Тьма

Тьма.

 

(Из Лорда Бейрона.)

 

Я видел сон, который не совсем был сон. Светозарное солнце погасло, звезды без лучей странствовали во мраке посреди вечного пространства; оледенелая, и как бы слепая без луны земля висела в сумрачном воздухе. Утро при ходило, уходило и опять возвращалось; но не приводило с собой дня. В ужасе всеобщего бедствия люди забыли свои страсти: самые холодные, себялюбивые сердца томились одною потребностью — потребностью света. Повсюду зажигали огни и толпились около сияющего пламени: Престолы и чертоги Царей, хижины, домы сожжены для подания знаков. Города сделались добычею пожара — и люди толпились вокруг пылающих домов своих, чтоб еще раз увидеть друг друга. Счастливы те, которые обитали близ жерла гор огнедышащих. Мир питался еще одною надеждою, смешанною с бесчисленными страхами. Зажгли леса, но пожар быстро пожирал их; скоро оставался только пепел. Древесные пни догорев, с треском потухали, и все в прежний мрак погружалось. Их подвижное пламя бросало свет молний на чело смертных и давало им вид необыкновенный. Одни кидались на землю, закрывали лицо и плакали; другие, скрестив на груди руки, опускали голову, и силились улыбнуться. Большая часть бегала туда и сюда и хлопотала о дровах для надгробных костров своих. Они взглядывали беспокойно и мутными глазами на завесу неба, подобную гробовому крепу, наброшенному на труп мира, и потом валялись в пыли, скрежетали зубами, ревели как дикие звери и богохульствовали. Хищные птицы, испуганные, летали почти по земле, испускали отвратительные крики и тщетно били воздух крыльями. Самые лютые звери сделались смирны и боязливы; змеи пресмыкались и свивались в присутствии людей; шипели, но забывали ядовитое жало. Их убивали на пищу; и скоро война, на минуту усыпленная, воспрянула с новою яростию . . . . только кровью покупали себе хлеб насущный, и каждый, удалясь в свой вертеп, пожирал свою добычу. Любовь забыта; у всех оставшихся в живых была одна мысль, — мысль о смерти близкой и бесславной. Мучительный голод терзал их утробу. . . человеки умирали и их кости лежали непогребенными. Тощие трупы пожирались людьми столь же худощавыми; псы нападали на собственных господ своих, все, исключая одного, который остался верен трупу бывшего своего господина и защищал его от птиц, зверей и людей голодных, до тех пор, пока иные из них издохли от голода, а другие начали грызть тела издыхающих. Сей пес не хотел принять пищи; он выл жалобно и беспрестанно, и умирая лизал еще руку, которая уже не могла ласкать его.

Мало по малу голод опустошил вселенную; остались в живых только двое: непримиримые враги между собою. Они встретились подле угасающих угольев олтаря, на котором лежали священные утвари, приготовленные для мирского употребления; холодными и безобразными руками разгребли они еще неиспепелевшую золу, раздули огонь, который вдруг ярко вспыхнул. Они взглянули друг на друга, узнали себя, вскрикнули, и умерли, ужаснувшись своего взаимного безобразия.

Свет опустел; цветущие города, многолюдные области представляли какое-то смешение: без перемены времен года, без зелени, без деревьев, без людей, без жизни — хаос смерти, вещество неподвижное. Реки, озера, моря стояли тихи и безмолвны; ничто не нарушало молчания их бездны, корабли без пловцов гнили у берега; их мачты падали, но не колыхали вод своим падением. Волны замерли; они лежали как в могиле. Луна, имевшая влияние на их срочное движение, уже не светила. Ветры спали в стоячем воздухе; облака рассеялись: тьме в них не было надобности; тьмою покрылась вся вселенная.

 

Я.

Царское село.

1824г.