прибавили даже и весь Востокъ съ его богатствами.

   МЭЛЬК. Не оскорбляйтесь; я говорю такъ не по безусловной недовѣрчивости къ вамъ. Я вѣрю, что родина наша изнемогаетъ подъ тяжкимъ гнетомъ, вопитъ, истекаетъ кровью; что съ каждымъ днемъ прибавляется новая рана къ прежнимъ. Вѣрю, что много рукъ поднимется на защиту правъ моихъ — добрый король Англіи предлагаетъ мнѣ тысячи, — но что жь изъ этого? Когда я наступлю на голову тирана, или подниму ее на мечь мой, бѣдная отчизна моя подвергнется еще большимъ несчастіямъ, будетъ страдать отъ преемника его и жесточѣе и многообразнѣе, чѣмъ когда-нибудь.

   МЭКД. Кто жь этотъ преемникъ?

   МЭЛЬК. Я; о самомъ себѣ говорю я. Я знаю, ко мнѣ привиты всѣ виды порока; развернутся они — и черный Мэкбетъ покажется бѣлѣе снѣга, и бѣдное королевство, сравнивъ его дѣла съ моими безчисленными злодѣяніями, назоветъ его ягненкомъ.

   МЭКД. Во всѣхъ легіонахъ страшнаго ада, нѣтъ демона, ужаснѣе Мэкбета.

   МЭЛЬК. Согласенъ, что онъ кровожаденъ, сладоотрастенъ, сребролюбивъ, лживъ, коваренъ, бѣшенъ, золъ, причастенъ всѣмъ грѣхамъ, имѣющимъ какое-нибудь названіе; но мое сластолюбіе — бездонная пропасть, которой не наполнятъ ни ваши жены, ни ваши дочери, ни дѣвы, ни женщины. Какія бы препоны ни становило ему цѣломудріе, оно уничтожитъ все, что будетъ противится моей волѣ. И Мэкбетъ лучше, чѣмъ такой.

   МЭКД. Безмѣрное сластолюбіе тоже тиранство; и оно бывало причиной безвременнаго упраздненія многихъ, безъ того счастливыхъ троновъ, паденія многихъ королей. Но все-таки, не страшись принять принадлежащее тебѣ по праву; ты можешь оморочить цѣлый свѣтъ, можешь вполнѣ предаться страсти своей {Въ прежнихъ изданіяхъ: you may Convey your pleasures… По Колльepy: you may Enjoy your pleasures…} и въ то же время казаться даже воздержнымъ. Податливыхъ дамъ у насъ довольно; какъ бы ни былъ ненасытенъ въ тебѣ коршунъ этотъ, онъ все-таки не пожретъ всѣхъ готовыхъ жертвовать собой величію, если оно только удостоитъ ихъ своего вниманія.

   МЭЛЬК. Но вмѣстѣ съ этимъ, въ развращенной природѣ моей живетъ еще такая ненасытная жажда стяжанія, что будь я король — я перерѣзалъ бы всѣхъ тановъ только изъ-за владѣній ихъ: у одного похитилъ бы я драгоцѣнности, у другаго домъ; пріобрѣтеніе, какъ приправа къ кушанью, усиливало бы только голодъ — я заводилъ бы несправедливыя распри съ добрыми и честными, губилъ бы ихъ изъ-за одного богатства.

   МЭКД. Да, жажда стяжанія внѣдряется глубже, пускаетъ корни опаснѣйшіе, чѣмъ недолговѣчное сластолюбіе, и оно было мечемъ, сложившимъ не одного изъ королей нашихъ. Впрочемъ, не бойся и этого; Шотландія богата: она въ состояніи насытить твою жажду твоею жь собственностью. Все это еще можно снести, если вознаградится другими, болѣе доблестными качествами.

   МЭЛЬК. Но я не имѣю ни одного. Царскихъ добродѣтелей: правосудія, правдивости, умѣренности, твердости, милосердія, постоянства, кротости, богобоязненности, терпѣнія, храбрости, мужества во мнѣ нѣтъ и слѣда; за то преизбытокъ всѣхъ возможныхъ видовъ порока. Имѣй я власть — я вылилъ бы въ адъ сладкое млеко мира, возмутилъ бы спокойствіе цѣлой вселенной, уничтожилъ бы на землѣ всякое согласіе.

   МЭКД. О, Шотландія, Шотландія!

   МЭЛЬК. Теперь, скажи, неужели и такой достоинъ царства? А я точно таковъ, какимъ описалъ себя.

   МЭКД. Царства? такой даже и жизни недостоинъ! О, бѣдный народъ, угнетенный кровожаднымъ похитителемъ! возвратятся ли когда-нибудь твои прежнія счастливыя времена, если и настоящій наслѣдникъ твоего престола собственнымъ отреченіемъ изрѣкаетъ себѣ проклятіе, позоритъ свое рожденіе? Царственный отецъ твой былъ король набожный; королева, родившая тебя, бывала чаще на колѣняхъ, чѣмъ на ногахъ, умирала каждый день жизни своей! Прощай. Именно тѣ же самые пороки, которые ты приписываешь себѣ, изгнали меня изъ Шотландіи.— Здѣсь рушились всѣ надежды мои.

