По дороге из Трегье в Треву, несколько в стороне, стоит старая часовня, окружённая запущенным, совсем заросшим кладбищем, на котором давно уже никого не хоронят. Около часовни виднеются остатки какого-то здания.
Старожилы говорят, что это был замок, разрушенный якобинцами во время революции, но что и до того времени, примерно лет сто, никто в нём не жил, и разрушать его не было нужды, — и сам собою разрушился бы он в самом недалёком будущем.
Замок этот был не древний, — построенный не ранее XVI века, и принадлежал мирным бретонским помещикам. Но лет за сто до революции вся семья вымерла, и доживал здесь свой век только последний потомок её, — одинокий, грустный и молчаливый старик.
Вырос он в этом замке; здесь, на кладбище, прилегавшем к нему, похоронил всех своих близких и остался доживать свой век вдвоём с преданным ему слугой, таким же стариком как и он сам.
Когда люди высказывали удивление, как это живут они в таком уединении одни-одинёшеньки, они всегда отвечали с улыбкой:
— А вы не считаете наших дорогих покойников, что лежат тут же, под самыми окнами нашего замка? Право, мы в большом обществе!
Дом стоял на вершине довольно высокой горы, и подъём к нему был очень крут, а потому старики наглухо заперли ворота своего замка и сообщались с внешним миром лишь через старое кладбище, откуда путь шёл совершенно пологий.
Окрестные женщины очень любили обоих кротких, безобидных стариков и помогали им, чем могли, — чинили им бельё, носили им молоко и оказывали всякие другие мелкие услуги. В кладбищенской часовне всегда горели лампады, и те же женщины помогали им поддерживать в них постоянный огонь.
Но вот, в один прекрасный день пришёл слуга в деревню и позвал в замок сиделку, — очень плохо было его господину. На другой день позвал он и другую, чтобы они чередовались у больного.
Недели две лежал уже старик, не вставая с постели, и было ясно, что не сегодня-завтра выроют новую могилу на старом кладбище около замка. Ни священника, ни доктора не звал однако к себе больной. И стали сиделки приставать к старому слуге, как это берёт он на свою душу такой тяжкий грех, — вдруг умрёт его господин без покаяния.
Решился слуга переговорить с больным и в тот же вечер, укладывая его на ночь, сказал ему об этом.
— Ну что ж? Завтра пораньше утром сходи в Трегье и попроси кюре придти ко мне. Давно уже и сам я собирался причаститься да всё откладывал, — думал, поправлюсь немного и сам схожу в церковь. Да видно, уж не поправиться мне!
С вечера сказал слуга сиделкам, что рано утром пойдёт он за священником, и лёг спать. Но плохо спалось ему, — всё думал он о том, как пойдёт он к кюре и что ему скажет, что, пожалуй, тот ещё не захочет идти напутствовать больного, который так давно уже хворает и только теперь собрался пригласить его. Такие и подобные им мысли долго не давали ему заснуть.
Но вот, услыхал он, что поют петухи. Встал он тихонько, вызвал сиделку и сказал ей, что идёт за кюре, так как дорога дальняя, и кюре должен успеть побывать тут до обедни.
Было ещё совсем темно, когда выходил он из замка, и он не без труда нащупал ногой ступеньки, ведущие к кладбищу.
«Неприятно, однако, проходить ночью по кладбищу, — подумал он, — хотя дурной час уже прошёл».
Но не успел он подумать этого, как увидал какую-то тень, которая вдруг поднялась с земли и пошла ему навстречу. Испугался было старик, но разглядев в подходившем молодого человека, несколько успокоился. Молодой человек был хорошо одет и вежливо поздоровался с ним.
— Здравствуйте, — сказал ему юноша, — вы что-то очень уж рано собрались в путь.
— Право, не знаю, который теперь час, — я вышел из замка, когда пропел петух.
— Да, белый петух. [В Бретани белых и серых петухов не считают способными петь вовремя, пение их не считается действительным, и привидения и духи не боятся его] А куда вы идёте?
— Я иду в Трегье.
— Ну, и я тоже. Пойдёмте же вместе.
И они пошли.
Старый слуга сначала было встревожился, но молодой человек внушил ему такое доверие, что он вскоре совершенно ободрился и разговорился, рассказал ему, куда идёт и по какому делу, чего опасается и т. п. Молодой человек почти ничего не отвечал, но казалось, слушал его очень внимательно.
Между тем ещё раз пропел петух.
— Ну вот и утро, — оказал слуга.
— Нет ещё, — это поёт серый петух.
Действительно, долго ещё шли они вперёд, а ночь была так же темна.
Молодой человек молчал. Старик же опять начинал тревожиться: чем более приглядывался он к молодому человеку, тем страннее казались ему его наряд и вся его манера.
Наконец, опять пропел петух.
— Ну, вот, теперь это уж третий петух! — сказал старый слуга со вздохом облегчения.
