Послание к Людмилу

Послание к Людмилу.

 

 

 

С каким торжественным и радостным лицом,

С каким востoргом мне, Людмил, ты объявляешь,

Что, резвой Талии решившись быть жрецом,

Досуги ты свои Театру посвящаешь.

Поверь, в том жалости, мой друг, ни мало нет,

Кто вздумал дать тебе столь пагубный совет,

Скажи: какой злой дух, конечно в наказанье

За тяжкие грехи, — внушил тебе желанье

На этом поприще твоих изведать сил?

Иль участь горькую не знаешь ты, Людмил,

В удел сужденную Комическим Поэтам?

Веселья все забыв, расставшись с целым светом,

Трудам всю жизнь свою ты должен посвятить;

С терпеньем слушать вздор, без ропота сносить

Насмешки остряков, нападки Журналистов,

Суждения купцов, лакеев, копеистов,

И словом всей Москве отдав себя на суд.

За милость почитать, когда из снисхожденья.

Порядком осмеяв твое произведенье,

С ним вместе и тебя забвенью предадут.

Все это б доказать я мог легко примером:

Но  участии других тебе не можно ждать:

„Уж верно будешь ты вторым у нас Мольером;

„Все станут — и должны тебе рукоплескать.“ —

Согласен и на то.— Не скажем мы ни слова,

Как много ты ночей провел совсем без сна;

Положим, что твоя Комедия готова,

Отдать ее в Театр — забота лишь одна

Осталася тебе; — и вот, из доброй воли

Мытарства все пройдя, успеешь наконец;

Пиеса принята; расписаны все роли,

Друзья заранее плетут тебе венец,

Враги до времени свою скрывают злобу,

И ты, довольный всем — являешься на пробу:

Спешишь ее начать… О бедный мой Людмил!

Крепись, мой друг, терпи! час бедствий наступил!

Каких ты перенесть не должен испытаний,

Препятствий, и досад — несносных истязаний…

Ты верно скажешь мне: „, все это не беда,

„Награду приобресть не можно без труда“—

Она перед тобой — твоя — в том нет сомненья!

И вот настал уж день, желанный, представленья;

На сцене ты давно— в ужасных суетах

С смущеньем на челе, с улыбкой на устах

К актерам всем в глаза с поклоном забегаешь,

Здесь руку жмешь слуге — там дядю обнимаешь,

И даже сам суфлёр, попав к тебе в друзья,

Бросает вкруг себя взгляд важный и спесивый.

Но вот шумит партер, — сей грозный судия,

В суждениях своих нередко торопливый

Пробило шесть часов — знак подан роковой;

Хлопочет режисёр, актеров всех сзывая,

Оркестр гремит — и ты с поникшей головой,

Смятение свое и страх едва скрывая,

Спешишь среди кулис прижаться в уголок,

Хоть скромность лишняя не авторской порок;

Поверь, Людмил, в сии минуты ожиданья

Изчезнут все твои надменные мечтанья,

Надежда пропадет; — твой пруд, в котором ты

Доселе находил одне лишь красоты,

Представится тебе столь мелким и ничтожным,

Что всякий уж успех считая невозможным,

Предвидишь торжество — завистников твоих!

Погрешности забыть стараешься напрасно–

Ошибка каждая и каждый слабый стих,

Все — все придет на ум — теперь ты видишь ясно:

Завязка сбивчива — интрига неверна —

Так точно! — Боже мой! Комедия дурна!

Все зрители должны дремать, заснуть от скуки…

Уже ты чувствуешь начало адской муки —

Ты слышишь злобный смех, и шиканье, и свист —

Ты видишь пред собой — о страшное явленье!

Как с сердцем ледяным, холодный Журналист,

Подробно описав постыдное паденье

И подписью скрепив твой смертный приговор,

В листках своих тебя выводил на позор! —

Тогда, Людмил, с каким душевным сокрушеньем

Ты вспомнишь мой совет — винишь, клянешь себя. —

Но вдруг затихнет все — и вместе с представленьем

Мученья новые начнутся для тебя.

Ты с трепетом глядишь на каждого актера:

Недаром за себя боишься и за них.

Тот вытти опоздал — тoт скушал целый стих.

А здесь другой, отстать не смея от суфлера,

Без точки с запятой не скажет ничего.

Терпи, Людмил! — терпи — а более всего

Показывать не смей ни гнева, ни досады,

Но вот уж наступил желанный час награды:

Могущество свое доказывать любя,

Партер шумит, кричит и требует тебя.