   МЭЛЬК. Мэкдофъ, благородное это негодованіе — дитя честности, снѣяло съ души моей всѣ черныя сомнѣнія; убѣдило меня и въ твоемъ прямодушіи и въ твоей вѣрности. Демонъ Мэкбетъ не разъ пытался уже заманить меня въ свои сѣти подобными хитростями, и скромное благоразуміе отъучило меня отъ излишней довѣрчивости; но теперь, между мной и тобой судіей будетъ одинъ только Богъ. Съ этого мгновенія я предаюсь тебѣ совершенно, не буду болѣе клеветать на себя; отрекаюсь отъ всѣхъ недостатковъ и пороковъ, въ которыхъ самъ винился, и которые рѣшительно чужды природѣ моей. Я до сихъ поръ не знаю еще женщины; никогда не былъ клятвопреступенъ; даже и своего добиваюсь безъ всякой корыстной цѣли; ни въ какомъ случаѣ не измѣнялъ данному слову; не предалъ бы даже и демона другому демону; истину люблю какъ жизнь, и то, что говорилъ о себѣ — моя первая ложь. Мое настоящее, истинное Я посвящено тебѣ и моей бѣдной родинѣ, на помощь которой, еще до прибытія твоего, собрано уже десять тысячь храбрыхъ воиновъ, подъ предводительствомъ стараго Сиварда. Мы отправимся вмѣстѣ; правота нашего дѣла — вѣрное ручательство въ успѣхѣ.— Что жь молчишь?

   МЭКД. Такой быстрый переходъ отъ горя къ радости смутилъ меня совершенно.

Входитъ Врачъ.

   МЭЛЬК. Мы поговоримъ еще объ этомъ. (Врачу.) Скажите, выдетъ король?

   ВРАЧ. Выдетъ непремѣнно. Цѣлая толпа несчастныхъ ждетъ его помощи; болѣзнь ихъ преодолѣваетъ всѣ усилія нашего искусства и уступаетъ только его прикосновенію. Такую святость даровало небо рукѣ его.

   МЭЛЬК. Благодарю васъ. (Врачъ уходитъ.)

   МЭКД. О какой это болѣзни говоритъ онъ?

   МЭЛЬК. Ее называютъ просто немощью, и тутъ добрый король творитъ чудеса; по пріѣздѣ моемъ сюда, я много разъ бывалъ свидѣтелемъ ихъ. Какъ молитъ онъ небо, извѣстно только ему; но людей одержимыхъ ужаснѣйшимъ недугомъ, искаженныхъ опухолями и язвами такъ, что страшно смотрѣть, отъ которыхъ отказались уже всѣ врачи, онъ изцѣляетъ совершенно, и только тѣмъ, что, читая святыя молитвы, повѣситъ золотую монету на шею страждущаго. Говорятъ, что эту дивную способность онъ передастъ своимъ царственнымъ преемникамъ; кромѣ того, онъ надѣленъ даромъ пророчества и многими другими, что ясно показываетъ, какъ преисполненъ онъ благодати.

Входитъ Россе.

   МЭКД. Это кто идетъ сюда?

   МЭЛЬК. Соотечественникъ; но кто именно — не знаю.

   МЭКД. Привѣтствую тебя, мой добрый братъ.

   МЭЛЬК. Теперь и я узналъ его. О, Боже, уничтожь же скорѣй то, что всѣхъ насъ дѣлаетъ странниками!

   РОССЕ. Аминь.

   МЭКД. Что Шотландія? все въ томъ же положеніи?

   РОССЕ. Увы, бѣдная, сама себя не узнаетъ отъ ужаса. Теперь нельзя назвать ее нашей матерью; это могила, гдѣ улыбается только тотъ, кто ничего не знаетъ; гдѣ вздохи, стоны и вопли раздираютъ воздухъ, никого не поражая; гдѣ сильное горе почитается пошлымъ преувеличеніемъ. Раздастся ли погребальный звонъ — никто не спроситъ, по комъ онъ; добрые люди блекнутъ скорѣй, чѣмъ цвѣты на ихъ шапкахъ; мрутъ прежде, чѣмъ успѣютъ захворать.

   МЭКД. Слишкомъ страшная и вмѣстѣ слишкомъ вѣрная повѣсть!

   МЭЛЬК. Скажите намъ послѣднее, новѣйшее изъ всѣхъ несчастій.

   РОССЕ. И постарѣвшее какимъ-нибудь часомъ освящаетъ разскащика. Каждое мгновеніе родитъ новое.

   МЭКД. Что жена моя?

   РОССЕ. Жена? — ничего.

   МЭКД. И дѣти?

   РОССЕ. Такъ же.

   МЭКД. И тиранъ оставилъ ихъ въ покоѣ?

   РОССЕ. Когда я оставилъ ихъ, они были совершенно покойны?