— Да, это красный петух, — утро не замедлит, — отвечал ему молодой человек. — Вы видите, что вы вышли из дому чересчур рано и очутились на кладбище ровно в полночь. В другой раз старайтесь выходить позднее, — если бы я вас не встретил, вы могли бы наткнуться на пути на многие неприятности. А теперь возвращайтесь домой, — кюре уже предупреждён и через час будет в замке. Прощайте, Франсуа!
С этими словами незнакомец исчез в утреннем тумане.
Старый слуга оцепенел от недоумения: уже много-много лет прошло с тех пор, как никто не называл его по имени, да вряд ли кто-либо из окрестных жителей и знал его имя: все они так же, как и его господин обращались к нему не иначе, как со словом «старина»: «Ну, что, старина? Здравствуй, старина! Прощай, старина!»
Что же бы это был за человек? И вдруг показалось старому слуге, что он когда-то давно-давно видал его где-то и даже очень хорошо его знал. Но когда и где, он так и не мог вспомнить, — память давно уже изменяла ему.
Вернулся слуга в замок и, увидав его, крикнула ему сиделка:
— Ну, слава Богу, что вы вернулись, а то мы очень боялись, как бы господин ваш не скончался без вас, пока ходили вы за священником.
Через час пришёл кюре и напутствовал умирающего.
Весь этот день прошёл спокойно. Больной тихо лежал в своей постели, а сиделки по очереди читали ему Книгу Жизни, оставленную для него священником. К вечеру больному, казалось, стало лучше, и старый слуга, не смыкавший ни на минуту глаз во всю прошлую ночь, лёг в соседней комнате и сейчас же крепко заснул.
Сколько времени спал он там, он и сам не мог бы сказать. Вдруг услыхал он, что его кто-то зовёт.
— Франсуа! — окликал его знакомый голос, голос который он только что недавно слышал.
«Да это зовёт меня молодой барин», — подумал он впросонках, поднимаясь с подушки и садясь на постели.
«Молодой барин! Да ведь он же сорок лет тому назад умер!» — спохватился он и вдруг похолодел от ужаса: молодой человек, встретившийся ему ночью, был точь-в-точь младший брат его господина, давно уже умерший и похороненный на этом же самом старом кладбище.
С трудом приходя в себя от испуга, с закрытыми ещё глазами, стал он прислушиваться, и показалось ему, что кто-то идёт по комнате. «Верно, это сиделка пришла будить меня», — подумал он и открыл глаза. Было светло как днём, — яркий лунный свет заливал всю комнату, но в ней никого не было.
Успокоившись немного, он снова заснул, но вскоре опять проснулся от холода. Луна светила по-прежнему, и окно в его комнате было открыто настежь. Сильно удивился этому слуга.
«Неужели забыл я затворить окно?» — подумал он и встал, чтобы затворить его, но, выглянув за окошко, остолбенел от удивления: по двору замка прохаживался какой-то высокий, худой человек, в большой, широкополой шляпе; ходил он взад и вперёд, под самыми окнами, как будто поджидая кого-то. Невдалеке стояла старая телега или дроги, запряжённые парой высоких, худых лошадей в чёрных попонах и с пучками длинных перьев на голове. Оцепенел от ужаса старик и ползком вернулся к себе в постель, оставя окно открытым. С полчаса лежал он так, наблюдая, как огромная тень человека, ходившего взад и вперёд по двору, отражалась в окнах и вырисовывалась на лунных пятнах на полу комнаты. Но вот, услыхал он шаги за стеною: кто-то вышел из комнаты больного и прошёл в его комнату.
Это был высокий, худощавый человек, закутанный в плащ ещё плотнее того, что гулял по двору. Он прошёл совсем близко к постели слуги и вышел в открытое окно. Вслед за ним шёл и сам владелец замка, шёл он медленно, постукивая какою-то длинной палкой или костылём.
Несмотря на весь свой страх, старый слуга вскочил с постели и, подойдя к своему господину, спросил его:
— Куда идёте, вы сударь?
Улыбнулся тот и отвечал:
— Прощай, друг! Спасибо за священника.
При этих словах всё исчезло; — окно захлопнулось словно от сильного порыва ветра, и по старой мостовой двора задребезжали колёса.
В испуге бросился старый слуга в комнату своего господина. Там всё было тихо и спокойно: сиделка спала крепким сном у постели больного, душа которого поднялась уже в заоблачные высоты, чтобы соединиться с близкими его сердцу, о которых он не переставал думать во время своей жизни на земле.
Слух о видении слуги распространился по всем окрестностям, и никто с тех пор не хотел жить в замке, словно не для каждого из живущих на земле должен наступить торжественный и великий день кончины, словно не каждому суждено рано или поздно видеть у своего изголовья суровые и строгие черты ангела Смерти.
Но, как бы то ни было, целую сотню лет простоял замок необитаемым, и окрестные жители, хотя и не боялись днём проходить мимо «старикова дома», как они называли его, по ночам никогда не отваживались проходить вблизи старого кладбища; не отваживался на это ни один даже самый храбрый человек, и сам кузнец из Трегье никогда не проходил вечером по этой дороге. А уж он ли не был храбр и отважен!
————————————————————————————
Распознание, подготовка текста, современная орфография: Евгений Зеленко, март 2014 г.
Скачать