Все эти вызовы между собой похожи:

С приличной скромностью, согнувшись весь в кольцо,

Приятелям своим покажешь ты из ложи

Давно уже для них знакомое лицо, —

Доволен — счастлив ты! не спорю я с тoбою:

Но знаешь ли, какой ужасною ценою

За этот счастья миг ты должен заплатить? —

Жрец истины святой, всегдашний бич порока,

Поэт Комический льстeцом не может быть,

И если не успел хорошего урока

Он дать насмешникам, надменным богачам,

Иль, кистью верною изображая нам

Бесстыдного ханжи смиренную личину,

Не смел сорвать с него обманчивый наряд,

Несмел сказать в глаза большому Господину:

Что гордость есть порок — что славных предков ряд,

Без собственных заслуг, достойных уваженья,

Не слава для него — а стыд и поношенье,

Коль хитрость и обман— злословье и вражда

Судью не строгого найдут в тебе, — тогда

Напрасно ты себя Поэтом называешь

Но если ты сей долг священный исполняешь,

И смело обличать порок — везде готов,

То знай, мой друг: полки бесчисленных врагов

Возстанут на тебя всеобщим ополченьем,

Весь ум свой изострят над бедным сочиненьем,

Найдут погрешности, не сыщут в нем  красот,

И чтоб верней убить едва возникший Гений,

Творение твое, прекрасный, зрелый плод

Ужаснейших трудов, глубоких размышлений, —

О стыд! с каким нибудь Посланием сравнят;

Проснется клевета — Зоилы зашипят:

Тогда, при помощи услужливых журналов,

Презренная толпа новейших Ювеналов,

Тяжелых, как свинец — педантов и вралей,

И словом сборище парнасских всех пчелей,

Когда туча над тобой развернется и грянет;

Под тяжким, желчью их напитанным пером,

Твой юный, свежий лавр безвременно завянет;

И ты, Людмил, поверь, согласен будешь в том,

Что лучше век не быть Комическим Поэтом,

Без славы умереть, — чем сделаться предметом

Злословья, клеветы и злобных Эпиграмм.

Ты хочешь мне сказать:—„ я знаю это сам;

„Поэтам истинным прилична ль боязливость?

„Что значит в их глазах врагов пристрастный суд?

„И рано ль — поздно ли — а верно справедливость,

„Таланту твоему потомки отдадут:

„. Забвение твоим не может быть уделом. »

„Оставя за собой в твоем полете смелом

„Ничтожных всех певцов — Театр украсив наш,

„Творения свои векам ты передашь!»

— Прекрасно, милой мой!— большое утешенье,

Награда лестная — всю жизнь терпя гоненье,

По смерти быть в чести! не лучше ли хотеть,

Безвестный кончив век— спокойно умереть,

Чем жертвой вечной быть интриг и вероломства?

К чему нам льстить себя бессмертия мечтой?

Что слава мне тогда, и что мне до потомства,

Когда в сырой земле и прах истлеет мой?

Что нужды мне, что свет и лживый и коварный,

Раскаешься тогда в суждении своем?

Нет, нет, Людмил! оставь сей труд неблагодарный!…

Коль славным хочешь быть, ступай иным путем!

Известность не всегда подруга дарованья

Будь Лириком, мой друг! — примись ка за Посланья,

Писателей друзей хвалить не уставай:

Хороших — потому, что их хвалить не. стыдно,

Дурных же для того, чтоб не было обидно:

Описывай пиры, а чаще их давай;

А так, как здравый смысл давно уже не в моде,

То можешь иногда писать и в мрачном роде:

Поймут тебя, иль нет… что нужды — все равно!

А лучше и того, певец любви счастливой,

Воспой прелестный взгляд Лаисы прихотливой,

Забавы юности, беспечность и вино. —

„, Да это, скажешь ты, не новые предметы:

„В сем роде есть давно отличные Поэты.»»

От них-то и живись! — Гражданские права

Не значат ничего в Республике Словесной:

Талант  украсть нельзя, — так выкради слова.

Лeти во след мечты — крылатой и прелестной,

Все сны волшебные чувствительной души,

И неги праздной сон описывай в тиши,

Оплачь потерю дней, в чужбине проведенных,

Кипящей младости отцветшие года.

Короче модных слов, талантом освященных

Будь полным Словарем — описывай всегда

Души растерзанной все бури и ненастья,

Цвет жизни молодой — грядущего обет,

Бывалые мечты — а пуще сладострастье!

Без этого словца, в стихах спасенья нет.

Хоть это все старо — не спорю я ни мало;

За то, Людмил — чернил лишь только бы достать

А то, мой друг, пиши! — стихи твои жестки?

Не бойся ничего! — Друзья найдут в них силу,

Разбавлены водой?— так что ж? они легки!

Ошибки все простят богатому Людмилу.

Шампанским кто поит — того никто не тронь!

Нет смыслу наконец — за то какой огонь —

И словом: ты рожден Писателем чудесным!

Ты должен славным быть, ты должен быть известным!

Стихам твоим гремит повсюду похвала;

И вскоре, может быть, без всяких затруднений,

По милости друзей и сытного стола,

Ты будешь все — талант, Поэт, и даже Гений.

 

 

М. Загоскин.

Соревнователь просвещения и благотворений, 1823 г. Часть 22