   МЭКД. Да не скупись же на слова; какъ дѣла?

   РОССЕ. Когда я отправлялся сюда съ вѣстями, которыя такъ тяжело было нести мнѣ, ходили слухи, что иного достойныхъ людей спроважено, и справедливость этого подтвердилась для меня необыкновеннымъ движеніемъ войскъ тирана.— Пора, пора на помощь. Въ Шотланди вы однимъ уже взглядомъ своимъ поднимете цѣлое войско; даже женщины ринутся въ битву, чтобъ только стряхнуть съ себя тяжкое бремя несчастій.

   МЭЛЬК. Радуйтесь же, мы идемъ! Добрый король Англіи даетъ намъ въ помощь десять тысячь войска и стараго Сиварда — воина, которому подобнаго не сыщешь во всемъ христіянствѣ.

   РОССЕ. Желалъ бы отвѣтить на эту радостную вѣсть такой же! Но мою — лучше провыть въ пустынѣ, чтобъ ничей слухъ не уловилъ ея.

   МЭКД. Что жь это такое? общее ли горе, или только частное, касающееся одного лица?

   РОССЕ. Нѣтъ честнаго человѣка, котораго бы она не тронула, хоть и касается тебя одного.

   МЭКД. Меня? такъ зачѣмъ же скрывать ее отъ меня? Говори.

   РОССЕ. Да не проклянутъ же уши твои языкъ мой за то, что онъ поразитъ ихъ звуками, какихъ они никогда еще не слыхали.

   МЭКД. О, догадываюсь!

   РОССЕ. Твой замокъ взятъ, твоя жена и дѣти умерщвлены безчеловѣчно; разсказывать какимъ образомъ — увеличить тобой число убитыхъ.

   МЭЛЬК. Боже! — Нѣтъ, не надвигай шапки на глаза; дай скорби голосъ; скорбь безмолвная шепчется съ переполненнымъ сердцемъ, заставитъ его разорваться.

   МЭКД. И дѣти?

   РОССЕ. Жена, дѣти, служители — все, что могли найти.

   МЭКД. И я не былъ тамъ! — И жена убита?

   РОССЕ. Я сказалъ.

   МЭЛЬК. Мужайся! Уврачуемъ смертоносное горе цѣлебнымъ мщеніемъ.

   МЭКД. У него нѣтъ дѣтей.— И всѣ милыя малютки мои? вѣдь ты сказалъ — всѣ? — О, адскій коршунъ! — Всѣ?— и невинныхъ птенцовъ и мать — однимъ дьявольскимъ налётомъ?

   МЭЛЬК. Неси жь свое горе, какъ мужъ.

   МЭКД. Такъ и понесу; но, какъ человѣкъ, не могу же не чувствовать его, не могу въ одно мгновеніе забыть все, что было такъ для меня дорого.— И небо видѣло все это, и не защитило ихъ? Многогрѣшный Мэкдофъ, за тебя убили ихъ. Чудовище, не за свои грѣхи — за твои умерщвлены они. О, Господи, успокой же души ихъ!

   МЭЛЬК. Да будетъ это точиломъ меча твоего; обрати скорбь въ ярость; не смягчай сердца, раздражай его еще болѣе!

   МЭКД. О, глазами, я могъ бы разыгратъ теперь женщину, хвастуна — языкомъ.— Но, милосердое небо, уничтожь всѣ отсрочки, сведи меня лицемъ къ лицу со врагомъ Шотландіи и Мэкдофа, поставь его передо мной на длину меча моего, и если онъ и тутъ ускользнетъ — о, тогда прости ему всѣ грѣхи его!

   МЭЛЬК. Вотъ, теперь ты заговорилъ, какъ подобаетъ мужу. Пойдемте жь къ королю; войско готово, остается только проститься. Мэкбетъ созрѣлъ для гибели, и силы небесныя готовятъ орудія свои. Утѣшься, на сколько можно утѣшиться; длинна ночь безразсвѣтная. (Уходятъ).

  

ДѢЙСТВІЙ V.

СЦЕНА 1.

Донзинанъ. Комната въ замкѣ.

Входятъ Врачъ и Придворная.

   ВРАЧЪ. Вотъ уже двѣ ночи бодрствую я съ вами, а то, что говорили вы, не подтверждается. Когда ходила она въ послѣднія разъ?

   ПРИДВ. Послѣ того, какъ король выступилъ въ поле, я нѣсколько разъ видѣла, что она вставала съ постели, набрасывала на себя спальное платье, отпирала столъ, вынимала бумагу, складывала ее, писала что-то, прочитывала написанное, запечатывала и потомъ ложилась опять въ постель, — и все это въ самомъ крѣпкомъ снѣ.

   ВРАЧЪ. Страшное разстройство природы — пользоваться благодѣяніями сна, и въ то же время совершать отправленія бдѣнія. Въ продолженіи этой сонной дѣятельности, кромѣ хожденія и прочихъ дѣйствій, не говорила ли она чего-нибудь?

   ПРИДВ. Какъ же; но того, что она говорила, я ни за что не разскажу.

   ВРАЧЪ. Мнѣ вы можете, и даже должны.

   ПРИДВ. Ни вамъ и никому, потому что никто не можетъ подтвердить словъ моихъ.

Входитъ Леди Мэкбетъ со свѣчей.

   Смотрите, смотрите, она идетъ. Такъ вотъ ходитъ она обыкновенно, я, клянусь жизнію, въ глубочайшемъ снѣ. Станьте поближе и замѣчайте.

   ВРАЧЪ. Гдѣ взяла она свѣчу?

   ПРИДВ. Въ своей комнатѣ; у ней всегда горитъ огонь, по ея собственному приказанію.

   ВРАЧЪ. Глаза открыты.

   ПРИДВ. Но зрѣніе замкнуто.

   ВРАЧЪ. Что это она дѣлаетъ? Видите, какъ она третъ руки свои.

   ПРИДВ. Это обыкновенно; она все, какъ будто моетъ ихъ. Какъ-то разъ, она терла ихъ цѣлые четверть часа.

   Л. МЭК. Все есть еще пятно.

   ВРАЧЪ. Она говоритъ. Чтобъ не забыть ничего, запишу всѣ слова ея.

   Л. МЭК. Прочь, проклятое пятно! прочь, говорю я! — одинъ, два; что жь, пора теперь.— Адъ ужасенъ? — Стыдись, мой другъ, стыдись! воинъ, и трусишь! Чего намъ бояться? если кто и узнаетъ — насъ никто не осмѣлится потребовать къ отвѣту.— Кто жь бы однакожь подумалъ, что въ старикѣ такъ иного крови?

   ВРАЧЪ. Слышите?

   Л. МЭК. У тана Фейфскаго была жена; гдѣ жь она теперь? — Какъ, неужели эти руки никогда не будутъ чисты? — Полно, полно, другъ мой; этими испугами ты все испортишь.

   ВРАЧЪ. Понимаю теперь; она узнала, чего не должна бы знать.

   ПРИДВ. Высказала, чего не должна бы высказывать — это вѣрно; а что узнала — Богъ ее знаетъ.

   Л. МЭК. Она все еще пахнетъ кровью; и всѣми благовоніями Аравіи не заглушишь запаха этой маленькой руки. О-о-о!

   ВРАЧЪ. Какъ она стонетъ! Тяжело у ней на сердцѣ.

   ПРИДВ. Не хотѣла бы я имѣть такого сердца и за все ея величіе.

   ВРАЧЪ. Хорошо, хорошо —

   ПРИДВ. Дай-то Богъ, чтобъ все было хорошо, сэръ!

   ВРАЧЪ. Болѣзнь эта выше моего искусства; зналъ я впрочемъ людей, которые ходили во снѣ и, несмотря на то, умерли свято на своихъ постеляхъ.

   Л. МЭК. Вымой руки, надѣнь спальное платье; да не будь такъ блѣденъ.— Повторяю, Бэнко зарытъ, не можетъ выдти изъ могилы.

   ВРАЧЪ. Конечно.

   Л. МЭК. Въ постель, въ постель; слышишь, стучатъ въ ворота. Идемъ, идемъ, идемъ, дай мнѣ твою руку. Что сдѣлано, то сдѣлано; въ постель, въ постель. (Уходитъ.)

   ВРАЧЪ. И она ляжетъ теперь?

   ПРИДВ. Ляжетъ.

   ВРАЧЪ. Не даромъ ходятъ гадкіе толки. Дѣла неестественныя родятъ и разстройства неестественныя; больной совѣсти хочется облегчить себя, и она напрасно передаетъ тайны свои глухимъ подушкамъ. Ей нуженъ врачъ не тѣла, а духа.— Прости намъ всѣмъ, Господи! — вы смотрите за ней; удалите отъ нея все, чѣмъ бы она могла повредить себѣ; не спускайте ее съ глазъ ни на одну минуту. Доброй ночи. Она смутила умъ мой, изумила зрѣніе. Многое пришло мнѣ въ голову, но говорить не смѣю.

   ПРИДВ. Покойной ночи, добрый докторъ.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА 2.

Полкъ близъ Донзинана.

Входятъ Ментисъ, Кэтнесъ, Энгосъ, Линаксъ и войско, съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами.

   МЕНТ. Англійское войско близко; имъ предводительствуютъ Мэлькольмъ, дядя его Сивардъ и добрый Мэкдофъ. Всѣ они сгараютъ мщеніемъ; обиды ими понесенныя такъ велики, что возбудили бы на кровавое, свирѣпое возстаніе даже смиреннаго, отжившаго затворника.

   ЭНГОС. Мы встрѣтимъ ихъ близь Бирнамскаго лѣса; имъ невозможно миновать его.

   КЭТН. Кто знаетъ, съ ними Дональбенъ?

   ЛЕНОК. Нѣтъ; я знаю это вѣрно, у меня есть списокъ всего примкнувшаго къ нимъ дворянства; съ нимъ сынъ Сиварда, и много безбородыхъ юношей, желающихъ доказать свое мужество.

   МЕНТ. Что дѣлаетъ тирамъ?

   КЭТН. Укрѣпляется въ Донзинанѣ. Одни говорятъ, что онъ сошелъ съ ума; другіе, которые не такъ еще ненавидятъ его, называютъ это геройскимъ бѣшенствомъ. Вѣрно только то, что разстроеннаго дѣла своего онъ никакъ не можетъ затянуть въ поясъ порядка.

   ЭНГОС. Теперь онъ чувствуетъ, какъ липнутъ къ рукамъ тайныя его убійства; ежеминутныя возмущенія караются теперь его собственное вѣроломство. Ему повинуются только изъ страха, никто — изъ любви; теперь онъ чувствуетъ, что царственность мотается на немъ, какъ одежда исполина на крошечномъ воришкѣ.

   МЕНТ. Что жь удивительнаго, что встревоженныя чувства его пугаются и трепещутъ, когда все, что въ немъ есть, проклинаетъ себя потому только, что оно въ немъ?

   КЭТН. Идемте же съ покорностью къ тому, кому она принадлежитъ по праву. Соединимся со врачемъ больнаго государства и, чтобъ изцѣлить бѣдную отчизну, прольемъ вмѣстѣ съ нимъ всю кровь нашу.

   ЛЕНОК. Или, покрайней мѣрѣ столько, чтобъ оросить царственный цвѣтъ ея и затопить плевелы. Впередъ, къ Бирнамскому лѣсу.

  

СЦЕНА 3.

Донзинанъ. Комната въ замкѣ.

Входитъ Мэкбетъ, Врачъ и свита.

   МЭКБ. Не нужно болѣе никакихъ вѣстей; пусть всѣ бѣгутъ. Пока Бирнамскій лѣсъ не движется къ Донзинану — страху не запятнать меня. Что такое мальчишка Мэлькольмъ? не рожденъ онѣ женщиной? Духи, которымъ извѣстны судьбы смертныхъ, сказали: «не страшись, Мэкбетъ; никогда, никто рожденный женщиной не превозможетъ тебя».— Передавайтесь же, лживые таны, приставайте къ эпикурейцамъ Англіи! Духъ мой никогда не смутится опасеніями, сердце никогда не забьется страхомъ.

Вбѣгаетъ Служитель.

   Чтобъ почернѣть тебѣ, глупая, молочная харя! гдѣ добылъ ты гусиный взглядъ этотъ?

   СЛУЖ. Тамъ десять тысячь —

   МЭКБ. Гусей, бездѣльникъ?

   СЛУЖ. Воиновъ, государь.

   МЭКБ. Пошелъ, натри свою рожу, нарумянь страхъ свой, подлый трусъ. Какихъ воиновъ, болванъ?— Чтобъ издохнуть тебѣ! полотняныя твоя щеки пугаютъ и только другихъ. Какихъ воиновъ, творожная харя?

   СЛУЖ. Англійскаго войска, ваше величество.

   МЭКБ. Убирайся къ черту! — (Служитель уходитъ.) Сейтонъ!— Грустно, какъ подумаешь?— Сейтонъ, глухъ что ли ты? — Толчекъ этотъ или окончательно утвердить меня навсегда, или ссадитъ тутъ же {Въ прежнихъ изданіяхъ: Will cheer me ever or disseat me now… По Колльеру: Will chair me ever or disseat me now…}. Довольно пожилъ я; дожилъ до засухи — до желтыхъ листьевъ, и обычныхъ спутниковъ старости: любви, уваженія, покорности, толпы друзей — мнѣ нечего ждать. Ихъ замѣнятъ проклятія — не громкія конечно, но все-таки жестокія, — да лесть; да и въ этой бѣдняки отказали бы мнѣ, еслибъ только смѣли.— Сейтонъ!

Входитъ Сейтонъ.

   СЕЙТ. Что угодно, государь?

   МЭКБ. Что еще новаго?

   СЕЙТ. Все, что донесли вашему величеству, подтверждается.

   МЭКБ. Я буду биться, пока не обрубятъ всего тѣла съ костей моихъ. Подай доспѣхи!

   СЕЙТ. Но они не нужны еще вамъ.

   МЭКБ. Я надѣну ихъ. Выслать конниковъ осмотрѣть окрестности; вѣшать всякаго, кто говоритъ о страхѣ. Подай мои доспѣхи.— Что твоя больная, докторъ?

   ВРАЧ. Не столько больна, сколько разстроена странными фантазіями, которыя не даютъ ей покоя.

   МЭКБ. Вылѣчи ее и отъ этого. Развѣ ты не можешь уврачевать больной души, вырвать изъ памяти укоренившееся горе, уничтожить возникшія въ мозгу смуты, освободить грудь, какимъ-нибудь сладкимъ, погружающимъ въ забвеніе противуядіемъ, отъ всей этой ядовитой дряни, которая давитъ сердце?

   ВРАЧ. Тутъ самъ большой долженъ врачевать себя.

   МЭКБ. Такъ брось же всѣ свои лѣкарства собакамъ; мнѣ не надо ихъ.— Надѣвай; подай жезлъ.— Вышли же конниковъ, Сейтонъ.— Докторъ, таны оставляютъ меня.— Ну, проворнѣй! — Если ты можешь, докторъ, разсмотри мочу моего государства, узнай болѣзнь его, возврати ему прежнее его здоровье, и я заставлю эхо рокотать хвалами тебѣ.— Не надо этого, слышишь?— Нельзя ли, хоть ревенемъ что ли, александрійскимъ листомъ, или другимъ какимъ-нибудь проноснымъ извергнуть отсюда проклятыхъ Англичанъ? — Ты слышалъ о нихъ?

   ВРАЧ. Какъ же, государь. Военныя приготовленія вашего величества извѣстили и насъ о приближеніи ихъ.

   МЭКБ. Это, ты понесешь за мной.— Не боюсь ни гибели, ни смерти, пока Бирнамскій лѣсъ не двинется къ Донзинану. (Уходитъ со свитой.)

   ВРАЧ. А мнѣ только бы по здорову убраться изъ него — тогда не заманить ужь вамъ меня никакой выгодой.

  

СЦЕНА 4.

Поле близь Донзинана. Въ виду лѣсъ.

Входятъ съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами Мэлькольмъ, Старый Сивардъ и Сынъ его, Мэкдофъ, Ментисъ, Кэтнесъ, Леноксъ, Энгосъ, Россе и войско.

   МЭЛЬК. Я увѣренъ, друзья мои, что близко время, когда жилища ваши будутъ вполнѣ безопасны.

   МЕНТ. Не сомнѣваемся.

   СИВАР. Что это за лѣсъ передъ нами?

   МЕНТ. Бирнамскій.

   МЭЛЬК. Пусть каждый воинъ срубитъ сукъ и несетъ его передъ собою; такимъ образомъ мы скроемъ число наше, обманемъ лазутчиковъ.

   ОДИНЪ ИЗЪ ВОИНОВЪ. Будетъ исполнено.

   СИВАР. Самонадѣянный тиранъ засѣлъ въ Донзинанѣ и ждетъ, чтобъ мы осадили его.

   МЭЛЬК. Донзинанъ послѣдняя надежда его; и дворянство и простолюдины отпадаютъ отъ него вездѣ, при всякомъ удобномъ случаѣ. И тѣ, что служатъ еще ему, служатъ по принужденію, безъ всякаго расположенія.

   МЭКД. Это покажетъ дѣло; будемъ разсчитывать только на наше мужество и воинское искусство.

   СИВАР. Мы скоро узнаемъ, кто за насъ и кто за него. Предположенія рождаютъ однѣ невѣрныя надежды, битва рѣшаетъ, и потому, впередъ.

  

СЦЕНА 5.

Донзинанъ. Дворъ замка.

Входятъ съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами Мэкбетъ, Сейтонъ и войско.

   МЭКБ. Выставить знамена на стѣны; окликъ все тотъ-же: «идутъ!» — Крѣпость замка смѣется надъ осадой; пусть стоятъ около него, пока не пожрутъ ихъ голодъ и болѣзни. Не усиль ихъ измѣнившіе намъ — мы смѣло ринулись бы бородой къ бородѣ и протурили бъ ихъ назадъ, домой. Это что за шумъ?

   СЕЙТ. Вопли женщинъ. (Уходитъ.)

   МЭКБ. Я почти совсѣмъ забылъ, что такое страхъ. А было время, что крикъ совы леденилъ всѣ чувства мои, что при страшномъ разсказѣ волосы вставали дыбомъ, какъ будто живые. Но за вечерней трапезой, я пресытился ужасами, и страшное до того свыклось съ убійственными помыслами моими, что не можетъ ужь испугать меня.

Сейтонъ возвращается.

   Что тамъ?

   СЕЙТ. Королева скончалась.

   МЭКБ. Какъ будто не могла она умереть немного попозже; было бы еще время и для этой вѣсти.— Завтра и завтра, и опять завтра тащится едва замѣтными шагомъ ото дня ко дню до послѣдняго слога въ книге судебъ, и всѣ наши вчера освѣщали глупцамъ дорогу къ пыльной смерти. Догарай же, догарай крошечный огарокъ! Жизнь — это тѣнь мимолетная, это жалкой комедіянтъ, который пробѣснуется, провеличается свой часъ на помостѣ, и за тѣмъ не слышенъ; это сказка разсказываемая глупцемъ, полная шума и неистовства ничего де значущихъ.

Входитъ Гонецъ.

   Ты хочешь что-то сказать; говори проворнѣй!

   ГОНЕЦ. Ваше величество, я долженъ донести что видѣлъ, и не знаю какъ.

   МЭКБ. Разсказывай какъ-нибудь.

   ГОНЕЦ. Я стоялъ часовымъ на холмѣ и смотрѣлъ на Бирнамскій лѣсъ; вдругъ мнѣ показалось, что онъ началъ двигаться.

   МЭКБ. (Ударяя его). Лжецъ! рабъ!

   ГОНЕЦ. Накажите меня, какъ угодно, если это неправда. Вы сами можете видѣть, какъ онъ, изъ-за трехъ миль, идетъ сюда.

   МЭКБ. Если ты лжешь — висѣть тебѣ живому на первомъ деревѣ, пока не высохнешь отъ голода; если жь правда — повѣсь, пожалуй, меня самого.— Увѣренность моя колеблется; я начинаю замѣчать двусмысленность нечистыхъ: онѣ лгутъ правдой.— «Не страшись ничего, пока Бирнамской лѣсъ не двинется къ Донзинану»; и вотъ, лѣсъ движется къ Донзинану.— Къ оружію! въ поле!— Если вѣсть его справедлива — безполезно и бѣжать отсюда и оставаться здѣсь. Солнце начинаетъ надоѣдать мнѣ; желалъ бы, чтобъ теперь рушилось и все мірозданье. — Бейте въ набатъ! — Бушуйте же вѣтры! несись гибель! умремъ, покрайней мѣрѣ, съ оружіемъ въ рукахъ!

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА 6.

Тамъ же. Поле передъ замкомъ.

Входятъ съ барабанными боемъ и съ распущенными знаменами Мэлькольмъ, Старый Сивардъ, Мэгдофъ и прочіе. Всѣ воины съ зелеными вѣтвями въ рукахъ.

   МЭЛЬК. Теперь мы довольно близко; бросьте густолиственные щиты ваши, покажитесь тѣмъ, что вы есть.— Ты, мой достойный дядя, вмѣстѣ съ благороднымъ своимъ сыномъ, начнешь сраженіе; доблестный Мэкдофъ и мы — согласно нашимъ прежнимъ распоряженіямъ, возьмемъ на себя остальное.

   СИВАР. Прощайте же.— Намъ только бы встрѣтить тирана, а тамъ, — гибни, кто не умѣетъ сражаться.

   МЭКД. Заставьте говорить трубы; дайте голосъ шумнымъ предвѣстникамъ крови и смерти.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА 7.

Тамъ же. Другая часть поля.

Входитъ Мэкбетъ.

   МЭКБ. Они привязали меня къ столбу; бѣжать я не могу, долженъ драться, какъ медвѣдь на травлѣ.— Гдѣ жь этотъ нерожденный женщиной? Только онъ мнѣ и страшенъ.

Входитъ Сынъ Сиварда.

   С. СИВ. Твое имя?

   МЭКБ. Ты испугаешься его.

   С. СИВ. Будь оно ужаснѣе всѣхъ именъ ада — я и тогда не испугаюсь.

   МЭКБ. Мэкбетъ.

   С. СИВ. Самъ дьяволъ не придумалъ бы для меня имени ненавистнѣе.

   МЭКБ. И страшнѣе.

   С. СИВ. Ты лжешь, гнусный тиранъ; мой мечъ докажетъ тебѣ это. (Они дерутся; молодой Сивардъ падаетъ.)

   МЭКБ. Ты рожденъ женщиной. — Смѣюсь я надъ мечами, издѣваюсь надъ оружіемъ, сверкающимъ въ рукѣ рожденнаго женщиной! (Уходитъ.)

Шумъ битвы. Входитъ Мэкдофъ.

   МЭКД. Въ этой сторонѣ бой сильнѣе.— Покажись же, тиранъ! падешь ты не отъ моей руки — души жены и дѣтей не дадутъ мнѣ покоя. Я не могу убивать бѣдныхъ Керновъ, руки которыхъ наняты носить копья; мнѣ надо тебя, Макбетъ, или мой мечъ возвратится въ ножны незазубреннымъ, ничего не сдѣлавъ. Ты долженъ быть тамъ; по страшной свалкѣ видно, что тамъ дерется кто-нибудь изъ могучихъ. О, счастіе, дай мнѣ найти его; больше я ничего не прошу. (Уходитъ.)

Входятъ Мэлькольмъ и Старый Сивардъ.

   СИВАР. Сюда, принцъ.— Замокъ сдался безъ боя; воины тирана сражаются и на той и на другой сторонѣ; благородныя таны отличаются. День почти рѣшился уже въ вашу пользу; еще немного, и все кончено.

   МЭЛЬК. Мы встрѣтили врага, который разитъ все, кромѣ насъ.

   СИВАР. Займемте жь замокъ. (Уходятъ. Шумъ битвы продолжается.)

Возвращается Мэкбетъ.

   МЭКБ. Нѣтъ, я не разыграю римскаго глупца, не умру отъ собственнаго меча своего; лучше убивать другихъ, пока видишь еще живыхъ передъ собою.

Входитъ Мэкдофъ.

   МЭКД. Стой, адская собака, стой!

   МЭКБ. Изъ всѣхъ живущихъ, тебя только одного и избѣгалъ я; оставь меня, — и такъ много ужь твоей крови на душѣ моей.

   МЭКД. У меня нѣтъ словъ, мой голосъ въ мечѣ моемъ; всей твоей гнусности, кровожадный бездѣльникъ, словами не выразишь. (Они сражаются.)

   МЭКБ. Напрасны всѣ твои усилія. Легче поранить тебѣ невредимый воздухъ, чѣмъ источить изъ меня хоть одну каплю крови. Рази, кого можно поразить; моя моя жизнь зачарована — ей не страшенъ рожденный женщиной.

   МЭКД. Погибни жь на зло всѣмъ чарамъ; пусть демонъ, которому ты всегда служилъ, скажетъ тебѣ, что Мэкдофъ не рожденъ женщиной, что онъ прежде времени былъ вырваннъ изъ чрева матери.

   МЭКБ. Будь проклятъ языкъ произнесшій это; онъ уничтожилъ во мнѣ лучшую доблесть мужа. Не вѣрь никто враждебнымъ силамъ; онѣ только дурачатъ насъ двусмысленностями, сдерживаютъ обѣщанія, и измѣняютъ всѣмъ надеждамъ нашимъ! — Я не дерусь съ тобой.

   МЭКД. Такъ сдайся жь, трусъ, и иди на позоръ и диво всему міру. Мы намалюемъ тебя, какъ рѣдчайшее чудовище на вывѣскѣ, а внизу подпишемъ: «здѣсь показываютъ тирана».

   МЭКБ. Мнѣ сдаться, чтобъ лобызать прахъ, попираемый безбородымъ Мэлькольмомъ? чтобъ слушать проклятія черни?— никогда! Пусть Бирнамскій лѣсъ пришелъ къ Донзинану, пусть ты не рожденъ женщиной — я готовъ на послѣднее. Вотъ, я бросаю вѣрный щитъ мой; защищайся! — проклятіе тому, кто первый закричитъ: «стой, довольно!» (Уходдъ сражаясь.)

Отступленіе. Трубы. Входятъ съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами Мэлькольмъ, Старый Сивардъ, Россе, Леноксъ, Энгостъ, Кэтнесъ, Мэнтисъ, и войско.

   МЭЛЬК. Желалъ бы, чтобъ всѣ отсутствующіе друзья возвратились здравы и невредимы. ‘

   СИВАР. Инымъ не возвратиться ужь; и все-таки, судя, по всему, великій день этотъ обошелся намъ очень дешево.

   МЭЛЬК. Недостаетъ только Мэкдофа и вашего благороднаго сына.

   РОСС. Вашъ сынъ, почтенный лордъ, выплатилъ долгъ война. Онъ жилъ, пока не сдѣлался мужемъ; доказавъ и страшномъ боѣ доблесть свою, онъ палъ какъ мужъ.

   СИВАР. Такъ онъ умеръ?

   РОСС. И взятъ уже съ поля битвы. Но вы не соразмѣрите вашей скорби его доблестямъ, потому что въ такомъ случаѣ она будетъ безконечна.

   СИВАР. А раны спереди?

   РОСС. На челѣ.

   СИВАР. Что жь, онѣ будетъ воиномъ Бога. Имѣй я столько же сыновей, сколько волосъ на головѣ, ни одному изъ нихъ не пожелалъ бы я смерти лучше этой. Вотъ погребальный звонъ его.

   МЭЛЬК. Онъ заслуживаетъ большаго сожалѣнія; долго буду я грустить о немъ.

   СИВАР. Большаго онъ не заслуживаетъ. Они говорятъ, что онъ умеръ прекрасно, расплатился какъ должно — и слава Богу!— Вотъ вамъ еще новая радость.

Входитъ Мэкдофъ съ головой Мэкбета.

   МЭКД. Да здравствуетъ король! теперь король ты въ самомъ дѣлѣ. Вотъ голова проклятаго похитителя; Шотландія свободна. Ты окруженъ перлами королевства; души ихъ вторятъ моему возгласу, да соединятъ же они и голоса свои съ моимъ; да здравствуетъ король Шотландіи!

   ВСѢ. Да здравствуетъ король Шотландіи! (Трубы.)

   МЭЛЬК. Мы не замедлимъ вознаградить каждаго изъ васъ за любовь и службу. Благородные таны и родственники, будьте отнынѣ графами, первыми представителями этого, неизвѣстнаго еще въ Шотландіи сана. Что же до прочихъ, требующихъ времени распоряженій — до возвращенія изъ ссылки друзей, бѣжавшихъ сѣтей неусыпнаго тирана, до розысканія кровожадныхъ помощниковъ издохшаго мясника и его сатанинской королевы, которая, какъ говорятъ, сама лишила себя жизни, — все это, съ Божіею помощію, будетъ сдѣлано въ свои время и въ своемъ мѣстѣ. Еще разъ благодарю васъ всѣхъ вмѣстѣ и каждаго въ особенности, я приглашаю на коронацію нашу, въ Скону.